КОНЕЦ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Так, система демократического управления обществом, распространяясь по планете, не только в ряде регионов существенно видоизменяет свой облик, но и заметно модифицирует внутреннее содержание. История ХХ века - это также последовательный ряд событий, разводящих модернизацию мира и экспансию христианской культуры, лежащую в ее основе, усиливая их взаимное отчуждение. Христианская цивилизация, становясь глобальной, вмещала и объединяла все более многочисленные, разнообразные культурные и религиозные меньшинства.
В то же время она испытывала растущие неудобства при декларировании собственной исключительности, и даже просто подтверждая свою идентичность. В сущности, сколь странным это ни покажется, христианское общество (затрудняясь поддерживать должный баланс между обществом духовным и гражданским, целями метафизическими и политическими) подверглось более чем парадоксальной культурной агрессии именно вследствие своего доминирующего положения В ходе нарастающей прагматизации общественного сознания происходит перерождение долговременной тенденции секуляризации западного сообщества в фактическую дехристианизацию его социальной ткани, влекущую за собой коррозию и распад основ двухтысячелетней цивилизации.
Кроме того, становится все более очевидным расхождение основополагающих для западного социума векторов политической демократизации и экономической либерализации, особенно заметное на глобальных просторах. Модернизация явно утрачивает ранее присущую ей симфонию культуры и цивилизации. 2.
Феномен Модерна (уже претерпев серьезную трансформацию внутри североатлантического ареала) был по-своему воспринят и переплавлен в недрах неотрадиционных обществ, в ряде случаев полностью отринувших его культурные корни и исторические замыслы, но при этом вполне воспринявших внешнюю оболочку современности, ее поступательный цивилизационный импульс. Духовный кризис современной цивилизации привел к расщеплению процессов модернизации и вестернизации на обширных пространствах Третьего мира.
В результате, во второй половине ХХ века традиционная периферия евроцентричного универсума породила ответную цивилизационную волну, реализовав повторную встречу, а затем и синтез поднимающегося из вод истории Нового Востока с секулярным Западом, утрачивающим свой привычный культурный горизонт. Роли основных персонажей исторической драмы как бы перевернулись: теперь, кажется, Запад защищает сословность, а жернова Востока распространяют гомогенность. Культура христианской Ойкумены, все более смещаясь в сторону вполне земных, материальных, человеческих ценностей, столкнулась с рационализмом и практичностью неотрадиционного общества, успешно оседлавшего к этому времени блуждающую по миру волну утилитарности и прагматизма. Первые плоды глобализации имеют странный синтетический привкус, а порожденные ею конструкции, являясь универсальной инфраструктурой, подчас напоминают мегаломаническую ирригационную систему, чьи каналы обеспечивают растекание по планете уплощенной информации и суррогата новой массовой культуры.
В результате, распространение идеалов свободы и демократии нередко подменяется экспансией энтропийных, понижающихся стандартов в различных сферах жизни, затрагивая при этом не только культурные, но и социально-экономические реалии. Такие, например, как предпринимательская этика, общее качество жизни, разнообразные формы новой бедности и т.п. Рожденная на финише второго тысячелетия неравновесная, эклектичная и в значительной мере космополитичная конструкция глобального Pax Economicana есть, таким образом, продукт постмодернизационных усилий и совместного творчества всех актуальных персонажей современного мира.
Культурно-исторический геном эпохи социального Постмодерна утверждает сейчас на планете собственный исторический ландшафт, политико-правовые и социально-экономические реалии которого заметно отличны от аналогичных институтов общества Модерна [3]. Постмодернизационный синтез (объединяющий на новой основе мировой Север с мировым Югом) выводит прежние "большие смыслы" - в виде ли развернутых политических, или идеологических конструкций - за пределы актуального исторического контекста. Несостоявшееся социальное единение планеты на практике замещается ее хозяйственной унификацией.
А место мирового правительства, действующего на основе принципа объединения наций, фактически занимает безликая (или просто анонимная) экономическая власть. Сегодня в лоне мирового сообщества фактически происходит вызревание безбрежного наднационального неоэкономического континуума, объединяющего на основе универсального языка прагматики светские и посттрадиционные культуры различных регионов планеты. 3.
