d9e5a92d

Образы Разума и Дурак


Вот мы и подошли к неожиданной, если бы был разговор о менеджменте, теме — к творению образов. К счастью, мы гово­рим не о менеджменте, а о Руководстве. И здесь этот разговор из прикладной культурно-исторической психологии вполне уместен.

Итак, дело Начальника творить Образы миров, в которых бу­дут жить пришедшие на его предприятие люди. В отношении пред­приятия образами миров будут считаться как Образ всего пред­приятия, который записывается в Устав, так и образы мест, которые называются Мастыры и записываются в должностные обязанности.

Дело Руководителя — творить Образы действия внутри этих Образов миров. Называются такие Образы действия Должност­ными обязанностями. Об этом и рассказ.

Если быть кратким, то можно просто рассказать о том, как создаются Должностные обязанности. Это лежит на поверхнос­ти, но возможно, что не поняв это, к глубине и уж тем более к магической глубине работы Руководителя не пройти.

Итак, на производстве Руководитель получает в свои руки готовое предприятие, которое как-то работает в соответствии с начальным образом. При этом люди получают за свою работу деньги в соответствии в Ведомостью оплаты труда. И это основа­ние для того, чтобы требовать с них хорошей работы, лучшей, чем они вначале делают.

Но те же люди, которые обычно в начале творения предпри­ятия очень стараются, чтобы оно выжило, и работают не покла­дая рук, с полным основанием могут сказать тебе: прежде чем требовать, научи!

И получается, что главная задача при составлении Должнос­тных обязанностей — это создать ясные, четкие и исполнимые образы тех дел, которые надо делать на рабочем месте, за кото­рое получаешь свою зарплату.

Исходить при этом, конечно, приходится из того, чтобы об­щий ток Жизненной силы по предприятию не прерывался ни одним из мест. Условно говоря, заготовка должна непрерывно и естественно передаваться из одних рабочих рук в следующие прямо от места ее приобретения и до места ее продажи уже готовым товаром.

Как написать должностные обязанности таких мест? Конеч­но, можно засесть самому, прокрутить в воображении, как дви­жется по Жиле нашего предприятия эта условная «заготовка», то есть необработанная еще, несъедобная сила жизни, и записать это. Недалеко не все Руководители обладают такими литератур­ными способностями. Да и не дело это — Руководителю писать. Это дело писцов.

Поэтому он просто должен вызывать последовательно всех работников, начиная с самого первого по ходу силы, и усажи­вать их вместе с Главным делопроизводителем за описание их рабочих мест. Пусть работник, который, естественно, писать не мастак — затем его и брали, чтобы он работал, а не писал — просто расскажет тебе, как он видит свою работу.

Ты задашь ему все уточняющие вопросы и спросишь, видит ли он, как его место вписано в цепочку передачи «заготовки» из рук в руки до получения денег за товар. То есть видит ли он, за что и как получает зарплату? Он тоже уточнит свой рассказ или образ с помощью твоих вопросов.

А писец пусть все это запишет и сведет в единое целое описа­ние работы, которое назовет «Должностные обязанности тако­го-то места».

И так последовательно всю цепочку, всю Жилу твоего пред­приятия.

Вот, в общем, и все дела. А теперь не помешает несколько слов о содержании этой работы, в частности, о том, что такое эти образы, которые ты будешь описывать. Чтобы понимать, что же ты делаешь.

Итак, сотворить Начала — это еще полдела. Их еще надо воп­лотить, довести до завершенности.

Перед Руководителем стоит задача сначала самому увидеть тот образ, который задуман, затем рассмотреть его составляю­щие. А состоит Образ мира из образов вещей, образов взаимо­действий и образов взаимоотношений. Следовательно, Руково­дителю нужно увидеть, что должны делать люди, работники, чтобы создавать такие вещи и такие взаимоотношения.



Это исключительно разумная работа — увидеть образ и раз­ложить его на составные части и шаги, которые могут привести к его воплощению.

Что тут определенно: людям, которые будут это делать, то есть будущим руководителям, необходимо уметь разбираться в искусстве чтения и воплощения образов. Этому нужно учить.

По сути, учить нужно тому, как видеть в большом образе основы, взяв которые и сделав нужные действия, ты восстанав­ливаешь образ, но уже как воплощенный мир. Как научиться разбираться в основах? В истотах, как называли их мазыки.

