КОНЕЦ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Все свелось к тому, что мы худо-бедно держали крайне мягкий сюзеренитет над проливами, обнаруживая абсолютную неспособность (несмотря на все попытки особой политики в отношении Германии и Франции) как-то воздействовать на расклад полностью отторгнувшей нас коренной Евро-Атлантики. А между тем слабость нашего реального владычества над территориями-проливами проявлялась в элементарном обстоятельстве: в то время как усилия наши концентрировались на передней линии обороны, более тыловые области, вроде Румынии, могли демонстративно ускользать из-под нашей эгиды (26).
Сжатие России начала 1990-х, снова вполне сделав ее островом, вернуло ей возможность идеалистической политики в Европе (какова, например, вся наша нынешняя политика на Балканах). XVIII век как бы только начался.
Я не верю в новый четвертый цикл похищения Европы... И, однако, я страшусь его, с той его чудовищной неорганичностью, которую он способен представить своим плевком против конъюнктурного ветра мировой и русской истории.
Идеалистическая линия нашей политики XVIII и первой половины XIX в., сплошь построенная на коалиционных играх, побуждавших русских двигать войска туда и тогда, куда и когда это нужно было союзникам, пользуясь их территориями как плацдармами и, однако, оставаясь вполне чуждыми минуемым по пути землям, - эта идеалистическая линия, взятая изолированно, дает нам тип русского геополитического европеизма без континентализма и без территориального разрастания, тип престижной, т.е. бескорыстной и неблагодарной, маеты. Как идеалисты русские западники могли и могут обретаться вне Европы, мня себя ее островитянами, европеистский же прагматизм нас делает экспансивными континенталистами, хотя вечно искушаемыми самоотдачей чужой истории. Так вот какой выбор перед нами встанет в XXI в.: признать наш уход из Европы как решение, вычленяющее Россию с ее прагматикой из пространств континента; снова предстать захватчивыми континенталистами-прагматиками, для Запада опасными, а значит и интересными (тем самым повысив на время внимание мирового цивилизованного к Большому театру и русской литературе); или изображать из себя европейцев вне Европы на бесплатной службе у того же мирового цивилизованного, часто рискуя оказаться перед миром глупцами по опрометчивости наших ангажементов. Но, выбирая любой из двух последних вариантов или их комбинацию, надо помнить: за ходом A, возвращающим нас в Европу, должны с высочайшей вероятностью последовать дальнейшие ходы все того же похитительского четырехтактовика.
Хотим ли мы прокрутить его еще раз? (1) Паттерн здесь понимается как самовоспроизводящаяся структурная схема, обеспечивающая распознаваемую устойчивость объекта или явления во множестве его вариантных воплощений. (2) Да, кстати, и серия договоров с Китаем в 1858 1860 гг., принесшая нам земли за Амуром, точно так же оказывается на хронологическом перекрестье крымской катастрофы и англо-франко-китайской войны 1856 1860 гг. (т.н. второй опиумной войны). (3) В конце сентября 1993 г. представители Верховных Советов сибирских республик и Малых советов восточных областей предлагали Руцкому и Хасбулатову в борьбе с Ельциным перенести резиденцию Верховного Совета России в Новосибирск. Оппозиция бездарно выбрала обреченный путь битвы за Москву.(4) Я не намерен обсуждать здесь антиутопии, изображающие массированное вторжение фундаменталистских полчищ из Передней Азии в Европу, ибо не вижу намека на близость подобной фантасмагории в современном благополучном мире, где Иран пользуется американскими бомбардировками Багдада для карательных экспедиций на иракские земли, а палестинцы договариваются с Рабином под израильскую канонаду в Ливане. Назад
(5) Данная часть публикации выполнена при финансовой поддержке Интерцентра. Назад
(6) Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре. // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993.
С. 6466.
(7) Приложение этой модели к сегодняшней политической прагматике, довлеющей дневи злобе его, см.: Цымбурский В.Л. Метаморфоза России: новые вызовы и старые искушения.
Вестник МГУ. Серия 12, 1994, # 3, 4.
(8) Эта формула мною почерпнута из названия книги: Варес П., Осипова О. Похищение Европы, или Балтийский вопрос в международных отношениях XX в. Таллин, 1992. Авторы имеют в виду аннексию Прибалтики в 1940 г. якобы поглощение части коренной Европы русско-советским пространством. Я же исходил из того, что пакт МолотоваРиббентропа лишь частный эпизод в трехсотлетней европеизации России.
