Концентрированное выражение мудрости и опыта познания
Это концентрированное выражение мудрости и опыта познания и применения права. Как правило, прецеденты толкования формулируются Верховным Судом РФ, Высшим Арбитражным Судом РФ, но могут обнаруживаться и в деятельности высших судебных органов субъектов РФ. Так, например, Президиум Верховного Суда РФ по делу, прошедшему ряд судебных инстанций, сформулировал: Действующее законодательство не предусматривает возможность компенсации морального вреда, причиненного хищением имущества13.
А Судебная коллегия Верховного Суда РФ указала, что исправление судом первой инстанции ошибки в резолютивной части приговора, в котором не указана часть статьи УК РФ, по которой субъект признан виновным, в порядке исправления технической ошибки, является существенным нарушением процессуального закона и влечет отмену приговора 14. В обоих случаях можно констатировать создание образцов понимания и применения правовых норм, созданных толкованием действующего законодательства.
Конкретным содержанием прецедента толкования является акт казуального толкования, сформулированный путем конкретизации гипотезы, диспозиции или санкции правовой нормы. В результате этого достигается максимальная точность смысла государственной воли, выраженной в применяемой правовой норме путем привязки ее элементов к конкретным обстоятельствам дела. Если законодатель, устанавливая правовую норму, имел в виду регулирование общественных отношений определенного рода, то правоприменитель, конкретизируя ее применительно к обстоятельствам юридического дела с помощью специальных способов толкования, нацеливает ее на регулирование более узкого вида отношений. Новая норма здесь не создается, но имеющаяся норма приобретает дополнительные смысловые оттенки, полученные ее приурочиванием к конкретным жизненным обстоятельствам.
В итоге истолкованная таким образом правовая норма обрастает организационно-вспомогательными правилами понимания и применения, конкретизирующими ее смысл и нацеливающими на регулирование общественных отношений определенного вида. Именно эти организационно-вспомогательные правила понимания и применения толкуемой нормы и вносят новизну и ясность в ее смысл, сообщают ей актуализированное значение при регулировании других аналогичных жизненных обстоятельств.
Прецедент толкования, таким образом, имеет внутреннюю тенденцию трансформироваться в прецедент применения права.
В юридической науке под прецедентом принято понимать решение органа государственной власти, принимаемое за образец при последующем рассмотрении аналогичных дел 15. С точки зрения филологии, прецедент есть случай, служащий примером, оправданием для последующих случаев этого же рода 16. Правовой, или юридический, прецедент родовое понятие, ибо представляется возможным выделять судебные, административные и иные прецеденты в юридической деятельности.
Комплексным понятием юридического прецедента выступает прецедент правоприменительный, как решение дела правоприменительным органом, служащее образцом, нормативным примером для рассмотрения и разрешения всех последующих аналогичных дел. Отечественная юридическая наука, обобщая опыт и теорию использования прецедента в англо-саксонской правовой системе, все в большей мере и настойчивее утверждает, что прецедент правоприменения, особенно судебный, в настоящее время является одним из нетрадиционных источников российского права. Именно он рассматривается как важнейший элемент судебной практики 17.
Специалисты, исследующие эту проблему, отмечают такие черты судебного прецедента, как: а) создание прецедентов высшими судебными инстанциями; б) наличие определенной юридической процедуры использования прецедента; в) обязательность его применения; г) обязательность опубликования; д) прецедент толкования рассматривается как особая разновидность прецедента; е) содержание прецедента относится к вопросам права, а не факта и т. д.18 В данном перечне основных признаков судебного (правоприменительного) прецедента следует особо обратить внимание на выделяемую Н.А. Подольской особенность, согласно которой прецедент толкования представляет собою особую разновидность прецедента. Это, на наш взгляд, высвечивает специфику прецедента в российской правовой системе. Если в странах англо-саксонской системы правоприменительная практика исторически формировалась в условиях исключительно важной роли судов, особенно верховных, которые руководствовались формулой: уста судьи уста закона, то Россия всегда тяготела к романо-германской модели источников права, и судебные органы здесь могли проявлять свою самостоятельность и творчество, в основном посредством использования разнообразных способов и видов толкования законодательства.
