ГРУЗ ПРОШЛОГО
На берегу Москвы - реки, недалеко от ЦПКиО им. Горько -го, находится кладбище памятников погибшей эпохи. Его разместили на территории Новой Третьяковской галереи массивного унылого здания, в котором экспонируется главная коллекция живописи в жанре социалистичес -кого реализма.
Прогуливаясь по безлюдным залам музея, можно полюбоваться такими забытыми шедеврами, как Собрание деревенской коммунистической ячейки Ефима Чепцова, Ужин трактористов Аркадия Пластова и Строительство домны на Кузнецком металлургическом комбинате Петра Котова. Выйдите на улицу, заверните налево за угол и вы попадаете на кладбище.
На нескольких акрах земли под открытым небом распо -ложились поверженные идолы советской эпохи. Центральный экспонат коллекции огромная статуя основателя советской тайной полиции Дзержинского, до неудавшегося августовского переворота 1991 г. стоявшая перед штаб-квартирой КГБ в центре Лубянской площади.
Здесь вы увидите множество статуй и бюстов Ленина и статую Ста -лина из красного мрамора, со слегка поврежденным лицом, бесстрастно взирающую на внушающее ужас скопление каменных голов, запертых в клетках из колючей проволоки.
Когда я оказался там в конце жаркого июльского дня 1999 г., зрителей на кладбище было немного. Небольшие группы неспешно бродили по бетонным дорожкам, в высокой нестриженой траве на садовых скамейках сидели парочки.
Недалеко от музея разместилось маленькое летнее кафе. Люди за столиками под зонтами пили джин с тоником из алюминиевых банок.
На кладбище погибших монументов грандиозные амби -ции и безжалостная власть советской эпохи превратились в китч. Но ироничный дух этого места не способен победить глубокое, гнетущее чувство подавленности. Среди мертвой тишины и косых теней суровые взгляды поверженных вождей все еще вызывают дрожь, все еще леденит душу их нечеловеческая слишком человеческая надменность. Прошлое умерло, но все еще с нами. И так по всей Москве.
Ухмылка разочарования сквозит повсюду. На Арбате можно купить майки с МакЛениным, а в любом табачном киоске сигареты Прима Ностальгия с фигурой Ленина или Сталина на пачке; сидя в караоке-баре на Тверской, можно услышать, как молодежь, ерничая, распевает революционные гимны; жуя гамбургер в T.G.I.
Friday рядом с Красной площадью, можно глазеть на кремлевскую стену. Однако Ленин все еще лежит в своем мавзолее, готические силуэты сталинских высоток возносятся над городом, гранитный Маркс все так же хмуро взирает на площадь Революции, а эскалаторы метро погружают тебя в фантасмагорический мир торжества соци -ализма.
Вся Москва это гигантское кладбище памятников погибшей эпохи.
Мертвая хватка прошлого отчетливо ощущается в бывшей мировой столице коммунистической революции, но в той или иной степени ее чувствуешь во всех уголках планеты. Потому что коммунизм по советскому образцу был лишь крайним проявлением гораздо более широкого видения, воодушевлявшего мировую историю на протяжении большей части XX в., мечты о централизованном контроле и руко -во детве ходом экономического развития.
Проект рухнул, похоронив мечту. Она умерла в США и в Западной Европе во времена стагфляции 1970-х. Она умерла в Китае, когда Дэн Сяопин провозгласил, что неважно, какого цвета кот, лишь бы ловил мышей.
Она умерла в Латинской Америке в ходе долгового кризиса и потерянного десятилетия 1980-х. Она умерла в Советской империи после крушения Берлинской стены. И наконец, она умерла в Юго-Восточной Азии, когда лопнул мыльный пузырь в Японии и регион потряс финансовый кризис 19971998 гг. Смерть этой незаконнорожденной мечты более чем любой другой фактор оказывает формирующее влияние на процесс, получивший название глобализация1.
В конце концов, до тех пор пока значительная часть мираоткрыто отказывалась от участия в мировом разделении труда, по - настоящему глобальная экономика была невоз -можна. Но за последние два десятилетия барьеры на пути свободного движения товаров, услуг и капитала постепенно были разрушены ив образовавшуюся брешь хлынули компании, инвесторы и потребители.
Благодаря этому сегодня для иностранной конкуренции открыта более значительная часть мировой экономики, чем когда-либо в прошлом.
Либерализация международных операций это лишь один из аспектов происшедших перемен. С утратой веры в государственное регулирование рынки стали играть более активную роль в формировании экономических отношений как на международном, так и на внутреннем уровне.