Наконец, все более заметны признаки демодернизации отдельных частей человеческого сообщества, пробуждения комплексных процессов социальной и культурной инверсии, ставящих под сомнение сам принцип нового мирового порядка, формируя своеобразную "обратную" историческую перспективу - подвижный и зыбкий контур новой мировой анархии. Так, мы наблюдаем разнообразные, хотя и не всегда внятные признаки социальной деконструкции и культурной энтропии в рамках мирового Севера. Под внешне цивилизованной оболочкой здесь в ряде случаев утверждаются паразитарные механизмы, противоречащие самому духу эпохи Нового времени, рождая соответствующие масштабные стратегии и технологии, например, - в валютно-финансовой сфере.
Параллельно механизмы цивилизационной коррупции - в сущности той же природы - шаг за шагом разъедают упорядоченный социальный контекст как в кризисных районах посткоммунистического мира, так и мирового Юга. В результате на планете возникает непростой феномен Глубокого Юга, объединяющий в единое целое и трансрегиональную неокриминальную индустрию, и "трофейную экономику" новых независимых государств, и тревожные признаки прямого очагового распада цивилизации (ярким примером чему могут служить Афганистан, Чечня, Таджикистан, некоторые африканские территории, разнообразные "золотые земли" и т.д.).
Процессы демодернизации - это также второе дыхание духовных традиций и течений, отодвинутых в свое время в тень ценностями и реалиями общества Модерна. Взглядов и воззрений, иной раз прямо антагонистичных по отношению к культурным основам, нормам, устремлениям Нового времени. Но выходящих сейчас на поверхность то в виде разнообразных неоязыческих концептов, плотно насытивших культурное пространство западного мира, то как феномен нового возрождения и прорыва фундаменталистских моделей (а равно и соответствующих политических схем) на обширных просторах бывшей мировой периферии. Демодернизация не является магистральным направлением социального развития, но она, пожалуй, уже и не просто аморфная сумма разрозненных явлений преимущественного маргинального характера.
Скорее всего, это многозначительная комплементарная тенденция формирующегося универсума. В данной тенденции, однако, чувствуется энергичный импульс, прослеживается нарастающая вероятность принудительного наступления некоего момента истины цивилизации, ее критического "пикового переживания" (особенно в случае масштабных социальных, финансово-экономических или экологических потрясений). И, не исключено, - поворота истории - утверждения на планете какой-то самостоятельной неоархаичной культуры, уже сейчас подобно метастазам, в тех или иных полускрытых формах пронизывающей плоть современного общества, фактически лишенного собственной значимой социальной перспективы.
Столкновение всех этих могучих волн порождает в итоге единый синтетический коллаж Нового мира.
ФИНАНСОВЫЕ ИГРЫ НА ГЛОБАЛЬНОМ ПОЛЕ
Кардинальное воздействие на судьбы современной экономики и цивилизации оказывает энергичная и призрачная неоэкономика финансов. Ее генезис теснейшим образом связан с реализацией транснациональных схем координации и управления мировым хозяйством; лавинообразной глобализацией деятельности банковского сообщества; появлением феномена оффшорных зон и огромных массивов "беспризорных денег" (или на профессиональном языке "евродолларов") И, наконец, - рождением нового поколения экономических игр: масштабных финансовых технологий, ставших возможными во многом благодаря революции в области информатики.
Новое информационное пространство позволило эффективно объединить географически разноликий мир в единое целое, осуществлять глобальный мониторинг экономической деятельности, контроль над нею. При этом интенсивно развивавшаяся отрасль информационно-коммуникационных услуг быстро превратилась в самостоятельный сегмент мирового хозяйства, часть постиндустриальной сферы, растущую едва ли не самыми бурными темпами. Действительно, если привычные виды промышленного производства, имеющие дело с материальными объектами, оказались в тисках "пределов роста", то горизонты виртуальной реальности стали своего рода дальним рубежом цивилизации, вполне свободным от подобных ограничений. Становление финансовой неоэкономики тесно связано также с проявившимся в начале 70-х годов фатальным кризисом бреттон-вудской системы, вполне совпавшим с логикой развития информационной революции и приведшим к стремительной виртуализации денег, прогрессирующему росту всего семейства финансовых инструментов.
В результате мир финансов стал практически самостоятельным, автономным космосом, утратив прямую зависимость от физической реальности (что нашло свое выражение в отказе от рудиментов золотого стандарта, то есть самого принципа материального обеспечения совокупной денежной массы). Пороговым событием здесь явилось изменение статуса и состояния фактической мировой резервной валюты доллара.