Прибалты никогда не вправе будут чувствовать себя даже в относительной безопасности, пока русские будут смотреть на себя как на народ Европы, отодвинутый независимой Прибалтикой от центра своей цивилизации.
(9) См.: Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984.
С.123 и сл.
(10) Цит. по: Ключевский В.О. Императрица Екатерина Вторая (17291796). / Ключевский В.О.
Исторические портреты. М., 1990.
С. 313.
(11) Украина в начале XVIII в. даже земли, воссоединенные с Россией на Переяславской раде, вовсе не воспринималась самими русскими в международно-правовом отношении как часть России. Попытку Петра I после измены Мазепы трактовать украинские земли в этом качестве современники рассматривали в своем роде как перегиб. Об этом недвусмысленное свидетельство указ Петра II от 16 июня 1727 г. о передаче малороссийских дел как относящихся к отдельному государству из Сената в Иностранную коллегию. (12) Жириновский В.В. О судьбах России.
Часть II. Последний бросок на юг. М., 1993.
С. 29 и сл. (13) Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Москва, 1991.
С. 446.
(14) Записка графа Ф.В.Ростопчина о политических отношениях России в последние месяцы павловского царствования. Русский архив.
Год 16-й, кн.1, 1878. С.109.
(15) В Острове я уже писал и не буду повторяться, что сама прагматическая линия (скажем, грезы о Дарданеллах) обусловлена представлением о Западе как центре Ойкумены. Прагматизм здесь, например, у Ростопчина или Данилевского, собственно, в пафосе обладания высокоценным пространством и не более.
(16) Поразительно, что некоторые отечественные и зарубежные авторы до наших времен называют российское стремление к расчленению Турции мифом (см., например, Кожинов В.В. Тютчев. М., 1994. С. 322 вслед за А.Тэйлором).
Словно не было плана Павла I с Ростопчиным, словно притязания этого плана, включая фразеологию (Турция больной человек Европы) и требования передачи Румынии и северной Болгарии во власть России, не были воспроизведены частично в знаменитых беседах Николая I с британским министром иностранных дел Дж. Абердином (1844 г.) и послом Великобритании в России Г.Сеймуром (1853 г.), а частично в личных заметках Николая, датируемых концом 1852 г. (см.: Зайончковский А.М. Восточная война 1853 56 гг. Т.1, Приложения, СПб., 1908.
С. 357 и сл.; The New Cambridge Modern History, Vol.10, Сambridge, 1960, p. 470).
(17) История первой мировой войны. Т.1.
М., 1975. С. 217223.
(18) Там же. С. 219.
(19) Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Т. 2. М., 1990.
С. 194. Ср. высказывания советских военных лидеров тех лет:
Назревавшие события на этой реке (Висле. В.Ц.) представлялись очень веским вкладом в развитие международной революции. (Шапошников Б.М.
На Висле. М., 1924. С. 22);
Из Восточной Пруссии, когда мы соприкоснулись с ней, к нам потекли сотни и тысячи добровольцев... Германия революционно клокотала и для окончательной вспышки только ждала соприкосновения с вооруженным потоком революции (Тухачевский М.Н. Поход за Вислу. Гл.
8 Революция извне // Тухачевский М. Поход за Вислу. Пилсудский Ю. Война 1920 года. М., 1992.
С. 62).
(20) Фест Й. Адольф Гитлер. Т. 3. Пермь, 1993.
С. 230 и сл.
(21) См.: Шлезингер А. Циклы американской истории. М., 1992.
С. 71.
(22) Мандельштам О.Э. Барсучья нора. // Мандельштам О.Э.
Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М., 1991.
С. 271.
(23) Фест Й. Указ. соч. С. 139, 201.
(24) Флоровский Г.В. Евразийский соблазн. // Россия между Европой и Азией...
С. 257.
(25) Записка графа Ф.В.Ростопчина... С. 108.
(26) Надлом глубинной установки на геополитический европеизм выразился не так даже возвращением столицы в 1918 г. в Москву под натиском Европы (ход B цикла II), что в конце концов можно мотивировать тогдашними временными требованиями безопасности, сколько отсутствием в годы нового имперского возрождения (цикл III) каких бы то ни было проектов нового смещения политического центра империи на запад. Максимум военно-технического нажима на Европу соединился с деградацией установки, лежащей в основе этого натиска, отсюда и дух скуки, витавший над нашим имперством последние десятилетия СССР.
