Постскриптум: обобщение и одна оговорка
Весь вопрос в том, как это пространство организует себя.
История знает два возможных ответа на этот вопрос. В первом случае европейский восток предстает рыхлым континуумом этносов, культур и политических образований, тянущимся от Одера и Рудных гор на неопределенное расстояние в глубь материка, проникнутым вялотекущими соседскими дрязгами и перепутавшимися малодейственными союзами, антантами, конференциями и т. п. Так этот край выглядел в конце XV-начале XVI веков на заре европейского Нового времени. В таком же виде он был восстановлен в 1919 году на Версальском конгрессе и пребывал все ХХ столетие, как бы ни передвигались границы и сферы влияния.
Таков же он в основном и сейчас.
Но в промежутке между этими датами мы видим совсем иную Восточную Европу. Одна из предпосылок ее глубокого преобразования в XVI веке - это установление русскими контроля над Волгой и их выход к Каспию и Кавказу, восток которого был тогда под властью Ирана.
Тем самым Восточная Европа с Крымом и турецкая Малая Азия были отсечены от Центральной Азии и Поволжья, так что в последующие века тюрки хартленда оказались в стороне от игр османского нового халифата и вассального ему Крыма. Впервые владения России и Ирана, протянувшись друг к другу навстречу, разрубили тот горный и степной пояс евро-азиатских цивилизационных периферий, который представляет собой важнейший компонент и сегодняшнего Великого Лимитрофа (49).
Второй предпосылкой нового регионального порядка стал в том же XVI веке разлом в судьбах народов Центрально-Восточной Европы. Попав под прямой турецкий напор, Чехия и Венгрия - земли к югу и к западу от Карпат - выбирают германское господство, став владениями Священной Римской империи Габсбургов.
А Польше, на севере от Карпат, вместе с Литвой и входившей в нее Галицией выпадает иная участь: она оказывается исторически связана не с германским пространством в Европе, а с Балтикой, Русской равниной и Причерноморьем. Для XVI столетия это значило: с Швецией, Россией и Крымом.
По ходу Ливонской войны в обособляющемся от Запада и отрезанном от глубины континента Балто-Черноморье складывается особая четырехполярная международная система с большой свободой перераспределения союзнических и конфликтных отношений между ее полюсами.
Набор ролей в Балтийско-Черноморской системе (БЧС) был мотивирован географией, прежде всего гидрологией. В нее первично входили: Швеция, хозяйка балтийских речных устьев; Турция с Крымом, державшая в своих руках черноморские устья и проливы; Россия и Польша, владевшие верховьями и водоразделами балтийских и черноморских рек. Таковы были фокальные геополитические позиции этой системы. В XVI-XVII веках русские цари, короли Швеции и Польши, а временами и турецкие султаны боролись за господство в БЧС, пытаясь объединить несколько таких позиций в одних руках.
Но кроме четырех держав-лидеров структурным компонентом системы была срединная меридиональная ось земель, тянувшаяся от бывших ливонских владений - Лифляндии и Эстляндии - через Литву с Белоруссией, далее по Приднепровью и упиравшаяся в Крым. На этой оси разыгрывалась основная борьба фокальных держав за преобладание в системе.
Но временами ось обретала собственную жизнь и бурно сотрясала всю систему, как, например, в пору казачьих восстаний.
Структурная инерция БЧС зримо проявилась и в XVIII-XX веках, когда с ослаблением Швеции и закатом Польши державы Центральной Европы потянулись на восток, занимая вакантные роли в конфигурации Балто-Черноморья. Пруссия, вырастая в гегемона Южной Балтии, обретает прежнюю роль Швеции. Австрия, владеющая Малой Польшей и Галицией с их речными верховьями, осваивает польскую роль. Начиная с разделов Польши и по Первую мировую войну на входе Европейского субконтинента имела место своеобразная склейка, или контаминация, европейской системы со старой БЧС.
Этот порядок был уничтожен в Версале, где была заново образована из воссозданных Венгрии, Польши и Чехословакии Центрально-Восточная Европа, так что регион во многом вернулся к своему позднесредневековому образу.
Любопытно, что с 1991 года мы наблюдаем на балтийско-черноморской перемычке расстановку сил, которая существенно сходна со старой БЧС XVI-XVII веков. Турция по-прежнему владеет проливами, а ее определенные политические круги исповедуют доктрину Чёрное море - турецкое море.