В августе 1971 года США отказались от золотого обеспечения своей валюты (на уровне 35 долл. за унцию). Таким образом, перестал действовать, хотя уже и усеченный - после 1934 года существовавший только для других стран - принцип обмена американских бумажных денег на золото.
После устранения формальной связи доллара с золотом рыночная цена последнего поднялась за короткий срок на порядок и произошло это в условиях роста добычи желтого металла с применением современных технических средств. В целом же обесценивание доллара за последние стосто пятьдесят лет составляет почти три порядка, причем приблизительно двух порядковое падение его реальной покупательной способности приходится на вторую половину этого срока. Новая финансовая реальность оказалась необычайно эффективной и жизнеспособной именно в условиях технологизации, компьютеризации и либерализации валютно-финансовой деятельности, раскрепощенной как в национальных границах, так и на обозначившихся просторах транснационального мира.
Быстрое развитие микропроцессорной техники, цифровых технологий, телекоммуникаций создавало необходимую информационную среду способную координировать события и действия в масштабе планеты, а также в режиме реального времени, оперативно производить многообразные платежи и расчеты и мгновенно перемещать их результаты в форме "электронных денег", стимулируя, таким образом, интенсивный рост новой глобальной субкультуры - финансовой цивилизации. 2.
К концу ХХ века на планете уже сформировалось вполне самостоятельное номинальное поле разнообразных валютно-финансовых операций, все более расходящихся на практике с потребностями и нуждами реальной экономики, ее возможностями, объемом. Более того, - подвергающих дальнейшее развитие общества, а возможно само его существование серьезной опасности.
Новая экономическая эра открыла шлюзы, сдерживавшие развитие откровенно спекулятивных тенденций. Быстрыми темпами стала расти хищническая квазиэкономика, паразитирующая на новых реалиях и имеющая мало общего с конструктивным духом экономической практики Нового времени.
Создается впечатление, что в мире происходит постепенное, но постоянное, неумолимое и последовательное вытеснение идеологии честного труда альтернативной ей идеологией финансового успеха. Деморализация экономических отношений - явление весьма тревожное, влекущее за собой массу серьезных последствий. Еще Аристотель рассматривал экономику как часть этики.
Не исключено, что тотально аморальная экономика в длительной перспективе попросту невозможна. Утрата же доверия к стабильности контекста экономических операций, - в условиях финансовой цивилизации достаточно быстро проявляется как в экономических, так и в социальных потрясениях.
Причем, эти турбулентности вполне могут быть связаны не столько с реальной хозяйственной ситуацией, сколько с ее конъюнктурной интерпретацией - то есть с состоянием общественной психологии и особенно - политикой СМИ. Экономика не есть некая универсальная технология, действенная на все времена и для всех народов, но - хотя это далеко не всегда очевидно - весьма и весьма специфичный феномен культуры. В наметившемся расщеплении социальных и финансово-экономических целей общества можно, кстати, усмотреть определенную историческую преемственность от времен Великой депрессии, реализовавшей в свое время в массовых гекатомбах уничтожение продуктов хозяйственной деятельности человека, ради достижения финансовой выгоды.
Проложив тем самым, в частности, путь для еще более внушительного вида поставленной на поток "экономики деструкции" - индустрии высокотехнологичных, промышленно и ресурсоемких войн ХХ века Глобализация финансовой деятельности вкупе с негативными последствиями моральной коррупции - при относительной слабости институциональной и правовой среды в масштабе планеты - позволяет действенно преодолевать ряд законодательных ограничений и норм, существующих в пределах национальных границ. На карте мира на протяжении последних десятилетий появляются как бы условные государства: терминалы транснациональных организмов, наподобие оффшорных зон, чье истинное предназначение нередко - реализация разнообразных схем лукавой экономической практики, включая весьма асоциальные комбинации. Одновременно за последние десятилетия было разыграно несколько вполне легальных, даже как бы "официальных" стратегических валютных и финансовых комбинаций, последовательно поднимавших ставки в глобальном казино.
