НЕМИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ
В трех предыдущих главах я пытался показать, что предпо -лагаемое всемирное торжество рыночных сил, с равной решимостью признаваемое как друзьями, так и врагами глобализации, есть не что иное, как чрезмерное преувеличение. Государственные предприятия, этот классический инструмент командной экономики, занимают чрезвычайно важное место в экономической жизни большей части населения планеты. Регулирование процветает в десятках стран. Отдельные отрасли энергетика, транспорт, сельское хозяйство, телекоммуникации крайне централизованы и монополизированы во всех странах мира. Торговые барьеры серьезно сдерживают потоки товаров в развиваю -щихся странах и в важных секторах экономики развитых стран.
Централизованный контроль и отсутствие развитых рынков сильнейшим образом искажают ключевую функцию размещения капитала в большинстве стран мира. И за пределами относительно небольшого числа богатых стран основа рыночной экономики правовая инфраструктура права собственности и договорного права находится в зачаточном состоянии вследствие злостного пренебрежения этими вопросами на протяжении многих десятилетий.
Эта мрачная картина хоть и достаточно точна, но не совсем полна. Мертвая рука коллективизма продолжает оставаться главной силой в экономических делах, однако в последние два десятилетия произошли значительные изме -нения.
Советская империя рухнула, а ее экономическая система окончательно стерта с лица земли. Китай остается коммунистическим только по названию. Индия, десятилетиями пестовавшая централизованное планирование по советскому образцу, встала на путь либеральных реформ. Популистский корпоратизм Латинской Америки получилсокрушительный удар в ходе долгового кризиса 1980-х гг. Процессами приватизации охвачены смешанные экономики Западной Европы.
А дерегулирование экономики в США открыло для конкуренции ряд ключевых отраслей, прежде скованных ограничительным регулированием.
Как правильно охарактеризовать нынешнюю ситуацию в мире? Триумфом рынка, конечно, ее не назовешь, но можно говорить о том, что происходит крах коллективизма гибель промышленной контрреволюции. Возможно, когда-нибудь мы сумеем воздвигнуть на этих руинах подлинно либеральный международный экономический порядок. Всего несколько лет назад подобное счастливое будущее нельзя было и вообразить, но сегодня об этом уже можно думать.
Однако мечтать и достигнуть это не одно и то же, и воплощение мечты пока еще дело очень далекого будущего.
Сегодня мы переживаем переходный период сумеречную эпоху, отделяющую этатистское прошлое от либерального будущего. В наше переходное время элементы прошлого и будущего неуживчиво соседствуют друг с другом, и это сосуществование можно назвать каким угодно, только не мирным.
В последние несколько лет противостояние между рыночными и антирыночными силами приводило к грандиозным потрясениям на так называемых развивающихся рынках для некоторых стран характеристика чрезмерно оптимистичная. Эти экономические землетрясения сначала в Мексике в декабре 1994 г., потом в Юго-Восточной Азии в 19971998 гг., и, наконец, в России в августе 1998 г. породили ударные волны, разошедшиеся по всему миру.
Менее масштабные катаклизмы недавно имели место в Бразилии, Эквадоре, Аргентине и Турции, и можно с уверенностью ждать повторения подобных боль -ших и малых катастроф в будущем.
Критики глобализации указывают на эти эпизоды как на доказательство опасности, исходящей от нерегулируемых рынков. Об этом пишет финансист Джордж Сорос в книге Кризис мирового капитализма:
Финансовые рынки по своей сути являются нестабильными; кроме того, существуют общественные потребности, которые не могут быть удовлетворены путем предоставления полной свободы рыночным силам. К сожалению, эти недостатки не признаются. Вместо этого существует широко распространенное убеждение в том, что рынки являются саморегулирующимися, а мировая экономика может процветать без вмешательства мирового сообщества...
В XIX в. эта идея называлась свободным предпринимательством, и... я нашел более подходящее название этой идее рыночный фундаментализм...
Идеология рыночного фундаментализма... глубоко и безнадежно ошибочна. Иными словами, рыночные силы, если им предоставить полную власть даже в чисто эконо -мических и финансовых вопросах, вызывают хаос и в конечном счете могут привести к падению мировой системы капитализма1.
Энтони Гидденс, директор Лондонской школы экономики и признанный гуру движения за третий путь развития в Великобритании и других странах, вторит обвинениям Сороса вплоть до использования тех же пренебрежительных словечек в адрес свободных рынков. Рыночный фун -даментализм вынужден был отступить во внутренней по -литике в силу своей ограниченной и противоречивой природы, пишет он.
