d9e5a92d

Неоднозначные экономические и социальные итоги развития

Процессы либерализации и приватизации, активизировавшиеся во многих развивающихся экономиках в 80-90-е годы, вызвали существенное увеличение доли частных инвестиций в общем объеме внутренних капиталовложений, что в целом явилось немаловажным фактором повышения их абсолютного уровня и нормы. В среднем по развивающемуся миру доля частных инвестиций повысилась с 3/5 в 1980 г. до 2/3 в 1996 г. В 1985-1995 гг. в КНР удельный вес негосударственных капиталовложений возрос примерно с 1/3 до 1/2, в Индии доля частных инвестиций увеличилась соответственно с 1/2 до 2/3. В 1980-1995/96 гг. последний показатель повысился в Пакистане с 36-37 до 52-53 %, в Египте с 30-33 до 59-60 %, в Индонезии с 56-57 % до 75-77 %, в Таиланде - с 68-69 до 77-78 %, на Филиппинах - с 68-69 до 79-81 %. В 1995/96 гг. он достигал в Южной Корее 74-76 %, в Турции, Мексике, Аргентине и Бразилии 79-86 %.
Одновременно со значительным увеличением инвестиций в основной капитал для многих развивающихся стран был характерен существенный рост затрат на формирование человеческого потенциала. Хотя удельный вес государственных расходов в общих инвестициях в человеческий капитал в среднем по афроазиатским и латиноамериканским странам не превышал, как правило, 40-60 %, а в ряде стран имел тенденцию к снижению, государственная поддержка сфере образования и здравоохранения была достаточно весома (судя хотя бы по процентному вкладу в ВВП) и в целом эффективна, так как способствовала привлечению (crowding-in effect) частных инвестиций в отмеченную сферу.

Совокупные частные и государственные расходы на образование, здравоохранение и НИОКР, не превышавшие в развивающихся странах в начале 60-х годов 4-5 % ВВП, возросли в среднем до 10-11 % ВВП в 1994-1996 гг.
При этом данные по странам Востока и Юга существенно варьировались. В наименее развитых государствах, основной массе стран Тропической Африки совокупные расходы на формирование человеческого капитала составляли не более 6-8 % их ВВП.

Сравнительно невысоким был и показатель в ряде крупных, густонаселенных стран. В Индонезии, Пакистане и КНР отмеченный индикатор (8-9 %) и в Индии (10-10,5 %) был ниже, чем, например, в Таиланде, Аргентине, Бразилии и Мексике (11-12 % ВВП).

По Тайваню и Южной Корее удельные затраты на развитие человеческого фактора, достигавшие, по неполным подсчетам, соответственно 13-14 и 14-15 % ВВП, были сопоставимы с индикаторами по Великобритании (14,4 %), Японии (15.4 %) и Италии (15,9). В то же время Тайвань и Республика Корея заметно уступали Германии (16,7 %), Франции (18,1 %) и США (24,0 % ВВП).
Если учесть хотя бы частично некоторые неформальные виды обучения, например, профподготовку, обеспечиваемую предприятиями, то отмеченный показатель в 1990-1995 гг. мог составлять по Тайваню и Южной Корее примерно 18-19 % их ВВП, в Японии - 20-21 %, а в США - 30-31 % ВВП.
Сделанные корректировки позволяют оценить в первом приближении общий фонд развития, включающий обычные капиталовложения, а также рассмотренные выше текущие расходы на образование, здравоохранение и НИОКР. В середине 90-х годов его величина, отнесенная к ВВП, достигала в среднем по развитым государствам 42-43 %, причем индикаторы по Великобритании (36,1 %) и Италии (39,1 %) были ниже, а по США (46,3 %) и Японии (49,6 %) заметно выше средних показателей по группе передовых стран.
В целом по афроазиатским и латиноамериканским государствам доля инвестиций в совокупный фонд развития (в % к ВВП, расчет по данным в национальных ценах) выросла значительно с 7-10 % в 1920-1930-е гг. до 19-20 % в начале 1960-х гг. и примерно 35-37 % в середине 1990-х гг. Однако этот показатель все еще существенно меньше, чем в среднем по развитым странам. В то же время азиатские НИС в целом опережали развитые государства как по норме традиционных капиталовложений, так и по доле фонда развития в ВВП (50-51 %).

