Политический терроризм как форма религиозного экстремизма
Ход развития событий в XXI в. во многом зависит от того, удастся ли не допустить нового раздела мира, теперь уже по цивилизациионно -конфессиональному принципу. Дело в том, что только в США шесть миллионов людей, принявших ислам, и они представляют, пожалуй, наиболее быстро распространяющуюся там религию.
В Европе - миллионы мусульман, эмигрировавших из Турции, Албании, Северной Африки, Сирии, Ливана, Пакистана, Индии, Индонезии, Малайзии, Филиппин. Их число тоже не будет уменьшаться.1
На территории России имеются регионы с компактным мусульманским населением, где проживает около двадцати миллионов мусульман. Поэтому утверждения, что ислам - агрессивная, воинствующая религия и что агрессивность исламского мира нарастает - способствуют разделению страны по конфессиональному признаку, наносят серьезный удар, в первую очередь, по российскому федерализму.
Важно отметить, что уже сама перспектива такого раздела, движение в этом направлении создадут благоприятные условия для роста сепаратизма -одной из наиболее опасных болезней современности. Неверно считать, что понятие сепаратизм полностью сводимо к категориям агрессия, насилие. Сепаратизм не всегда включает насильственную компоненту, так как политический процесс, целью которого является создание собственного государственного образования, не всегда сопровождается всплеском непосредственного насилия.
Тем не менее, сегодня сепаратизм явился одной из наиболее опасных тенденций, мешающих устойчивому развитию в мире. Нельзя игнорировать эту угрозу, оставаясь в плену марксистской формулы самоопределение вплоть до отделения, зафиксированной в Уставе Организации Объединенных Наций и получившей широкое распространение. Реалии дня таковы, что приверженцы лозунгов защиты общедемократических ценностей, утверждающие, что самоопределение нации или этнической группы включает в себя ее право на отделение и создание собственного государства - способствует росту межэтнической напряженности.
Ныне эта формула, очевидно, устарела. И если этого не признать, можно так или иначе поощрить развитие событий, которое покроет весь земной шар множеством очагов насилия.
В XXI веке в составе 150 многонациональных государств насчитывается две с половиной тысячи национальных этнических групп. В случае реализации права этих национальных или этнических групп выделить в самостоятельные государства международные отношения будут погружены в хаос1.
Действительно, национальный вопрос существует и одним отказом от формулы, по которой каждая нация или народность вправе сами распоряжаться своей судьбой, проблему до конца не решить. Но важно отметить, что право на самоопределение не должно входить в противоречие с защитой принципа территориальной целостности любого государства. Создание новых государств возможно лишь при достижении двустороннего согласия на это как выделяющейся, так и остающейся в рамках данного государства части населения данной страны. Если нет согласия в данном вопросе, то единственный путь решения национального вопроса - автономия в рамках сохраняющего свое единство государства.
Такая автономия должна дать самоопределяющейся нации или этносу широкие права в социально-экономической, политической и культурной областях.
Раздел любого государства по национально-религиозному признаку окажет крайне негативное воздействие на стабильность внутригосударственных и межгосударственных отношений. Раздел мира по такому признаку существенно затруднит становление и развитие мировой цивилизации, которая должна стремиться вобрать в себя все лучшие черты различных национально-религиозных особенностей цивилизаций современного мира.
В заключение необходимо отметить, что этнических конфликтов, а соответственно, этнического экстремизма и терроризма в чистом виде не существует, поскольку их главную цель составляет борьба за власть, территорию и ресурсы.
При этом политический терроризм активно стремится привлечь на свою сторону этнически и конфессионально близкие народы, финансовые и политические круги других государств, мировое общественное мнение, что ведет к интернационализации и эскалации конфликтов. Политический терроризм, как форма выражения этнического экстремизма на стадии эскалации конфликта, способен придать конфликту межрегиональный, а в некоторых случаях и глобальный характер.
В полиэтничной России необходимо научиться просчитывать все возможные последствия принимаемых политических, экономических, административных решений, проводя их своеобразную экспертизу с точки зрения влияния на состояние межнациональных отношений в стране.