Готовность допустить иностранных конкурентов на внутрен -ний рынок шла рука об руку с готовностью допустить конкуренцию внутри страны. Либерализация торговли и инвестиций поэтому является одним из элементов проры -ночной политики, включавшей в себя, в частности: приватизацию государственной промышленности; приверженность денежной политике стабилизации цен; отказ от регулирования цен и устранение барьеров входа на рынок, поддерживаемых внутренними монополиями и олигополиями; возрождение рынков труда; реформу налоговой системы и перестройку финансовых институтов, имеющую целью сделать процесс размещения капитала более чутким к прибыльности рынков.
Однако всеобщее разочарование в централизованном регулировании не до конца расчистило поле деятельности для рыночных сил. Движение к более либеральной полити -ке началось посреди руин старого порядка и вынуждено было преодолевать противодействие сильно деформированных условий. Как следствие, переход зачастую протекал весьма болезненно. И этот процесс еще далеко не завершен.
Мировая экономика засорена обломками дискредитированных систем, повсеместно мешающих настоящему и затемняющих будущее. Старый порядок мертв, но мертвая рука оставшихся в наследство от него институтов, умонастроений и влиятельных социальных групп все еще довлеет над миром.
Большинство популярных описаний глобализации сосредоточено на ее нововведениях. И это понятно: мировая экономика сегодня переполнена небывалыми новациями. Компании размещают свои производственные процессы по всему миру: НИОКР в одном месте, производство компонентов в другом, сборка и контрольные испытания в третьем.
Горячие деньги носятся по миру, повинуясь щелчку компьютерной мыши. Умопомрачительные суммы мелькают на экранах компьютеров валютных трейдеров.
В мире, где информация перемещается со скоростью света, а за ней по пятам следует капитал, люди, определяющие национальную экономическую политику, должны следить за событиями за рубежом с особенным вниманием и осто -рожностью.
Но сегодняшняя мировая экономика это далеко не только блеск и великолепие. Прошлое отбрасывает длинные тени, и его влияние все еще огромно.
Поэтому любая картина глобализации, которая игнорирует исторический контекст или дает неверное ему толкование, в лучшем случае будет неполной, а в худшем искаженной и дезориентирующей.
И сторонники, и критики глобализации охотно рассуждают о том, как давление международной конкуренции ограничивает политические решения на национальном уровне. Предлагаемый ими анализ, как правило, дает неверное представление о природе этих ограничений, и в итоге за кадром остается истинное значение глобализации. Обе стороны склонны ошибочно истолковывать сложившуюся ситуацию как результат доминирования обретших новую энергию экономических сил над политической влас -тью.
К сожалению, такая интерпретация усиливает антиглобалистские настроения, поскольку маскирует глубокую фундаментальную слабость позиций этого лагеря.
Следует признать, что шумиху о бессилии правительств в условиях новой глобальной экономики подняли сами друзья глобализации. В этом отношении типичны волнующие заголовки двух книг гуру менеджмента Кеничи Омаэ: Мир без границ и Конец национального государства. Другой видный проповедник этой точки зрения журналист Томас Фридмен.
В своей знаменитой книге Лексус и оливковое дерево он пишет о золотой смирительной рубашке, которая вынуждает правительства проводить рыночную политику из опасений вызвать ярость электронной орды международных инвесторов. Подобно многим, Фридмен считает, что новое положение дел сложилось благодаря прорыву в телекоммуникационных и информационных технологиях.
Неисчерпаемый источник ярких метафор, он идентифицировал синдром микрочипового иммунодефицита, или MIDS, как главную политическую болезнь эпохи глобализации. Согласно Фридмену:
MIDS-инфекцией заражены страны и компании, в которых до сих пор действуют модели корпоративного уп -равления времен холодной войны, когда один человек или группа людей наверху владеет всей информацией и принимает все решения, а все, кто находится на средних и самых нижних уровнях иерархии, простые исполнители. ...Единственное известное лечение для стран и компаний с MIDS-инфекцией ...демократизация процедур принятия решений и информационных потоков, а также децентрализация власти, с тем чтобы как можно больше людей в вашей стране или компании получили возможность знать, экспериментировать и быстрее внедрять новшества2.
Тем временем критики глобализации подняли ответную волну. Им кажется, что мир выходит из-под контроля.