Один за другим возникали многоходовые, долгосрочные сюжеты более чем масштабных "игр взрослых детей". В 70-е годы центробежное распространение мировой резервной валюты, обеспечивающей чудесный источник перманентного кредита (евродоллары), а заодно многоходовые стратегии - игры с возвращающимися нефтедолларами, пропускаемыми сквозь банковское сито и превращающими ресурсы Третьего мира в плоть и кровь глобальной кредитно-финансовой системы. В 80-е годы мировое финансовое сообщество - на основе аккумулированного глобального долга и последующей его рециклизации фактически получает возможность косвенного управления такими макроэкономическими объектами, как национальные экономики. Что, в частности, позволило отодвинуть далеко в будущее тревожный сценарий резкого скачка цен на природные ресурсы.
В результате, вместо ожидавшегося взлета стоимости полезных ископаемых на планете разразился настоящий сырьевой бум [4]. 3.
В 90-е годы уже сама кризисность мира, кажется, становится одним из парадоксальных источников дохода. Выражается это в разрастании комплексной экономики управления рисками, хеджировании, появлении инновационных форм страхования, реализации схоластичных, но изощренных, хорошо продуманных схем валютно-финансовых спекуляций и интервенций, развитии финансовой математики, целенаправленной организации и даже прямом провоцировании финансово-экономических пертурбаций В результате в смысловом поле мировой экономики, параллельно двум столь значимым для нее реалиям мировой резервной валюты и глобального долга, кажется, сформировался третий, самостоятельный, весьма внушительный феномен глобального риска. Заодно прорисовываются другие впечатляющие перспективы: например, столкновения различных финансовых инструментов в борьбе за многомерное Lebensraum геоэкономических континентов и электронных сетей специфическое жизненное пространство XXI века...
Все это, вместе взятое, постепенно лишает деньги их прежнего содержания (и в каком-то смысле реального наполнения), превращая в род особой, энергичной и агрессивной финансовой информации. Поток операций на валютно-финансовых рынках в настоящее время в десятки раз превосходит реальные потребности финансирования международной торговли. Их ежедневный объем примерно соответствует совокупным валютным резервам всех национальных банков (которые теоретически могли бы быть использованы в целях стабилизации при развитии глобального кризиса) [5]. А, к примеру, сложившийся на сегодняшний день колоссальный по объему рынок вторичных ценных бумаг (производных финансовых инструментов) - хотя, надо сказать, его количественная оценка дело весьма непростое - в несколько раз превышает совокупный валовой продукт всех стран, создавая крайне несбалансированную ситуацию, рискуя уже в ближайшем будущем вызвать тектонические подвижки глобальной финансовой системы и мировой экономики в целом Летом 1997 года базирующийся в Базеле влиятельнейший Банк международных расчетов (BIS) опубликовал свой ежегодный отчет, в котором впервые констатировал реальный характер угрозы срыва мировой банковской системы, ее постепенного выхода за пределы действенного контроля и профессионального прогноза.
Аналогичные опасения высказал затем весной 1998 года председатель федеральной резервной системы США Алан Гринспен, допустивший вероятность "системных нарушений (финансовой системы - А.Н.), превосходящих нашу способность понимания или возможности эффективного ответа". В настоящее время ежегодный объем мировых финансовых трансакций оценивается астрономической суммой порядка полуквадраллиона долларов, что создает ситуацию кредитного риска в глобальном масштабе, чреватую общесистемным кризисом. Происходит также бурный рост рынка вторичных ценных бумаг, суммарный объем которых стремительно пересек отметку в 100 трлн. долларов. Как тут не вспомнить слова Аристотеля о существующем "не по природе, но больше за счет известной опытности и технического приспособления" искусстве (или, говоря современным языком, технологии), связанном с представлением "будто богатство и нажива не имеют никакого предела" и "стремящегося увеличить количество денег до бесконечности".
В основе этого "не являющимся необходимым" искусства, по рассуждению философа, "лежит стремление к жизни вообще, но не к благой жизни". Серьезное беспокойство в этой связи проявляет, в частности, американская комиссия по стандартизации финансовой отчетности, пытающаяся хоть как-то рационализировать этот буйный и неустойчивый сегмент финансового рынка [6]. Финансовый "кубик Рубика" постепенно объединяет сюжеты мировой валюты, глобального долга, а также управления рисками в единый взаимосвязанный комплекс.
