Описание мира на языке счетов

То, что задача бухгалтерии — считать деньги, — очень старое мнение. Раньше в России бухгалтера так и называли счетоводом. Но если вглядеться в само слово «счетовод», то в нем видны два корня. Один — счет, а другой — ведение, вождение.

Кажется, что «счет» должно означать, что задача счетовода — считать. Но если вдуматься, то задача — делать счета, писать сче­та, а потом их «вести», то есть приводить в определенный порядок.

Конечно, уметь считать при делании счетов надо. Но это все­го лишь особенность бухгалтерского языка — он на половину состоит из цифр. На самом деле счета не считают, а пишут. Пи­шут и математическими знаками. Пишут или составляют.

Определение понятия «бухгалтерия», которое дает «Словарь иностранных слов» еще начала века, тоже включает в себя счето­водство. Но в целом оно очень точно определяет суть бухгалте­рии: «Наука счетоводства и ведения торговых книг, дающая воз­можность во всякое время видеть положение дела и определить состояние имущества и его изменения».

Когда бухгалтерию считают счетоводством, то есть считают главной задачей бухгалтерии счет денег, то сутью бухгалтерии становится составление балансов, то есть выведение суммы при­хода-расхода. Очень многие так и считают, что главное в бухгал­терии именно приход-расход.

Однако, как раз это весьма частная вещь, и значение прихо­да-расхода раздуто, в первую очередь, из-за необходимости от­читываться перед внешними организациями.

Повторю. Главная задача бухгалтерии — это делать полноцен­ное описание предприятия как мира па бухгалтерском языке, на языке счетов.

 

Что входит в описание мира, с точки зрения человека?

Во-первых, описание мира природного.

Во-вторых, описание сил и законов, в этом мире действующих и им правящих. Для той части, что я называю мир-природа, силы и законы проявляются в виде неизбежности, которые надо при­нять как данность, и действовать, исходя из них.

 

В части же мира-общества они существуют в мире правил, записанных в законодательстве, а также договорами, приказами и распоряжениями.

Если вы вспомните, то все приказы, связанные с устрой­ством предприятия, учитываются в бухгалтерии.

Все это означает, что бухгалтерия не просто должна обладать полным описанием предприятия, но и сама по себе полностью ему соответствовать и повторять своим устройством. Бухгалтерия — это уменьшенный образ предприятия.

И действительно, если вглядеться в устройство бухгалтерии, то вы обнаружите отраженными в нем все отделы предприятия. Какие-то будут иметь бухгалтеров, отвечающих за них, какие-то будут скрыты в книгах, собранных у одного человека. Все, что имеет в предприятии отношение к току силы, писано в бухгал­терские книги и так или иначе в них может быть обнаружено.

Вот это и есть главная задача бухгалтерии.

Что же можно там обнаружить?

Списывание действий управляющего по неуязвимости мира я пока хочу опустить.

Туда входит всяческая внешняя работа — с банками и финорганами.

Я ставлю ее на последнее место, чтобы показать, что самое главное, без чего не будет ни бухгалтера, ни его значимости, ни возможности всем ее показывать — это все-таки само предприя­тие, его работники и его условия зарабатывания денег. И уж только потом отчеты и неуязвимость.

Защищать нужно, но было бы что защищать. Это настолько всем понятно, что есть смысл сразу поговорить о более сущностном и более скрытом.

1. Начнем с Мира-природы.

В бухгалтерских книгах должны быть описаны все материаль­ные предметы предприятия. Это помещения, оборудование, транспорт.

Не записаны, а именно описаны.

В чем разница?

Записать, что у нас есть такое-то здание или такой-то ста­нок, может и обычный писец на обычном языке. Как бы я ни строго относился к личностям бухгалтеров, но личность — это одно, а профессионализм — другое. В целом бухгалтер действи­тельно обладает исключительными знаниями. Он знает, как описы­вать вещи на языке силы.

Поскольку сила потребляется нами только в съедобном виде, то есть в виде денег, то и описания, которые создает счетовод, — это описания на языке денег, да еще и предписывающие людям определенные действия.

Пример. Когда бухгалтер описывает здание или станок, он указывает его изначальную стоимость, то есть стоимость пред­мета в тот миг, когда предприятие его получило или приобрело. Но в этом же описании уже заложена задача через определенные промежутки времени учитывать износ вещи, то есть падение ее стоимости. И этот учет износа есть предписание для всех прове­ряющих исходить в своих расчетах из этой и только из этой сто­имости вещи. И как бы ни был враждебно настроен проверяю­щий, он поведет себя в этом отношении так, как написал бухгалтер. Если только бухгалтер не ошибся, конечно.