Один из основных моих учителей — Дядька — даже создал целую «науку думать», которая целиком была посвящена образ­ной механике Разума. Мы ее помаленьку преподаем в Училище. Повторить ее положения здесь мне не по силам, поэтому я вы­нужден буду пока сказать лишь самые общие вещи о работе Ру­ководителя с образами.

Как это видно из рассказов о взаимодействии и дееспособно­сти, все упирается в способность или, точнее, неспособность со­здавать нужные Образы действия.

Образы действия — это тот материал, из которого состоит все, что мы делаем. Точнее, то, что заставляет нас делать то, что мы делаем.

Дурак же — это и то, что мешает делу, что может сло­мать любое дело, и тот, от кого считается необходимым пост­роить защиту. Чтобы защищаться от дурака, нужно хоть не­много знать, что он такое.

Дурак — слово бранное. Значит, придется поговорить о Ма­терике и материковой брани. Брань по-русски — это сражение, битва. Материковая или матерная брань — это сражение за Ма­терик или за Свою землю, которой оказывается твой собствен­ный Разум. А значит, то, что ты осознаешь собой.

Вероятно, ни Разум, ни его основание (Материк), состоя­щее из образов простейших взаимодействий, не являются окон­чательным «Я». Вряд ли познание себя заканчивается на них. Многочисленные примеры пребывания людей не в разумных, а в стихиальных состояниях показывают, что за материком еще есть что изучать. Однако определенно то, что, не познав сначала свое Мышление как отражение в сознании человеческого общества, а потом Разум как отражение природы, мы к стихиальным состо­яниям не проходим.

Следовательно, производственная учеба с проверкой ее про­изводством, например, в Авалоне есть изучение собственного Разума до самых его оснований. А это не сделать, если не по­нять, что такое способность Разума творить образы, что такое образы и как они работают.

Сама теория образов излагается в нашем учебном курсе от­дельно. В отношении создания дееспособной экономики доста­точно рассказать лишь об образах действия.

Образ действия—это своего рода пространство, в которое некая сила, носившая у мазыков наименование Охота, втягивает наше сознание, заставляя двигаться и тем самым действовать.

Следовательно, если вопрос стоит об определенных действи­ях, о достижении определенной цели, то мы должны говорить о воплощении определенного образа, который предпишет нам, ка­кие шаги надо сделать для его воплощения.

Но эти шаги, если мы приглядимся, есть не что иное, как тоже образы, складывающиеся в воплощаемый образ. Все обра­зы, кроме простейших, — это матрешки, и самая большая мат­решка — это наш Образ мира.

Если это становится понятным, то можно рассмотреть, что образ цели — это всегда такая матрешка, подобная Образу мира, которую надо построить с помощью множества Образов действия.

По сути, мы не имеем никаких других видов образов, кроме Образов действия и Образов миров, даже если это всего лишь образ вещи, игры или взаимоотношений. Образами миров, как вы помните, занимается Начальник, а образами действий — Руководитель или тот, кто обучает людей жизни в мире пред­приятия.

Что же может означать страх перед изучением взаимодействия и дееспособности, который бывает у одних, или же тупое застревание на частных действиях в ущерб целому и главному, у других?

Одно из двух: либо люди не умеют строить образы действия, либо они не умеют строить и видеть Образы миров. Если, конеч­но, не рассматривать третьим случаем неумение строить образы вообще.

На самом деле последнее невозможно. Способность строить образы от нас не зависит. Это данность нашего Разума, связан­ная со способностью восприятия. Иначе говоря, образы созда­ются механически при восприятии Мира.

Следовательно, вопрос не в умении создавать образы, а в умении их использовать и в умении строить из них более слож­ные, а еще точнее — нужные образы.

Нужные образы — это всегда новые образы. Если он у тебя уже есть, он никогда не ощущается нужным. Ты используешь его как образец, не успевая задуматься. Образ ощущается нужным, только когда его нет или не хватает. Тогда мы начинаем говорить о том, что нам не хватает знаний или умений и задумываемся о том, где их взять.

Следовательно, первая задача учебного курса по изучению работы Разума с образами — создавать такие условия, чтобы уче­ники чувствовали себя дураками!

Вот так все странно в перевернутом мире, если хочешь прийти к себе. Однако основное учебное пособие по курсу волшебства — народные сказки, — если вы вспомните, тоже начинает с этого условия. Вначале был дурак!

Дурак — это человек неразумный, без разума, не homo sapiens.

Дурак — это основное ругательство, которое использует че­ловечество. Оно даже не воспринимается особо грубым или зап­ретным, потому что вместе с ним пришлось бы запретить основ­ную часть всей человеческой культуры.