И следовательно, прецедент толкования выступал объективно необходимой формой правоприменительного творчества, обеспечивающей праворазъяснительную конкретизацию и корректировку закона, а также установление режима единообразного понимания применения правовых норм. Система правовых прецедентов толкования, опубликованных в Бюллетенях Верховного Суда СССР и РСФСР в 50-70-х гг.
XX столетия по вопросам конкретизации ущерба от хищения собственности, ущерба, связанного с причинением вреда гражданам, при спасении государственной собственности, об установлении отцовства и т. д., обобщалась в руководящих постановлениях Пленума Верховного Суда СССР и являлась средством организационно-методического руководства судебными, да и вообще, правоприменительными органами 19. На основе наиболее значимых прецедентов толкования вносились изменения, дополнения в действующее законодательство.
Но настоящей тайной прецедента толкования являлось то, что фактически он выступал прецедентом применения права, ибо обладал свойством государственной обязательности, вытекающей из обязательности актов официального толкования, хотя процедурно и не был оформлен в качестве источника права.
В современной правоприменительной практике России (административной, судебной, прокурорской, арбитражной и т. д.) имеется множество прецедентов толкования и применения правовых норм, выполняющих функции казуальных источников права, т. е. рассчитанных на урегулирование типичных казусов, не получивших в полной мере однозначное законодательное урегулирование. Так, С.А.
Иванов называет ряд решений Верховного Суда РФ по конкретным делам в сфере трудового права, имеющим правотворческое значение: о компенсации работникам морального вреда20; об уточнении сферы действия КЗоТ21; об увольнении работника, не являющегося членом профсоюза22 и т. д. Н.В. Михалева приводит убедительные примеры существования прецедентов в жилищном праве23, а Т.Н.
Нешатаева видит прецеденты в арбитражном праве24. А.В. Наумов настойчиво обращает внимание на целую серию прецедентов толкования в уголовном праве 25.
И подобные мнения ученых достаточно многочисленны. При этом наблюдается тенденция взвешенного, осторожного отношения к субъектам правоприменения, в деятельности которых возможно создание прецедентов и к правовым последствиям их использования. Так, Б.Н. Топорнин и Ю.А.
Тихомиров отмечают необходимость длительного исторического периода для формирования в России прецедентного права26, а С.А. Иванов, показавший значительную роль прецедентов в трудовом праве, тем не менее отмечает, что признание судебных постановлений в качестве источника российского права вряд ли стоит рассматривать как появление прецедента.
Условно можно, видимо, говорить о квазипрецеденте... либо о своего рода судебном прецеденте27. Очевидно, за подобной осторожностью стоит стремление видеть в российском прецеденте все основные черты его английского собрата. Между тем формирование правовых прецедентов исторически происходит под влиянием всей совокупности политических и правовых условий общественного развития: особенности механизма государства, принципы его формирования и деятельности, правовая культура и т. д. Поэтому имеются все основания утверждать, что российское прецедентное право не может, да и не должно как капля воды повторять все черты судебной практики англо-саксонской системы. Научное обсуждение этой проблемы свидетельствует о том, что прецеденты толкования, а затем и прецеденты применения права имеют за собой достаточно длительную спонтанно формируемую историю.
Особенность отечественного правоприменительного (судебного) прецедента состоит, преимущественно, в отсутствии формализованной процедуры его закрепления и действия. Он не формально, а фактически выполняет роль вспомогательного источника права. Очевидно, за этим стоит закономерная специфика формирования источников права в континентальной правовой системе.
Не посягая на юридическую силу нормативного акта, прецедент его дополняет, конкретизирует и обслуживает в процессах пра-вореализации. Он сообщает ему недостающую гибкость и социальную чувствительность, продляя тем самым срок действия и стабильность, что является характерной чертой континентального права.
Авторитет прецедента в странах англо-саксонской правовой системы в значительной мере подкрепляется официальной и обязательной публикацией наиболее важных решений высших судебных органов в специальных изданиях. К сожалению, эта процедура в Российской Федерации не упорядочена в полной мере. Такую функцию выполняют Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и частично журнал Российская юстиция и ряд других изданий. Однако отсутствует четкий и формальный критерий, позволяющий отбирать состоявшиеся решения для опубликования.