Подчеркнем при этом, что среди тигров-драконов также наблюдалась значительная дифференциация. По Индонезии последний показатель составил 40-41 %, по Тайваню 41-42 %, в КНР 50-51 % (для сравнения в Индии 35-37 %), в Малайзии - 53-54 %, в Таиланде и Южной Корее 56-57 % ВВП.
Эти успехи развивающихся стран и азиатских НИС можно было бы только приветствовать. Однако настораживает не вполне сбалансированная структура накопления физического и человеческого капитала. Если в среднем по развитым государствам доля последнего в фонде развития превысила 1/2 (здесь различаются две модели: в США она достигла 66-68 %, в Японии лишь 40-45 %), то в целом по развивающемуся миру ситуация иная.

Отмеченный индикатор вырос с 14-15 % в 1920-1930-е гг. до 23-24 % в начале 1960-х гг. и 28-29 % в середине 1990-х гг., но он значительно (почти вдвое) ниже, чем в развитых странах.
Интересно, что в целом по группе азиатских тигров на долю инвестиций в развитие человеческого потенциала приходилось всего лишь немногим более ј от общего фонда развития, то есть меньше, чем в среднем по развивающемуся миру (это во многом объяснялось повышенным удельным весом расходов на обычные капиталовложения). Чрезвычайно низкие показатели в Индонезии (20-21 %), Таиланде и Малайзии (22-25 %). К этой группе, вероятно, примыкает и Южная Корея, хотя данные по ней все же лучше - 32-33 %. Наиболее благоприятное соотношение компонентов общего капиталонакопления по Тайваню, где вышеупомянутый показатель достигал 43-44 %.
Хотя разрыв по сравнению со странами Запада значителен, Тайвань возможно догнал или, с поправкой на ориентировочность расчетов, максимально приблизился в данном измерении к Японии, намного опередив новейшие индустриальные страны - Индонезию, Таиланд и Малайзию, а также КНР (17-18 %) и Индию (29-31 %). Представляется, что сложившаяся в большинстве азиатских НИС структура накопления, быть может, приемлемая в целом для периферийных государств, базирующихся на экстенсивно-интенсивной модели роста, не вполне адекватна для перехода на более интенсивную модель развития.

Эта серьезная структурная диспропорция, наряду с другими, в т.ч. институциональными, слабостями (неконкурентный по мировым масштабам уровень финансово-банковской системы, чрезмерные государственные гарантии и др.) в значительной мере способствовали развитию азиатского кризиса 1997-1998 гг.
Если охарактеризовать ситуацию в целом по развивающемуся миру, можно констатировать, что существенное наращивание инвестиций в физический и человеческий капитал вызвало значительное ускорение динамики не только количественных, но и качественных составляющих экономического роста во многих странах Востока и Юга. По сравнению с 1900-1938 гг. среднегодовые темпы прироста капиталовооруженности труда в периферийных и полупериферийных странах в 1950-1996 гг. выросли примерно в 3,4 раза (с 1,0-1,2 % до 3,6-3,8 % в год).

Но поскольку темпы увеличения средней капиталоемкости роста повысились лишь в полтора раза (с 0,5-0,7 до 0,8-1,0 % в год), то темп прироста производительности труда увеличился в среднем в пять-шесть раз (с 0,4-0,6 до 2,7-2,9 % в год), а совокупной факторной производительности (труда и капитала) - в 8-9 раз, составив в 1950-1996 гг. 1,6-1,8 % в год.
Это значительный успех: последний показатель оказался в полтора раза больше, чем в странах Запада и Японии в период их промышленного рывка. (Но почти во столько же раз он уступает средневзвешенному индикатору по ведущим капиталистическим странам на этапе их послевоенного развития). В результате по сравнению с первой половиной двадцатого столетия в развивающемся мире заметно, в среднем вдвое, повысился вклад интенсивных составляющих экономического роста (до 1/3 в послевоенный период).
Здесь, однако, полезно заметить, что, разумеется, далеко не во всех развивающихся странах наблюдались высокие и устойчивые темпы роста производительности. При этом, как выясняется, и во многих быстро развивавшихся странах восточноазиатского региона, в которых высокими темпами наращивалось капиталонакопление и затраты живого труда, вклад производительности в прирост ВВП был в целом не выше, а в некоторых из азиатских НИС даже ниже, чем в среднем по развивающимся государствам (см. табл.6).
В период, охваченный нашими расчетами, т.е. в 50-(60)-е - конец 90-х годов, на долю интенсивных составляющих приходилось от 1/5 до 1/3 прироста ВВП в таких странах, как Индонезия (18-20 %), Южная Корея (26-28 %), Таиланд (32-34 %). Этот индикатор в Индонезии существенно не отличался от соответствующих данных по Бразилии (13-15 %) , а в Южной Корее - от показателей по КНР (в 1952-1999 гг.