Есть ли в этом способе описания мира действительная ма­гия? Конечно, нет тут никакой собственной магии. И тем не менее, бухгалтерские записи магичны, поскольку передают уп­равление. Магичность эта передана подобным записям большим договором, действующим по всему государству, исходить при рас­чете стоимости предметов, принадлежащих предприятиям, из определенных правил.

И поскольку эти правила едины как для предприятий, так и для проверяющих, рождаются взаимное управление (приведе­ние в соответствие правилам) и иллюзия силы бухгалтеров.

Итак, какова бы ни была скрытая суть этой силы, на поверх­ности мы имеем в бухгалтерских книгах не записи, а описания мира, выполненные магически.

Следующая часть описания мира-природы — это описание неизбежностей. Что это такое?

На основе жизненного опыта мы знаем различные взаимо­связи. И до тех пор, пока не найдено способов их обойти, мы вынуждены им следовать неуклонно.

К примеру, чтобы точить болты, нужно иметь токарно-винторезный станок и нужно иметь заготовки болтов. Иного пути нет. Хочешь точить болты, покупай станок и покупай или изго­тавливай заготовки.

Если ты эти болты продаешь, и их сегодня покупают по руб­лю штука, то для получения 1000 рублей нужно закупить не ме­нее 1000 заготовок. Это та же неизбежность. И так далее, и тому подобное.

Все подобные неизбежности записываются в бухгалтерских книгах языком магии, то есть языком, предписывающим опре­деленные действия. Как?

А, например, так: перевести в текущем месяце 200 рублей такому-то заводу в оплату за 1000 заготовок болтов.

Все эти долгие рассусоливания о том, как устроен мир, ко­торые я себе позволяю, в магическом тексте, как в тексте ком­пьютерной программы, опускаются. Там должны быть только концентрированные взаимодействия и управление. На то он и магический. Тем не менее, если бы кто-то задался целью описать предприятие обычными словами, то ему нужно было бы всего лишь пройтись по всем бухгалтерским записям и перевести их в другой язык — язык бытовой речи.

Кстати сказать, это постоянно делается, когда работники обучают друг друга или, когда Руководитель пишет должност­ные обязанности. Так что уметь рассказать обычными словами, что скрывается за бухгалтерской записью, — одна из учебных дисциплин Школы производственного обучения.

Итак, в записях о всевозможных производственных платежах скрывается полное описание мира-предприятия как мира неизбежностей. Его надо выделить в отдельный предмет и изучить, когда знакомишься с предприятием.

2. Теперь Мир-общество.

В любой бухгалтерии есть полное описание устройства пред­приятия как княжеского стола или кормушки. Тут я использую понятие из учебного курса нашего Училища народной культуры. Это ведомости начисления зарплат и соответствующие приказы о назначениях на должности, которые в свою очередь напрямую связаны с должностными обязанностями и устройством мест и самого предприятия.

Магичность этих документов настолько велика, что ежеме­сячно два или более раза проводятся обряды их магического под­держания с выходами в измененные состояния сознания и, сле­довательно, жертвоприношениями богам.

Это дни получения получек и следующие за ними пьянки. Только христианская неукротимая враждебность ко всем иным культам заставила человечество морально осудить пьянство, как служение нехристианскому богу. Но суть пития, мы уже это об­суждали, — это расширение сознания и выходы в те его слои, где становится возможным общение с богами, снимающими боль. Сутью жертвоприношения является жерание — пожирание жер­твы (жератвы) жрецами (жерецами). Сюда входят и обряд по­ения богов. Пою богов — это восхваляю их пия «сому», позволю себе это ведическое слово. Для нас сейчас сома — любое расши­ряющее сознание питие.

То, что получка священна для работников предприятия, — очевидность. Но если смотреть на предприятие как на мир, то это значит, что люди мира, человечество, обретая силу, исполь­зуют ее для расширения сознания, чтобы выйти за рамки, кото­рые этот мир на них налагает.

И вы все знаете, что пьяницам плевать и на свое предприя­тие, и на правила поведения. Пока они пьяны.

Сила нужна для поддержания жизни. Избыток силы — для возвращения божественности.

Чем выше ты сидишь за столом, чем ближе ты к вершине человеческой иерархии, тем больше силы ты получаешь. Тем легче ощущать себя богом и провозглашать воплощением божиим на земле.

3. Но мир людей очень и очень плотно перевязан Правилами.

Эти Правила выражаются в законах, и в должностных обя­занностях, и в трудовом договоре, которые, как я уже показал, плотно связаны с бухгалтерским описанием предприятия как общества.

Именно эти Правила и делают язык платежных ведомостей магичным и сильным. Не сам бухгалтер выдает столько-то денег работнику и не сам назначает эту сумму. Это делают Правила и Управляющий.

Бухгалтер только олицетворяет собой верховного бога, кор­мящего людей. Поэтому можно считать, что он жрец.

