Систематическое подавление рыночных сил
Систематическое подавление рыночных сил происходит и в сельском хозяйстве. В частности,богатые страны тратят огромные средства на поддержку фермеров за счет налогоплателыциков и потребителей. В 19961998 гг. страны, входящие в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в среднем тратили на поддержку фер -меров 249 млрд долл. в год, или почти 37% валового дохо -да ферм.
Эта цифра достигает 63% в Японии и 73% в Швейцарии. Бульшая часть этих щедрых вливаний является прямым вмешательством в рыночный процесс: 67% субсидий сельхозпроизводителям имеет форму поддержания цен31.
В коммунистических и развивающихся странах сельско -хозяйственная политика традиционно грешила против рыночной логики в противоположном направлении: сельхозпроизводителей скорее доили, а не субсидировали. Для ускорения индустриализации (и укрепления политической власти в крупных городах) правительства безжалостно эксплуатировали сельскохозяйственный сектор с помощью занижения закупочных цен, регулирования цен и контроля над системой сбыта, а также государственной закупочной монополии. Политика, неблагоприятная для сельского населения, осуществляется во многих странах.
В Индии, например, 700 млн жителей деревни, занимающихся сельским хозяйством, вынуждены терпеть низкие закупочные цены, устанавливаемые программами продовольственной безопасности, и исполнять множество запутанных инструкций, регулирующих переработку, перевозку и хранение сельскохозяйственной продукции32.
Многие страны бывшего коммунистического блока до сих пор не выбрались из коллективистского болота. В Беларуси и Казахстане все сельскохозяйственные земли, не считая небольших приусадебных участков, по-прежнему принадлежат государству; в среднеазиатских республиках сельскохозяйственные земли вообще не подвергались приватизации. В России номинально частные коллективные хозяйства владеют 80% всех сельскохозяйственных земель. По западным меркам эти колхозы-гиганты абсурдно велики: средний размер хозяйства составляет 20 тыс. акров, тогда как площадь типичной американской фермы всего 500 акров.
Однако сохранение субсидий и отсутствие действенных процедур банкротства препятствуют дроблению этих хозяйств. Дополнительно осложняет ситуацию то, что 200в России до сих пор нет земельного кодекса, а потому не существует и рынка земли, достойного упоминания33.
Та же мертвая рука, которая мешает росту доиндус-триального сектора, цепко держит и постиндустриальный. Хотя недавний технологический прорыв в сфере телеком -муникаций настолько известен, что о нем можно не упоминать, менее известно, до какой степени косные регулирующие структуры продолжают блокировать развитие и распространение цифровой революции.
Да, достижения огромны, но на каждом сантиметре пути приходится преодолевать мощную инерцию противодействия. Таким образом, в нашу справедливо восхваляемую информационную эпоху мертвая рука централизованного контроля все еще способна эффективно ограничивать потоки информации.
В отрасли, традиционно известной как телефонная связь, доминирующие позиции сохраняют старые узаконенные монополии. В 1997 г. в развитых странах членах ОЭСР на монополии приходился 81% рынка и более 100% совокупной прибыли (все новые участники отрасли, взятые вместе, понесли убытки).
И даже в развитых странах боль -шинство монополий в сфере коммуникаций созданы государством: в 17 из 29 стран членов ОЭСР государство имеет большинство акций в телефонных компаниях. Если старые монополии потеряли рынок дальней и мобильной связи, то местные сети по-прежнему находятся под их контролем.
В 1997 г. новые телекоммуникационные компании обеспечивали ничтожные 0,9% доступа к местным линиям. Соответственно, коммутируемые сети, имеющие прямой контакт с потребителями, все так же эффективно защищены от конкуренции34.
Конечно, бурное развитие сотовой связи позволяет обходить монополию местных линий связи. Однако в настоящее время мобильные технологии еще не в силах напрямую конкурировать с традиционными телефонными сетями: они скорее дополняют, чем заменяют традиционную телефонную связь. Отчасти отсутствие прямой конкурентной угрозы объясняется нынешним состоянием технологии сотовой связи, но в большой степени вина за
это ложится на регулирующие органы. Централизованное регулированиераспределения частот радиодиапазона ограничивает число работающих на рынке компаний и тем самым сдерживает рост беспроводной связи.