Но он все еще царит на глобальном уровне, несмотря на тот факт, что здесь возникают те же проблемы, что и на локальном уровне. Результатом тако -го положения дел, рассуждает он, стали недавние финансовые потрясения в Мексике и ЮгоВосточной Азии: Кризисы, беспорядочные колебания, неожиданный приток капитала в отдельные страны и регионы и столь же неожиданный его отток это не случайные, а ключевые признаки необузданных рынков2.
Подобное мышление прочно обосновалось в общественном сознании. Вот, например, выдержка из статьи Глобальный капитализм: может ли он работать лучше? ноябрьского номера журнала Business Week за 2000 г.: Оборотной стороной глобального капитализма, утверждают авторы, является распад целых обществ в результате множества причин от финансовых крахов до такого поведения транснациональных корпораций, которого никогда не потерпели бы на Западе...
В глобальной экономике во многом еще царит эпоха баронов-разбойников3.
Факты достаточно очевидны: сегодня финансовые потоки в мировой экономике склонны резко менять направление, что вызывает искажающие деформации. Но можно ли утверждать, как это делают критики рынков, что причиной такой волатильности является, по выражению Сороса и Гидденса, рыночный фундаментализм?
Отнюдь нет. Факты, приведенные в трех предыдущих главах этой книги, ясно показывают, что рыночный фундаментализм миф: никто и нигде не исповедует этой веры.
В наши дни влияние рыночных сил на мировую экономику подрывает -ся самоуверенным вмешательством властей, с одной стороны, и неразвитостью институтов с другой, и в обозримом будущем это положение будет сохраняться.
Далее в этой главе я попытаюсь показать, что недавние бури в мире международных финансов вызваны не безумием рынков, а столкновением между рынками и их антиподами. Поэтому можно согласиться, что причиной этих взрывов нестабильности стала происходящая последние два десятилетия частичная либерализация мировой экономики.
Отличие моей точки зрения от мнения критиков глобализации состоит в том, что они винят в этом либерализацию, а я ее незавершенность.
Прежде чем обратиться к деталям отдельных финансовых кризисов, есть смысл вернуться назад и поместить обвинения в адрес рыночного фундаментализма в более широкий контекст.
Отрекаясь от либеральных реформ, Сорос и Гидденс стараются отмежеваться от старомодного централизо -ванного планирования. Принятие решений отдельными лицами через рыночный механизм, пишет Сорос, является гораздо более эффективной системой, чем коллективное принятие решений система, которая распространена в политике4.
Гидденс, в свою очередь, тоже признает, что социализм... не сумел понять значения рынков как инфор -мационного механизма, обеспечивающего продавцов и покупателей необходимыми данными5.
Несмотря на эти декларации, умонастроение, являющееся источником веры во всеобъемлющее централизованное планирование, все еще доминирует во взглядах критиков глобализации. В конце концов, если, как совершенно очевидно, сегодняшний мир представляет собой пеструю смесьрыночных и антирыночных элементов и если рынки признаются эффективными и полезными, а развитой коллективизм провальным, почему же в том, что эта смесь взрывоопасна, следует винить рынки, а не остатки дискредитированного коллективизма?
Ответ обусловлен образом мыслей, глубоко укоренившимся за период упадка экономического либерализма, который длился сто лет. Оставаясь в плену этого образа мыслей, даже столь тонкие мыслители, как Сорос и Гидденс, не в силах избавиться от представления, что рынки, в отсутствие центральной власти, по сути своей неблагонадежны.
По их мнению, порядок это главным образом то, что верхи навязывают низам; они не вполне осознают творческие возможности сложного порядка, который может возникнуть из координации, развивающейся снизу вверх.
Таким образом, и Сорос, и Гидденс считают, что в самой природе рынков заложена тенденция к хаосу. А как еще может действовать любая система при отсутствии централизованного руководства? Твердо веря в спасительность контроля сверху вниз, главной угрозой международному экономическому порядку они считают не плохое управление и дисфункциональность на национальном уровне, а отсутствие верховного руководства. Для стабилизации и регулирования подлинно глобальной экономики, рассуждает Сорос, нам нужна некая глобальная система принятия политических решений.
