КОНЕЦ НОВОГО ВРЕМЕНИ
В последние годы происходит явное умножение сфер человеческой практики и рост числа территорий, прямо пораженных "трофейной" и криминальной активностью, сливающихся в единый феномен деструктивной квазиэкономики - более чем специфической хозяйственной сферы, подчиняющейся качественно иным, нежели легальная экономика, фундаментальным законам (фактически производя ущерб, то есть своего рода отрицательную стоимость) и уже сейчас ворочающей сотнями миллиардов долларов. Так, для данного класса человеческой деятельности вполне обосновано введение категории "отрицательная стоимость", соответствующей производству вреда, т. е. причинению ущерба окружающей среде, техносфере и людям. Отчасти отрицательная "ценность" подобного рода активности уже учитывается в современных экономических отношениях, например, в виде наложения штрафов, повышенном налогообложении, судебных издержках, иных финансовых санкциях и т.п.
Распечатываются и интенсивно эксплуатируются (в глобальном масштабе, с применением самых современных технических средств) запретные виды псевдоэкономической практики: производство и распространение наркотиков, крупномасштабные хищения, рэкет, контрабанда, коррупция, казнокрадство, компьютерные аферы, торговля людьми, "дешевое" захоронение токсичных отходов, отмывание грязных и производство фальшивых денег, коммерческий терроризм и т.п... Симптоматично, что некоторые из видов деятельности, в сущности той же природы: игорный бизнес, распространение порнографии и некоторые другие виды индустрии порока, расположены в легальной сфере, а их коммерческий результат включается в подсчет ВВП соответствующей страны. Эффект от разрастания и усложнения практик экономического инцеста начинает все сильнее сказываться на большом социуме, подрывая его конструктивный характер, вызывая многочисленные моральные и материальные деформации, ведя к повреждению и перерождению общества. По сути, происходит повсеместное упрощение, формализация цивилизации, словно в гигантской мясорубке перемалывающей свои достижения, приводящей многообразные проявления человеческого гения, его "цветущую сложность" к некоему единому знаменателю, ради составления бессмысленного по сути финансового реестра.
А между тем, становится все труднее избавиться от впечатления, что утро XXI века постепенно застилает тень Второй великой депрессии, но на этот раз глобальной и, что более важно, - выходящей за рамки собственно экономических неурядиц. Мы видим, как под воздействием всех этих разрушительных процессов и тенденций на публично обозначенном краю истории зреет новая, весьма непривычная форма организации постсовременного мира.
НОВОЕ МИРОУСТРОЙСТВО.
Переплавленное в тигле интенсивного взаимодействия стран и народов новое мироустройство постепенно замещает прежнюю национально-государственную модель Ойкумены более сложным, полифоничным сочетанием геоэкономических регионов. В рамках глобальной, но все же не универсальной экономики проступают контуры ее специализированных сегментов: самобытных "больших пространств", внутренняя мозаика которых объединена культурно-историческими кодами, общим стилем хозяйственной практики, социально-экономическими интересами и стратегическими замыслами [7]. Эти миры-экономики в ряде случаев разрывают географические рамки, объединяя ведущих игроков той или иной лиги, невзирая на их гражданство и национальное происхождение. В результате над прежней национально-государственной схемой членения человеческого универсума все более отчетливо нависает внешняя оболочка "нового регионализма" и групповых коалиций.
Или, иначе говоря, - каркас геоэкономических рубежей Нового мира. Властная система координат сопрягает новые центры силы с ведущими персонажами прежней национально-государственной системы, чьи реальные границы в экономистичном универсуме, уже сейчас заметно отличаются от привычно четких административно-государственных разграничительных линий, плавно трансформируясь в ползучий суверенитет, множащихся по миру зон национальных интересов и региональной безопасности.
В переходной, дуалистичной конструкции глобального мироустройства сопрягаются, таким образом, два разных поколения властных субъектов: старые персонажи исторической драмы национальные государства и разнообразные сообщества-интегрии. Происходит кристаллизация и властных осей Нового мира, контур которых представлен разнообразными советами, комиссиями и клубами глобальных НПО (неправительственных организаций). При этом система взаимоотношений внутри нарождающегося Pax Economicana заметно отличается от принципов организации международных систем, уходящего в прошлое мира Нового времени.