Польша, потеряв Галицию, выросла за счет бывших прусских владений в большое балтийское государство. Восточнее Карпат основная часть междуморья поделена между Россией и Украиной.
Последняя держит Галицию, Крым, фарватеры нескольких крупных черноморских рек и притязает на Керченский пролив - истинное устье Дона. Выходит, Польша обрела шведские атрибуты, тогда как польские отчасти перешли к Украине.
Наконец, Калининградская область, Литва, Белоруссия, украинское Левобережье и Крым представляют собой новую территориальную ось, вокруг которой лежат три северных центра Балто-Черноморья - Москва, Варшава, Киев - и на которой сталкиваются их интересы, влияния и притязания. В верхней части новая ось несколько отклоняется от старой: Латвия и Эстония в этом поле сейчас выглядят скорее вклинившимися в него внесистемными анклавами Северной Европы (50).
Есть много признаков того, что на этом пространстве в конце века актуализируется историческая память БЧС. В выступлениях польских государственных деятелей, в публикациях польских идеологов и журналистов, даже в таможенной политике этого государства нет-нет да и проглядывает напряжение между центрально-европейской и балтийско-черноморской идентичностями (51).
Между польскими и украинскими политиками то и дело возникает пикировка претензиями на стержневую роль в регионе. А в то же время украинские аналитики охотно делают заявления относительно перспектив антимосковской оси Варшава-Киев-Анкара. Растущее турецкое влияние в Крыму, осуществляемое через часть крымских татар, входит в конфликт с пророссийскими симпатиями массы крымчан, и обе эти тенденции вызывают в Киеве тревогу (52). Очевидно, что при иных условиях здесь могла бы возникнуть особая международная система, способная притянуть к себе и некоторые смежные государства, например Молдавию или Словакию.
Однако сильнейшее влияние ЕС разлагает намечающуюся структуру, поворачивает здешние режимы лицом к Западу и ослабляет внутрирегиональные отношения между ними - как конфликтные, так и потенциально союзнические. К тому же нельзя не признать, что Польша с балтийским побережьем, но без Галиции - это государство геополитически округленное, и на предмет старой идентичности к полякам взывает больше память, чем веления географии.
У многих русских разговоры о балтийско-черноморской политике вызывают сейчас раздражение, ассоциируясь с известными идеями насчет оформления в этом междуморье политико-экономического содружества, которое было бы предназначено служить не то санитарным кордоном против нашей страны, не то долгосрочным отстойником для нее на пути в Большую Европу. Между тем для России, географически вернувшейся в основном к своему доимперскому образу, Балто-Черноморье - реальность, требующая непредвзятого осмысления и разработки.
Именно доимперский опыт позволяет вывести для России несколько ключевых геополитических принципов в отношении данного края.
Как уже говорилось, этот опыт показывает: Россия XVI-XVII веков устояла среди инокультурных пространств материка потому, что, контролируя Волгу, а с нею выходы к Кавказу и Каспию, отсекла Балто-Черноморье от Центральной Азии и при вольном или невольном содействии Ирана лишила Турцию возможности расширить свое стратегическое пространство до Каспия и за него. Этот результат позволил России вести активную политику между Чёрным и Балтийским морями, а на востоке, овладев слабонаселенными лесистыми краями до Тихого океана, ограничиться по рубежу леса и степи стабилизирующей обороной, не углубляясь в Центральную Азию, держась вне ее.
Сейчас приоритеты надо расставить иначе. Как раз в Балто-Черноморье российские интересы теперь преимущественно стабилизационные, а главная игра, увязанная с геоэкономическими сверхзадачами, должна вестись на других направлениях.
Но как и в пору Московской Руси, условие безопасности страны - отъединение хартленда от Восточной Европы, причем в наши дни решение этой задачи во многом зависит от происходящего на Кавказе.
Как и в XVI-XVII веках, Россия тесно связана хозяйственными интересами с другими государствами Балто-Черноморья. Но именно поэтому она вынуждена сопротивляться их претензиям на статус якобы неизбежных геоэкономических шлюзов между русским пространством и Западной Европой. Сейчас, как и тогда, данная задача в какой-то мере будет решаться попытками торгового обхода этого региона русскими с севера. При московских царях такому обходу служила торговля с Западом через Архангельск.
В конце XX-начале XXI веков, когда Скандинавия выпадает за балтийско-черноморский интервал, Россия будет пытаться утвердить свою относительную независимость от государств этого междуморья, строя новые порты в своем углу Балтики, развивая Балтийскую трубопроводную систему, пытаясь транспортировать энергоносители в Европу через Скандинавские страны или перевозя сжиженный газ судами с Ямала.