21-23 %) и Мексике (24-26 %).
Симптоматично, что по всем из пострадавшим странам в ходе валютно-финансовых кризисов 1994-1995 и 1997-1998 гг. (Мексика, Таиланд, Индонезия, Южная Корея, Бразилия) показатель вклада эффективности в прирост ВВП оказался ниже, чем в такой крупной, в целом бедной, но рационально-осторожно либерализирующейся стране, как Индия. Для нее в целом за 1957-1999 гг. доля интенсивных составляющих ее экономического роста составила 33-35 %, а в 1980-1990-е гг. она повысилась до 43-44 %.
Среди несомненых лидеров из группы азиатских тигров по относительным масштабам интенсификации экономического роста выделяется Тайвань, меньше многих пострадавших в ходе валютно-финансовых кризисов второй половины 1990-х гг. Но даже по Тайваню доля интенсивных факторов в приросте ВВП (в
1952-1999 гг. 45-47 %) была меньше, чем в большинстве ведущих развитых стран: в Великобритании и Японии 49-51 %, во Франции 60-62 %, в Италии и Германии 65-72 %.
По относительному вкладу совокупной производительности в прирост ВВП народнохозяйственные модели азиатских НИС были экстенсивно-интенсивными, при всех немалых различиях между ними (ср.: в Индонезии 18-20 %, по Тайваню 45-47 %), тогда как в большинстве развитых стран, значительно больше продвинувшихся по пути формирования информационно-инновационной экономики, модель экономического роста стала уже иной - интенсивно-экстенсивной. Конечно, нельзя упускать из виду, что в 1950-1990-е гг. абсолютный вклад (темп прироста) совокупной производительности в азиатских тиграх и драконах был весьма значителен: в Индонезии (1,0-1,2 % в год) выше, чем в Бразилии (0,6-0,8 %), в КНР и Индии (1,3-1,6 %) больше, чем в Мексике (1,1-1,2 %). В Южной Корее и Таиланде (2,1-2,2%) и по Тайваню (3,6-3,8 %) он был, возможно, не только формально, сопоставим с данными по ряду развитых стран (см табл.2,6).


К тому же, как отмечалось выше, в последние двадцать-тридцать лет темпы роста совокупной производительности в развитых странах сократились, если судить по исходным материалам их национального счетоводства, по меньшей мере вдвое (см. табл.2). Что касается таких ведущих развивающихся стран, как Индия, КНР, Тайвань и Южная Корея, имеющих значительный вес в суммарных показателях численности насления, ВВП и экспорта стран Востока и Юга, то в них в последние два десятилетия темпы роста совокупной эффективности либо остались на прежнем достаточно высоком уровне (Тайвань 3,4-3,8 % в год), либо выросли: в Южной Корее, невзирая на постигший ее кризис, соответствующий индикатор в целом повысился с 1,0-1,2 % в год в 1960-1980 гг. до 3,0-3,2 % в 1980-1999 гг.(в 1980-е гг 4,5 % и в 1990-е гг. 1,8 %).