Битва против Дурака за торжество Разума ведется на протя­жении всей человеческой истории всем человечеством без ис­ключения и перерывов. По-русски она может быть названа Вели­кая Брань.

Но Разум — это всего лишь способность сознания создавать нужные для выживания образы. Следовательно, дурак — это че­ловек, у которого отсутствуют нужные Образы действия или мира.

Просто отсутствие Образов действия — это еще полбеды. Их можно быстро создать, но вот когда отсутствует сама инструментальная мастерская — основа, на которой и из которой они создаются — тогда дурак становится круглым.

И это выражение «круглый дурак» подсказывает нам, что же является основной способностью творить образы разума — это Образ Мира. Мир, как считает народ, тоже круглый, как и дурак.

Причем мир круглый и в пространстве, и во времени, как круглый год. Следовательно, у Образа Мира, как и у его обрат­ного отражения — дурака, как бы два измерения — простран­ственное и временное.

Мир катится по годичному кругу, и в зависимости от того, в какой части года он находится, он меняет свои черты.

Вспомните, как рождается отражение этого Мира в нашем сознании. Ребенок, придя в Мир, долгое время, первые 2-3 года целиком, занят изучением мира во всех его годичных видоизме­нениях. Изучает он его, можно сказать, собственным телом, хотя точнее было бы сказать, сознанием. Он бьется, трется, гладится, трогает, двигает все и обо все, что встречает. В итоге он познает плотности и пустоты, жар и холод окружающего мира, которые скрываются за внешним видом вещей и предметов.

Иначе говоря, ребенок собственным телом вступает в про­стейшие взаимодействия со всем окружающим миром во время всех годичных изменений. И они все откладываются образами восприятия в его сознании.

Но поскольку, как считает традиционная русская культура, сознание есть все, в том числе и тело есть лишь створожившееся сознание, большая часть этих первообразов земли хранится как бы прямо в теле. А точнее, в уплотнившейся части телесного сознания, которая соответствует плотности Матери-женщины и Матери-земли и зовется поэтому Материком.

И как на материке Земном нарастает почва и делаются пост­ройки, так и на материке человеческом строятся все последую­щие личностные особенности и человеческая культура вместе с общественной психологией.

Что же такое в таком случае дурак? Это просто человек, у которого не записана в материк какая-то существенная часть мира, то есть отсутствуют образы взаимодействия с этой частью мира. Соответственно, у него и нет возможности построить из этих образов-первокирпичиков какие-то образы действия или Обра­зы миров.

Но возможно ли такое, что у кого-то отсутствует запись на материке какой-то части мира? Скажем, ребенка так берегли, что не дали вовремя познакомиться со снегом? Не дали вовремя — познакомится потом. Оттого, что негры не знают снега, они не становятся глупее, они просто не знают снега. Дурак же снег знает, но будто бы не знает его.

Вот это вот «будто бы» и объясняет самую сущность дурака. Тот, кто просто чего-то не знает, еще не дурак. Он просто не знает, и его надо научить. Но вот тот, кто не может научиться или знает, но ведет себя, будто бы и не зная, тот дурак.

Как же это может быть?

Мазыкская психология называла такой отказ учиться или же упорное «будто бы не знание» мразью. А означает это то, что в Образе мира словно бы вымораживается какой-то участок обра­зов взаимодействия с миром. Вымораживание, замораживание и есть мразь, мерзость, которую ощущали как замерзшую грязь.

Попробуйте представить себе замерзшую грязь, но замерз­шую до такого состояния, что если ее раздавить голыми руками, она потечет, обмораживая тебе руки и царапая льдинками. Куса­ясь, как говорили. Мразь — это не просто отупение, это злобное отупение. Мразь всегда кусается, вероятно, потому, что она проти­воположна жизни и пытается ее убить. В словах «мразь», «мер­зость» явно просматривается тот же корень, что и в словах «смерть», «мор», «Мара».

Мразь и мерзость, как и дурак, одни из основных бранных слов. Бранных — значит, слов брани, слов войны. Иначе говоря, любая брань есть война, есть битва, даже если она ведется лишь в слове.

Старики Тропы называли брань языком Огня, Огнем. И это очень логично. Потому что сутью настоящей брани является ярость, природа которой ощущается огненной. А что может спра­виться с выморозками разума, мразью, как не огонь?