В результате в1997г.в25из29 стран членов ОЭСР не менее 80% рынка мобильной связи контролировали две крупнейшие компании (или даже один - единственный монополист) 3S.
Сохранение старой системы государственных монополий еще заметнее в развивающемся мире. По данным исследователей Всемирного банка, в 1998 г. только 42 страны из более чем ста обследованных допускали частные фирмы к предоставлению услуг дальней связи и только 12 из них практиковали хоть какие-то формы конкуренции.
Что касается услуг местной связи, только 15 стран позволяли новым частным компаниям конкурировать с официально признанным монополистом. В 1998 г. частные операторы предоставляли услуги мобильной связи в 94 странах, но в 66 из них рынок контролировался одной или двумя компаниями -монополистами, а другим участникам вход был закрыт36.
На отрасли, традиционно известной как телевещание, также лежит тяжелая печать централизации. Рост кабельных и спутниковых сетей бросил вызов старой цитадели: в странах ОЭСР абонентская плата за эти альтернативы традиционному телевещанию сегодня составляет 32% доходов телевизионного рынка37. Тем не менее эфирное телевещание пока сохраняет сильные позиции благодаря антирыночной регулирующей и фискальной политике. Частотный диапазон регулируется лицензированием и всевозможными формами регулирования содержания. В странах ОЭСР доля государственного финансирования в суммарной выручке телевидения составляет более 15%, а в ряде стран от 40 до 60%.
В Австрии, Бельгии, Дании, Исландии, Ирландии, Корее, Голландии, Польше и Швейцарии вообще нет частных общенациональных телекомпаний38.
Говоря о телефонной связи и телевещании как о традиционно известных отраслях, я имел в виду, что цифровые технологии в телекоммуникациях (и, в частности, развитие Интернета) ведут к слиянию прежде отдельных услуг в новый беспрецедентный синтез. Но если технологический прогресс подталкивает к такому слиянию, то инерция регулирования способствует сохранению старых, не отвечающих требованиям времени отраслевых структур. В частности, сохранение позиций старых монополий телефонной связи серьезно сдерживает распространение Интернета. Существует сильная корреляция между плотностью телефонных сетей в стране и долей лиц, имеющих доступ к Интернету, что объясняется прямой зависимостью активности пользования Интернетом от качества и цены телефонных услуг.
Всемирная Паутина не сможет полностью реализовать свой потенциал до тех пор, пока во всем мире безальтернативные телекоммуникационные монополии будут продолжать навязывать людям услуги низкого качества по завышенным ценам.
В секторе международной торговли на пути конкуренции также полно препятствий. Несмотря на впечатляющие успехи либерализации, мир без границ пока что остается мечтой.
Государственные границы сегодня значат меньше, чем в прошлом, но по-прежнему являются серьезными барьерами на пути сигналов рынка.
В странах третьего мира уровень протекционизма пока еще очень высок. Средний уровень таможенных пошлин в развивающихся странах составляет 13,3%, а в развитых промышленных всего 2,6%39. Усредненные цифры скрывают диапазон различий величины тарифов между разны -ми странами и между видами продукции.
Многие бедные и беднейшие страны продолжают поддерживать высокие барьеры на пути внешней конкуренции: средняя величина таможенных пошлин достигает в Таиланде 18%, в Бангладеш 22%, в Нигерии 23,5%, в Египте 27% и в Индии 35%40. Более того, дисперсия тарифов когда высокие и низкие ставки сильно отличаются от средней величины традиционно больная тема.
Такая изменчивость усугубляет деформации, создаваемые торговыми барьерами, и делает действительные уровни таможенной защиты намного выше номинальных ставок тарифов .Особенно часто максимальные тарифы устанавливаются на продукты питания и одежду: в развивающихся странах средний тариф на сельскохозяйственную продукцию составляет 18%, а на текстиль и одежду 21%41.