Оправданно ли мое употребление понятия «магии» в подоб­ных случаях? Думаю, что да. И не только с мистической точки зрения. А деньги и управление ими многими воспринимаются как мистика и всегда были предметом мистической литературы. Люди гибнут за металл...

Но описанные мною явления магичны и с этнологической точки зрения, хотя на это мало кто из антропологов и обращал внимание. Общественно-психологический механизм, который я обозначаю словом Правила, на самом деле чрезвычайно близок тому, что знаменитый французский антрополог К. Леви-Стросс описал в своей «Структурной антропологии», в главе «Колдун и его магия»:

«Сила воздействия некоторых магических обрядов не вызы­вает сомнений. Но, очевидно, действенность магии требует веры в нее, предстающей в трех видах, дополнительных по отноше­нию друг к другу. Прежде всего, существует вера колдуна в дей­ственность своих приемов, затем вера больного, которого кол­дун лечит, или жертвы, им преследуемой, в могущество колдуна и, наконец, доверие общества и его требования, создающие не­что подобное постоянно действующему гравитационному полю, внутри которого складываются взаимоотношения колдуна и тех, кого он околдовывает».39

Вот только вместо веры в данном случае мы имеем некие договора, переплетающие и перевязывающие все общество. По сути, они ничем от «веры», описанной Леви-Строссом, не от­личаются. Их с нами никто не заключал. Условно говоря, мы родились, а в обществе уже существовали эти договора, которые мы вынуждены были «добровольно» принять, чтобы выжить. То же самое происходит и с человеком первобытного общества: он рождается, и общество ему навязывает «веру» или обычаи, кото­рые предписывают определенное поведение. И то, и другое — куль­тура. Именно она — носитель этого вида магии.

Каким-то образом культура связывает общество своего рода жилами, по которым течет сила, могущая как давать человеку жизнь, так и отнимать ее.

Сама по себе постановка вопроса о подобных связях человека и общества впервые, пожалуй, была сделана основателем фран­цузской социологической школы Эмилем Дюркгеймом в главе «Анемичное самоубийство» его классического труда, посвящен­ного самоубийству40. Первое же по-настоящему серьезное иссле­дование этнографических материалов, связанных с магией, сде­лал Мосс в работе, посвященной внушенной смерти, где он прямо берет за исходное «существование в человеке прямой свя­зи между физическим, психологическим и моральным, то есть социальным».

Приведу описание подобных явлений, сделанное Моссом. «Категория фактов, которые я хочу представить, с нашей точки зрения и для нашего доказательства поразительна <...>. Это случаи смерти, наступающей внезапно и просто у многих индивидов лишь потому, что они знают или верят (что то же самое), что скоро умрут. <...>

Мы же рассмотрим только те случаи, когда умирающий субъект не считает себя больным или не знает, что болен, а просто уверен, что по определенным причинам коллективного характера находится в состоянии, близком к смерти. Это состоя­ние, как правило, совпадает с разрывом связей (вследствие либо магии, либо греха) со священными силами и вещами, присутствие которых обычно поддерживает индивида. Сознание в этом! случае полностью охвачено мыслями и чувствами исключительно коллективного происхождения, не отражающими никаких физических нарушений. Анализ не обнаруживает никакого эле­мента воли, выбора, даже произвольного создания представле­ний у жертвы или же умственного расстройства индивида вне соб­ственно коллективного внушения. Этот индивид верит в то, что он околдован, или в свою вину и умирает по этой причине».

Этнография действительно приводит огромное число свиде­тельств о том, что человек вдруг узнает, что он околдован на смерть. Тогда он ложится и умирает, и никакая медицина его спасти не может. Разве что его расколдуют.

В связи с этим интересны два вопроса. Первый — какова же причина этих смертей? Даже если мы допустим, что причина магическая, вопрос остается в силе: а каким образом магия пе­редает такое воздействие, что человек умирает.

Второй вопрос заключен в последующих словах Мосса:

«Отмеченные факты хорошо известны во многих так называ­емых низших цивилизациях, но редки или отсутствуют в наших. Это связано с их отчетливо выраженным социальным характе­ром, так как они явно зависят от присутствия или отсутствия некоторых специфических институтов и верований, исчезнув­ших у нас: магии, запретов и табу и т. п.».

Вопрос тут таков: если эти, можно сказать, всеобщие для «низших» культур явления не узнаются нами в окружающей нас культуре, то исчезли ли они в действительности? Ведь ни о ка­ком исчезновении запретов, к примеру, на самом деле говорить не приходится. И «табу» исчезают у нас лишь в том виде, в каком они существовали в тех обществах. А это значит, что они и не исчезали у нас, их у нас просто не было. А было нечто иное. Но равноценное!