Интересы России в этом геополитическом регионе тогда, как и теперь, должны обеспечиваться влиянием на его оси, которая в наши дни проходит от Калининграда до Крыма. Для усиления этого влияния необходимо применять всевозможные методы, в том числе еще не испробованные, - например, поддерживать лояльное Москве крыло крымско-татарского движения.
Состояние российского Юго-Запада, в том числе и будущее Новороссийского порта, во многом определится отношениями с Турцией как хозяйкой Проливов. Насколько для нас неприемлемо утверждение турецкого стратегического пространства на Кавказе с продолжением в Центральную Азию, настолько же следует добиваться сотрудничества и взаимопонимания с Турцией как черноморской державой.
Обе эти установки прямо стыкуются в проектах российско-турецких газопроводов: уже прокладываемого Голубого потока и проектируемого газопровода через Западную Грузию и Армению. Общепризнано, что, обеспечивая Турцию газом через Чёрное море (и через ориентирующуюся на Россию и Иран Армению), Газпром подорвал бы идею Транскаспийского газопровода из Туркмении, предназначенного вписать Ашхабад в полосу противостоящих Москве государств на Великом Лимитрофе.
Нанизывая Турцию на меридиональную топливную нить, Москва предотвратит достройку контрроссийской широтной оси через Каспий. В то же время при непрекращающейся войне в Афганистане успех Голубого потока способен создать самую благоприятную конъюнктуру для транспортировки туркменского газа к Индийскому океану через Иран (в дополнение к его поставкам в Восточную Европу через Россию), а значит, и для привлечения туркменского руководства к проекту ирано-российской (индоокеанской) железнодорожной линии как части системы тихоокеанского плацдарма в Западной Сибири.
Впрочем, топливной сферой возможности российского сотрудничества с Турцией далеко не исчерпаны, учитывая особенности ее нынешнего международного окружения, где явно прорисовывается кольцо недружественных ей государств. Это кольцо состоит из Армении, Ирана, Ирака, Кипра и Греции, но оно может не включать Россию, пока у Москвы есть надежда строить отношения с Анкарой на позитивной основе.
Сейчас в устах российских политиков балтийско-черноморская идея способна прозвучать заявкой на особый режим отношений, в том числе экономических, в этом пространстве. России нужны здесь добрые отношения, хотя бы потому, что основной фокус ее интересов должен лежать в других местах.
Правда, не все зависит от русских, и нельзя исключить, что им придется, отвечая в Восточной Европе на внешние вызовы, играть не в свою (и малоперспективную для них при любом исходе) игру.
Постскриптум: обобщение и одна оговорка
Не раз в прошлом российские натиски на Запад сменялись отходом к балтийско-черноморскому порогу. При этом каждый раз - и после Крымской войны, и после того как не удалось раздуть революцию в Европе начала 1920-х, - правители России принимались строить для нее Большое Пространство вне Пространства Запада. Вехи этих усилий - наши походы на Хиву и Мерв, оборона Порт-Артура, схватки с басмачами и сражение на Халхин-Голе.
Афганская война 1980-х стала предвестием третьей евразийской фазы в нашей истории. Правда, исторически беспрецедентное сжатие страны в 1991-м было дезориентирующим. Оно выглядело уходом русских из Азии, как и из Европы.
До многих сперва даже не дошла вся уникальность момента. Ведь сколько сограждан в декабре того года радовались освобождению России от азиатов и вхождению в славянский союз с центром, сдвинутым к Европе!
Крупнейшим геополитическим уроком десятилетия надо считать открывшуюся картину острова Россия, окаймленного обнажившимся трансрегиональным шельфом Великого Лимитрофа - Евразии, способной и готовой без русских состыковаться с Евро-Атлантикой. Ни изоляционизм, ни евразийство в духе Петра Савицкого и Льва Гумилёва в качестве практической политики сейчас не годятся.
И все-таки геополитический ритм империи пока жив: он удачно подсказывает наилучшие для русских сегодня направление интересов и приложение усилий. Надо только понять, что современный мир с двумя перекрывающимися и не вполне конвертируемыми раскладами мощи делает выигрышной такую стратегию, которой Империя не знала, но которая соответствует и времени, и состоянию евразийской Атлантиды.