Экономические силы, говорят они, разрушили традиционные связи и теперь бесчинствуют по всему земному шару. Подобно своим оппонентам, главным виновником такого развития событий критики глобализации назначи -ли компьютерную революцию. Но, с их точки зрения, новоявленное могущество рынков представляет собой не золотую смирительную рубашку, а безумную, губительную гонку по нисходящей. Под давлением безудержной международной конкуренции потерявшие ориентацию правительства, пытаясь избежать оттока капитала, вынуждены демонтировать систему социальной защиты.
Чтобы предотвратить катастрофу, необходимо восстановить контроль.
Артур Шлезингер-младший, старейший защитник атакуемого старого порядка, с особой живостью исполняет этот знакомый рефрен:
Компьютер превращает ничем не сдерживаемый рынок в неумолимую, сокрушающую всякие границы силу, которая подрывает национальные системы налогообложения и регулирования, разрушает национальное регулирование процентных ставок и валютных курсов, углубляет пропасть между богатством и бедностью внутри отдельных стран и между странами, заставляет снижать уровень требований к условиям труда, губит окружающую среду, лишает народы возможности распоряжаться своей экономической судьбой. Никому не подотчетная, эта сила создает мировую экономику безмирового правительства .
Международная экономическая интеграция и в самом деле ограничила свободу действий национальных полити -ков, а Интернет и другие технологические чудеса и в самом деле ускорили эту интеграцию. Однако даже беглого взгляда на мировые события достаточно, чтобы убедиться, что значительная часть риторики обеих сторон до смешного преувеличена. Правительства по-прежнему оказывают огромное всестороннее влияние на экономическую жизнь.
В большинстве стран Западной Европы государственные расходы все еще превышают 50% национального дохода. В последние годы на федеральные налоги в США уходит булыпая доля валового объема производства, чем в любой период после Второй мировой войны. В Китае на государственных предприятиях работают более 80 млн. человек.
Конституция Мексики по-прежнему защищает государственную нефтяную монополию4.
Бесспорным фактом является то, что давление рынков даже форсированное и усиленное Интернетом лишь в малой степени и далеко не всегда способно сдерживать государственную политику. Если позаимствовать метафору Фридмена, золотая смирительная рубашка достаточно просторна.
Иными словами, прошлое в значительной степени все еще с нами. Почившие в бозе идеи централизованного регулирования оказывают на мировую
экономику постепенно ослабевающее, но все еще огромное влияние.
Преувеличивая победу рынков над правительствами, сто -ройники глобализации играют на руку своим оппонентам. Если сложившаяся в мире ситуация результат безраздель -ного господства рыночных сил, значит, именно рыночные силы за все в ответе. В конце концов, сегодняшний мир полон проблем и сложностей. И враги рынков с удовольствием используют предоставленную возможность: азиатский финансовый кризис, коллапс России, хронически высокая безработица в Европе все это и тому подобное наследство бредовой веры в централизацию и регулирование всего и вся ставится в вину глобальному капитализму.
И это перекладывание вины на глобализацию выглядит правдоподобно исключительно благодаря преувеличенной оценке якобы неукротимого могущества рынков.
Критики глобализации используют победную риторику своих соперников еще одним способом. Одно из часто пов -теряемых обвинений состоит в том, что сегодня мир попал в тиски идеологического экстремизма слепой и опасной веры в laissezfaire, игнорирующей жизненно важные общественные потребности.
Проблема глобальной экономики, заявляет экономический националист правого толка Пэт Бьюкенен, та же, что и нашей экономической политики, которая основывается на мифе о человеке экономическом и ставит экономическую теорию превыше всего. Обожествление рынков это такое же идолопоклонство, как и обожествление государства.
Рынок должен служить человеку, а не наоборот5.
Тем же путем пошел и финансист Джордж Сорос. В своей книге Кризис мирового капитализма Сорос выступил против так называемого рыночного фундаментализма, или веры в то, что общественный интерес удовлетворяется наилучшим образом путем предоставления всем возможности удовлетворять собственные интересы, а попытки защитить общественный интерес путем принятия коллективных решений нарушают рыночный механизм. Сорос доходит даже до утверждения, что рыночный фундаментализм представляет сегодня бульшую опасность для открытого общества, чем любая тоталитарная идеология
Многие антиглобалистские авторы наперебой указывают на то, что нынешнее рыночное идолопоклонство имеет зловещие исторические прецеденты в начале XX в. Тогда, утверждают они, так же как и теперь, экономические силы вышли из-под контроля; тогда, как и теперь, идеология laissez faire попирала социальные нужды. В прошлом результаты были трагичны: эксцессы необузданных рынков с их жестокостью и нестабильностью в конечном итоге навлекли на мир войны, тоталитаризм и депрессию.