В Индии среднегодовой темп прироста факторной производительности вырос с 0,7-0,9 % в 1957-1980 гг. до 2,5-2,7 % в 1980-1999 гг. и в КНР с 0,1-0,2 % в 1952-1978 гг. до 2,8-3,0 % в 1978-1999 гг. (Рассчитано по табл.6).
Вместе с тем полезно иметь в виду, что немалая часть роста совокупной производительности в азиатских НИС и в ряде других стран Востока и Юга, в которых вообще наблюдалось увеличение эффективности экономики, связана с так называемым эндогенным, материализованным НТП - повышением качества труда и капитала, а также с передислокацией основных учтенных ресурсов из отраслей с низкой эффективностью использования ресурсов в отрасли с более высокой ресурсоотдачей. В среднем по азиатским "тиграм", ряду других крупных и средних быстроразвивающихся стран на первые два компонента пришлось 40-45 %, а на третий - 30-35 % прироста совокупной производительности.
Таким образом, доля так называемого нематериализованного НТП (организационно-институционально-инновационные факторы) в приросте совокупной производительности, которая в развитых странах в послевоенный период в среднем достигала 40-60 %, а временами - 65-75 %, не превышала в азиатских НИС и в ряде других динамичных развивающихся государств 20-30 %. Следовательно, не только рост ВВП, но и увеличение производительности у тигров и азиатских драконов (например, Китая и Индии) было связано преимущественно с количественными факторами.
3.3.Неоднозначные экономические и социальные итоги развития
Если в итоге сравнить уровни развития периферийных и полупериферийных стран (без учета восточноевропейских государств), с одной стороны, и передовых стран с другой, то можно обнаружить, что в течение почти двух прошедших столетий разрыв в средних показателях подушевого ВВП увеличивался в пользу индустриально развитых стран: с 1:1,4-1,8 в 1800-1820 гг. до 1:4,5-5 в 1913 г., 1:7,8-8,2 в 1950 г. и 1:9,8-10 в 1973 г. Ряд расчетов свидетельствует о том, что, ввиду замедления темпов экономического роста в странах Запада и Японии в 1970-е гг., отмеченный разрыв сократился, но незначительно до 1:9,0-9,5 в 1980 и 1990 гг. И лишь в 1990-е гг., когда на фоне экономической стагнации в Японии и достаточно низких показателей прироста ВВП в Западной Европе происходил существенный экономический подъем в Китае, Индии и примерно полутора десятках других развивающихся стран, рассматриваемый показатель стал существенно уменьшаться примерно до 1:6,8-6,9 в 1996-97 г., оказавшись в результате несколько ниже отметки 1950 г. Примечания.1.А подушевой ВВП в долл. и паритетах покупательной способности 1995 г.; В средняя продолжительность предстоящей жизни в годах; С среднее число лет обучения взрослого населения (редуцировано по качеству); D обычный индекс человеческого развития; получен как среднее невзвешенное геометрическое трех субиндексов (А,В,С), отнесенных к уровню США за 1998/99 гг. 2. Е относительный индекс распространения (на 1000 жителей, в % к США) обычных средств коммуникаций (среднее невзвешенное по трем показателям радиоприемники, телевизоры, немобильные телефоны); F относительный индекс распространения (на 1000 жителей, в % к США) новейших коммуникационных и информационно-вычислительных средств (мобильные телефоны, персональные компьютеры, число подключений к Интернет); G средневзвешенное двух предыдущих индикаторов ( индекс Е взвешен по удельному весу 0,33 традиционные, обычные средства; индекс F, отражающий новейшие тенденции в производстве и потреблении, взвешен по удельному весу 0,67).

3.Модифицированный индекс Н среднее геометрическое невзвешенное четырех субиндексов (А,В,С,G), отнесенных к уровню США 1998/99 гг.
Составлено и рассчитано по: В.А.Мельянцев. Восточноазиатская модель экономического роста. М., 1998.

С.48; World Bank.World Development Report, 1998-2000; UNDP.Human Development Report, 1998-1999; IMF.World Economic Outlook. Spring, 2000.

Wash., 115-117; Risque Pays 2000/Le MOCI, Paris, N 1426, P.102,116,152,154,158,160,174,176.
Однако, как отмечалось, средние цифры скрывают весьма разноплановые тенденции, наблюдаемые в развивающемся мире. Судя по табл.7, в 1950-1998/99 гг. относительный уровень развития (подушевой доход в процентах от аналогичного индикатора США) повысился, например, по Южной Корее и Тайваню в 5,7-6,7 раза (достигнув в 1999 г. соответственно 42-43 и 52-53 %).
Отмеченный показатель в Таиланде, КНР и Индонезии увеличился в 2,9; 2,6 и 1,5 раза (соответственно до 20-21 %, 13 и 11 %), а в Бразилии и Индии он вырос всего лишь в 1,1-1,2 (до 18 и 6-7 %). В то же время в Мексике рассматриваемый показатель практически не изменился (24-25 % от уровня США).

