Тип рынка и мера его социализации
В заключение приведу пример определения меры прогрессивности такой конкретной общественной системы, как Россия 2000-х годов.
Наша страна в данном случае может быть отображена в виде вектора со значениями, представленными в табл. 2 (оценки сделаны автором в качестве первого приближения, исключительно для примера и не претендуют на высокую достоверность).
Таблица 2. Россия: конкретные параметры
| Параметры \ теоретические модели систем |
Значения для современной России |
|
| 1.1. |
Уровень производительности общественного труда (в отраслях материального производства и креатосферы образование, наука, искусство и т.п. за исключением превратного сектора) (высший достигнутый уровень принимается за высокий и оценивается в 8 баллов) [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 2] |
3 |
| 1.2. | Мера технологического развития (доля доиндустриальных ( в том числе в сфере услуг), индустриальных (в том числе в сфере услуг) и постиндустриальных технологий, в частности, доля ручного / машинного / постинд. труда | 4 |
| 1.3. | Мера продвижения к креатосфере: доля лиц, занятых деятельностью с элементами творчества и творческой (квалифицированные рабочие и инженеры, работники сферы культуры, образования, здравоохранения, спорта, занятые в рекреации общества и природы) | 4 |
| 1.4. |
Мера продвижения к креатосфере: уровень образования (доля неграмотных лиц с образованием 8-10 лет 14-16 лет более 16 лет, включая кандидатов и докторов наук) |
5 |
| 1.5. | Мера продвижения к креатосфере: средняя продолжительность жизни | 3 |
| 1.6. | Мера продвижения к креатосфере: уровень решения экологических проблем | 4 |
| 2.1. |
Способ координации: Тип рынка и мера его социализации |
2 |
| 2.2. | Способ координации: мера развития демократического общественного регулирования (селективное регулирование) | 1 |
| 2.3. | Способ координации: мера развития демократического общественного регулирования (программирование и планирование) | 1 |
| 2.4. |
Отношения собственности (соотношение частной государственно-бюрократической демократически управляемой общественной) |
2 |
| 2.5. |
Отношения присвоения: Мера отчуждения работника (содержание, формы, мера эксплуатации и подчинения труда) |
2 |
| 2.7. |
Мера развития социальной справедливости: Степень дифференциации (децильный коэффициент) |
2 |
| 2.8. |
Мера развития социальной справедливости: Концентрация богатства в руках 1% богатейших семей |
У автора пока нет данных |
| 2.8. | Мера развития социальной справедливости: доля бедных (лиц, не обеспеченных базовыми благами: качественное питание, одежда, жилье с удобствами около 10 кв. м. на чел.) | 3 |
| 2.10. | Уровень материального благосостояния средних 70% [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 2] | 3 |
| 2.11. | Мера социального перераспределения (в частности, величина прогрессивного подоходного налога на богатейшую часть населения) | 1 |
| 3.1. | Мера развития традиционных институтов демократии (права человека, гласность, выборность, разделение властей и т.п.) [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,5] | 2 |
| 3.2. | Мера развития гражданского общества и базисной демократии [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,5] | 1 |
| 3.3. | Мера развития самоорганизации и социального творчества [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 2] | 1 |
| 4.1. | Мера развития идейного манипулирования / активного личностного самосознания [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,2] | 1 |
| 4.2. | Уровень культурного развития личности [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,2] | 4 |
| 4.3. | Уровень включения граждан в различные формы культурной жизни [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,2] | 3 |
| 4.4. | Мера идеологизации и/или коммерциализации культуры, развития масс-культуры [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,2] | 2 |
| 4.5. | Мера зависимости индивида от добуржуазных социальных форм (общинная, клановая, семейная, религиозная) [в финальный рейтинг включать с коэффициентом * 1,2] | 1 |
Как мы видим, сегодняшняя Россия представлена весьма неравномерным уровнем значений, находящихся в среднем в области 1-4 с тяготением к либеральной модели среднеразвитой страны. Вывод не удивительный. Удивительные выводы нас могут ожидать при анализе стран, которые принято относить к группе социалистических.
Так, если мы проведем названное исследование для Китая, то мы скорее всего (автор пока такого исследования не проводил) получим значения, близкие, как ни странно, к российским, за исключением лишь некоторых экономических (мера регулирования) и культурных параметров.