В секторе услуг протекционизм проявляется не в форме пошлин, а в виде регулирующих норм, препятствующих доступу иностранцев на внутренний рынок, в частности в форме ограничения иностранного участия в капитале фирм, работающих в секторе услуг. В слаборазвитых странах подобные ограничения достигли масштабов пандемии. Возьмите, например, предельно скромное Генеральное соглашение по торговле услугами (ГСТУ), действующее в рамках Всемирной торговой организации (ВТО). ГСТУ, согласованное в ходе Уругвайского раунда и подписанное в 1994 г., представляет собой первую попытку установить хоть какие-то международные правила в сфере торговли услугами.
Вместо того чтобы налагать единые правила на все страны, подписавшие соглашение, ГСТУ содержит весьма различные обязательства разных стран по отношению к широкому спектру услуг. Как правило, страны брали на себя обязательства, заключавшиеся не в снижении существующих барьеров, а просто в сохранении сложившейся практики, причем зачастую эти обязательства допускали более жесткие меры по сравнению с текущим уровнем защиты.
Но даже несмотря на крайнюю необременительность ограничений, возникающих в результате принятия обязательств, большое число развивающихся стран отказались брать на себя какие бы то ни было обязательства во мно -гих секторах услуг. Например, 73% входящих в ВТО развивающихся стран не взяли на себя никаких обязательств относительно доступа на рынок юридических услуг или недискриминационного отношения к принадлежащим иностранцам юридическим фирмам.
В отношении речевой телефонной связи более 50% развивающихся стран не взяли на себя вообще никаких обязательств42.
Несмотря на то что в промышленно развитых странах торговые барьеры в среднем невысоки, в ключевых секторах очаги протекционизма по - прежнему препятствуют между -народной конкуренции. Возьмите, например, ситуацию в Соединенных Штатах, экономика которых заслуженно счи -тается одной из наиболее открытых.
Вопреки этому завидному статусу, сохраняются значительные ограничения на допуск на внутренний рынок иностранных товаров и услуг.
Особо проблемными зонами являются одежда и продукты питания. Импортные квоты на ткани и одежду должны быть упразднены к 2005 г., но пока они довольно высоки: средняя величина таможенных пошлин на ткани составляет 10,6%, на трикотаж 11,9 %, на готовую одежду 13,2%.
Уста -новлены запретительные пошлины на импорт сверх установ -ленных количественных ограничений для многих пищевых продуктов: 170% для сыра, 137% для масла, 130% для сахара, 350% для табака, 131,8% для арахиса в скорлупе и 26,4% для говядины.
Ко всему прочему сохраняются высокие пошлины на весь -ма странный набор товаров: в среднем 13,9 % на чемода -ны и саквояжи, 9,3% на нерезиновую обувь, 7,4% на изделия из стекла, 9,8% на столовый фарфор и 7,4% на шариковые и роликовые подшипники. Кроме того, так называемые защитные законы (антидемпинговые законы и законы о компенсационных пошлинах, а также положение о защитных мерах статьи 201) разрешают установление запретительно высоких пошлин на определенные товары для определенных стран.
В секторе услуг закон Джонса запрещает использовать принадлежащие иностранцам или пост -роенные иностранцами суда для перевозки грузов между портами США, а также остаются в силе положения, ограничивающие право иностранцев владеть авиалиниями или радио- и телевещательными компаниями43.
К счастью, американские торговые барьеры слишком немногочисленны и локальны, чтобы серьезно омрачить экономические перспективы страны. Разумеется, они искажают развитие соответствующих секторов экономики и являются причиной существенных потерь для зависящих от них отраслей и конечных потребителей.
Однако, в целом, их роль в американской экономике с годовым объемом производства 10 трлн долл. вряд ли можно считать существенной.
Тем не менее для тех стран, экспорт которых блокируется, масштабы рудиментарного американского протекционизма кажутся огромными. Поразительный рост экономики в странах Юго - Восточной Азии за время жизни одного поко -ления показал, как развитие экспортных отраслей может включить, а затем и ускорить переход от массовой нищеты к массовому достатку. Но экспортоориентированный роствозможен только при наличии доступа к рынкам богатых стран.