Иными словами, нам необходимо глобальное общество для поддержания нашей глобальной экономики6. Гидденс излагает в точности ту же мысль: Глобальные проблемы есть ответ на местные инициативы, но глобальные проблемы требуют и глобальных решений.
Мы не можем оставить решение этих проблем переменчивому вихрю глобальных рынков7.
Таким образом, распространенное объяснение недавних международных финансовых кризисов результатом безнадзорности рынков свидетельствует о сохранении власти мертвой руки. Горький опыт прошедшего века научил нас тому, что централизованное планирование, даже в идеальном исполнении, совершенно не работает, что коллективизм на практике катастрофически дисфункционален, что кажущийся хаос рыночной конкуренции в действительности представляет собой чрезвычайно сложный, динамич -ный порядок, а сама рыночная конкуренция есть лишь один из видов сложных самопроизвольно возникающих порядков. И, несмотря на все это, существует широко распространенный интеллектуальный рефлекс стремиться к порядку, устанавливаемому сверху.
Даже самых вдумчивых исследователей международных отношений этот рефлекс заставляет ошибочно считать крах коллективизма явлением рыночным, и рудиментарный коллективизм национального уровня они предлагают лечить дополнительной дозой коллективизма в глобальном масштабе.
Несмотря на все различия, недавние финансовые кризисы в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии и России имели примерно одну и ту же причину несостоятельность денежной политики. Во всех затронутых кризисом странах обменный курс их валют был привязан к доллару; иными словами, они обещали держателям своих валют, что те всегда смогут обменять их на доллары по более или менее фиксированному курсу. Давая подобные обещания относительно обменного курса своих валют, эти страны, по существу, принимали обязательство проводить такую денежную политику, чтобы поддерживать обменный курс по отношению к доллару на предписанном уровне.
Но получилось так, что в этой сделке центральные банки не выполнили взятых на себя обязательств. В конце концов разрыв между обещанием и реальностью стал слишком велик, и этим странам пришлось изменить своим обещаниям.
Обменный курс валют резко упал, что имело опустошительные последствия для экономики.
Денежная политика это, пожалуй, минное поле современной экономической жизни. Значимость правильной денежной политики невозможно переоценить: в предыдущие сто лет только война могла сравниться по разрушитель -ности с ошибками в денежной политике. Корни проблемы в природе современных денег. Сегодня все деньги в мире это неразменные бумажные деньги: они не имеют якоря в виде осязаемых активов и являются в чистом виде творением государства.
Более того, буквально все деньги всовременном мире являются, по крайней мере во внутреннем обороте, монопольными деньгами. На территории национального государства (иногда союза государств) существует единственный эмитент денег центральный банк, и его деньги являются единственным законным платежным средством на этой территории.
В международных операциях стороны могут выбирать валюту платежа (наибольшей популярностью пользуется доллар США), но внутри страны национальная валюта имеет закрепленный законом привилегированный статус.
В таких условиях задача обеспечения ликвидностью ины -ми словами, пригодным средством обмена должна решаться без использования выгод децентрализованного рыночно -го процесса открытий. Все больше экономистов склоняются к той точке зрения, что деньги могут поставляться конкурирующими частными эмитентами, причем с лучшими резуль -татами, чем обычно удается центральным банкам8. Как бы интригующе ни выглядели перспективы такого развития событий, но в настоящее время этот вопрос представляет лишь академический интерес.
В современном мире деньги не про -дукт рынка, а часть централизованной институциональной структуры, внутри которой существует рынок.
Соответственно, нет ничего удивительного в том, что денежная политика страдает неопределенностью. В царстве товаров и услуг рынок с его широким и неустанным экспериментированием и четкими сигналами обратной свя -зи о прибылях и убытках высвобождает из небытия не -определенности все более сложный и ведущий к процветанию экономический порядок. Но в царстве денег центральные банки, представляющие собой денежную монополию, могут выпустить как слишком много денег, так и слишком мало: их бизнесу ничего не грозит; их доля рынка не вырастет оттого, что их деньги будут надежнее, чем деньги конкурентов. А поскольку в случае ошибок центральных банков обратиться можно только к бартеру или черно -му рынку, целые страны оказываются заложниками их гаданий на кофейной гуще.
Следовательно, денежный порядок в сравнении с покоящимся на нем экономическим порядком неизбежно оказывается делом непродуманным, исполняемым на авось.