Думается, что этот вопрос должен решаться научно-консультационными советами высших судебных органов на основании рекомендаций соответствующих судебных коллегий. Саму же процедуру отбора и опубликования прецедентов в специальных вестниках целесообразно закрепить в новом законе о Верховном Суде РФ и законах о Высшем Арбитражном Суде РФ, Прокуратуре РФ.
Другой особенностью правоприменительного прецедента выступает юридическая природа правила, сформулированного в его содержании. Российские судьи и иные должностные лица, рассматривая и разрешая юридические дела, изначально не имеют в виду создание нового, тем более нормативного правила.
Они озабочены проблемой конкретного правоприменения. Прецедент применения возникает как своеобразный побочный продукт правоприменительной деятельности, получивший свою жизнь в результате творческого оригинального истолкования применяемой нормы права и периодически возникающих типичных жизненных обстоятельств по делам принципиальной важности и сложности в практической работе преимущественно вышестоящих правоприменительных органов. Это логическое и праксиологическое обоснование и продолжение прецедента толкования, основанное на идеи неразрывного единства познавательной и практической деятельности. Прецедент применения вырастает из прецедента толкования, подтверждая его практическую значимость для аналогичных юридических дел.
Реальным же содержанием прецедента применения права выступает выработанное в процессе конкретного правоприменения истолкование нормы права, получившее значение правоположения.
Правоположение как особое явление юридической практики издавна вызывает научный интерес у исследователей и получило значительное освещение в литературе. Специалисты этой проблемы (С.С. Алексеев, В.В. Лазарев, В.К.
Бабаев, В.Н. Карташов и др.) отмечают, что правоположения характеризуются тем, что: а) создаются в процессе правоприменительной деятельности; б) их предписания учитываются судом и другими участниками правоприменительного процесса; в) защищаются юридическими средствами; г) имеют подзаконный, поднормативный характер 28; д) используются для устранения пробелов в праве 29; е) выглядят в виде своеобразных сгустков правосознания, прообразов правовых норм 30. Заметной является тенденция отграничивать, отличать правоположения от правовых норм, в связи с которыми они возникают.
Так В.К. Бабаев подчеркивает, что правоположения не имеют самостоятельного характера и зависимы от правовых норм, имеют временный характер и выражают типичность разрешения дела31. Подчеркивание статуса производного и зависимого от разъясняемой и конкретизируемой правопо-ложением нормы права, вполне справедливо, ибо суды не занимаются правотворчеством специально и по роду своей деятельности. В этом смысле заголовок научной статьи В.С.
Нерсесянщ У российских судов нет правотворческих полномочий является верным 32. Но трудно с ним согласиться, когда он другую статью называет: Суды не законодательствуют и не управляют, а применяют право33. Отрицание организационно-методического руководства и элементов управления Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ нижестоящими звеньями судебной системы явно неправомерно. В науке социального управления уже давно подчеркивается, что акты судебного правоприменения являются особой разновидностью управленческих решений в сфере правосудия.
Полномочия вышестоящих правоприменительных инстанций проверять правовые акты нижестоящих органов на предмет их законности, обоснованности и справедливости есть реализация управленческой власти, хотя она может исполняться судебными органами и в порядке осуществления правосудия. Таким образом, можно сделать вывод о том, что сам принцип разделения властей срабатывает на уровне стратегической идеи, но в реальном функционировании механизма государства наблюдается взаимодействие и взаимопроникновение правотворческой, исполнительной и судебной деятельности.
В этом, очевидно, и состоит одно из проявлений механизма сдержек и противовесов, обеспечивающего сосуществование трех основных властей.
Правоположения представляют собой устоявшиеся типовые решения по применению юридических норм, которые в реальности приобретают черты общих правил 34. Создаваемые в процессах индивидуального регулирования конкретных общественных отношений они в силу типичности правоприменительной ситуации, значимости сформулированных в процессе толкования и применения организационных правил для последующей юридической практики и авторитета правоприменительного органа приобретают значение прецедента.