Сегодня многие бедные страны сталкиваются с тем, что самые многообещающие экспортные возможности перекрыты торговыми ограничениями, сохраняющимися в Америке (и других богатых странах). Американские руководители проявляют лицемерие и жестокость, когда требуют от les miserables* открыть свои рынки, но при этом оставляют рынки США закрытыми для самых конкурентоспособ -ных импортных товаров, будь то сахар из стран Карибского бассейна, одежда из Китая или сталь из России.
И это вновь возвращает нас в Магнитогорск, потому что этому осажденному сталеплавильному комбинату прихо -дится сражаться не только с наследием советской, самой страшной, версии промышленной контрреволюции, но и с отступающим арьергардом более мягкой, но также уродующей американской версии.
Сталелитейная промышленность играла ведущую роль на всех этапах американской промышленной контрреволюции от периода подъема и доминирования до нынешне -го упадка и одряхления. Сто лет назад Фредерик Уинслоу Тейлор за 12 лет работы инженером на Midvale Steel раз -работал свою систему научного управления и единственно верного подхода. Элберт Гэри, первый президент компании U.S.
Steel и хозяин постыдных сборищ для фиксирования цен, известных как обеды у Гэри, был одним из первых пылких апостолов промышленного сотрудничества, или, точнее говоря, картелирования. Позднее, действуя в этом духе, руководители сталелитейной промышленности с распростертыми объятиями приняли изданный Франклином Рузвельтом в 1933 г. закон о восстановлении национальной промышленности.
Как объяснил Роберт Ламонт, президент Американского института чугуна и стали, наша всегдашняя готовность воздать на словах дань идеалу сотрудничества... теперь будет дополнена весь -ма реальным сотрудничеством и закрепленными законом стандартами.
Между правительством и сталелитейной промышленностью всегда существовали очень сильные связи. В то самое время, когда отрасль пыталась использовать государственную власть, чтобы раздавить конкуренцию, правительство использовало отрасль в собственных целях, главным образом для ведения войны. Во время Первой мировой войны председатель Военно - промышленного управления Бернард Барух, угрожая национализацией, диктовал сталелитейной промышленности цены.
Во время Второй мировой войны возникла необходимость в создании новых производствен -ных мощностей; отрасль сопротивлялась, опасаясь, что после войны из - за избытка мощностей рецессия повторит -ся. В результате правительство взяло дело в собственные руки: исключительно за счет государственных средств были построены и переданы частным компаниям 29 новых заводов полного цикла; затем правительство построило еще 20 заводов на паях с частными компаниями45. Во время Корейской войны президент Трумэн дошел даже до того, что издал приказ о конфискации всей отрасли, чтобы предотвратить общенациональную забастовку.
Однако Верховный суд объявил его указ неконституционным. Несмот -ря на неудачу, Трумэн напугал отрасль настолько, что в 1950-х гг. она пошла на значительное увеличение производственных мощностей.
В это десятилетие американская промышленная контр -революция достигла апогея, и сталелитейная промышленность была ее детищем. Внутри компаний бушевала своего рода холодная война между тейлористски настроенными менеджерами и враждебными им профсоюзами. В отношениях между компаниями превалировали вялая координация цен и ленивая неприязнь к инновациям.
А инвестиционные решения были насквозь политизированы. Но, поскольку остальной мир еще лежал в руинах, руководите -ли компаний могли изображать из себя дальновидных государственных мужей от индустрии.
Вскоре, однако, послевоенная реконструкция и возобновление международной конкуренции привели к утрате позиций, что стало закономерной наградой за снобизм. Чтобы не тратить лишних денег, американские компании продолжали строить морально устаревшие мартеновскиепечи; а японцы и европейцы тем временем начали внедрять кислородно-конвертерный метод и превратились в производителей дешевой стали. К середине 1960-х гг. американцы попытались их догнать, но иностранные соперники к тому времени уже начали переходить на технологию непрерывного литья. Мощные забастовки и неконтролируемый рост заработной платы еще сильнее подорвали конкурен -тоспособность американской стали.