Политический терроризм как форма религиозного экстремизма
История развития общественных отношений убедительно доказала, что политический терроризм, как выражение крайних методов и установок экстремистских сил в политической борьбе, обладает способностью проникать во все сферы общественных отношений, причем в каждой из них имеет определенную направленность, степень остроты. Проникая в конфессиональную среду, терроризм порождает новые конфликты, осложняет уже существующие. При этом, как отмечают многие исследователи, например, А. Васильев, В.С. Глаголев, И. Ермаков, А.Г.
Здравомыслов, И.А. Каримов, Д.В. Микульский, А.А. Нуруллаев, С.Б.
Филатов, сама религия выступает как компонент политики. Поэтому далее правомерно и актуально будет рассмотреть религию как один из главных факторов этнической политической мобилизации.
Несмотря на исключительную важность данной проблематики для решения социально-политических проблем России, в других отраслях наук имеются недостаточно публикаций в ее русле, например, в области философии и психологии. Можно отметить, в частности, монографию Л.Н.Митрохина Философия религии. (М., 1993). В определенной мере духовно-нравственная, религиозно-философская проблематика затронута в коллективных монографиях А.В.
Брушлинского, К. А. Абульхановой, М.И. Воловиковой.
Что касается отечественной психологии - тут традиционно доминирует естественно-научная ориентация. Исключением является работа В. А. Соснина1, в которой он анализирует религиозную мотивацию индивидов и групп, пытаясь глубже понять действия многих современных религиозных социально-политических движений.
Американские ученые Т.М. Ласатер2 и Г. Хансен3 отмечают, что несмотря на очевидную важность проблемы, ей в американской науке уделяется недостаточно внимания.
Политический терроризм, базирующийся на религиозных экстремистских идеях, символах и настроениях, стал ярким проявлением современных катаклизмов. Самые тяжелые последствия влечет за собой использование религиозных чувств во имя своих корыстных целей идейными вдохновителями политического терроризма, которые играют на столкновении интересов различных стран, различных политических субъектов и получают финансовую или иную помощь от той или иной стороны.
Поэтому анализ проблемы политического терроризма будет неполным, если не будет рассмотрено влияние на его развитие в России международных экстремистских и религиозных террористических организаций, которые в своей деятельности эксплуатируют искренние духовные убеждения и чувства индивидов, активизируя и без того сильное эмоциональное восприятие верующим окружающей действительности, особенно связанное с социальной и национальной идентификацией. Актуально рассматривать данное явление в контексте политических мотиваций религиозно-экстремистских организаций, угрожающих российской государственности.
При проведении политического анализа необходимо учитывать тот факт, что политические лидеры экстремистских и террористических организаций используют религиозный фанатизм как наиболее удобную психологическую формулу для трансформации политического экстремизма в терроризм.
Применение широко употребляемых при теоретическом анализе социально-политических процессов и явлений понятий религиозный экстремизм и религиозный терроризм на первый взгляд кажется точным. При комплексном, многомерном рассмотрении проблемы экстремизма и терроризма, учитывающем взаимодействие религиозной и политической составляющей явлений, выясняется преобладающая политическая роль религиозной компоненты в общественно-политической жизни общества.
Политический характер деятельности таких организаций отмечается, как уже подчеркивалось выше, многими исследователями. По этому поводу в научной литературе высказываются разные мнения, например: Обладая несомненным сходством проявлений, религиозный экстремизм почти всегда обнаруживает политическое содержание, порой ярко выраженное.
Однако, несмотря на то, что религиозный экстремизм имеет порой политическую окраску, он представляет собой не столько политический, сколько религиозный феномен1.
Другие ученые, наоборот, считают, что: Для анализа современной ситуации наиболее правомерно ввести понятие религиозно-политический экстремизм, с тем, чтобы не возлагать на религию ответственность за безответственные преступные деяния экстремистов, использующих те или иные религиозные постулаты... Также, как этнонационалистический экстремизм, религиозно-политический экстремизм является разновидностью политического экстремизма2.
Оперирует понятием религиозно-политический экстремизм и Рамазанов Т.Б. в статье Религиозно-политический экстремизм в Чечне и Дагестане как фактор преступности.
Думается, что правы ученые, которые предлагают различать религиозно-политический экстремизм в отличие от религиозного экстремизма.
Правда, они не до конца рассматривают данную проблему, не учитывая существование религиозных фанатиков-экстремистов, которые политические цели не преследуют, действия которых правомерно назвать религиознопсихологическим экстремизмом.