Весьма интересен также вектор параметров, характерных для СССР (он отражен в 5-м столбце первой таблицы, ибо мутантно-социалистическая модель была списана автором именно с СССР). Это набор крайне разноуровневых параметров, колеблющихся от 23 до 78 баллов со средним приближением к 5. Если средняя оценка для СССР малосодержательна, то огромная амплитуда колебаний (от значений, характерных для наиболее отсталых стран третьего мира, до высших уровней современного сообщества) весьма показательна и свидетельствует о крайней противоречивости и неравномерности развития Советского Союза, что косвенно подтверждает предложенную автором характеристику СССР как мутантного социализма общества, пытавшегося совершить неравномерно удавшийся скачок в будущее на неадекватной базе и потому неорганично (мутантно) развитого.
Похожая неравномерность будет характерна, по-видимому, и для других стран, пытающихся идти по социалистическому пути Кубы, Венесуэлы и т.д. Но для того, чтобы построить (хотя бы в самом грубом приближении) модель для этих стран, у автора нет ни данных, ни времени заняться их поиском.
Остается надеяться, что предложенная гипотеза заинтересует кого-либо из читателей, и они захотят поработать над коррекцией предложенной таблицы и заполнением ее клеточек для разных моделей и стран.
Гордиев узел (к проблеме нестоимостной редукции труда)
Импульсом для написания этих коротких заметок стал примечательный диалог авторов в июле 2001 г. в курортном городке Светлогорске, когда А. Колганов и предложил в строгом виде то решение проблемы, которое читатель найдет ниже. Но действительная предыстория предлагаемых размышлений много длиннее. Поиск ответа на вопрос о механизмах нестоимостного учета и соизмерения затрат труда мы начали еще в студенческие годы, в меру сил продолжая работу нашего учителя Н.В. Хессина, его (а позднее - и наших) коллег по кафедре политической экономии экономического факультета МГУ (ею тогда руководил Н.А. Цаголов) и многих других ученых, искавших ответ на этот вопрос.
Уже тогда нам было понятно, что он, подобно Сфинксу, способен погубить всякого антирыночника (и нас всех вместе взятых), если ответ на него так и не будет найден.
Таким образом, наследование достижений советской политической экономии (и, естественно, лежащих в ее основе положений классического марксизма) стало одной из основ нашей гипотезы418.
Другой основой стали разработки в области популярной в нашей стране в 60-е годы проблемы коммунистического труда как творческой всеобщей деятельности, осуществляемой по ту сторону собственно материального производства, разделения труда и обособленности производителей и, тем самым, товарных отношений.
Ныне эта тема вновь стала полем исследования ряда ученых, показавших возможность снятия стоимости по мере перехода к творческой деятельности при помощи аргументов, наследующих классический марксизм и использующих выводы современных исследователей постиндустриального общества419.
В результате в исследовании проблемы нестоимостной редукции труда сложилась парадоксальная ситуация.
С одной стороны, вывод о нерыночной природе творческой деятельности был достаточно подробно обоснован (причем, как минимум, трижды: самим К. Марксом, марксистами-шестидесятниками и ныне их учениками). Более того, было показано, что к творческой деятельности механизм редукции сложного труда к простому вообще не применим:
- она является ценностью и результатом (временем и пространством) саморазвития и самореализации индивида, а не затратой рабочей силы;
- она не воспроизводима и не потребляема (одну и ту же научную идею или произведение искусства можно использовать, точнее распредмечивать, бесконечно много раз);
- она всеобща (лежит, как мы уже сказали, по ту сторону общественного разделения труда и обособления производителей) и т. п.
С другой стороны, для материального производства проблема нестоимостной редукции труда так и не была решена (хотя решений предлагались сотни, но научную общественность они не убедили).
При этом, однако, в марксизме общеприняты420 идеи о возможности и необходимости использования в концепции будущего пострыночного регулирования, во-первых, теоретических идей о действии закона экономии [рабочего] времени и измерения затрат труда в часах рабочего времени и, во-вторых, практического опыта нормирования труда и сознательного установления цен.