И сегодня, говорят антиглобалисты, возрождение утопической веры в рынки угрожает новым циклом катастроф.
Уильям Грейдер развивает эту мысль в книге Единый мир, готов или нет. Грейдер, в частности, цитирует исторический анализ Карла Поланьи, автора опубликованной в 1944 г. книги Великая трансформация. Поланьи доказывал, что катастрофы его времени в конечном итоге могут быть объяснены пороками идеологии laissez faire.
Первопричины катаклизмов, писал он, лежат в утопической попытке экономического либерализма создать саморегулирующуюся рыночную систему7. Грейдер утверждает, что мы опять ступили на путь к гибели:
Сегодня столь же широко распространено убеждение, что рынок может решить важные общественные проблемы намного лучше, чем любой из смертных. В это верят почти как в религиозную истину, по крайней мере в некоторых кругах правящей элиты, но, как объясняет Поланьи, именно эта идеология в начале XX в. ввергла мир в страдания глобальной депрессии и вызвала рост агрессивного фашизма8.
Грейдер далеко не одинок в своем обращении к Карлу Поланьи, который в последние годы превратился в своего рода святого покровителя критиков глобализации. Джордж Сорос в предисловии к книге Кризис мирового капитализма отметил, что находится в интеллектуальном долгу перед Поланьи. Часто ссылается на Поланьи и Дэни Родрик из Гарвардского университета, автор книги Не слишком ли далеко зашла глобализация?. Джон Грей, профессор Лондонской школы экономики, первую главу своей книги Ложный рассвет: заблуждения глобального капитализма озаглавил так: От великой трансформации к глобальному свободному рынку. Аргументы Поланьи и его нынешних последователей решительно несостоятельны*.
Прежде всего, их понимание истории искажает реальность. Истоки трагедий XX в. кроются не в чрезмерной опоре на рынки, а в утрате доверия к ним.
К разрушительной экономической политике во всем мире приводила ложная вера в обещания централизован -ного планирования; та же ложная вера придала видимость легитимности омерзительному тоталитаризму фашизма и коммунизма.
Что же касается мнимого господства рыночного фундаментализма в наши дни, то назовите мне страну, где правительство последовательно проводит политику laissez faire или где хотя бы существуют более или менее значительные оппозиционные партии, твердо стоящие на этих позициях? Можете обыскать всю планету, но едва ли вам удастся найти хоть одно сколько-нибудь многочисленное политическое движение, которое бы отстаивало что-нибудь отдаленно напоминающее либертарианство с его идеей минимального государства.
В последние годы мир, несомненно, движется в сторону прорыночной политики, но посмотрите, кто возглавил это движение: в Китае убежденный коммунист Дэн Сяопин; в Индии П.В. Нарасимха Рао, порождение Индийского Национального Конгресса, которая установила в стране централизованное планирование по советскому образцу; в Аргентине перонист Карлос Менем; в Перу Альберто Фухимори, представляющий собой абсолютно пустое место в смысле идеологии. Да, были реформаторы, которые действовали из идейных соображений (Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер, Вацлав Клаус), но они были исключением. В целом, в большинстве стран мира повторное открытие потенциала рынков направлялось прагматизмом, отказом от провалившейся догмы централизованного регулирования в пользу чего угодно, лишь бы оно работало.
Это время крушения старых идолов, но не создания новых богов.
См. рецензию на книгу Поланьи, написанную Мюрреем Ротбар-дом для Фонда Фолкера в июне 1961 г., Down with Primitivism: A Thorough Critique of Polanyi (. aspx?Id=1607). Прим. науч. peel. Необузданные и не встречающие сопротивления рыночные силы существуют только в пылком воображении антиглоба-листски настроенных авторов. И здесь опять риторические крайности сторонников глобализации возвращаются бумерангом. Их беспочвенные фантазии о конце национального государства и тому подобных ужасах позволяют деятелям из антирыночного лагеря выступать в роли защитников мира от якобы оголтелого фанатизма глобалистов.
Однако на самом деле именно антирыночные силы являются рабами идеологии: они никак не могут избавиться от отжившей свое веры в централизацию.
Сторонники школ золотой смирительной рубашки и гонки по нисходящей, во-первых, преувеличивают ограничения, налагаемые давлением международной конкуренции, а во-вторых, не понимают, почему эти ограничения ужесточаются. Да, действительно, благодаря технологическим достижениям и растущей интернационализации экономической деятельности рыночные сигналы распространяются быстрее и с меньшими искажениями, чем когда-либо в прошлом. Но без ответа остается более фундаментальный вопрос: почему правительства обращают все большее внимание на сигналы рынков ?