Так, ключевой вид деятельности: финансово-правовое регулирование то есть реальный механизм "глобального планирования и долгосрочного перераспределения ресурсов" - отнюдь не "открытое акционерное общество", и не "организация объединенных наций", включающая все страны и народы планеты. Напротив, это подчеркнуто обособленная, элитарная отрасль хозяйствования, доминирующий слой глобальной экономики, представляющий ее практически автономный верхний этаж. С реалиями данного космоса в наибольшей степени связаны, конечно же, Соединенные Штаты, однако и тут существуют достаточно серьезные противоречия.
Расширяющийся интернациональный космос (естественная вотчина НПО и ТНК, но, прежде всего, - мир банковских и финансовых сетей), постепенно обретает все большую свободу, во все менее поддающейся регулированию среде. И хотя этот метарегион все еще имеет определенную географическую привязку, системный центр, однако по самой своей специфике, сути, характеру деятельности он - транснационален. Проявляя собственное историческое целеполагание, виртуальный континент оперирует смыслами, способными вступать в конфликт с целями и ценностями всех земных регионов, включая материнский - североатлантический.
Новый полюс мира стремиться охватить своей сетью координат все прочие геоэкономические пространства и континенты, взять их под властный контроль, искусно объединив в единую иерархичную и хорошо управляемую конструкцию. 2.
Конец ХХ столетия окончание периода биполярной определенности и ясности глобальной игры на шахматной доске ялтинско-хельсинского "позолоченного мира". Однако в результате громких и широко известных событий оказалась сломанной не только привычная ось Запад-Восток, но становится достоянием прошлого также обманчивая простота конструкции Север-Юг. Правда, можно сказать еще точнее: оси эти не сломались, а - расщепились.
Модель нового мироустройства носит, по сути, гексагональный, шестигранный характер (и в этом смысле она многополярна). В ее состав входят (конечно, отнюдь не на равных - и в этом смысле она однополярна) такие регионы, как североатлантический, тихоокеанский, евразийский и "южный", расположенный преимущественно в районе индоокеанской дуги. А также два транснациональных пространства, далеко выходящих за рамки привычной географической картографии. Раскалывается на разнородные части знакомый нам Север.
Его особенностью, основным нервом становится штабная экономика Нового Севера. С той или иной мерой эффективности она сейчас определяет действующие на планете правила игры, регулирует контекст экономических операций, взимая, таким образом, с мировой экономики весьма специфическую ренту. Теснейшим образом связана с транснациональным континентом и спекулятивная, фантомная постэкономика квази-Севера, извлекающая прибыль из неравновесности мировой среды, но в ней же обретающая странную, турбулентную устойчивость. Не менее яркой характеристикой северного ареала является впечатляющий результат интенсивной индустриализации эпохи Нового и новейшего времени то есть геоэкономический Запад.
Здесь создано особое национальное богатство: развитая социальная, административная и промышленная инфраструктура, обеспечивающая создание сложных, наукоемких, оригинальных изделий и образцов (своего рода "высокотехнологичного Версаче"), значительная часть которых затем тиражируется - отчасти в процессе экспорта капитала - в других регионах планеты. Географически данные пространства пока еще во многом "сшиты", однако их стратегическое целеполагание и исторические замыслы уже заметно разнятся, а кое в чем и противоречат друг другу. Тут скрыта подоплека многих непростых и актуальных сюжетов. Интересен, например, внутренний, геоэкономический смысл продвижения НАТО на Восток, дающего шанс высокотехнологичной промышленности Запада, испытывающей в настоящее время серьезные затруднения, обрести второе дыхание, обеспечив себя "фронтом работы" порядка 100-120 млрд. долларов.
И, наконец, новой геостратегической реальностью стал находящийся в переходном, хаотизированном состоянии постсоветский мир, похоронив под обломками плановой экономики некогда могучий полюс власти - прежний Восток. Как ни обозначай "сухопутный океан" Евразии: Российская империя или СССР, СНГ или новые независимые государства это, безусловно, своеобразная мир-экономика, во многом еще непознанная terra incognita.
Ее полифоничный организм, придя в хаотичное движение на рубеже тысячелетий, пребывает сейчас в мучительных схватках, и, не исключено, - готовится предъявить миру в наступающем веке идущий из глубины социальных разломов и общественных трансформаций некий доселе неведомый "российский проект". Очевидно утратил единство также мировой Юг, бывший Третий мир, представленный в современной картографии несколькими автономными пространствами.