К 1982 г. средняя зарплата в отрасли была на 95% выше, чем в остальных отраслях американской промышленности46.
Неудивительно, что иностранные производители постоянно наращивали свою долю на рынке США: импорт стали увеличился с 4 млн т в 1959 г. до 18 млн т в 1971 г.47 Обострение конкуренции могло бы подсказать Big Steel*, что нужно радикально менять подход к делу. Но контрреволюционная инерция оказалась слишком сильной, а потому американские сталелитейщики винили в своих бедах кого угодно, только не себя, и прежде всего нечестных иностранных конкурентов. Вместо того чтобы ответить творчески и конструктивно, отрасль обратилась за помощью к политикам. В 1969 г. были установлены первые квоты на импорт в виде соглашения о добровольных ограничениях, и с тех пор уже четыре десятилетия отрасль сидит на игле протекционистских тарифов и субсидий.
Квоты, механизм триггерных цен, антидемпинговые пошлины, субсидирование пенсий, особые налоговые льготы все это было заменой реструктуризации отрасли в соответствии с требованиями рынка.
Итогом стал долгий, медленный и болезненный упадок некогда мощной отрасли. Доля импортной стали продолжала расти и к середине 1980-х гг. достигла 30%, после чего еще более высокие торговые барьеры обеспечили отрасли временную передышку48. Но главная конкурентная угроза возникла внутри страны в виде новых высокотехнологичных, свободных от профсоюзов мини-заводов.
Мини-заводы, использующие более производительные электропечи, начали теснить традиционные заводы полного цикла. Их доля рынка постепенно выросла с 20% в середине 1970-х гг. до почти 50% сегодня.
Ставшая лишь тенью самой себя (занятость в сталелитейной промышленности понизилась с 450 тыс. человек в 1980г. до 200 тыс. человек сегодня), Big Steel застряла в своем контрреволюционном прошлом. Вместо того чтобы тщательно изучить собственные недостатки, она продолжает жаловаться на нечестную конкуренцию, как это в очередной раз случилось после азиатского финансового кризиса.
Внезапный, абсолютно неожиданный крах быстро растущих экономик Тихоокеанского кольца привел к затовариванию международного рынка стали. Мощности, рассчитанные на спрос энергично расширявшегося азиат -ского рынка, вдруг оказались ненужными. Как и следовало ожидать, значительную часть избыточной стали поглотила здоровая американская экономика и цены резко упали. Хотя подобные наплывы импорта случались и со многими другими товарами и несмотря на то, что в ходе этого эпизода доля американских производителей стали в мировом производстве выросла, Big Steel немедленно объявила, что кризис поставил вопрос о жизни и смерти, и потребовала политического вмешательства. Результаты мощной лоббистской кампании Встанем грудью на защиту стали оказались смешанными: законопроект об установлении импортных квот не прошел в Сенате, но государственные гарантии по специальному займу на сумму 1 млрд долл. отрасль получила.
Кроме того, многочисленные антидемпинговые жалобы со стороны предприятий отрасли привели к подавлению некоторых иностранных конкурен -тов в ряде ключевых секторов.
Впрочем, представившаяся отрасли передышка оказалась недолгой. В 2000 г. замедление роста американской экономики спровоцировало еще один отраслевой кризис: о банкротстве объявили менее крупные производители вро -де Wheeling-Pittsburgh и LTV. Big Steel развязала очередную лоббистскую кампанию против нечестного импорта и попыталась убедить общество, что за проблемами отрасли стоят чьи-то происки.
Администрация Буша ответила на это давление очередным расследованием проблемы импорта.
Особенно сильно протекционистский раж американских сталелитейщиков ударил по российским производителям: в результате временных соглашений о максимальном объеме и минимальной цене импорт стали из России упал с 1,4 млрд долл. в 1998 г. до 381 млн долл. в 1999 г. Магнитогорский комбинат и ему подобные попали в тиски: сначала из - за финансового кризиса закрылись азиатские рынки, а потом протекционистская реакция на этот кризис в США (да и в Европейском союзе) захлопнула двери на рынки богатых стран.