Точно так же выражение религиозный терроризм, по существу, предлагает искать причины терроризма в той или иной религии, рассматривая проблему терроризма крайне однобоко, что абсолютно неверно. Использование в научной практике понятия религиозный терроризм, некорректно и потому, что затемняет подлинные цели национально-освободительных движений, довольно часто использующих религиозные идеи и лексику.
Обвинение в тотальном религиозном терроризме и североирландских католиков, и палестинцев может вызвать ответную волну экстремизма противоборствующей им стороны, дестабилизировать переговорные процессы, сорвать мирные договоренности1.
Несмотря на то, что в научном мире стали появляться мнения о некорректности высказываний религиозный экстремизм и религиозный терроризм, до сих пор другие формулировки четко не предлагаются. Автор предлагает ввести в оборот понятия религиозно-политический терроризм, как форму религиозно-политического экстремизма, и религиознопсихологический терроризм как форму религиозно-психологического экстремизма.
Религиозно-политический терроризм можно охарактеризовать как религиозно мотивированное или религиозно камуфлированное насилие (или угроза насилия) субъектов, преследующих политические цели: принуждения правительства (правительств) или международной организации к исполнению или воздержанию от исполнения какого-либо действия, а так же для серьезной дестабилизации или разрушения основных политических, экономических (социальных) структур страны или международной организации.
В случае религиозно-психологического терроризма насилие со стороны субъектов является религиозно мотивированным, направлено против членов общества и никаких политических целей не преследует, по крайней мере, на первом этапе.
Религиозно-психологический терроризм базируется на устрашении противников данной секты, как правило, тоталитарной. Террористы в данном случае используют насилие в целях, которые, по их мнению, определены Господом.
При этом объекты их нападений размыты как географически, этнически, так и социально. Особенностью религиозных сект является доведение антропологического дуализма до самых крайних формулировок: члены секты отождествляют себя с избранными, спасенными.
Все, кто не с нами - проклятые и насилие в отношении них в глазах членов секты становится естественным. Сектанты обычно начинают с устных или письменных угроз, которые заканчиваются физическими расправами.
Их угрозы нельзя игнорировать, поскольку они исходят от дезадаптированных, социально и психологически изолированных, фанатически настроенных и часто психически нездоровых личностей, которые с маниакальным упорством будут защищать свое единственное психологическое убежище.
Практика показывает, что деятельность ряда религиозных сект сопряжена с применением психологического воздействия, которое направлено на формирование у лица (группы лиц) новых или изменение уже существующих убеждений, установок, ценностей, смыслов, отношений, мотивов, ориентаций. В крайних ситуациях деформируется даже восприятие действительности. Так, известны случаи, когда в присутствии лидера религиозной группы у участников изменялись вкусовые ощущения, трансформировалось зрительное восприятие1.
Неспособность лица осознавать опасность своих действий провоцируется искаженным восприятием реальности, которое возникает вследствие психологического воздействия. Главари секты приобретают власть и деньги, а попавшие под их влияние готовы пожертвовать ради мнимых религиозных идей благополучием, семьей, состоянием, детьми, жизнью, как своей, так и чужой.
В этом случае представляется целесообразным рассматривать феномен терроризма с психологической точки зрения, т.к. причины религиознопсихологического терроризма лежат в плоскости массового психоза. В социально-общественной сфере это находит выражение в культурной геттоиза-ции, сектантских движениях и создании культов.
Намеченные к реализации цели, программные установки и практические шаги морально санкционированы господствующей в данной среде религиозной догмой, после чего любые террористические акции религиозного движения воспринимаются как нравственно оправданные, отвечающие выс-тттим интересам членов секты.
Среди подобных религиозных объединений выделяются: Аум Синрике, Храм Народов, Ветви Давида, Раджниш. 20 марта 1995 г. в токийском метро в результате распыления боевого отравляющего газа зарина погибло 11 и получило серьезные отравления 5,5 тыс. человек. Ответственность на себя взяла религиозная секта Аум Синрике, приверженцев которой только в России насчитывалось 40 тыс. человек. До сих пор мир не знает причин, толкнувших сектантов на этот поступок.
