Фундаментализм русского православия и его проявления

Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов модернизаторские тенденции старообрядчества, сектантства протестантского толка (молокане, духоборцы) и традиционного евангельского христианства (баптисты и др.). Эти тенденции достаточно четко заявили о себе во второй половине прошлого — начале нынешнего века, и их носители сыграли важную роль в становлении экономики России.
Что же касается времен нынешних, то найти достойное место в постиндустриальном мире России будет непросто, поскольку и в индустриальном ее пребывание не безусловно. Утверждение договорного начала между людьми, достоинства личности, прав человека и другие концепции нового времени, утвердившиеся в результате осуществления модерн-проекта, обошли Россию стороной, что создает трудности и при вхождении в постиндустриальное общество. Большинство прогнозов звучат тревожно, чаще всего ей предрекают либо пребывание на периферии постиндустриального мира, либо вовсе откат за его пределы.

Вот как оценивает перспективы России Совет по внешней и оборонной политике: “Вопрос в том, чтобы не оказаться экономически, а затем и политически отброшенными за рамки формирующейся постиндустриальной цивилизации”139.
Совершенно определенно можно сказать, что религиозный фундаментализм и постиндустриальный мир мало совместимы, фундаментализм явно не помощник в деле модернизации ни в эпоху модерна, ни в эпоху постмодерна. Это особенно справедливо применительно к православному фундаментализму в России. Тем не менее они взаимно провоцируют другу друга и подкрепляют “коллажный образ” постмодернистской культуры.

II. Фундаментализм русского православия и его проявления

Если под фундаментализмом понимать приверженность изначальным базовым принципам вероучения и отторжение всяких новаций, то, строго говоря, словосочетание “православный фундаментализм” представляется избыточным140. Православие на том и стоит, что считает себя, и только себя, хранителем истинного христианства, которое оно оберегает от всяких новшеств. Традиция неприкасаемости четко выражается словами: “До нас положено, лежи оно так во веки веков!”, хорошо передающими не только религиозную суть православного фундаментализма, но и его психологический настрой.

Уже говорилось, что всякий фундаментализм не является чисто религиозным феноменом, его социопсихологическая и политическая составляющие не менее важны.
Православию изначально присуща обращенность к прошлому, многие православные считают, что только в веках минувших на все могущие возникнуть вопросы уже даны ответы, и искать их надо в постановлениях Вселенских соборов, в святоотческих текстах, в речениях святых и т.п. Другие церкви ко многим проблемам подходят как к ранее не бывшим и отыскивают новый способ их решения. Со стороны такая установка православия (“только древность — гарантия истинности”) видится как отсутствие контакта с современностью, о котором говорил П.Тиллих, хотя изнутри она может восприниматься как единственно правильная, дающая надежду на отыскание истины.
Принцип “держаться старины”, “древлего благочестия” для одних — источник силы, другие находят в нем изъяны. Споры между теми и другими ведутся не первое столетие, в русской религиозной мысли были как сторонники этого принципа, ныне именуемого фундаментализмом, так и его противники, указывавшие на опасность бездумной приверженности той же самой старине. Наиболее значительным из этих последних был В.С. Соловьев, чьи суждения по интересующей нас проблеме сохраняют свою актуальность, которая явно возрастает. Приверженцы неприкасаемости, по его слову, “хотят охранить истину — и хоронят ее.

Они решили, что истина не только дана человечеству — что справедливо, — но что она дана в готовой и окончательной форме, и не только дана, но и сдана на хранение в надлежащее ведомство. И утвердили гроб, и запечатали камень, и поставили стражу”141.
Сторонники неприкасаемости видят в сентенциях такого рода недопустимый отход от сущности православия. Теологическая оценка этих споров со стороны представляется неуместной: только сами православные могут разрешить свои богословские распри. Однако в России они выходят за собственно религиозные рамки и самым непосредственным образом влияют на жизнь страны, особенно в преддверии постиндустриального общества.

Фундаментализм во многом определяет лицо современного русского православия. Не входя в богословские тонкости, можно рассмотреть феномен российского фундаментализма как эмпирическую данность, которая предстает стороннему наблюдателю со страниц религиозной и светской печати, в выступлениях на всякого рода конференциях, симпозиумах и т.д., на радио и по телевидению, но также и в некоторых публичных акциях. Следует отметить, что обобщающих теоретических работ, посвященных современному состоянию русского православия, поразительно мало, положение ислама в России освещено гораздо полнее. Часто о деятельности экзотических НРД российский читатель осведомлен куда лучше, чем, скажем, о российских староверах, об Истинно Православной Церкви (катакомбной), Русской Православной Церкви за Рубежом (РПЦЗ) и других.