Геоэкономический взгляд на русскую геополитику предложен в концепции Александра Неклессы, анализирующего структуру глобализованного мира. По его мнению, современное мировое разделение труда создает четкое членение мира на экономические макроструктуры - в зависимости от модернизированности экономики и места в глобальном сообществе. Высокоразвитый богатый Север, он же Запад, экономически и политически доминирующий, вступает в стадию постиндустриальной культуры, в которой главным предметом производства являются высокие технологии, идеи и т. д. Место промышленного лидера переходит к новому Востоку, азиатским, прежде всего - тихоокеанским странам, пережившим и переживающим экономическое чудо. Юг, расположенный преимущественно по Индоокеанской дуге, испытывает муки провалившейся модернизации или же проедает естественные ресурсы, прежде всего - нефть.
После распада СССР находится в состоянии неопределенности Евразия, ищущая русский проект, который позволил бы вернуть утраченное место в мире. Нововведением современной эпохи являются трансгеографические структуры: квази-Север - армии глобализации, международных дельцов, чиновников и всех, чье благосостояние зависит от новой финансовой и виртуальной постэкономики; и глубокий Юг- зона распада цивилизационных структур, деградации провалившихся государств, господства терроризма и криминалитета. В качестве геоэкономического российского проекта Неклесса выдвигает концепцию формирования гипер-Севера в противоположность постмодерному квази-Северу превращение России в зону сверхинтенсивного научно-технического развития и технологий будущего.
Эта идея сверхмодернизации, превосходящей западные инновационные достижения, все более привлекает внимание тех, кто занят идеологическим творчеством, как единственная, оставляющая России шанс на выживание в геополитическом соперничестве. PAX OECONOMICANA:
гэоэкономическая система мироустройства
Александр Неклесса Философия экономики область знания, в современном мире оказавшаяся в весьма драматичном положении. Знамения времени - стремительная прагматизация, технологизация не обошли стороной и экономическую науку: все более заметно сужение ее предметного поля, в результате чего она начинает иной раз смотреться как некий специфический набор банковских прописей.
Складывается впечатление, что реальная задача современной экономикс лежит не столько в области фундаментальной науки, сколько в сфере универсальных технологий и стратегий поведения в условиях ограниченности и противоречивости нашего знания о глубинах экономического космоса. Этот дефицит особенно ощутим в переломные моменты истории, когда рушатся многие устоявшиеся парадигмы, и становится ясно, что экономика (наряду с политикой, идеологией) есть феномен культуры.
Возможно, нынешнее состояние мирового хозяйства было бы лучше понято, откажись экономика от сознательных и подсознательных претензий на статус естественнонаучной дисциплины, вспомни она о своих гносеологических корнях, осознай себя вновь частью этики и политики, то есть сферы целеполагания и правил поведения. Возможно, нынешнее состояние мирового хозяйства было бы лучше понято, откажись экономика от сознательных и подсознательных претензий на статус естественнонаучной дисциплины, вспомни она о своих гносеологических корнях, осознай себя вновь частью этики и политики, то есть сферы целеполагания и правил поведения.
Иначе говоря, - ведись обсуждение фундаментальных экономических проблем в интенсивном взаимодействии с актуальными философскими и культурологическими дискуссиями.
Новый мир рождается на наших глазах. Существующая система интернациональных связей - этот всемирный концерт, основанный на межгосударственных отношениях и кодифицированный международным правом - пребывает в некотором замешательстве. Zeitgeist, "дух времени", мало-помалу отходит от нее, перемещаясь к новому классу международных систем, к динамичным и изменчивым субъектам мирового хозяйства, чьи подвижные очертания, проходя в иной плоскости, не совпадают с государственными границами, да и взаимоотношения не определяются и тем паче не исчерпываются дипломатией на правительственном уровне. Реально утверждающийся на планете порядок все отчетливее проявляет себя как порядок экономический - Pax Economicana.
Глобальная экономика это свершившаяся мировая революция нашего века, и она же становится повсеместно правящей системой. Подобное коренное изменение можно описать достаточно внятной формулой: если раньше мировая экономика была ареной, на которой действовали суверенные государства, то теперь она достаточно автономный персонаж, оперирующий на поле национальных государств. Однако появление уникального глобального субъекта не привело к одновременному удалению с поля прежних игроков. Возникла эклектичная реальность, более сложная и даже парадоксальная в своих проявлениях, сочетающая яркие и характерные черты обеих систем.
