d9e5a92d

Глава 37. Китай эпохи Дэн Сяопина

Моя встреча с вице-премьером Дэн Сяопином была незабываемой. В ноябре 1978 года щеголеватый, коренастый человек в возрасте 74 лет, ростом не выше 5 футов (152 см), одетый в бежевый костюм в стиле Мао, спустился по трапу самолета «Боинг-707» в аэропорту Пая-Лебар. Он торопливо обошел строй почетного караула, а затем отправился вместе со мной в Виллу Истана (Istana Villa), – резиденцию для официальных лиц в районе Истана.

В тот же день после обеда мы встретились для официальных переговоров в моем кабинете.
Во время пребывания в Пекине я заметил в Большом Дворце Народов плевательницы, поэтому я распорядился, чтобы рядом с Дэн Сяопином были поставлены бело-голубые фарфоровые плевательницы. Я читал, что он регулярно пользовался ими.

Специально для него я также поставил пепельницу, хотя в комнатах с кондиционированным воздухом в Вилле Истана курить запрещалось. Это был жест уважения по отношению к великому человеку в истории Китая.

Я также позаботился о том, чтобы вытяжной вентилятор в комнате был включен.
Я приветствовал его в качестве великого китайского революционера. Дэн Сяопин ответил, что уже бывал в Сингапуре, – в 1920 году, за 58 лет до того, он уже останавливался в Сингапуре на два дня по пути во Францию. Когда я находился с визитом в Пекине в 1976 году, Дэн Сяопин не мог встретиться со мной, – в тот период он был в опале.

Он был побежден «бандой четырех», но, в конце концов, они сами потерпели поражение. Следующие два с половиной часа он говорил о советской угрозе. Все страны и народы, которые не хотели войны, должны были выступить единым фронтом против ее поджигателей.

Дэн Сяопин процитировал Мао: «Мы все должны объединиться, чтобы справиться с „черепашьими яйцами“ (wang ba dan)». (Последнее выражение наш переводчик перевел как «сукины дети») Он дал всесторонний анализ советских маневров в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке, Южной Азии и, наконец, в Индокитае. Во Вьетнаме Советы добились огромного успеха.

Дэн Сяопин сказал, что некоторые не понимали, почему отношения между Китаем и Вьетнамом были настолько плохими, и почему Китай прекратил оказание помощи Вьетнаму, что не только не способствовало возвращению Вьетнама в сферу влияния Китая, но еще сильнее подтолкнуло Вьетнам в объятия Советского Союза. На самом же деле, вопрос был в том, почему Вьетнам считал для себя приемлемым полностью попасть в объятия Советского Союза, хотя это было не в его интересах. Ответ заключался в том, что во Вьетнаме «на протяжении многих лет упоенно мечтали об Индокитайской федерации». Эту идею вынашивал еще Хо Ши Мин, но Китай никогда не соглашался с этим, и Вьетнам рассматривал Китай как наибольшее препятствие для осуществления идеи федерации.

В Китае пришли к выводу, что позиция Вьетнама не изменится и будет становиться все более антикитайской. Одним из проявлений этой политики было изгнание этнических китайцев из Вьетнама.

После тщательного анализа ситуации было решено прекратить китайскую помощь Вьетнаму.
Дэн сказал, что объем китайской помощи Вьетнаму составил 10 миллиардов долларов, а в ценах сегодняшнего дня, – 20 миллиардов долларов. Когда Китай прекратил оказание помощи Вьетнаму, Советскому Союзу пришлось нести эту ношу в одиночку. Когда же Советский Союз не смог в одиночку удовлетворить нужды Вьетнама, он добился приема Вьетнама в СЭВ (Совет экономической взаимопомощи – коммунистический аналог ЕС), чтобы переложить этот груз на страны Восточной Европы.

Вьетнамцы также «пускали шапку по кругу» обращаясь за помощью к Америке, Японии, Франции, странам Западной Европы и даже к Сингапуру. Он сказал, что через десять лет Китай снова подумает о том, как оторвать Вьетнам от Советского Союза.