Тут, правда, надо сделать примечание. В современном быту ярость стала почти синонимом ненависти и воспринимается как состояние отрицательное. Это неверно. Ярость — состояние чистое. Вдумайтесь. Оно одно и то же как при яростной брани, так и в бою или же в творчестве. Ярость не имеет никаких личностных оттенков, она всего лишь огонь, чистый и настолько сильный, насколько ты способен его пропускать. И с его помощью можно как сжигать, так и творить или спасать.

При этом, поскольку огонь ярости сам по себе не имеет ни­каких личностных оттенков, язык огня — матерная брань — ока­зывается самым точным, а значит, магическим языком.

Приглянитесь к бранящимся матерно, и вы увидите, что ма­терная брань никогда не бывает случайной. Она всегда порази­тельно точна. И если тебя приложили матом, вглядись в себя, и ты обнаружишь, что это было за дело. Всегда! Матерная брань мимо не бьет!

И если кого-то матерно бранят, значит, у него мразь на ма­терике, значит, ему восстанавливают разум и изгоняют круглого дурака. Простого дурака просто называют дураком, не переходя к Огню, то есть матерной брани, и учат.

Матерная брань указывает не только на отсутствие образов, но и на отсутствие способности или желания учиться — это и есть мразь — замерзшая грязь разума. А грязь — это такое вещество, которое формы не держит, то есть образов не принимает. Сколь­ко из нее ни лепи, она опять растекается. Да при этом еще отни­мает жизнь работающего, потому что холодная. Попробуйте по­лепить что-то из промерзшей грязи.

Следовательно, мразь — крайнее состояние дурака — вещь опасная для жизни на земле, враг действительный. И вся эта битва Разума, Великая брань ведется человечеством не случайно. И мат звучит над планетой вполне оправданно, защищая нас, наших детей и наше будущее от крадущей жизнь глупости. Если мы захотим вглядеться в это мифологически, то внезапно погру­зимся в те состояния, которые описываются в древнейших кни­гах человечества, составленных еще мудрецами — риши, как, например, Веды.

Бесконечная битва со злыми духами, бхуттами, похищаю­щими нашу жизнь, здоровье, силы, гобино-благополучие, — это, в первую очередь, битва с мразью и глупостью.

И мы с вами в неоплатном долгу перед этой самой изгоняе­мой и порицаемой матерной бранью, которая, слава богу, живет пока и не сдается, очищая мир от скверны, выжигая в нем зло.

Конечно, такой взгляд на брань многим покажется не только неожиданным, но и достойным осуждения. Не спешите, а сразу приглядитесь к тому, что в вас изготовилось осуждать. Это мерз­кая штука. Сейчас она закричит о приличиях или просто заткнет уши. Она даже слышать не может этих слов, не то что их говорить. Кстати, примерно, как и видеть половые органы. Правда? А ведь это то, что дало нам жизнь, а?

Эксперимент. Понаблюдайте за собой сейчас, когда я про­должу разговор. Итак, давайте поговорим о половых органах, гени­талиях человека в медицинском аспекте проблемы. Что происхо­дит? Отозвалось что-то внутри словами: Ну в медицинском это еще куда ни шло?..

А вы обратили внимание, что при этом я перешел с русского языка на особый язык, который можно назвать тайным. Ни од­ного русского слова, кроме «половых», да и то бы заменить на какое-то приличное слово вроде «креативных»! Но пока не по­лучается. Совсем ведь не поймут люди, что же я хотел сказать!

О продолжении жизни нельзя говорить прямым языком — это запрещено общественной нравственностью. Проще говоря, не принято и осуждается.

Можно свалить этот запрет на христианство. Оно, мол, объя­вило греховным то, без чего жизнь невозможна. В итоге все нару­шают запрет и вынуждены платить за прощение грехов. И день­гами, и управляемостью. Это и верно, и неверно. Церковь, кстати, не только христианская, действительно использует подобные нравственные запреты к своей выгоде, но запреты эти появля­ются ранее. Церковь лишь приспосабливается к ним, делая лю­дей управляемыми, а за нарушения получая плату.

Нет, тут корень глубже. Иметь правила приличий выгодно самому обществу, то есть всем нам и каждому в отдельности, чтобы все были управляемыми. Иначе — страшно! Иначе — не­понятно, как жить рядом с этим зверем по имени «человек»! Об этом я надеюсь написать значительно подробнее в книге по об­щественной психологии, как ее видел народ.

Пока же нам надо понять, что в основе приличий лежит про­стейшее понятие — запрещать надо именно то, что невозможно не нарушить. Тогда ты — постоянный нарушитель, а значит, постоянно виноват. А это значит, что в битве, которую ведет общество, чтобы сделать тебя управляемым, в твой тыл забрасы­вается десант.