Все дело, однако, упиралось (и в теории, и на практике) в феномен социальной неоднородности труда [репродуктивного, лежащего по сю сторону собственно материального производства]. Проблема соизмерения труда столяра и металлурга, дворника и хлопкороба вне рыночных механизмов оказалась теоретически неразрешимой (хотя на практике в условиях реального социализма ее и решали, но по сути дела субъективистки, при помощи тарифно-квалификационного справочника и подобных ему механизмов).
Авторы считают, что проблема нестоимостной редукции социально-неоднородного труда действительно неразрешима на объективной основе. Тем не менее, мы уверены (и постараемся это доказать), что возможен учет затрат труда в часах рабочего времени (причем труда репродуктивного, осуществляемого в условиях разделения труда и в материальном производстве).
Разрешение этой антимонии, на наш взгляд, может быть только одним: гордиев узел нестоимостной редукции социально-неоднородного труда должен быть разрублен. Социально-неоднородный труд (а репродуктивный труд, осуществляемый в условиях его общественного разделения, по определению содержательно неоднороден) должен осуществляться в таких условиях, когда он будет для общества (и каждого из его членов) социально (по своей общественной форме) однороден.
Иными словами, для общества и его членов затраты разнокачественного репродуктивного труда (труда дворника и слесаря 6-го разряда, например) должны быть совершенно равны с точки зрения их социальной формы.
Очевидно, что подобная ситуация невозможна в условиях господства в обществе отчужденных социально-экономических отношений. Однако (и это столь же очевидно для марксистов-антирыночников, как и первая теза) проблема нестоимостной редукции труда решается только в ином обществе обществе непосредственно общественного свободного труда.
Вот здесь-то и подстерегает нас очередная ловушка: экономическая возможность (пока что теоретическая) такого пострыночного общества, как правило, и подвергается критике через апелляцию к невозможности прямого нерыночного учета затрат труда. Мы же утверждаем, что она возможна.
Ниже предлагается теоретическая модель решения проблемы нестоимостного учета и соизмерения затрат [репродуктивного] труда в нормо-часах рабочего времени.
Это решение возможно при следующих условиях.
Во-первых, господствующей в обществе является свободная общедоступная творческая деятельность в очень широком спектре: от воспитателя в детском саду или яслях, через деятельность рабочих-новаторов к активности педагогов, ученых, конструкторов, библиотекарей, деятелей искусства и мн. др., включая управление и многообразные формы социального новаторства. Именно в этой деятельности реализуется высшая цель и ценность такого общества свободное всестороннее развитие личности, а рост времени этой деятельности свободного времени (в отличие от времени досуга) выступает как результат (цель) совокупного общественного прогресса.
Соответственно, сфера этой всеобщей деятельности (креатосфера) становится приоритетной по отношению к материальному производству, в котором господствует репродуктивный, разделенный труд частичных работников.
По отношению к креатосфере материальное производство становится всего лишь средством обеспечения ее развития, а труд в материальном производстве социально-однородным вычетом из совокупного фонда времени общества (известно, что, например, миллион жителей в году располагает постоянным объемом времени; чем меньше рабочее время этого миллиона жителей, тем больше их свободное время время саморазвития их человеческих качеств421). Соответственно, в этих условиях сверх-задачей общества (и каждого его члена) становится максимальное сокращение рабочего (вообще, не-свободного) времени при установленных (кем и как особый вопрос) параметрах развития креатосферы.
Для общества и человека, занятых преимущественно творческой деятельностью, любая особая репродуктивная деятельность в материальном производстве является социально-однородной это потеря возможностей саморазвития (примерно, как для нас сейчас время уборки квартиры, мытья посуды, стирки белья и т. п. есть в общем и целом семейно-однородный вычет из времени семейного досуга). Чем большую часть совокупного времени общество (и индивид) может высвободить для развития креатосферы, тем лучше.
Чем в меньшей степени тот или иной частичный труд содержит творческие компоненты, тем важнее его сократить как можно быстрее.
Поскольку развитие креатосферы вообще без репродуктивного труда в материальном производстве невозможно, постольку, повторим, эта сфера получает от общества заказ на обеспечение хороших условий развития креатосферы при минимальных затратах нетворческого труда (из расчета, как мы предложили на, скажем, на 1 миллион жителей в год).