Так, массовое производство как системообразующий фактор (в геоэкономическом смысле) постепенно перемещается из североатлантического региона в азиатско-тихоокеанский. Здесь, на необъятных просторах Большого тихоокеанского кольца - включающего и такой нетрадиционный компонент, как ось Индостан-Латинская Америка формируется второе промышленное пространство планеты - Новый Восток, в каком-то смысле пришедший на смену коммунистической цивилизации, заполняя образовавшийся с ее распадом биполярный вакуум. Добыча сырьевых ресурсов это по-прежнему специфика стран Юга (во многом мусульманских или со значительной частью мусульманского населения), расположенных преимущественно в тропиках и субтропиках - большей частью в районе Индоокеанской дуги. Будучи кровно заинтересованы в пересмотре существующей системы распределения природной ренты, члены этого геоэкономического макрорегиона терпеливо ожидают своего часа пик, медленно, очень медленно, но все же приближающегося по мере исчерпания существующих запасов природных ресурсов.
Либо - внезапного, скачкообразного развития иной благоприятной для производителей сырья стратегической ситуации или инициативы. В долговременной перспективе Юг стремится также к установлению нового экологического порядка, солидаризируясь с государствами планеты, хотя и лишенными крупных запасов природных ископаемых, однако обладающими мощным биосферным потенциалом. Одновременно на задворках цивилизации формируется еще один, весьма непростой персонаж - архипелаг территорий, пораженных вирусом социального хаоса, постепенно превращающийся в самостоятельный стратегический пояс Нового мира - Глубокий Юг. Это как бы "опрокинутый" транснациональный мир, чье бытие определено теневой глобализацией асоциальных и прямо криминальных тенденций различной этиологии.
Тут можно было бы перечислять многое. Но, пожалуй, достаточно упомянуть всего два факта, чтобы отнестись к проблеме серьезно: беспрецедентное разграбление в рамках "трофейной экономики" постсоветского пространства и сумму оценки специалистами ежегодного оборота наркрокартелей в 300-500 млрд. долларов. При этом Глубокий Юг в своих откровенно асоциальных проявлениях фактически смыкается с финансовой эквилибристикой квази-Севера, вкупе с ним порождая единое эклектичное пространство, существующее за счет весьма своеобразной цивилизационной ренты - планомерного расхищения национального богатства, созданного трудом многих поколений людей. В результате оптимистичные схемы пост-индустриального сообщества выглядят весьма поблекшими.
А в ряде случаев они уступают место неприглядной реальности цивилизационного регресса и де-индустриализации, "сужающегося воспроизводства" - этого грозного симптома надвигающегося на планету глобального кризиса. На земном шаре можно насчитать примерно три десятка территорий, где утверждается повседневность перманентных конфликтов и отчаяния, происходит распад политических, экономических и правовых институтов, разрушается сама основа стабильной организации общества [8] Современная экономика равно как и политическое мироустройство переживает сейчас глубокую внутреннюю мутацию.
Под прежним названием, "ярлыком" формируется некий новый феномен, политэкономия XXI века, квинтэссенцией которой становится инволюционный путь от капитала к ренте, от классического индустриального хозяйства Нового и новейшего времени к изощренному механизму извлечения сверхприбыли в виде разнообразных геоэкономических рентных платежей. Мировая экономика, смыкаясь с современным мироустройством, постепенно начинает походить на известный многоярусный "китайский шар", внешняя оболочка которого - транснациональный метарегион, существующий за счет организации глобального рынка (наподобие государственного), взимая с мирового хозяйства своего рода скрытый налог, дань, определяя правила игры, форсированно развивая одни отрасли и "гася" другие.
Наконец, активно внедряя виртуальные схемы неоэкономической практики, извлекая прибыль из утонченных форм кредита и управления рисками (то есть, умело манипулируя категориями времени и вероятности). Словно знаменитая лента Мёбиуса, эта внешняя оболочка плавно переходит в собственную трансрегиональную "изнанку", получающую свою "черную" ренту на путях прямого присвоения и проедания ресурсов цивилизации. Внутри же шара в той или иной последовательности располагаются другие геоэкономические миры-пространства: специализирующиеся на перераспределении горной или биосферной ренты; на ренте инновационной и технологической в ее различных модификациях 3.
Эти рождающиеся из пены и крови ХХ века миры - субъекты нового геоэкономического мироустройства [9]. Быть персонажем в глобальной игре, осмысленно участвовать в ней значит хорошо представлять себе интересы того или иного экономического полюса мира, стремящегося с максимальной эффективностью реализовать свою фундаментальную специфику. Но, оставив за рамками рассмотрения гипотетические цели слабых на сегодняшний день игроков (как, например, стремление Юга добиться установления нового международного экономического и экологического порядка), бросим все же беглый взгляд на пестрый спектр реально работающих стратегических инициатив.