Кроме того, она позволяет нам найти стратегических попутчиков на первую четверть нового века, а может быть, не лишена привлекательных черт и для части наших вчерашних сограждан, ставших нашими соседями.
И еще одно замечание. Я исходил из предположения, что Китай и Россия в обозримое время сохранят свои земли в старой, восточной Центральной Азии, а Евро-Атлантика будет пытаться продвинуться по Лимитрофу в новую Центральную Азию через Восточную Европу и Кавказ. Но если сбудутся прогнозы, предсказывающие дестабилизацию нэповского Китая и суверенизацию подвластных ему областей Лимитрофа от Маньчжурии до Тибета, то, возможно, станут реальностью не только волнения в смежных районах нашей Восточной Сибири, ренессанс панмонгольских идей и т. д., но и распространение влияния США и Японии по Лимитрофу с востока (53). Для этого пока чисто гипотетического случая предложенную концепцию пришлось бы серьезно пересмотреть, в частности уделив особое внимание Корейскому полуострову как входному региону на крайнем востоке межцивилизационного пояса.
Но, главное, и при таком повороте стратегия России должна была бы определяться соотношением конъюнктур Великого Лимитрофа и Великого Океана.
ПРИМЕЧАНИЯ:
(*) Я пользуюсь случаем поблагодарить Карину Геворкян и Андрея Грозина за консультации и замечания по многим из рассматриваемых в статье проблем.
(1) Цымбурский В. Народы между цивилизациями // Pro et Contra. 1997.
Т. 2. # 3. В этой работе обосновано то понимание цивилизации и лимитрофа, которого я строго придерживаюсь и в данной (2) В Народах между цивилизациями Индия не включена в число цивилизаций, выходящих на Великий Лимитроф, так как я не указал на принадлежность к этому поясу - наряду с Монголией - также и Тибета. В этом пункте моя первоначальная версия требует поправки.
(3) Либиг М. Евразийский сухопутный мост - политическая альтернатива расширению НАТО // Российское аналитическое обозрение. 1997. # 5. С. 36; Зиядуллаев Н. Тенденции к изоляции России усиливаются // Правда-5.
1997. 15 июля.
(4) НГ-сценарии. 1996. # 6. Сент.
(5) Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1998.
С. 142, 198, 201, 240.
(6) Сорокин К. Геополитика современности и геостратегия России. М., 1996.
С. 107.
(7) Неклесса А. Третий Рим или третий мир: Глобальные сдвиги и национальная стратегия России // Восток. 1995. # 1. С. 11 след.
(8) Дугин А. Основы геополитики. М., 1997.
С. 182 (У русских сегодня нет государства).
(9) Мацкевич В. Чего не хватает, чтобы ответить на вопрос: Как нам обустроить Россию? // Бизнес и политика. 1995. # 1. В устных выступлениях экспертов-либералов иногда звучала мысль, что правительству реформ достаточно сохранить точечный контроль над крупнейшими городскими центрами России, доверив прочее пространство воле Божьей.
(10) Каганский В. Советское пространство: Конструкция и деструкция // Иное: Хрестоматия нового российского самосознания. М., 1995.
Т. 1. С. 125.
(11) Нартов Н. Геополитика. М., 1999.
С. 127.
(12) Hay D. Europe in the Fourteenth and Fifteenth Centuries. L.; N.Y., 1989.
P. 426. О психологическом состоянии среднего европейца в утренних сумерках модернизации см.: Делюмо Ж. Ужасы на Западе.
М., 1994.
(13) Традиционное общество и мировая экономика: Критика теорий модернизации. М.: ИНИОН, 1981. С. 6.
(14) Об историческом двоеритмии России, связанном с ее ролью цивилизации-спутника Евро-Атлантики см.: Цымбурский В. Европа-Россия: Третья осень системы цивилизаций // Полис. 1997. # 2; Zimburski W. Der Konservatismus und die Zivilisationssituation in RuЯland // Der Ernstfall auch in RuЯland.
Bietigheim; Baden, 1997.
(15) Luttwack E. From Geopolitics to Geo-Economics // National Interest. 1990. # 20; Жан К., Савона П. Геоэкономика. М., 1997; Кочетов Э. Геоэкономика и стратегия России.
М., 1997.