Про себя я подумал, что Дэн Сяопин являлся полной противоположностью американским лидерам, ибо он пытался заглядывать в будущее на долгосрочную перспективу.
Дэн Сяопин сказал, что реальной и неотложной проблемой было возможное широкомасштабное вторжение Вьетнама в Камбоджу. Он риторически спросил, что будет в этом случае делать Китай, и сам же ответил, что действия Китая будут зависеть от того, как далеко зайдет Вьетнам. Он повторил эти слова несколько раз, не принимая на себя конкретных обязательств нанести Вьетнаму ответный удар. Дэн сказал, что, если Вьетнам добьется успеха в восстановлении контроля над всем Индокитаем, то многие азиатские страны окажутся под угрозой.

Индокитайская федерация будет расширять свое влияние, способствуя реализации глобальной стратегии Советского Союза, стремившегося к продвижению на юг, к Индийскому океану. В рамках этой стратегии Вьетнаму отводилась роль «азиатской Кубы». Советский Союз стремительно наращивал силы своего Тихоокеанского флота.

На протяжении последних двух лет мир стал свидетелем серьезных потрясений, что было очевидно по событиям, происходившим во Вьетнаме, Афганистане, Иране и Пакистане, которые все указывали на стремление Советского Союза прорваться в южном направлении. По его словам, политика Китая заключалась в том, чтобы противостоять стратегическому развертыванию сил Советского Союза. Где бы Советский Союз ни наносил удар, будь-то Сомали или Заир, Китай всегда будет оказывать помощь по отражению нападения.

Чтобы сохранить мир, страны АСЕАН должны были объединиться с Китаем и отразить агрессию Советского Союза и Вьетнама, игравшего роль «азиатской Кубы». Два переводчика, сопровождавшие его, не вели подробный протокол беседы, лишь один из них сделал несколько заметок.

Я пришел к выводу, что Дэн, должно быть, устроил такие же презентации в Куала-Лумпуре и Бангкоке, поэтому они знали его речь наизусть. Я спросил его, хотел ли он, чтобы я ответил ему сразу, либо отложить наш разговор до завтра, чтобы у него было время переодеться к ужину, а у меня – подумать над сказанным.

Дэн предпочел поужинать.
За ужином он был общительным и дружелюбным, но все еще чувствовал себя напряженно. Возможное вторжение Вьетнама в Камбоджу сильно волновало его.

Когда я попытался нажать на него, вновь спросив, каковы будут, в этом случае, действия Китая, особенно после того, как премьер-министр Таиланда генерал Криангсак занял сторону Китая, оказав Дэну такой теплый прием в Бангкоке, он снова пробормотал, что это будет зависеть от того, как далеко зайдут вьетнамцы. У меня сложилось впечатление, что, если вьетнамцы не переправятся через реку Меконг (Mekong), то это не будет представлять серьезной опасности, но если они перейдут через Меконг, – Китай что-то предпримет.
Дэн Сяопин пригласил меня вновь посетить Китай. Я сказал, что приеду после того, как Китай оправится от последствий «культурной революции». Дэн ответил, что это займет много времени.

Я парировал, сказав, что у китайцев не должно было возникнуть каких-либо проблем с тем, чтобы начать движение вперед и добиться лучших результатов, чем Сингапур: ведь мы были потомками безграмотных, безземельных крестьян из провинции Фуцзянь и Гуандун, а они – потомками ученых, мандаринов (чиновников) и литераторов, которые остались в Китае. Дэн промолчал.
На следующий день я излагал свою позицию на протяжении часа, вернее, даже получаса, без переводчика. Я подытожил все, что он сказал о советской угрозе, упомянув о хорошо аргументированном отчете Лондонского Института стратегических исследований (International Institute of Strategic Studies).

Я указал на то, что канцлер Германии Гельмут Шмидт, президент Франции Валери Жискар Д'эстен и американские лидеры в Вашингтоне, – все по-разному высказывались об угрозе, исходившей от Советского Союза.
Некоторые из них считали, что Советы расходовали слишком большую часть своих ресурсов на вооружения. В любом случае, такие маленькие страны как Сингапур могли только наблюдать за глобальными тенденциями, но не могли повлиять на конечный результат.
Нам приходилось анализировать ситуацию с региональной, а не глобальной точки зрения. Вывод американских войск из Вьетнама и Таиланда после окончания войны во Вьетнаме создал для нас проблемы. Было ясно, что американцы больше никогда не вступят в бой с коммунистическими повстанцами на азиатском континенте. Далее, нас интересовало то, как долго американские войска будут оставаться на Филиппинах, чтобы создать противовес растущей мощи советского флота в Индийском и Тихом океанах.