Именно в таких условиях, опять же, повторим, любой [репродуктивный] труд в материальном производстве социально-однороден как вычет из свободного времени общества и индивида, как потеря потенциала их саморазвития. Что же касается этого потенциала, т.е. высшей цели, конечного результата жизнедеятельности царства свободы, то этот результат деятельности общества и индивида в принципе оказывается не оцениваем и не учитываем в затратах (ни прямо в часах рабочего времени, ни косвенно в деньгах); он оценивается мерой развития креатосферы, человека (отчасти долей свободного времени в его совокупном фонде). В часах же рабочего времени (времени не-творческого труда) учитываются только подлежащие экономии затраты; и обществу все равно, затраты это труда уборщика или квалифицированного рабочего; задача сократить их в целом.
Более того, в этих условиях общество будет стремиться сократить в первую очередь наиболее тяжелый и наименее квалифицированный труд, ибо он менее всего содержит творческий компонент (от проблемы разграничения творческой и репродуктивной деятельности мы в данном случае абстрагируемся это было предметом ряда названных выше предшествующих публикаций авторов).
Соизмерение же качественно разнородных затрат (в разных отраслях и т. п.) будет осуществляться в одних и тех же унифицированных (точнее одинаковых, равных по величине) часах (ниже мы уточним нормо-часах), которые для плана будут таким же абстрактным измерителем и носителем экономической информации, каким рубли (доллары,евро) являются в условиях рынка.
Как именно будет осуществляться такое планирование это в данном случае не наш предмет422. Единственное, что мы хотим сейчас подчеркнуть, это то, что демократическое планирование будущего будет органически вырастать из более простых форм (учета, контроля, регулирования подобно тому, как современные формы рынка выросли из простейших форм товарообмена) и будет столь же трудно представимо во всей своей сложности для нас, сколь был мало представим для крепостного безграмотного крестьянина России еще аж в XIX веке механизм фондовой биржи.
Наш же предмет нестоимостной учет затрат в материальном производстве.
* * *
Предложенное выше решение ставит больше вопросов, чем дает ответов. Среди таких вопросов самоочевидны:
1) формирование заказа материальному производству со стороны креатосферы;
2) формирование механизма учета нормо-часов рабочего времени;
3) учет затрат овещненного (мертвого) труда;
4) мотивация агентов материального производства к сокращению затрат рабочего времени и овещненного труда;
5) механизмы совмещения (переходные формы) нестоимостного учета затрат и рыночного механизма;
6) механизмы распределения необходимого продукта среди агентов материального производства (распределение по труду).
Прежде чем предложить некоторые комментарии по поводу названных проблем, заметим: предложенные выше механизмы учета труда в принципе могут работать лишь в той мере, в какой общественное производство подчиняется задачам развития креатосферы, и в обществе действует закон экономии рабочего времени, а не максимизации стоимостного эффекта (прибыли).
Иными словами, весь учет затрат в предлагаемом нами случае основан на принципах прямо противоположных нынешним, стоимостным, на принципах, если выразиться очень огрубленно, вычитания, а не сложения (в скобках заметим: переход к нестоимостным принципам редукции, скорее всего, потребует и иных вычитательных принципов бухучета и национального счетоводства). В целом это будет означать качественный скачок от общества, максимизирующего абстрактный труд (стоимость, денежное богатство, капитал) как самоценность, к обществу, стремящемуся максимально (при растущем потенциале креатосферы) его сокращать, т. е. скачок не меньший, а даже больший, чем переход от расточителя-дворянина к накопителю-буржуа (как тут не вспомнить конфликт скупого рыцаря и его сына). Несложно предположить, что этот переход будет не менее, а пожалуй, что и более сложен, чем трансформация натурального хозяйства в рыночное, феодализма в капитализм.
Но мы отвлеклись.
Первый из этих вопросов мы, по сути дела, оставим без ответа, заметив лишь следующее: заказ материальному производству со стороны креатосферы (сильно упрощая, мы бы сформулировали эту проблему так: чего, сколько и кому из ассоциированных субъектов творческой деятельности потребно для самореализации) формируется по законам жизнедеятельности самой креатосферы (царства свободы, мира ассоциированного социального творчества). О них мы в меру сил писали в указанных выше наших работах.
Вопрос о том, как может доводиться этот заказ до материального производства, мы так же оставляем без ответа, ибо это проблема формирования (выращивания) демократического общенародного планирования, а она, как мы отметили несколькими строчками выше, лежит вне поля данного текста.