(16) Валлерстайн И. Холодная война и Третий мир: Старые добрые времена? // Рубежи. 1997. # 1. Подобные прогнозы побудили Нурсултана Назарбаева выдвинуть доктрину пояса выжидания вокруг срединного меридиана Евразии с упором на буферную роль стран, лежащих между Европой и Китаем, Ближним и Дальним Востоком. См.: Затулин К., Грозин А., Хлюпин В. Национальная безопасность Казахстана: Проблемы и перспективы. М., 1998.
С. 139.
(17) Дугин А. Указ. соч.; Морозов Е. Большой Евразийский Проект // Русский геополитический сборник. 1997. # 2; Митрофанов А. Шаги современной геополитики.
М., 1997.
(18) Гайдар Е. Россия XXI века: Не мировой жандарм, а форпост демократии в Евразии // Изв.
1995. 18 мая; Тренин Д. Россия и новая европейская система // Рубежи.
1997. # 1; Богатуров А. Великие державы на Тихом океане. М., 1997; Ильин М.
Кому, что и откуда обустраивать? // Бизнес и политика. 1995. # 7. С. 63.
(19) Насколько мне известно, из российских либералов лишь Дмитрий Фурман обсудил пропагандируемый сегодня Бжезинским вариант - большое соглашение Запада с Китаем за счет России - и выразил готовность уступить российские земли китайцам, если те быстрее русских усвоят демократические ценности (Фурман Д. Внешнеполитические ориентиры России // Свободная мысль. 1995. # 8).
(20) Huntington S. The Lonely Superpower // Foreign Affairs. 1999.
Vol. 78, # 2. P. 36; перевод хантингтоновской формулы словосочетанием полутораполярная система я услышал в одном из выступлений Юрия Громыко.
(21) Зюганов Г. География победы. М., 1997.
С. 237.
(22) Дугин А. Указ. соч.
С. 261; Морозов Е. Указ. соч. С. 20 след.
(23) Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка // Pro et Сontra. 1997.
Т. 2. # 2. Некоторые отечественные либералы склонны пенять Хантингтону как вдохновителю приверженцев российской цивилизационной особости (см.: Цыганков А., Цыганков П. Плюрализм или столкновение цивилизаций? // Вопросы философии. 1998. # 2), но при этом почему-то не замечают, что призывы их политических единомышленников к России кооперироваться с Западом против угроз с юга и с востока идеально вписываются в хантингтоновскую схематику.
(24) См.: Труд. 1999.
1 июня.
(25) В особенности см.: Цымбурский В. А знамений времени не различаете... // Национальные интересы. 1998. # 1.
(26) Надо подчеркнуть, что коммуникационный контур России как целостность сложился только в ХХ в. вместе с Транссибом, Северным морским путем и регулярным судоходством на Тихом океане. Еще в XIX в., когда Обь и Енисей были главными сибирскими коммуникациями, лишь дополняемыми проходившим широтно каналом между ними, Европейская Россия и Сибирь выглядели пространствами, отделенными друг от друга, - каждое со своими особыми севером и югом, что и обыгрывалось постоянно в аргументации сибирских областников. См.: Потанин Г. Областническая тенденция в Сибири.
Томск, 1907.
(27) Ильин М. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины // Полис. 1998. # 3. С. 91.
(28) Цымбурский В. А знамений времени не различаете...
(29) Баритко А. Супермагистраль XXI века // Нез. газ. 1998.
3 окт.; Авдеева С. Столько долларов в тонне? // Деловой вторник. 1999. # 6. 16 февр.
(30) См.: Конопляник А. Каспийская нефть на евразийском перекрестке. М., 1998; Геворгян К. Каспийская нефть как политический фактор // Северный Кавказ-Закавказье: Проблемы стабильности и перспективы развития. М., 1997; Вермишева С. Азербайджанская нефть в политическом контексте // Анелик. 1998. # 12; Солодовник С. Не тешьте себя иллюзиями, господа: Мнимые и реальные приоритеты держав на Каспии // Нефтегазовая вертикаль.
1999. # 1; Богданов К. В тисках спроса // Нефть и капитал. 1999. # 1; Он же.
Трубы без нефти - деньги на ветер // Там же; Трофимов В. Каспийский вопрос для России остается открытым // Там же.
(31) Гулузаде К. Баку-Джейхан: Пора ли писать некролог? // Нефтегазовая вертикаль. 1999. # 1.
(32) Солодовник С. Стабильность в Центральной Азии и варианты стратегии России // Восток. 1993. # 6.
(33) Хлюпин В. Тихая экспансия: Проблемы казахстанско-китайских отношений на современном этапе // Имперский сборник. М., 1997. # 1; Затулин К. и др. Указ. соч.