При этом, естественно, происходит кардинальный сдвиг в привычных способах проекции власти. Экономика меняет внутреннее содержание, ей уже тесно в рамках прежних смысловых конструкций. Она начинает проявлять себя не только как способ хозяйствования, но и как доминирующая система управления обществом: как политика, и даже идеология наступающей эпохи, становясь, по сути, новой властной системой координат... В результате привычные геополитические императивы почтительно уступают место реалиям геоэкономическим.
Силовые маневры эпохи уже не связаны ни с завоеванием территорий, ни даже с прямым подчинением экономического пространства противника. Они скорее нацелены на навязывание окружению своей политической воли и видения будущего, на установление и поддержание желаемой топологии мирохозяйственных связей, на достижение стратегических горизонтов, определяемых геоэкономической конкуренцией, на упрочение либо подрыв той или иной системы социально-экономических ориентаций... Столкновение стилей и форм хозяйствования, соперничество основных центров мирового развития, социальные и финансовые коллизии, непростые взаимоотношения между региональными сообществами все это драматичные игры нашего времени, которые сводят использование военной силы более к угрозам ее применения и рамочной демонстрации возможностей, нежели к полномасштабной реализации боевой мощи.
Но параллельно в мире разворачиваются нешуточные, хотя зачастую и невидимые геоэкономические битвы, в ходе которых на планете складывается новая реальность, другое мироустройство. Что же такое нынешний глобальный мир, формирующееся транснациональное сообщество, глобальная экономика?
Ответы на все эти вопросы далеко не столь элементарны, каковыми они представляются на первый взгляд. Распространенные толкования и трактовки глобализации нередко являются своего рода fables convenues.
Однако iи транснациональное сообщество, ни глобальная экономика, очевидно, не есть некое универсальное предприятие всего объединенного человечества. В мире сейчас возникает нечто существенно иное, чем просто единый хозяйственный организм планеты. 2.
В рассуждениях на тему глобализации вообще и глобальной экономики в частности присутствует все же немало расхожих штампов и мифов, которые, не вполне подтверждаются статистикой уходящего века, а иной раз прямо противоречат ей. Например, что касается якобы последовательного роста внешнеторгового оборота по отношению к производству или доли вывоза капитала от ВВП либо движения трудовых ресурсов в течении XX века.
На самом же деле процессы и глобализации, и диссоциации носят отнюдь не линейный характер, косвенно свидетельствуя о реальной сложности мира и неоднозначности процессов, в нем происходящих. Социальная организация эпохи Нового времени, судя по всему, достигла своей вершины, глобализации - хотя это определение и не получило в те годы распространения где-то около первой мировой войны. (К тому моменту планету поделили также границы транснациональных империй, в которых "никогда не заходило солнце".) Затем на протяжении всего "последнего" столетия - человечество было ввергнуто в пучину конкурирующих версий нового мироустройства: российской, германской, американской И, заодно, - яростного состязания мировых идеологий, пришедших на смену мировой религии. Удельный же вес внешнеторгового оборота, и доля вывоза капитала, о которых упоминалось выше, также достигли своего максимума непосредственно перед первой мировой войной.
Затем динамика этих показателей шла по синусоиде, дважды снижаясь после мировых войн, вновь достигнув прежнего высокого уровня лишь в середине текущего десятилетия, когда тема глобализации, кажется, обрела второе дыхание. Однако начало и конец нынешнего столетия более чем различные вселенные Нынешняя глобализация это, пожалуй, совсем иная историческая модель: вместо гаснущей идеи универсальной христианской цивилизации проект глобального (планетарного) присутствия современных центров силы, их выраженное намерение управлять развитием всего мира. Интернационализация производственных и торговых трансакций сейчас в значительной мере связана с особым феноменом миром ТНК и операциями, осуществляемыми между их филиалами. На сегодняшний день число подобных корпораций превысило 53 тысячи, численность их дочерних филиалов 450 тысяч.
Появляется и новый класс ТНК мультикультурные, глобальные Параллельно, в среде национальных экономик происходит сложный и многогранный процесс образования социально-экономических коалиций и союзов. (Тут невольно вспоминается былое разграничение карты мира пунктирами колониальных империй, а затем - военно-политических блоков). Так что реально протекающий сейчас процесс обустройства планеты, похоже, с не меньшими основаниями можно определить как "новый регионализм" - или "новый региональный порядок" - то есть формирование макрорегиональных геоэкономических пространств на фоне социально-экономического расслоения мира. Действительно, статистические данные о "сближении народов планеты" в этих социально-экономических - категориях просто убийственны.