В Сингапуре хотели, чтобы Соединенные Штаты оставались на Филиппинах.
Чтобы смягчить беспокойство Дэн Сяопина по поводу отношений Сингапура с Советским Союзом, я перечислил наших основных торговых партнеров: Японию, США, Малайзию и страны Европейского сообщества, – на каждого из которых приходилась от 12 % до 14 % нашего внешнеторгового оборота. На долю Китая приходилась 1.8 %, Советского Союза – 0.3 %, так что вклад Советского Союза в развитие нашей экономики был ничтожным. Меня также не стоило убеждать относительно гегемонистских устремлений русских. Я напомнил ему как в 1967 году, после посещения Абу-Симбела (Abu Simbel) и Асуана (Aswan) в Египте, во время моего возвращения в Каир на египетском самолете в сопровождении египетского министра, уже перед посадкой самолета в кабине летчика возникло замешательство.

Министр извинился и прошел в кабину самолета. После того, как самолет приземлился, я узнал, что советский летчик другого самолета заявил диспетчерам аэропорта, что не понимает по-английски, и потребовал, чтобы его самолету разрешили приземлиться ранее, чем нашему самолету, в котором летела официальная делегация.

Египетскому министру пришлось прокричать свои команды из кабины самолета, чтобы добиться приоритетной посадки самолета, перевозившего официальных лиц. Так что меня не стоило убеждать в высокомерии русских.
Китай хотел объединить страны Юго-Восточной Азии, чтобы изолировать «русского медведя», в то время как наши соседи хотели объединиться с нами, чтобы изолировать «китайского дракона». В странах Юго-Восточной Азии не было «заморских русских», стоявших во главе коммунистических повстанцев, но были «заморские китайцы», поощряемые и поддерживаемые Коммунистической партией Китая и правительством Китая, и угрожавшие Таиланду, Малайзии, Филиппинам и, в меньшей степени, Индонезии.

Кроме того, Китай открыто настаивал на особых отношениях с китайцами, проживавшими за рубежом, ввиду связывавших их кровных уз, и напрямую обращался к их патриотизму через головы правительств стран, гражданами которых они являлись, убеждая их вернуться и помочь Китаю в проведении «четырех модернизаций».


За несколько недель до того, в октябре, в Сингапуре находился с визитом премьер-министр Вьетнама Фам Ван Донг. Он сидел на том же месте, где сейчас сидел Дэн. Тогда я спросил его о причинах проблем в отношениях между Вьетнамом и этническими китайцами, или «народностью хоа» (Hoa people).

Фам Ван Донг грубо ответил, что, как этническому китайцу, мне следовало бы знать, что этнические китайцы будут всегда поддерживать Китай, так же как вьетнамцы будут поддерживать Вьетнам, где бы они ни проживали. Меня не столько беспокоили мысли Фам Ван Донга, сколько то, что он, вероятно, наговорил лидерам Малайзии.

Я напомнил другой инцидент, во время которого постоянный представитель Вьетнама в ООН заявил постоянным представителям четырех стран АСЕАН, что вьетнамцы относились к людям «народности хоа, как равным», но те оказались неблагодарными. В этом якобы и заключалась причина массового бегства 160,000 этнических китайцев из Ханоя в Китай через границу, тогда как китайцы на юге бежали из Вьетнама на лодках. Постоянный представитель Индонезии в ООН, забыв, что его коллеги из трех других стран АСЕАН сами были этническими китайцами, ответил на это, что вьетнамцы были слишком добры к «народности хоа», и что им следовало бы поучиться у Индонезии.

Поэтому у Дэн Сяопина не должно было быть никаких сомнений в том, насколько подозрительно относились к Сингапуру его соседи.
Я добавил, что Фам Ван Донг возложил венок к Национальному монументу Малайзии (Malaysia's National Monument), а Дэн Сяопин отказался сделать это. Фам Ван Донг также пообещал, что Вьетнам не будет помогать повстанцам, Дэн этого также не сделал.