Второй вопрос находит очень простое решение, если мы признаем, что рабочее время социально однородно (по отношению к креатосфере). В этом случае затраты живого репродуктивного труда измеряются в нормо-часах, величину которых для каждого конкретного вида частичного труда в отдельности уже давно научились определять специалисты любого предприятия (в том числе рыночной фирмы).
Сложность нынешнего положения дел в том, чтобы сравнить эти различные виды, сведя их к единому знаменателю не-рыночным образом, но этот гордиев узел мы, напомню, разрубили, просто уравняв нормо-часы любого конкретного вида репродуктивного труда.
Третий вопрос (так же и четвертый) решается при признании названной выше посылки, по сути дела, автоматически: затраты овещненного (мертвого) труда измеряются в тех нормо-часах рабочего времени, которые внедрение тех или иных средств производства, позволяет (с учетом затрат живого труда на их производство) сэкономить. Существенно при этом, что и в случае с овещненным трудом решается вопрос о величине не вклада средств производства в суммарную ценность продукта, а экономии рабочего времени, потребного для производства данной ценности креатосферы.
Исключение составит использование природных ресурсов, которые будут рассматриваться как часть креатосферы (к ней, безусловно, относится природа как культурная ценность). В силу этого проблемы величины и структуры потребления части невосполнимого природного потенциала, необходимого для материального производства, в данном случае могут решаться только по правилам мира креатосферы, а их мы здесь договорились не анализировать.
Точно так же принципиально просто решается проблема мотивации сокращения труда. В той мере, в какой агентами материального производства являются ассоциированные индивиды, занятые преимущественно творческой деятельностью и потому ориентированные на максимизацию свободного времени как высшую ценность, в этой мере экономия рабочего времени для таких агентов есть не более, чем другая сторона максимизации свободного (ибо суммарный фонд времени общества постоянен).
Весь вопрос, следовательно, всего лишь в том, чтобы обеспечить социальное единство (а тем самым и принципиальное единство целей, ценностей и мотивов) агентов репродуктивного труда в материальном производстве и творческой деятельности (напомню, что речь идет об оппозиции не рабочих и интеллектуалов, а той части лиц физического и умственного труда, в чьей деятельности есть элементы новаторства, творчества, и тех в том числе высоколобой интеллектуальной элиты, в чьем труде оно отсутствует). Как именно можно обеспечить это единство вопрос принципиально важный, но опять же выходящий за рамки нашего предмета.
Мы в данном случае ограничимся следующей постановкой: в той мере, в какой это единство достигнуто, стимулом экономии рабочего времени является максимизация времени свободного.
Как легко догадаться, наиболее интересными из всех являются пятый и шестой вопросы, ибо именно здесь ставится проблема возможности реального использования механизмов нестоимостной редукции в условиях перехода к новому обществу, когда первоочередными являются задачи поиска именно трансформационных механизмов, позволяющих двигаться к обществу будущего в условиях, когда еще не преодолены полностью социальные барьеры между творческим и репродуктивным трудом, широко используются стоимостные формы, а пострыночные ценности только возникают.
Сразу же честно ответим, что готового решения этой проблемы у нас нет. Но есть некоторые соображения о том, где и как его искать. Начнем с напоминания: даже ростки нестоимостной редукции труда, переходные механизмы могут появляться и эффективно использоваться лишь в той мере, в какой реально появляются хотя бы первые ростки царства свободы.
В обществе, где нет достаточно мощной, устойчивой тенденции к приоритетному развитию свободного творческого труда, креатосферы и свободного времени (на уровне и общества в целом, и большинства индивидов) нестоимостная редукция труда невозможна.
Далее. История уже показала, что практические шаги в этом направлении возможны. Опыт реального социализма это парадоксальное свидетельство возможности поиска таких переходных форм.
Вспомним хотя бы опыт нормирования и, в частности, во многом искусственно-бюрократического, но сознательного и по сути нестоимостного сведения к единому знаменателю (при помощи тарифно-квалификационного справочника и штатных расписаний) труда профессора и дворника, оцененный позднее как уравниловка.
Эти формы были малоэффективны, бюрократичны и, в конечном счете, ушли в прошлое? Конечно же, да.
Но именно это и подтверждает нашу гипотезу.