На планете фактически идет интенсивное состязание различных по духу и смыслу геоэкономческих концептов. Нового мирового порядка организующего сложную систему планомерного распределения и перераспределение жизненно важных ресурсов планеты, видов экономической деятельности и совокупного мирового дохода. Неконтролируемого развития ("невидимая рука рынка"), перерастающего в неолиберальную метафизику, связанную с сетевым характером кредитно-денежных трансакций, призрачными табунами "горячих денег" и субъективными интересами финансовых операторов во все более стохастичном, спонтанном, сверх-открытом мире виртуальной реальности. Паллиативной структурной перестройки, то есть адаптации различных сегментов мировой экономики к нуждам глобального рынка в рамках его североцентричной конфигурации (по данному пути пошли большая часть стран Африки и Латинской Америки, а также постсоветской Евразии, включая Россию).
Формирующейся концепции неосоциального устойчивого развития, сопрягающей экономическую деятельность с императивом решения ряда назревших экологических и социальных проблем, но несущей в себе также ядовитые семена "экофашизма". Все это сосуществует с различными вариантами идеологии неопротекционизма, включая современные модификации идеи "большого пространства" в форме ли "нового регионализма" или дивелопментализма - специфической стратегии развития Восточной Азии и т.д. Периодически возрождается к жизни (будучи одновременно связанной с интересами международного военно-промышленного комплекса) концептуалистика форсированного сверхразвития, делающего ставку на научно-технический прорыв, поддержанный бюджетными вливаниями и мощью государственной машины, а также - на творческие ресурсы цивилизации как центральный фактор современного производства.
Наконец, с повышением вероятности развития полномасштабного финансово-экономического кризиса вновь начинают обсуждаться разнообразнные концепты активного госрегулирования, автаркии и мобилизационных схем управления. Однако дальняя граница и высший предел стратегической мысли - это все же организация самого нового контекста - магистральное направление социального планирования, призванное обеспечить оптимальную преадаптацию к творимой реальности Нового мира. Собственные цели преследует и темный двойник цивилизации, активно воплощающий проект демодернизации, последовательно извращая социальные и экономические механизмы, формируя благоприятную для себя среду, способную обеспечить беспрепятственную сверхэксплуатацию природы и деконструкцию цивилизации. * * *
Таковы новые черты глобальной архитектуры. Она пока не является ни четкой, ни окончательно сформировавшейся, ни даже в каких-то своих частях непротиворечивой В отличие от достаточно устойчивых границ привычной государственно-административной карты планеты очертания геоэкономического атласа мира носят зыбкий, несфокусированный и к тому же - учитывая параллельное бытие региональных и транснациональных пространств - трехмерный характер. Территории геоэкономических регионов взаимосвязаны и взаимозависимы.
В условиях перманентно идущего здесь передела мира их "земли" меняют свою принадлежность, сосуществуют, частично наплывая друг на друга, а внешние контуры - подвижны, изменчивы. Далеко не всегда явственны различия между теми или иными членами Атлантического или Тихоокеанского миров, традиционного Юга и Глубокого Юга и т.п. Не проявился окончательно и вектор развития большинства субъектов посткоммунистического мира [10].
Мобилизационная, административная модель экономики, в целом покинув пределы данного "большого пространства", продолжает существовать на некоторых его частях и осколках, а также в латентных и неявных формах. Она же подчас стучится в дверь вместе с конструктивистскими проектами будущего обустройства планеты. Например, в случае резкого обострения тех или иных глобальных проблем, либо плавного перехода к системному, "административно-плановому" регулированию всего контекста глобальной рыночной экономики, или же, напротив, - ее коллапса в результате реализации радикальных сценариев развития мирового финансово-экономического кризиса.
Pax Economicana, новое геоэкономическое мироустройство человеческого универсума, все более заставляет считаться с собой, учитывать свою специфику при стратегическом анализе и планировании ближних и дальних горизонтов развития. Соперничество внутри нового поколения международных систем и исторических проектов уже сейчас является источником коллизий, по крайней мере, не менее значимых и судьбоносных, чем традиционные формы конфликтов между странами и народами планеты.