Именно эта прецедентная значимость сообщает правоположениям вторую жизнь, выходящую за рамки состоявшегося правоприменения. Прецедентность правоположений основывается на преюдициальности состоявшихся правоприменительных решений. Преюдиция есть прием юридической техники, представляющий собой правило доказывания того, что вступившее в законную силу правоприменительное решение уполномоченного органа, принятое в установленном законом процессуальном порядке, о наличии или отсутствии юридического факта обязательно для всех правоприменительных органов, разрешающих юридическое дело, связанное с ранее разрешенным по поводу этого факта35. В ее основе доказательственная значимость ранее сделанного вывода по юридическому делу.
И хотя преюдиция связывается с воспроизведением юридической оценки фактических обстоятельств рассмотренного дела, процесс доказательства всегда предполагает правовую квалификацию, а следовательно, содержит в себе юридическую аргументацию правоприменительного решения. Таким образом, право-положение возникает в результате использования таких средств юридической техники, которые сообщают ему черты преюдициальности, т. е. формализованной оценки составляющейся правоприменительной квалификации для последующих аналогичных дел. Юридическая техника в правоприменении это преимущественно языковые средства и способы познания, объяснения и аргументации юридической оценки, позиции должностных лиц по рассматриваемому делу.
Их набор и использование определяются качественным состоянием реализуемых норм права, своеобразием правоприменительной ситуации и уровнем профессионализма должностных лиц. Но в целом, правоположение как результат правоприменительной техники может возникать при:
а) истолковании смысла и связей применяемой нормы в общей системе законодательства;
б) конкретизированном разъяснении гипотезы, диспозиции или санкции нормы;
в) конкретизации оценочных понятий языка права;
г) устранении коллизий между правовыми нормами;
д) преодолении пробелов в правовом регулировании путем использования аналогии закона или права;
е) правоприменительном акцентировании на сложившиеся правовые позиции органов или имеющиеся деловые обыкновения.
Таковы наиболее типичные условия, при которых техника правоприменения способствует возникновению правоположений. Классическим примером возникновения прецедента и кристаллизации в нем устойчивого правоположения является описанная в литературе практика определения судами момента окончания хищения.
Еще в 1972 г. по конкретному делу Президиум Ленинградского городского суда сформулировал, что хищение считается оконченным в случаях, когда лицо не только завладело чужим имуществом, но и приобрело возможность использовать его по своему усмотрению 36. Данное правоположение было использовано в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. О судебной практике по делам о хищении государственного и общественного имущества, оказало существенное влияние на практику квалификации преступлений, и вошло составной частью в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое37.
Тем самым подтверждена длительность действия правоположения, применение которого на практике приняло форму правоприменительного обыкновения квалификации уголовных дел.
В юридической науке справедливо, но излишне категорично подчеркивается, что правоположения возникают в деятельности только высших правоприменительных инстанций, организационно-правовое положение которых и юридический профессионализм должностных лиц в них работающих позволяют исходя из требования единообразного и законного понимания и применения права создавать, формулировать типичные, общезначимые образцы правоприменительных решений или давать руководящие разъяснения. В числе таких органов обычно называется Верховный Суд РФ, Высший Арбитражный Суд РФ, их пленумы и коллегии, что же касается высших судебных органов субъектов РФ, а также следственных управлений МВД и Прокуратуры РФ по вопросам правовой квалификации уголовных дел, а для прокуратуры и гражданских дел, то формирование в их деятельности правоположений, т. е. прецедентного права, чаще всего отрицается.
Между тем обзоры юридической практики, методические письма и совещания работников на уровне областных и республиканских судов, прокурорских работников, следователей со всей очевидностью свидетельствуют о существовании чрезвычайно гибкого, подвижного и авторитетного пласта юридической практики, обеспечивающего единообразие правоприменительной деятельности. Это своеобразное право служебного пользования, аккумулирующее в себе опыт и тенденции регионального правоприменения по типичным делам.