Лучшей иллюстрацией чудовищной хрупкости существующей системы является то, что в последние годы все в этой сфере зависит от одного человека Алана Гринспена. Поскольку ему удавалось год за годом обходить двойную опасность инфляции и рецессии, за ним закрепилась репутация своего рода экономического шамана, обладающего сверхъестественными способностями. Начавшееся в 2000 г. падение фондового рынка и замедление роста экономики заронило подозрение, что, возможно, Гринспен тоже может ошибаться. Но, как признает сам Гринспен (в характерном для него стиле оракула), в конечном итоге, управление денежной политикой это вопрос интуиции. Хотя мы многое узнали о том, как, управляя финансовым фоном, ускорять экономическую активность, предупредил Гринспен в речи, произнесенной в институте Катона, где я работаю, важно все же не питать иллюзий насчет того, что мы открыли философский камень денежной политики...
Вся политика основывается, по крайней мере неявно, на прогнозах по поводу будущего, которое нам известно только в вероятностных терминах9. Какая рискованная ситуация: головокружительная сложность современной мировой экономики со многими миллиардами взаимозависимых планов и ожиданий и все держится на здравости суждений одного человека!
Великим возмездием за неразменные бумажные деньги была инфляция. После Второй мировой войны руководители центральных банков, поддавшись чарам Кейнса, сознательно проводили политику легких денег во имя достижения полной занятости и ускорения экономического роста. В этом частном варианте промышленной контрреволюции элитные кадры макроэкономического прогнозирования должны были управ -лять тонкой настройкой экономики для достижения оптимального уровня эффективности.
Долгосрочные последствия этого подхода оказались стабильно мрачными: стагфляция в развитых странах и гиперинфляция в развивающихся. Горький опыт выдвинул на первый план куда более скромные задачи денежной политики, и сегодня главной задачей центрального банка считается стабильность уровня цен.
За последние 20 лет в этом направлении достигнут заметный прогресс, хотя многие страны считают эту задачу труднодостижимой.
Крушения валют, переполошившие недавно мировые рын -ки, еще одна разновидность дисфункции денежного обращения, возникающей в ходе взаимодействия национальных валют и международных потоков капитала. Сегодня стало модно видеть в этих потоках капитала своего рода проклятие, насылаемое алчными западными спекулянтами на развивающиеся страны.
Но почему бедные страны не пытаются снять это проклятие? Им очень хорошо известно, как это делается: всего лишь поколение назад одна страна третьего мира за другой объявляла приток иностранного капитала неоколониализмом, а затем национализировала иностранные инвестиции. Почему сегодня они ведут себя по - другому?
Почему большинство пострадавших от кризи -са стран упорно подвергают свои экономики воздействию изменчивых настроений иностранных инвесторов? Почему Малайзия, которая в ответ на кризис ввела ограничения на движение капитала, изменила курс и начала отменять эти ограничения?
Почему Китай, благодаря валютному контролю избежавший ударов кризиса 19971998 гг.,по- пре -жнему считает долгосрочной целью своей политики полную либерализацию движения капитала?
А дело в том, что большинство развивающихся стран сегодня признают, что иностранный капитал это не проклятие, а благословение, пусть даже с некоторой нагрузкой. Без доступа к иностранному капиталу бедным странам пришлось бы финансировать свое экономическое развитие исключительно из собственных сбережений, как, например, Великобритании на заре промышленной революции. При столь ограниченном фонде сбережений стоимость финан -сирования будет очень высока, а потому лишь наиболее прибыльные проекты получат инвестиции.
Расширение фонда сбережений за счет зарубежного капитала уменьшает стоимость финансирования и расширяет число прибыль -ных проектов, которые будут проинвестированы. Открытость иностранному капиталу открывает бедным странам короткий путь к изобилию, потому что они получают возможность подключиться к ресурсам развитых, богатых капиталом стран.
А иностранные инвестиции приносят не только дополнительные финансовые ресурсы, но и иностранные технологии и ноу-хау.
Но разве нельзя провести границу между стабильными, долгосрочными прямыми инвестициями, с одной стороны, и ненадежными, подвижными, как ртуть, портфельными инвестициями с другой? Прямые инвестиции состоят из производственных мощностей, купленных или созданных в принимающей стране, которые могут представлять собой фабрики, офисные здания или предприятия розничной торговли. Такие инвестиции сопряжены со значительными вложениями в основной капитал, и маловероятно, что они покинут страну при временном ухудшении экономической ситуации. Портфельные инвестиции, напротив, состоят из пакетов облигаций и миноритарных пакетов акций, от которых можно избавиться одним щелчком мыши, при появлении первых облачков на горизонте. Можно провести аналогичное различие между краткосроч -ными и долгосрочными банковскими ссудами.