Вот так неспособность американской сталелитейной про -мышленности порвать с централизованным прошлым вызвала международные последствия. Ее ретроградные действия затруднили расставание с прошлым и другим странам.
Взаимосвязанность судеб сталелитейщиков Америки и Рос -сии, не сумевших пока выбраться из ловушки промышленной контрреволюции, внушает скептицизм по отношению к наивному восторгу сторонников глобализации. В наши дни глобальны не только рынки мертвая рука этатистского прошлого тоже дотягивается до самых удаленных уголков земли.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Friedman, The Lexus and the Olive Tree, 40.
2 John Scott, Behind the Urals: An American Worker in Russia's City of Steel (Bloomington, Ind.: Indiana University Press, 1989 [1942]), 3.
3 Ibid., 5.
4 Ibid., 92.
5 Из интервью, 26 июля 1999 г.
6 Из интервью, 26 июля 1999 г.
7 European Bank for Reconstruction and Development, Transition Report 1999 (London, EBRD, 1999), 24.
8 Gerhard Pohl, Robert E. Anderson, Stijn Claessens, and Simeon Djankov, Privatization and Restructuring in Central and Eastern Europe, World Bank Technical Paper no. 368, August 1997, 6, 9.
9 Thane Gustafson, CapitalismRussian-Style (Cambridge, U.K.: Cambridge University Press, 1999), 36.
10 McKinsey Global Institute, Unlocking Economic Growth in Russia (Washington, D.C.: McKinsey Global Institute, October 1999), 36.
11 Raj M. Desay and Itzhak Goldberg, Vicious Circles of Control: Regional Governments and Insiders in Privatized Russian Enterprises, World Bank Policy Research Paper no. 2287, February 2000, 5.
210
12 Joseph R. Blasi, Maya Kroumova and Douglas Kruse, Known Capitalism: The Privatization of the Russian Economy (Ithaca, N.Y.: ILR Press, 1997), 139-140.
13 Gustafson, Capitalism Russian-Style, 2Q5.
14 Brian Pinto, Vladimir Drejjentsov, and Alexander Morozov, Give Growth and Macro Stability in Russia a Chance: Harden Budgets by Dismantling Nonpayments, World Bank Policy Research Paper no. 2324, April 2000.
15 McKinsey Global Institute, Unlocking Economic Growth in Russia, Chapter 3, Steel, Exhibit 9.
16 Ibid., Chapter 4.
17 Mark A. Groombridge, China's Long March to a Market Economy: The Case for Permanent Normal Trade Relations with the People's Republic of China, Cato Institute Trade Policy Analysis no. 10, April 24,2000,3.
18 World Bank, The East Asian Miracle, 59.
19 Keep Spending, Economic Intelligence Unit, March 8, 2001, http: / / www. chinaonline. com.
20 Nicholas R. Lardy, China's Unfinished Economic Revolution (Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 1998), 25-31.
21 Ibid.,39-43.
22 World Bank, Special Focus: Financial Corporate Restructuring, in East Asia Update (Washington, D.C.: World Bank, March 2001), 3.
23 Ibid.,8.
24 James Gwartney and Robert Lawson with Dexter Samida, Economic Freedom of the World: 2000 Annual Report (Vancouver, B.C.: Fraser Institute, 2000), 231-232.
25 Оценку О баллов получили следующие страны: Албания, Алжир, Болгария, Бурунди, Центральноафриканская Республика, Чад, Китай, Республика Конго, Хорватия, Гвиана, Иордания, Мадагаскар, Малави, Марокко, Никарагуа, Нигерия, Румыния, Сьерра-Леоне, Словакия, Словения, Сирия, Того, Украина и Замбия. Оценку 2 балла получили следующие страны: Бангладеш, Белиз, Бенин, Демократическая Республика Конго, Берег Слоновой Кости, Египет, Фиджи, Индия, Иран, Израиль, Кения, Мьянма, Непал, Оман, Пакистан, Польша, Руанда, Тайвань, Танзания, Тунис, Уганда, Венесуэла и Зимбабве.