Поэтому в Малайзии должны были относиться к нему с подозрением. Между малайцами-мусульманами и китайцами в Малайзии, между жителями Индонезии и проживавшими там этническими китайцами существовала затаенная подозрительность и вражда.

Так как Китай занимался «экспортом революции» в страны Юго-Восточной Азии, то мои соседи по АСЕАН хотели, чтобы Сингапур объединился с ними, и не против Советского Союза, а против Китая.
Я сказал, что правительства стран АСЕАН рассматривали радиотрансляции из Пекина, предназначавшиеся для этнических китайцев, в качестве опасной подрывной деятельности. Дэн молча слушал, ему никогда и в голову не приходило, что действия Китая рассматривались подобным образом, а именно: Китай, большое иностранное государство, занимался подрывной работой среди жителей других стран через голову их правительств. Я сказал, что было весьма маловероятно, чтобы страны АСЕАН позитивно отнеслись к его предложению об организации объединенного фронта против Советского Союза и Вьетнама, и предложил ему обсудить пути решения этой проблемы.

После этого я сделал паузу.
Выражение лица Дэн Сяопина и его жесты выражали испуг. Он знал, что я говорил правду. Внезапно он спросил: «Что же Вы хотите, чтобы я сделал?» Я был потрясен: никогда еще не встречал я коммунистического лидера, который был бы способен отклониться от первоначального плана переговоров, убедившись, что тот не соответствовал реальности, а уж тем более спросить меня, что бы я хотел, чтобы он сделал. Я ожидал, что он просто отодвинет в сторону мои соображения, как это сделал Хуа Гофэн в Пекине в 1976 году, когда я указал ему на непоследовательность политики Китая, поддерживавшего Коммунистическую партию Малайи, раздувавшую пожар революции в Сингапуре, а не в Малайе.

Тогда Хуа Гофэн гневно ответил, что он не был знаком с деталями, но добавил, что «где бы коммунисты ни боролись, – они обязательно победят». С Дэном было не так. Он понял: чтобы добиться изоляции Вьетнама, ему следовало всерьез заняться этой проблемой.

Я колебался, стоило ли говорить этому закаленному, мужественному революционеру, что ему необходимо было предпринять, но, поскольку он сам спросил меня об этом, я сказал: «Прекратите подобные радиотрансляции, прекратите подобные призывы. Для этнических китайцев, проживающих в странах АСЕАН, будет лучше, если Китай не будет подчеркивать существование родственных отношений и играть на их этнических чувствах. Коренное население всегда будет настроено подозрительно по отношению к ним, независимо от того, станет ли Китай играть на родственных чувствах китайцев, или нет.

Если же Китай будет делать это столь очевидно, то это только усилит подозрительность местного населения. Китай обязан прекратить радиотрансляции, ведущиеся компартиями Малайи и Индонезии из Южного Китая».
Дэн ответил, что ему потребуется время, чтобы подумать над моими словами, добавив, что у Фам Вам Донга он учиться не станет. Дэна также просили возложить венок к Национальному монументу Малайзии, который увековечивал память тех, кто убивал коммунистов Малайзии, – как коммунист, он не мог на это пойти. Дэн сказал, что Фам Ван Донг возложил венки, потому что он был «таким коммунистом и продавал свою душу». Дэн подчеркнул, что Китай высказывался честно, китайцы никогда не скрывали своих взглядов, а с тем, что они говорили, следовало считаться.

Во время войны в Корее Китай выступил с заявлением: если американцы выйдут на рубеж реки Ялуцзян (Yalu River), то китайцы не станут сидеть, сложа руки. Американцы не обратили на это никакого внимания, но в вопросах внешней политики китайцы всегда говорили именно то, что думали. Что же касалось компартий, то, как перевел его переводчик, Дэну «было нечего добавить».