Теоретически можно представить контуры и сформулировать стратегические коды четвертого вида глобальной игры - контролируемой деструкции или организованного хаоса, логически завершающей утверждение на планете особой, неоархаизированной среды, еще дальше отстоящей от прокламируемых идеалов мирового гражданского общества. Суть механизма возможность искусственной организации и последующего использования развернутых кризисных ситуаций с целью повышения уровня контроля над динамикой мировых процессов и устойчивости сложной архитектуры геоэкономических пространств.
Иначе говоря, успех данной стратегии создает условия для перманентного внешнего управления самыми разнообразными экономическими массивами, а в перспективе и всей социальной средой. Клиентам, оказавшимся в сложном положении, предлагается универсальный свод правил своего рода "кодекс должника" предполагающий выполнение ряда обязательных условий для получения помощи по выходу из кризиса.
Это могут быть, скажем, введение режима функционирования национальных денежных систем на основе внешней валюты (что придает второе дыхание мировой резервной валюте и ее намечающимся конкурентам); определение квот и порядка заимствований финансовых ресурсов; установление жесткой взаимосвязи объемов национального бюджета, экспортной выручки, уровня внутреннего потребления и внешних выплат (продлевающих жизнь глобальной "долговой экономике"); осуществление обязательного страхования национальных и финансовых рисков (раздвигающих исторические рамки для применения второго поколения производных финансовых инструментов); проведение заранее оговоренной социальной политики и т.п. 4.
Попробуем теперь обобщить все эти построения и понять, если не внутренний смысл, то хотя бы логику происходящего. Деградация модели расширенного воспроизводства Нового времени прошла несколько нисходящих ступеней. Вначале был соблазн сверхдоходов, получаемых за счет эксплуатации иных геоэкономических регионов и видов деятельности, искусно поставленных в подчиненное положение. Данный процесс, в свою очередь, стал питательной средой для различного рода финансовых операторов и развития соответствующих технологий, приведших к утверждению достаточно неожиданной "постиндустриальной" надстройки над привычной хозяйственной деятельностью - финансово-правовой (так и тянет сказать "крыши").
Метаморфоза денежной сферы в необъятный виртуальный континент способствовала развитию в ее недрах целого семейства изощренных финансовых практик. По форме - более-менее легальных операций и инициатив, паразитирующих, однако, на результатах конструктивной деятельности человека, все отчетливее расходясь с нуждами реальной экономики, разрушая ее смысловое поле. Вплоть до откровенных спекулятивных атак и подрывных акций, имеющих целью получение дополнительной прибыли без производства реальной стоимости. (Как не создают ее, к примеру, кражи или, скажем, азартные игры, хотя они способны и приносить доход, и перераспределять материальные ценности.
А ведь здесь речь идет об "играх", основанных не на слепой случайности, а методично организуемых и управляемых, то есть в определенном смысле "шулерских".) Дальнейшим этапом становится смещение подобных практик в серую, трудно контролируемую зону еще более сомнительных операций, нередко используя при этом разночтения в законодательствах различных территорий или общее несовершенство правовой базы, с трудом поспевающей за стремительным разрастанием разношерстного семейства финансовых инструментов. Тут уже происходит фактическое смыкание полулегальных спекулятивных комбинаций с прямо криминальными действиями, "слипание" горячих денег и денег грязных Проявляется также (в качестве самостоятельного вида квазиэкономической активности) и такой род хозяйственного вампиризма как прямая деконструкция цивилизации, инволюционное расхищение ее плодов, наиболее подходящее название для которого, пожалуй, - "трофейная экономика".
Следующим логическим шагов в этой цепочке становится общий хаос, возникающий в результате завершения исторической мутации феномена экономики. Некогда Новое время, освобождаясь от заскорузлой психологии "собирания богатств", формировало энергичную экономику, которая преображала, перестраивала мир, превращая золото, сокровища в деятельный капитал. И вот теперь капитал постепенно умаляет свою производственную составляющую, вновь трансформируясь в квазизолото финансово-информационных потоков. В подобной механике мира цели социального развития оказываются подчинены корыстным и, в общем-то, конъюнктурным интересам финансовой олигархии.
При этом финансовая неоэкономика, в конечном итоге, является таким же тупиком торгового модуса геоэкономики моря, как военная промышленность и связанные с нею войны тупиком, жерновами производственной экономики суши. Однако происходящая ныне смена исторического регистра, изменение баланса сил не только освобождает скованного до поры виртуального джинна, но одновременно порождает химеричного неокриминального Голема, стремительно растущего и набирающего вес.