Даже о нынешнем положении самой Русской Православной Церкви пишут очень невнятно и отрывочно.
Тем не менее имеющихся данных достаточно, чтобы уяснить суть разногласий между теми, кто ревниво оберегает прошлое, т.е. фундаменталистами, и теми, кого они считают своими противниками и противниками православия. Суть православного фундаментализма, как и любого другого, сводится к тому, что некотрые частные положения, нередко вполне правомерные на своем месте, получают неоправданно высокий статус. Или же из нескольких допустимых толкований тех или иных положений выбирается одно и объявляется единственно возможным.

А всех, не согласных с такой трактовкой, зачисляют в вероотступники и еретики.
Из ведущихся споров следует, что разногласия касаются нескольких вопросов: старого стиля, языка богослужения, изменений в богослужении, предпочтительного политического строя, антисемитизма и отношения к экуменизму. Список не полный, но более или менее достаточный. Рассмотрим его подробнее.
Приверженность старому стилю, юлианскому календарю, в России несомненно является отличительным признаком: фундаменталисты считают совершенно необходимым придерживаться старого стиля, пренебрегая некоторыми бесспорными фактами астрономии. Все-таки календари — от людей, а ход светил, как полагают верующие, — от Бога, и сообразовываться лучше с астрономией. Если придерживаться юлианского календаря, то, скажем, празднование “белого” Рождества, связанного с зимним солнцеворотом, неизбежно переедет в лето, и нетрудно вычислить, когда это произойдет.

Заметим, что большинство православных церквей (12 из 15) перешло на григорианский календарь, хотя в некоторых из них есть “старостильники”, с которыми на этой основе пытаются объединиться русские фундаменталисты.
Правда, в вопрос о том, какого стиля придерживаться, вклинивается существенная проблема вычисления пасхалий (на Втором Вселенском соборе было принято решение, согласно которому христианская Пасха не должна совпадать с иудейской). Как бы то ни было, православные фундаменталисты России категорически отказываются признавать новый стиль (к этому призывали некоторые иерархи РПЦ) и выражают свое мнение по этому вопросу так: “старый стиль удобнее, проще и научно точнее. И, разумеется, как ни точна астрономия, для христианина нравственные правила выше научных знаний”142.

Синод РПЦ заявил, что вопрос о переходе на григорианский календарь обсуждаться не будет, но надо отметить, что некоторые зарубежные приходы Московской Патриархии служат по новому стилю.
Далее, фундаменталисты категорически отвергают идею перехода от церковнославянского языка на современный русский и изменений в богослужении. Сторонники преобразований ратуют за большую доступность и понятность, в отдельных приходах (преимущественно в тех, где значительную часть прихожан составляет интеллигенция) стали вводить некоторые новшества. Это вызвало резкую реакцию фундаменталистов, утверждавших, что нововведения означают недопустимый разрыв с традицией, лишают богослужния смысла и красоты, фактически знаменуют собой отступничество. Первоначально руководство РПЦ довольно снисходительно относилось к деятельности “модернистов”, как называли их противники, однако это продолжалось не так уж долго.

Скоро против сторонников нововведений были приняты строгие меры, на некоторых были наложены прещения, а сами новшества были решительно осуждены. В этом усмотрели победу фундаменталистских тенденций в священноначалии РПЦ.
Большинство православных фундаменталистов в России являются убежденными сторонниками монархии и концепции Третьего Рима . Следует отметить, что тут наиболее активны те православные средства массовой информации, которые не имеют благословения священноначалия и не выражают официальную точку зрения РПЦ.
Фундаменталисты требуют возвращения к системе государственно-церковной симфонии, сложившейся еще в Византии и практиковавшейся в России. Суть ее состояла в тесном и, как полагали, взаимонеобходимом и взаимовыгодном союзе церкви и государства, хотя на практике дело неизбежно оборачивалось господством светской власти над церковной. Этой концепции придается статус богоустановленной, но, как утверждают сторонники другого крыла, “ее источник совсем в другом, а именно: в давно отживших политических воззрениях, видевших в религиозно-идеологическом единстве граждан залог могущества государства”143.

Содержание раздела