За последние десятилетия соотношение уровней доходов богатых и бедных, "золотого" и нищего миллиардов планеты не только не сократилось, но заметно увеличилось: с 13:1 в 1960 году до 60:1. А ведь по сравнению с серединой столетия совокупный объем потребления, судя по тем же оценкам ООН, вырос приблизительно в 6 раз.
Однако 86% его приходится сейчас на 1/5 часть населения, на остальные же 4/5 оставшиеся 14%. Но и в этих цифрах отражена не вся истина. Доля мирового дохода, находящаяся в распоряжении беднейшей части человечества, а в настоящее время примерно 1,3 млрд. людей живут в условиях абсолютной нищеты еще на порядок ниже, составляя лишь около 1,5%.
Таким образом, в мире помимо североатлантической витрины цивилизации соприсутствует ее гораздо менее заметный темный двойник: "четвертый", зазеркальный мир, населенный голодным миллиардом. На планете, судя по всему, происходит не столько социально-экономическая конвергенция (корелянтом которой могло бы служить политическое и социальное единение глобального сообщества, чего также не наблюдается), сколько унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства И венчает этот процесс наиболее впечатляющее проявление нынешней глобализации, ее главный образ и символ - мировая коммуникационная сеть. В целом же развитие механизмов стратегического планирования и контроля за ситуацией на планете эффектно обоснованное глобальными вызовами и угрозами, вставшими перед цивилизацией во второй половине ХХ века, сформировало систему глобального хозяйственного управления (высоких геоэкономических технологий): во-первых, ресурсами планеты, но также и всей экономической деятельностью на ней, распределением и перераспределением совокупного мирового дохода и т.п.
Понятно, что цели и методы подобной структуры не могут ограничиваться лишь хозяйственной сферой [1]. И еще одно более чем актуальное пространство, где "никогда не заходит солнце", сложилось к концу столетия. Это - глобальный финансовый рынок, темпы роста которого сейчас в несколько раз превышают скорость увеличения мировой торговли и дивергенции производства (чьи нужды международные финансовые трансакции вроде бы призваны обслуживать) [2].
Пространство, где интенсивно развиваются собственные высокие технологии, разработке которых человеческий гений, кажется, отдает в последние десятилетия гораздо больше умов, усилий и энергии, нежели другим видам интеллектуального творчества. Все это вместе взятое очерчивает контур принципиально новой по отношению к началу века мировой ситуации, знаменуя наступление какой-то другой глобализации, имеющей принципиально иной генезис.
Чтобы понять происходящее, нужно пристальнее вглядеться в ту мировоззренческую революцию, свидетелями и участниками которой мы являемся.
КОНЕЦ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Рождающееся у нас на глазах экономистическое мироустройство зиждется на глубинных тенденциях глобального развития, на радикальной революции в области мировоззрения. В сумбурной на первый взгляд реальности наших дней можно выделить три основных конкурирующих версии развития человеческого универсума, три крупноформатных проекта обустройства планеты. Основной социальный замысел, развивавшийся на протяжении последних двух тысяч лет и фактически предопределивший современное нам мироустройство, - проект Большого Модерна был органично связан с христианской культурой. Отринув полифонию традиционного мира и последовательно реализуя евроцентричную (а впоследствии - североцентричную) конфигурацию глобальной Ойкумены, он заложил основы западной или североатлантической цивилизации, доминирующей ныне на планете.
Его историческая цель (или, по крайней мере, цель его последнего этапа - эпохи Нового времени) - построение универсального сообщества, основанного на постулатах свободы личности, демократии и либерализма, научного и культурного прогресса, повсеместного распространения "священного принципа" частной собственности и рыночной модели индустриальной экономики. Его логическая вершина - вселенское содружество национальных организмов, их объединение в рамках гомогенной социальной конструкции: глобального гражданского общества, находящегося под эгидой коллективного межгосударственного центра.
Подобный ареопаг, постепенно перенимая функции национальных правительств, преобразовывал бы их в дальнейшем в своего рода региональные администрации... Частично реализуясь, грандиозный замысел сталкивается, однако, со все более неразрешимыми трудностями (прежде всего из-за фундаментальной культурной неоднородности мира, резкого экономического неравенства на планете) и, кажется, достиг каких-то качественных пределов, претерпевая одновременно серьезную трансформацию.