Загадочным осталось суицидальное сектантство типа Храма Народов, пастора Джима Джонса (в 1978г. около 1000 членов этой секты, уехавшие в Гвиану, добровольнопринудительно покончили жизнь самоубийством). Секта Ветви Давида Давида Кориша сгорела в огне ранчо в Уэко в 1992 году, после поджога при атаке силами ФБР.
В середине 80-х годов ХХ века члены религиозной секты Раджниш заразили сальмонеллой пищу в ресторане Орегона, в результате чего пострадало 715 человек.
Подобный характер имеет Движение насилия против абортов1, имеющее в своем составе протестантов и католиков, ориентирующихся на христианский фундаментализм. Члены этой организации считают, что Бог велит сохранять зарождающуюся жизнь, а не уничтожать ее.
Движение ведет борьбу, совершая террористические акции против медицинского персо- нала в медицинских учреждениях, делающих аборты, также против тех, кто поддерживает право на них. Заслуживает внимания тот факт, что члены этого движения открыто провозгласили о стремлении к насилию даже в самом названии организации.
О существовании в России тоталитарных сект известно мало. Вызывает интерес Опричное братство, находящееся в сибирской деревне.
Духовный лидер паствы г-н Щедрин, сам москвич, работает под псевдонимом Николай Козлов. Идейные убеждения этой секты заключаются в призывах Убей еврея - отпустится 40 грехов. Считается, что г-н Щедрин имеет способности, близкие к способностям Григория Распутина, сами сектанты считают себя последователями Распутина.
В то же время опричники угрожают судом всем, кто их затронет1.
Основатель сайентологии Хаббард2 неоднократно заявлял своим последователям, что судебную систему нужно использовать для запугивания врагов. Освоенный лидерами подобных сект метод судебного сутяжничества сильно усложняет борьбу общества с тоталитарными сектами.
Они преследуют своих оппонентов бесконечными судебными разбирательствами и если не могут, используя судебные органы, заставить их замолчать, стремятся разорить их. И действительно, хотя такие судебные иски религиозных сект, объединений и организаций почти не завершались успехом, многие ученые, журналисты и критики стали опасаться писать и говорить о них, не желая получать бесконечные судебные иски.
От религиозно-психологического терроризма, который зачастую на первом этапе развития не преследует политические цели, следует отличать религиозно-политический терроризм, обнаруживающий ярко выраженное политическое содержание. Во втором случае терроризм, как форма религиозного экстремизма, представляет собой не столько религиозный, столько политический феномен, когда религиозные чувства становятся политическим инструментом, которым пользовались и будут пользоваться самые разные
политические силы, в том числе светские.
В то же время на уровне обыденного сознания сложилось устойчивое представление, что именно религиозный фактор является единственной доминантой современного политического терроризма. Такой стереотип сложился в отношении всех крупных политических конфликтов: армяноазербайджанского, югославского, чеченского, арабо-израильского и англоирландского.
Начиная с Тюдоров национальной политикой Англии было изгнание ирландцев с коренных земель и передача их собственности в руки англичан. Проблема Северной Ирландии - это колониальная проблема, существующая уже несколько столетий. Сформировавшись как политический, и имея политические корни, конфликт сегодня воспринимается как межконфессиональный, т.к. для ирландца понятие протестант стало символом угнетателя, захватчика. И при этом неважно, является ли протестант англичанином или, скажем, шотландцем.
По этому поводу У. Коннор метко заметил, что с таким же успехом этот конфликт можно описать как конфликт фамилий, а не религий ... фамилия остается надежным признаком ирландского происхождения ... По этой причине фамилия может вызвать как позитивную, так и негативную реакцию1.
Несмотря на то, что этот этнический конфликт трансформировался в религиозный, его глубинные истоки остались прежними.
В арабо-израильском конфликте религиозное содержание заняло одно из ведущих мест в новом витке конфликта в конце столетия. Вероисповедание стало выступать в качестве главного элемента данного политического конфликта, хотя в его основе лежат сугубо территориальные притязания сторон.
Подобные организации, использующие религиозные воззрения верующих в политических целях, существуют и в США. Это, во-первых, Церковь арийской христианской нации, объединяющая многочисленные группы протестантов и католиков, ориентирующихся на христианский фундаментализм (общая численность - около 15 тыс. человек, создана в 1974 г., штаб-квартира находится в штате Айдахо), ставящая своей целью создание арийского государства белых христиан на части территории США1.