В результате столкновения систем ценностей и жизненных приоритетов, планов желаемого мироустройства и схем взаимодействия геоэкономических регионов рождается Новый мир III тысячелетия.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Статья отражает предварительные результаты работы в рамках проекта РФФИ "Глобальное сообщество: изменение социальной парадигмы" (97-06-80372). 1999, А.И. Неклесса. [1] То, что мирохозяйственный контекст базируется на определенной политической платформе, далеко не всегда очевидно просто в силу инерции и привычки к определенному порядку вещей. Однако представим на минуту, что политическая власть на планете принадлежала бы не Северу, а Югу.
Естественно предположить, что в таком случае югоцентричный мир, быстро бы обязал промышленно развитые страны платить экологическую ренту и переоценить значение невосполнимых природных ресурсов, произведя собственную "шокотерапию", эффект которой по-видимому значительно превзошел бы результаты нефтяного кризиса 70-х годов. Действительно, промышленная экономика наносит биосфере Земли серьезный ущерб, но пока практически не несет ответственности за него. Кстати, правомерно предположить, что подобная дополнительная нагрузка выявила бы практическую нерентабельность сложившейся на сегодняшней день формы производства, что в свою очередь привело бы к системным изменениям в конструкции мирового хозяйства [2] Вот данные, характеризующие динамику этого расщепления в США, приводимые известным критиком современной финансовой системы Линдоном Ларушем: "За период 1956-1970 гг. из 100% годового оборота иностранной валюты ежегодно около 70% (с очень небольшими колебаниями по годам) приходились на импорт и экспорт, то есть на финансирование и платежи по импортным и экспортным счетам.
После возникновения валютной системы с плавающими курсами этот процент стал быстро падать, так что в 1976 г. из 100% годового оборота иностранной валюты в США на импортно-экспортные сделки приходилось всего 23% (вместо 70%). В 1982 г. данный показатель упал с 23% до 5%.
В течение восьмидесятых годов он снизился с 5% до 2%. Сегодня же он менее половины процента". (Executive Intelligence Review, 1997, 1). [3] Подробнее о характеристике состояния современного мира как периода социального Постмодерна, т.е. окончания Нового времени или, возможно, всей эпохи Большого Модерна см. R. Gwardini. Ende der Neuzeit.
Leipzig. 1954; Documenti su il Nuovo Medoevo. Milano, 1973.
J-F. Lyotard.
La Condition Postmoderne. P., 1979; idem. The Postmodern Explained. Correspondence 1982-1985.
Minneapolis-L., 1993; H. Forster (ed). The Antiaesthetic: Essays on Postmodern Culture.
Port Townsend, 1984; A. Heller, F. Feher. The Postmodern Political Condition. Cambridge, 1988; D. Harvey. The Condition of Postmodernity.
Inquiry into the Origins of Cultural Change. Oxford, 1989; S. Pfohl.
Welcome to the Parasite Cafe: Postmodernity as a Social Problem. Social Problems, P., 1990, 4; B. S. Turner (ed.). Theories of Modernity and Postmodernity. Beverly Hills, 1990; S. Lash.
Sociology of Postmodernism. L.-N.Y., 1990; M. Poster. The Mode of Information: Poststructuralism and Social Context.
Cambridge, 1990; A. Giddens. The Consequences of Modernity. Stanford, 1990. idem.
Modernity and Self-Identity. Self and Society in the Late Modern Age.
Cambridge, 1996; G. Vattino. The End of Modernity. Oxford, 1991; F. Jameson.
Post-Modernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. Durham, 1991; T. Sakaya. The Knowledge-Value Revolution or a History of the Future.
N.-Y.-Tokyo, 1991; A. Touraine. Critique de la modernite.
P., 1992; Z. Bauman. Intimations of Postmodernity.
L., 1992; B. Smart. Modern Conditions, Postmodern Controversies.
L.-N.Y., 1992; idem. Postmodernity. L.-N.Y., 1996; P. Drucker. Post-Capitalist Society.
N.-Y., 1993; idem. The New Realities. N.-Y., 1996; S. Crook, J. Pakulski, M. Watters.
Postmodernisation. Change in Advanced Society. L., 1993; A. Callinicos.
Against Postmodernism. A Marxist Critique. Cambridge, 1994; Z. Bauman. Intimations of Postmodernity.
L.-N.Y., 1994; D. Lyon. Postmodernity.
Minneapolis, 1994; K. Kumar. From Post-Industrial to Post-Modern Society. New Theories of the Contemporary World.
Oxford (UK)-Cambridge (Ma.), 1995; H. de Santis. Beyond Progress. An Interpretive Odyssey to the Future.
Chicago-L., 1996; R. Inglehart. Modernization and Postmodernization.
Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies.