Следователь, составляя обвинительное заключение по уголовному делу, прокурор, утверждая его, судья, рассматривая материалы дела по первой инстанции, а особенно в кассационной или надзорной инстанции, адвокат, давая юридическую консультацию или представляя в суде интересы клиента, не могут не ориентироваться на правоприменительные стандарты по аналогичным делам, вступившим в законную силу и тем более прошедшим контрольную проверку в федеральных органах правоприменения. Таким образом, региональное прецедентное право в их деятельности, наряду с научными комментариями, руководящими постановлениями Пленума Верховного Суда, ведомственными приказами важнейшее средство обеспечения стабильности и качества результатов собственной деятельности.
Следует признать, что это еще не окончательно сложившаяся практика, и в ней могут быть ошибки и негативные прецеденты. Об этом свидетельствуют периодически возникающие по вопросам правовой квалификации споры между районными, а также областными судьями, прокурорами и адвокатами.
Поэтому региональные правоприменители всегда стремятся заручиться поддержкой своих правовых позиций со стороны федеральных органов правоприменения, тем более получить официальное утверждение в кассационном или надзорном порядке рассмотренного дела.
Здесь уместен вопрос о том, могут ли правоположения создаваться на уровне первичного звена правоприменительных органов: районных судов, следственных подразделений и т. д.? Анализ первичной юридической практики позволяет, на наш взгляд, на данный вопрос ответить положительно, но с некоторыми оговорками. Правовая квалификация в деятельности районных и городских судов по конкретным сложным и принципиальным делам порою приобретает актуальное значение в виду неясности и противоречивости законодательства, его пробельности, отсутствия правовой позиции федеральных органов и т. д. Поэтому удачно вынесенное и аргументированное решение по сложному делу может преобретать правоприменительный резонанс, региональную известность и обсуждаться юридической общественностью.
Но подобные решения нуждаются в проверке и поддержке вышестоящих органов правоприменения, от мнения которых они получают гарантии истинности и законности. Отсюда легитимизация правоположения, сформулированного первой правоприменительной инстанцией, в сфере профессионального сознания юристов становится признанной и очевидной только после его проверки и утверждения вышестоящим органом. А сама живучесть, практическая значимость правоположения определяются степенью его легитимности, т. е. нравственной, организационной и юридической поддержкой большинства сообщества юристов-профессионалов.
Разумеется, что статус правоположения определяется не большинством за него поданных голосов, а официальным одобрением высших правоприменительных органов и поддержкой содержащегося в нем требования другими инстанциями. Но во всех случаях оно должно быть легальным, т. е. подзаконным и легитимным.
Итак, правоположение выступает конкретным содержанием правоприменительного прецедента и представляет собою выработанный юридической практикой типовой образец понимания и применения норм права по делам определенной категории.
Прецедент и содержащееся в нем правоположение после получения всеобщего признания и неоднократного использования в соответствии с внутренними закономерностями становления и развития юридической практики приобретает значение или фактический статус делового обыкновения, или обыкновения правоприменительной деятельности. Данное понятие в юриспруденции часто неверно, на наш взгляд, рассматривается как нечто полуюридичекое, вспомогательное или примитивно организующее в деятельности государственного аппарата. Предпринимаются, в частности, небезосновательные попытки отграничить обыкновения от обычая38.
Действительно, полного смыслового совпадения между данными понятиями нет. Но имеющиеся различия следует проводить не на том основании, что правовой обычай является традиционным источником права, а обыкновения якобы этой функции не выполняют. Дело, очевидно, состоит в древности и значительности полиморфности обычаев, в то время как обыкновения порождаются актуальной практикой и призваны восполнить обнаружившийся дефицит нормативного регулирования. Поэтому за деловым обыкновением в юридической практике стоит организационно оформленный и вошедший в кровь и плоть юридической деятельности должностных лиц правовой обычай.
Это высшая форма бытия юридической практики, в которой слились воедино прецедент толкования, правоприменительный прецедент и правоположение. Его специфика состоит в совпадении, синтезе праксеологических и юридических особенностей служебной деятельности в сфере права.
При этом соображения о хорошей, качественной, целесообразной работе в сфере юридической деятельности формируют привычный образ поведения правоприменителей в типичных жизненных обстоятельствах. Это и создает видимость, что прецедентность правила, которым руководствуется должностное лицо, как бы отходит в тень, на второй план, уступая место значимости организационного обычая, именуемого обыкновением.