Потому что сила общественной жизни во всех обществах рав­на, хотя и проявляется по-разному. Просто потому, что она рав­на силе жизни людей, составляющих общество. А у людей разных народов она примерно равна, как мы знаем.

Следовательно, вполне правомочен вопрос: если нечто сход­ное существовало в нашей культуре раньше, а теперь как бы ушло, то на что мы его заменили?

Как вы догадываетесь, я, конечно же, выдвигаю гипотезу, что вся сила подобных орудий общественного воздействия на личность в современных обществах перешла в те самые Правила и Образцы поведения, которые мы изучаем в науке Управления.

Из этого предположения следует, что сами эти способы воз­действия или орудия общественного управления личностями должны быть чрезвычайно действенны, на уровне с внушенной смертью первобытных.

И тогда естественно возникает вопрос о той «прямой связи между физическим, психологическим и моральным, то есть со­циальным». Мосс в 1926 году, отвечая на этот вопрос, приводил объяснения некоего доктора Голди, которые сам считал уже не­сколько устаревшими по форме:

«Эта столь часто наблюдавшаяся фаталистическая тенденция, ...приводящая к смерти после более или менее длительного пери­ода глубокой депрессии, сопровождаемой отсутствием желания жить, обусловлена последствиями суеверного страха, воздейству­ющего на чрезвычайно чувствительную нервную систему».

Леви-Стросс, с работы которого я начал этот разговор, по­ пытался дать на него ответ, обращаясь к авторитету физиологов. В частности Кеннона, о котором мы уже говорили в связи с его теорией гомеостатов — нервных механизмов, приводящих орга­низм в равновесие:

«Каким же образом эти сложные явления отражаются на физиологии? Кеннон показал, что страх, как и ярость, сопро­вождаются исключительно интенсивной деятельностью симпа­тической нервной системы. Подобная деятельность обычно по­лезна, поскольку возникающие при этом органические изменения позволяют индивиду приспосабливаться к новой ситуации, од­нако если индивид не наделен по отношению к необычной ситу­ации никакой инстинктивной или выработавшейся ответной ре­акцией или считает, что не обладает таковой, то деятельность симпатической нервной системы усиливается и расстраивается, что может привести, иногда за несколько часов, к уменьшению объема крови и сопровождающему падению давления. Это вызы­вает, в свою очередь, необратимое расстройство органов крово­обращения...».

Сегодня мы знаем, что Кеннон ошибался. Я думаю, что он не очень ошибался в описании того, что происходит, когда рас­страивается симпатическая нервная система. Он ошибался при определении причин, воздействующих на нее. Очевидно, между общественным внушением и человеком, кроме нервной систе­мы, есть еще какое-то упущенное исследователями звено. Веро­ятнее всего, правильнее было бы сказать — между обществен­ным мнением и нервной системой человека. Что это за звено?

На мой взгляд, его назвал Мосс в заключении своей работы: «Психологическое звено зримо и твердо — это сознание».

Боюсь только, что мы с ним понимаем сознание по-разному. Для меня, как для человека, который этнографию изучал не по книгам, а в живом общении с действующими колдунами в рус­ских деревнях, сознание — это тонкоматериальная среда, дей­ствительно способная принимать и передавать воздействие. Не только внушение. Но это не относится к нашему разговору о ма­гии Описания мира.

Поэтому я всего лишь ограничусь постановкой задачи для будущего исследования. Если рассматривать сообщество или об­щество как целостный организм, некое общественное существо, то в нем, по аналогии с телом человека, должны быть некие «нервные системы», которые осуществляют в обществе работу, сходную с той, что и нервная система в человеческом теле. Именно эта общественная «нервная система» или системы и передают воздействия на личную нервную систему, а точнее, на челове­ческое сознание, которое и управляет нервной системой.

Русская народная культура, в частности, мазыки, называли эти «нервы» Жилами по аналогии с жилами человеческого тела. При этом если «жила» телесная в их понимании была отнюдь не сухожилием, а каналом, путем тока жизненной силы, то Жила общественная — это, в первую очередь, предприятие. Исходно — ''семья и Дом. То, что обрабатывает и перекачивает жизненную силу по обществу.

Но это лишь один из видов возможных Жил. Дать описание всех их видов — дело будущего исследования. А пока вывод:

Магия, безусловно, присуща бухгалтерскому делу, как и пер­вобытному колдовству, и держится она исключительно на силе общественного мнения. Разница между магией колдовской и ма­гией Описания мира лишь в том, записано это мнение или не записано в виде Закона.

При этом сама способность человеческого тела принимать подобные мнения как нечто обязательное не только для поведе­ния, но и для физиологии, показывает, что за общественным мнением есть и нечто гораздо более природное, стихиальное, что и есть истинная причина подобных воздействий и самой все­общей веры в магию.