Рассматриваемый индикатор, однако, снизился в нескольких десятках периферийных стран.
В то же время, вопреки ряду пессимистических прогнозов, сделанных еще в 50-60-е годы, многие периферийные страны достигли в целом существенного прогресса в социально-культурной сфере, в развитии человеческого фактора. Доля населения, живущего за чертой бедности, сократилась в 1960-1990/1995 гг. в целом по афроазиатскому и латиноамериканскому миру с 45-50 % до 24-28 %, в том числе в Индии с 55-56 до 35-40 %, в Пакистане - с 52-56 % до 30-34 %, в Таиланде - с 57-59 до 13-18 %, в Бразилии - с 48-52 до 17-19 %, в Южной Корее - с 38-42 до 4-6 %. Этот индикатор понизился в 1970-1990/1995 гг. в КНР - с 33-39 до 8-12 %, в Индонезии - с 58-60 до 15-17 %, в Бангладеш (1980-1996 гг.) с 81-83 до 35-38 %. Вместе с тем доля населения, живущего в нищете, во многих странах Тропической Африки все еще составляла в первой половине 1990-х гг. 35-65 %
Улучшение экономических и санитарных условий вызвало резкое сокращение индикаторов младенческой смертности (хотя они еще остаются весьма высокоми по меркам развитых стран). В 1950-1996 гг. этот показатель уменьшился в среднем со 190-200 до 55-60 промилле, в том числе в КНР с 175-180 до 31-33, в Индии с 190 до 68-72, в Индонезии с 160-170 до 46-48 промилле, в Таиланде и на Филиппинах со 132-135 до 33-35, в Южной Корее с 110-120 до 8-10, на Тайване с 45-50 до 4 промилле. В то же время в странах Тропической Африки рассматриваемый показатель остается еще очень высоким (80-100-120 промилле).

Он примерно в полтора раза больше, чем в среднем по развивающемуся миру.
Данные табл.7 свидетельствуют также о феноменально быстром увеличении средней продолжительности предстоящей жизни, не имеющем аналогов в социально-культурной истории стран Запада и Японии. В среднем по развивающемуся миру этот показатель возрос в 1950-1997 гг. с 35 до 64-66 лет. Он практически удвоился в Китае и Индии.

Однако эти государства, а также Индонезия, Таиланд и Филиппины в среднем достигли лишь уровня передовых стран начала 50-х годов. В 1997 г. индикаторы по Южной Корее и Малайзии, ряду латиноамериканских стран соответствовали данным по развитым государствам четвертьвековой давности.

Только Тайвань (75 лет), Сингапур (76 лет) и Гонконг/Сянган (79 лет) действительно приблизились или оказались на уровне развитых стран.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что в наименее развитых государствах, в том числе странах Тропической Африки, рассматриваемый индикатор (48-53 года) все еще на 26-27 лет меньше, чем в передовых странах мира. К тому же хотя стандарты санитарно-медицинского обслуживания населения в странах Восточной, Юго-Восточной, Южной Азии и Латинской Америки заметно улучшились по сравнению с 50-60-ми годами, по многим характеристикам его качества, доступности и распространенности, существует заметное, а в ряде государств значительное, отставание от развитых стран.
Возросшие инвестиции в человеческий фактор способствовали существенному, но далеко не одинаковому прогрессу периферийных государств в сфере образования, просвещения и профессиональной подготовки населения. В целом по развивающемуся миру в 1950-1980-1995/96 гг. показатель охвата обучением в средней школе повысился с 7 % до 31 и 55 %, а в высшей школе - с 1 % до 8 и 12 %. Чтобы оценить эти достижения, целесообразно их сопоставить с показателями по передовым странам.

В последних соответствующие индикаторы составили 48-50 %, 85-87 и 95-97 % и 7-9 % (в США - 22 %), 30-32 (56 %) и 47-49 % (82 %). Наиболее масштабный рост охвата обучением в средней школе наблюдался в Южной Корее- с 27 % в 1960 г. до 74-75 в 1980 г. и 95-97 % в 1995/96 г. (Такой же отметки достиг и Тайвань).
Весьма высокая дифференциация успехов обнаружилась по индикатору охвата обучением в высшей школе. В указанные годы он составил в КНР менее 1 %, 1-2 и 4-5 %, в Индии - 3 %, 5 и 6-7 %, в Малайзии - 1 %, 4 и 8 %, в Индонезии - 1 %, 3-4 и 10-11 %.



Содержание раздела