Многие критики свободного движения капитала признают выгоды прямых инвестиций и долгосрочных кредитов, но требуют ограничений на подвижные краткосрочные виды капиталовложений.
Однако противопоставление краткосрочных и долгосроч -ных инвестиций неправомерно. Открытость портфельным инвестициям приносит принимающим странам существен -ные выгоды, которые нельзя заменить прямыми инвестициями10.
Прямые инвестиции открывают иностранным компаниям возможность расширять операции в развивающихся странах, но, если иностранный капитал требуется местным компаниям, помочь им могут только портфельные инвестиции. Таким образом, контроль портфельных инвестиций останавливает рост отечественных предприятий в бедных странах.
В последние годы многие исследования подтвердили, что доступ портфельных инвестиций повышает глубину, ширину и ликвидность местных финансовых рынков, понижает стоимость капитала, повышает уровень частных инвес -тиций и величину ВВП на душу населения1'.
Но, чтобы воспользоваться плодами финансовой открытости, страны должны проводить правильную и устойчивую денежную политику. Есть только три возможных варианта. Первый: страны могут обеспечивать внутреннюю макроэкономическую стабильность с помощью самостоятельнойденежной политики, но в таком случае они должны допустить колебания стоимости своей валюты относительно других валют. Второй: страны могут зафиксировать обменный курс своей валюты относительно какой-либо иностранной валюты, но в таком случае им следует отказаться от независимой денежной политики и позволить денежной массе колебаться в соответствии с величиной валютных резервов.
Наконец, третий: страны могут вообще отказаться от национальной валюты и вести операции исключитель -но в резервной валюте. Все эти режимы подчинены следующему базовому ограничению: страна, открытая для международных потоков капитала, не может контролировать внешнюю и внутреннюю ценность денег одновременно.
Если страна хочет контролировать внутреннюю ценность денег (т.е. уровень цен внутри страны), ей следует отказаться от контроля внешней ценности денег, или обменного курса. Если, напротив, она желает контролировать внешнюю ценность денег (фиксируя обменный курс или принимая иностранную валюту как платежное средство внутри страны), ей следует отказаться от попыток стабилизировать внутренний уровень цен.
Недавние финансовые кризисы в Мексике, Юго-Восточной Азии и России случились в странах, которые пытались одновременно и сохранить пирожное, и съесть его. Они хотели контролировать привязанный к доллару внешний курс и при этом проводить независимую денежную политику. В каждом случае система привязки курса порождала сдерживаемые дисбалансы финансовых потоков, а потом мешала проведению корректировок, нужных для восстановления баланса.
В хорошие времена система, казалось, работает успешно, но, на самом деле, хорошие времена посеяли семена саморазрушения. Рано или поздно, пришли плохие вести, и спровоцировали неумолимый эндшпиль: резервы иностранной валюты съежились, доверие к надежности курса пошатнулось, спекулянты, прозондировав ситуацию, ринулись в атаку, отечественные инвесторы за ними и курс не выдержал.
Чтобы понять капризную динамику системы с привязкой курса, разберемся сначала в том, как настоящие фиксированные и плавающие режимы реагируют на международныеперемещения капитала. В условиях фиксированного режи -ма денежные власти зачастую именуемые валютным управлением, а не центральным банком автоматически увеличивают и уменьшают объем денег в обращении в соответствии с потоками капитала. Когда иностранная валюта поступает извне для инвестирования внутри страны, денежные власти покупают ее за местную валюту, увеличивая тем самым денежную массу.
Когда иностранные инвесторы хотят вывезти свои доллары из страны, денежные власти продают доллары за местную валюту, тем самым сокращая денежную массу.
Поддерживая полное обеспечение местной валюты резервами иностранной валюты, колебания денежной массы служат удержанию фиксированного обменного курса. Более того, они уравновешивают движения капитала. Приток капитала увеличивает денежную массу, что ведет к падению процентных ставок и росту уровня цен внутри страны. Это, в свою очередь, понижает иностранный спрос на местную валюту, потому что доходность падает, а цена активов растет.
Аналогично, сокращение притока или отток капитала ведет к сжатию денежной массы, росту процентных ставок и снижению цен. Эти изменения опять заманивают иностранные инвестиции в страну.