С. 15 след.; Ауэзов М. Китайско-казахстанские отношения: История и современность // Центральная Азия и Кавказ. 1999. # 3 (4).
(34) Подробно см.: Хлюпин В. Геополитический треугольник: Казахстан-Китай-Россия.
М., 1999.
(35) Нез. газ. 1997. 20 мая.; Ср. также: Назарбаев Н. На пороге XXI в. Алматы. 1996.
С. 220-229.
(36) Богатуров А. Указ. соч. С. 280.
(37) Дирлик А. Азиатско-тихоокеанская идея: Реальность и миф // Рубежи. 1995. # 2.
(38) Koppel B. Fixing the Other Asia // Foreign Affairs. 1998.
Vol. 77. # 1.
(39) Kemp G., Harkavy R. Strategic Geography and the Changing Middle East. Wash. D. C., 1997.
P. 12.
(40) Представление о транспериферийности России относительно Европы выдвинуто в работе: Мостова И., Скорик А. Архетипы и ориентиры российской ментальности // Полис. 1995. # 4. С. 75. Но я бы не решился, как авторы этой статьи, считать Скандинавию такой же транспериферийной соседкой Европы, как Россия. По своим этнокультурным характеристикам Скандинавия шведов, датчан и норвежцев - окраинная часть романо-германского ядра западной цивилизации и подобно Восточной Германии может быть отнесена к западно-европейскому лимесу (см. об этом понятии: Цымбурский В. Народы между цивилизациями.
С. 164).
(41) Либиг М. Указ. соч. С. 34.
(42) Российское аналитическое обозрение. 1997. # 5. С. 42.
(43) Сираи Х. Российский Дальний Восток и Япония // Япония сегодня. 1996. Март.
С. 15.
(44) Устинов И. Родное дитя versus подкидыш // Pro et Сontra. 1997.
Т. 2. # 3. С. 129.
(45) Ibid. С. 127 след.
(46) Бжезинский З. Указ. соч. С. 157 след.; Starr S. Making Eurasia Stable // Foreign Affairs.
1996. Vol.
75. # 1. Ср.: Ляпоров В. Нужен ли Средней Азии союз с Россией? // Нез. газ. 1996.
13 сент.
(47) Пузанов В., Хлюпин В. Казахстан-Узбекистан: Конфликтный потенциал центрально-азиатского пространства // Имперский сборник. # 1; Затулин К. и др. Указ. соч.
С. 30-38.
(48) О собственно стратегическом аспекте такого соглашения подробно см.: Цымбурский В. От Дагестана-99 к будущему Великого Лимитрофа Евро-Азии // Российское аналитическое обозрение. 1999. # 2 (12). Вопрос не в том, произойдет или нет сближение трех держав, уже сейчас представляющееся ночным кошмаром для некоторых западных авторов, - оно почти неизбежно.
С российской точки зрения главное в другом: насколько при этом будут приняты во внимание геоэкономическое моменты, способные усилить позиции России по отношению к Китаю и Ирану?
(49) Значение этого шага для становления и выживания России было впервые показано в книге С. Южакова Англо-русская распря (СПБ., 1885. С. 54 след.) - одном из важнейших произведений русской геополитической мысли XIX века.
(50) Эволюция БЧС до начала ХХ в. прослежена мной в работе: Цымбурский В. Как живут и умирают международные конфликтные системы: (Судьба Балтийско-Черноморской системы в XVI-XX веках) // Полис. 1998. # 4. Присутствие контуров старой БЧС в современной политической географии региона я подробно обсуждал с Михаилом Ильиным, которому за это очень признателен.
(51) Кучинская М. Новая парадигма польской восточной политики // Pro et Сontra.
1998. Т. 3. # 2.
(52) Власов С. Пять лет украинской внешней политики: Поиск моделей продолжается // Этнические и региональные конфликты в Евразии. М., 1997. Кн.
2. С. 165, 167; Мошес А. Геополитические искания Киева // Pro et Contra. 1998. Т. 3. # 2.
(53) В 1996 г. лидер Организации освобождения Уйгурстана Ашир Вахиди на вопрос о союзниках его движения ответил: Япония, непоследовательно - США... аналогичные национально-освободительные движения тибетцев, дунган, монголов Внутренней Монголии (Хлюпин В. Геополитический треугольник...
С. 218).
Pro et Contra, т.4, осень 1999 года