Как только в тебе поселяется вина, ты непроизвольно сбра­сываешься в тот возраст, в котором за вину били, а ты был так слаб, что вынужден был покоряться. Тот маленький ребенок, которого многие годы приучали жить сломленным, просыпается в тебе и овладевает твоим сознанием. И ты в своей битве с обще­ством избираешь сдаться.

И «битва с обществом» — не пустые слова. Любое нарушение приличий — это попытка выйти за те рамки, которые старики мазыки называли стойлом. Это попытка обрести свободу. Прили­чия — это то, что при лице, которое нельзя терять. Исследования антропологов XX века определенно показывают, что потеря лица означала рабство. Самое настоящее рабство за потерю лица или чести.

Но раз лицо можно потерять, значит, оно не лицо, а личи­на, маска, ящик, разрисованный знаками покорности. И любой встречный внимательнейше следит за правильностью исполне­ния этих заклятий и с наслаждением бьет за их нарушения. Мы сами и рабы, и тюремщики...

Половые органы — это неприлично. Естественный запах — неприлично. Жизнь большей частью тоже... Так же и Брань.

Но неприлично — это значит всего лишь не в ящике, не в стойле. Неприлично — это там, где жрут, срут, размножаются! Неприлично — это там, куда сбегают, чтобы не задохнуться и не подохнуть. Глотнул живого воздуха — и обратно в мундир! Об­ратно в ящик! Пока место не заняли.

Приличия — это способ умереть спокойно. Но там, где идет битва за жизнь — на войне или на поле — люди забывают о приличиях. И им это прощается. Нравственность, как хорошо расчесанная и промытая лосьонами породистая сука, затыкается и делает вид, что не слышит, как матерятся военные или кресть­яне. Самое большее, она в репортажах с полей битв вырезает «нехорошие» слова, чтобы хоть те, кто будет слушать, не испор­тились и этих слов не узнали!.. Анекдот!

«— Дочка, ты опять рассталась со своим парнем ? — Он знает слишком много неприличных песен, мама!

— Что, он так прямо их при тебе и пел?!         

— Нет... Но он их все время насвистывал!»

Раз мы все всё знаем, значит, плохо не знать, плохо — про­износить или делать! Заметьте, тому, кто не произносит нехоро­шие слова, надо знать их лучше, чем матерщинникам. Матер­щинник-то их лепит, не задумываясь, а ты все время должен их помнить и следить за собой, чтобы случайно не вырвалось, это раз, а во-вторых, следить за окружающими, чтобы тут же пока­зать им свое отрицательное отношение и что ты не такая! Пусть не думают!

Значит, вопрос не в том, чтобы знать и владеть, вопрос в том, чтобы не дать себя ударить за знание и владение. Следова­тельно, матерная брань не плоха и не хороша — она осуждаема! Она делает тебя уязвимым. А ты не хочешь боли.

Сама по себе она всего лишь называет какие-то вещи своими именами. И вещи важные, без которых не обойтись. И даже ты, самый ханжа из ханжей, не можешь не говорить «о проблемах сексу­альных интеракций со своим эротическим партнером», когда, к примеру, приходится попросить его «надеть средство презерва­ции на эту штучку... Как бишь ее по-русски? Пенис, кажется!»

Раз все люди, всё человечество так или иначе используют брань в своем каждодневном общении, значит, она передает что-то жизненно важное. И это надо изучать, а не скрывать. По край­ней мере, тому, кто хочет прийти к себе.

О, нет! Я не призываю всех подряд начать материться. В Тро­пе, кстати, мата в быту вообще не слышно. А если он где-то и появляется, значит, идет какая-то работа с подсознанием паци­ента, где он хранится. Более того, старики прямо говорили, что матерной брани не должно быть, как не должно быть войны... Именно поэтому, чтобы не было ни войны, ни брани, нужно их не запрещать, а убирать сами причины, их вызывающие.

Что же касается дурака, то ясно видно, что вопрос не в от­сутствии нужных образов простейших взаимодействий. Тут при­дется поговорить, условно говоря, о психологической механике этого явления. Когда американский негр попадает в Россию на мороз, он тут же научается носить шубу и шапку. Иначе говоря, добавляет к. Образу мира недостающие образы.

Дурак же не может добавить к своему Образу мира того, чего не знает или не имеет как раз потому, что оно у него уже имеется.

Справочник по языку Ассемблера IBM PCСодержание раздела