Оценку 4 балла получили следующие страны: Австрия, Бахрейн, Боливия, Ботсвана, Камерун, Колумбия, Доминиканская Республика, Эквадор, Эстония, Франция, Габон, Гана, Греция, Гвинея-Бисау, Венгрия, Индонезия, Кувейт, Латвия, Литва, Малайзия, Мали, Нигер, Норвегия, Россия, Испания, Шри-Ланка и Тринидад-и-Тобаго.
26 Gwartney and Lawson, Economic Freedom of the World: 2000 Annual Report, 232.
27 Оценку О баллов получили следующие страны: Бангладеш, Камерун, Центральноафриканская Республика, Республика Конго, Мадагаскар, Мьянма, Руанда, Южная Корея и Сирия. Оценку 2 балла получили следующие страны: Бенин, Демократическая Республика Конго, Берег Слоновой Кости, Кипр, Габон, Гаити, Индия, Индонезия, Иран, Иордания, Мальта, Непал, Тайвань, Того и Замбия. Оценку 4 балла получили следующие страны: Албания,
Алжир, Багамские острова, Бахрейн, Бурунди, Чад, Колумбия, Хорватия, Эквадор, Египет, Гондурас, Ямайка, Литва, Малави, Малайзия, Мали, Марокко, Намибия, Никарагуа, Нигер, Нигерия, Оман, Пакистан, Панама, Сенегал, Словакия, Шри-Ланка, Танзания, Венесуэла и Зимбабве.
28 Robert Bacon, A Scorecard for Energy Reform in Developing Countries, World Bank Public Policy for the Private Sector Note no. 175, April 1999.
29 Nicola Tynan, Private Participation in the Rail Sector Recent Trends, World Bank Public Policy for the Private Sector Note no. 186, June 1999.
30 Carsten Fink, Aaditya Mattoo, and Ileana Cristina Neagu, Trade in International Maritime Services: How Much Does Policy Matter? World Bank Public Policy for the Private Sector Note no.
2522, 2000.
31 Organization for Economic Co - operation and Development, Agricultural Policies in OECD Countries: Monitoring and Evaluation 1999 (Paris: OECD 1999), 22, 24, 167, 168.
3 2 Organization for Economic Co - operation and Development, Agricultural Policies in Emerging and Transition Countries: 1999, vol. 1 (Paris: OECD 1999), 159-171.
33 Ibid.,69, 187, vol. II, 86.
34 Organization for Economic Co-operation and Development, Communications Outlook 1999 (Paris: OECD 1999), 19, 32-33.
35 Ibid., 30.
36 Ada Karina Izaguirre, Private Participation in Telecommunications Recent Trends, World Bank Public Policy for the Private Sector Note no. 204, December 1999.
37 OECD, Communications Outlook 1999, 120.
38 Ibid., 110-111, 121.
39 J. Michael Finger and Ludger Schuknecht, Market Access Advances and Retreats: The Uruguay Round and Beyond (paper presented at the WTOWorld Bank Conference on Developing Countries and the Millennium Round, Geneva, September 2021, 1999).
40 Эти данные взяты из недавно составленного для ВТО обзора торго -вой политики указанных стран.
41 Finger and Schuknecht, Market Access Advances and Retreats, 65.
42 Ibid., 58.
43 Данные о величине тарифов взяты в: U.S. International Trade Commission, The Economic Effects of SignificantU.S. Import Restraints, publication 3201, Investigation No.
332-325, May 1999.
44 Shaffer, In Restraint of Trade, 137.
45 RobertSobel, TheAgeof Giant Corporations: AMicroeconomic History of American Business, 1914-1992, 3rded. (Westport, Conn.: Praeger, 1993 [1972]), 11-12, 169-46 William H. Barringer and Kenneth J. Pierce, Paying the Price for Big Steel (Washington, D.C.: American Institute for International Steel, 2000), 38.
47 Ibid., 36.
48 Ibid., 42.