Если раньше кризисные ситуации, в частности, холодная война объяснялись антагонистическим противостоянием общественных систем, то сегодня возникла необходимость рассматривать именно религиозный компонент общественной жизни как общественную подсистему, которая имеет внутренние глубинные, скрытые от непосредственного наблюдения уровни реальности, которые тесно связаны с тем или иным социальным движением или партией, организаций. Перед исследователями-террологами стоит задача выяснить взаимосвязь религиозных и политических убеждений, а также способов и методов решения конкретных задач религиозно - политическими группировками (организациями).
Разрастание этнополитического и религиозно-политического терроризма ученые связывают с двумя основными причинами: геополитической и цивилизационной. Цивилизационных взглядов на проблему придерживаются многие отечественные ученые. Например, В.Л.Иноземцев и Е.С.Кузнецова пишут: Мы заявляем, что современный мир не является глобализирующимся, а единственная проблема, имеющая глобальный характер, - взаимодействие между первым миром и всеми другими, т.е. демократической постиндустриальной цивилизацией и традиционными социальными системами, где еще не сложилось подлинно гражданское общество.
Первый полюс - западный мир, обладающий прогрессом, который выработал религиозные, ценностные, социальные и политические ценности. Второй полюс - мировая периферия, где наблюдается распространение бедности и нищеты, рост национализма и религиозного фанатизма, межконфессиональная и межэтническая вражда2.
Теоретическую модель глобальных противостояний используют в своих доктринах также большинство коммунистических и исламских поли- тических идеологов, которые описывают терроризм в терминах битвы двух миров (исламский мир, или Юг и иудео-христианский мир, или Север). Иногда подобные противопоставления опираются на труды, не имеющие ничего общего с религиозными движениями и конфликтами. Например, часто применяется концепция крупного американского политолога, профессора Га-вардского университета С. Хантигтона об истоках глобального цивилизационного кризиса. Именно его работы чаще всего используются для обоснования теории несовместимости исламской и христианской цивилизаций.
С.Хантигтон, отмечая прекращение холодной войны, заостряет внимание на конфликтогенности различий между отдельными цивилизациями, составляющими планетарную семью. Он утверждает, что эти различия могут оказаться опаснее противостояния на идеологической основе, так как в современном мире главную роль играют национальные и религиозные факторы1.
Подобное мнение, конечно, имеет право на существование, хотя вряд ли оно верно. На деле терроризм явление универсальное и мало зависит от религиозно-цивилизационных особенностей того или иного общества. Например, как уже указывалось в данной работе, французские якобинцы культивировали идею террора. Потом ее подхватили русские народовольцы и эсеры.
Результат общеизвестен: конец ХІХ - начало ХХ века ознаменовался для России разгулом политического терроризма, в результате которого, по некоторым данным, погибло около 10 тыс. человек. Затем идею террора, правда, не индивидуального, а коллективного и государственного, подхватили большевики2.
Поэтому неправомерными являются попытки представить борьбу с терроризмом как борьбу против ислама или как столкновение цивилизаций. Рассуждения такого рода противопоставляют мусульман остальному миру, разжигая и подпитывая межрелигиозную рознь в обществе.
Геополитической точке зрения соответствуют труды таких российских ученых, как, например, С.Ю.Казеннов и В.Н.Кумачев, которые считают: Мир вошел во временный этап крайней нестабильности, неопределенности и пониженной безопасности. Механизмы государственного, регионального и международного контроля за происходящими в мире процессами все чаще дают сбои. Их место пытаются занять силы, которые хотели бы использовать фактор нестабильности и частичной утраты контроля для ускоренного решения своих собственных задач, как правило, деструктивных. Подобных геополитических пустот и зазоров, особенно в силовой сфере, в мире появляется все больше.
Зоны, где они появляются, и темные социальные закоулки в них становятся объектами пристального внимания и приложения политики международного терроризма1.
Действительно, десять лет существования однополярного мира продемонстрировали доминирование ценностей одной модели организации общества. В итоге проявился еще больший кризис, вызванный столкновением геополитических интересов, который взялись разрешить разные политические силы, прикрываясь религиозными знаменами.