Обычно отвечают, что микропроцессоры и Интернет позволяют компаниям быть разборчивыми и перемещать свою деятельность туда, куда они сочтут нужным, и эта мобильность дает им в руки средство, заставляющее национальные правительства соперничать между собой за привлечение капитала. Однако посмотрите на ситуацию в развивающихся странах, которые в силу зависимости от капитала из богатых стран сегодня особенно чувствительны к давлению иностранных инвесторов. С каких это пор страны третьего мира стали прислушиваться к совету привлекать иностранные инвестиции?
Всего поколение назад они презрительно отталкивали иностранные капиталовложения как проявление неоколониализма; мало того, они зачастую национализировали уже сделанные вложения и выпроваживали иностран -цев восвояси. Если бы такое отношение сохранилось и по сей день, никакие технологические новшества ничего бы не изменили. По-настоящему важной переменой является то, что сегодня многие правительства развивающихся стран заботятся о привлекательности своей политики для инвесторов. А почему они стали об этом заботиться?
Потому что осознали, что проведение политики, враждебной по отношению киностранным инвесторам, для них губительно, что прежние модели развития импортозамещение и опора на собственные силы катастрофически ошибочны.
При всей привлекательности идеи о том, что две влиятельные тенденции последнего времени информационная революция и глобализация на практике сводятся к одному и тому же, распространение рыночно ориентирован -ной политики нельзя свести к технологическому детерми -низму. Насколько компьютеризованным был Китай, когда Дэн Сяопин провел деколлективизацию сельского хозяйства и создал на побережье особые экономические зоны? Каким образом микропроцессоры повлияли на решение Маргарет Тэтчер не поддаваться шантажу профсоюза шахтеров?
Интернет еще был смутной пентагоновской затеей, когда чикагские мальчики преобразили экономику Чили, а лейбористское правительство Новой Зеландии отказалось от протекционизма и заставило центральный банк заботиться о стабильности цен. Противникам рыночных реформ очень выгодно распространенное мнение, что глобализация это, в сущности, вопрос технологии. Такая интерпретация позволяет им избежать ответственности за провалы, которые и вызвали необходимость этих реформ. Критики-антирыночники делают вид, что события последних лет это атака извне на систему государственного регулирования, а не реакция на внутренний крах самой этой системы. Они говорят, что до того, как микропроцессор выпустил джинна глобализации из бутылки, все шло хорошо.
Но это объяснение не выдерживает критики, если знать, чту предшествовало глобализации.
Глобализация это не технологический императив. По сути, это даже не совсем экономическое явление.
В исторической перспективе ее следует понимать как событие главным образом политическое. С более широкой точки зрения глобализация это одно из последствий краха старого идеала централизованного планирования и контроля и массового отречения от него. В частности, недавние крупнейшие успехи в международной экономической интеграции (сделавшие осмысленным разговор о подлинно глобальной экономике) пришли после крушения коммунизма и ряда этатистских режимов в развивающихся странах.
Эти важнейшие политические преобразования устранили системы государственного контроля как внутри стран, так и на международном уровне, в результате чего несколько миллиардов человек включились в систему разделения труда теперь уже в планетарном масштабе.
В популярном представлении о глобализации все поставлено с ног на голову. Глобализация, утверждает расхожая мудрость, подрывает суверенитет. На деле, однако, цепь исторических причинно - следственных связей ведет в обрат -ном направлении. Это государство отступило и освободило пространство для международных рыночных отношений.
Причиной его отступления было не столкновение слепых экономических сил и не порыв либертарианского энтузиаз -ма,'а разочарование. Мечта умерла потому, что не оправдалась.
Она обанкротилась как морально в кошмаре своих тоталитарных воплощений, так и экономически, утянув в трясину тяжкой нищеты и подвергнув бессмыслен -ным лишениям миллиарды людей. Глобализация это судорожное и мучительное пробуждение от грез.
Задача этой книги выявить исторические корни глобализации. Я анализирую рост и падение старого порядка, крах которого расчистил путь для современной эры миро -вой торговли. Какие убеждения воодушевляли людей в минувшую эпоху доминирования государства?
Что собой представляли господствовавшие в то время институты? Что питало рост этой эпохи и что спровоцировало ее распад?
Почему старый порядок оказался несовместим с глобаль -ным разделением труда?