На самом деле, Дэн сказал по-китайски, что он «утратил интерес повторять одно и то же снова и снова».
Он сказал, что повторявшиеся заявления Китая, касавшиеся его политики по отношению к китайцам, проживавшим за рубежом, преследовали двоякую цель. Во-первых, они были вызваны антикитайскими действиями Вьетнама; во-вторых – соображениями внутренней политики, которые являлись результатом действий «банды четырех» в период «культурной революции».

Родственники китайцев, проживавших за рубежом, серьезно пострадали в этот период, многие были подвергнуты репрессиям и брошены в тюрьмы. Он хотел вновь заявить о позиции Китая по отношению к этническим китайцам, проживавшим заграницей.

Эта позиция состояла в том, что Китай поощрял их принимать гражданство страны проживания; желавшие сохранить китайское гражданство должны были соблюдать законы страны проживания; а двойного гражданства Китай не признавал.
Относительно Камбоджи он заверил меня, что заключение советско-вьетнамского договора о дружбе и сотрудничестве не окажет влияния на подход Китая к этой проблеме. Дэн сказал, что Китай не боялся того, что Вьетнам мог бы обратиться к Советскому Союзу с просьбой пригрозить Китаю, добавив, что Советский Союз не посмеет вступить в серьезную схватку с Китаем. У него был очень серьезный вид, когда он сказал, что Китай накажет вьетнамцев, если они нападут на Камбоджу, и заставит их дорого заплатить за это.

Советский Союз поймет, что поддержка Вьетнама будет для него непосильным бременем. Затем он спросил меня, какой совет друзья (подразумевая Сингапур) могли бы дать Китаю относительно проблем, стоявших перед обеими странами.
Я ответил, что лидерам Камбоджи следовало обращать внимание на мнение международных кругов, если они рассчитывали завоевать их симпатии. Они же вели себя нерационально, совершенно не считаясь со своим собственным народом. Дэн ответил, что он также «не понимал» некоторых вещей, происходивших в Пномпене.

Он ничего не сказал в защиту геноцида, осуществлявшегося «красными кхмерами».
В заключение я сказал, что, по словам Дэн Сяопина, для проведения «четырех модернизаций» Китаю потребуется 22 года. Если на протяжении этого периода в Юго-Восточной Азии не будут возникать проблемы, то общая ситуация улучшится. Если же такие проблемы возникнут, как это уже случилось в отношениях с Вьетнамом и Камбоджей, то последствия этого будут неблагоприятными для Китая.

Дэн согласился со мной. Он выразил надежду, что в странах АСЕАН будут царить единство и стабильность, и добавил, что это было сказано «от чистого сердца».
Из всех лидеров, которых мне приходилось встречать до того, Дэн Сяопин произвел на меня самое сильное впечатление. Несмотря на свой маленький рост (152 сантиметра), он был гигантом среди людей.

В возрасте 74 лет, услышав нелицеприятные истины, он был способен изменить свое мнение. Два года спустя, после того как китайцы предоставили альтернативные возможности для радиовещания братским коммунистическим партиям в Таиланде и Малайзии, их радиотрансляции прекратились.
За ужином я убеждал его бросить курить. Он сказал, указав на свою жену, что доктора уже говорили ей заставить его бросить курить, так что он старался курить поменьше.

В тот вечер Дэн не курил и не пользовался плевательницей, – он знал, что я страдаю аллергией к табаку.
Перед его отъездом я заехал на 20 минут в резиденцию Вилла Истана, чтобы побеседовать. Дэн сказал, что был рад приехать и снова увидеть Сингапур через 58 лет после первого посещения.

Город пережил огромные изменения, и он поздравил меня с этим. Я ответил, что Сингапур – маленькая страна с населением 2.5 миллиона человек. Он вздохнул и сказал: «Если бы у меня был один Шанхай, мне бы тоже удалось его быстро изменить, но у меня – целый Китай!»
Дэн Сяопин сказал, что хотел посетить Сингапур и Америку до того, как «присоединится к Карлу Марксу». Сингапур, – потому что во время окончания Первой мировой войны он уже был здесь по пути в Марсель, куда он ехал учиться и работать. Тогда город был колонией. А Америку, – потому что Китай и Америка обязаны говорить друг с другом.

Только после того, как Вьетнам оккупировал Камбоджу, я понял, почему он так хотел посетить США.
По дороге в аэропорт я прямо спросил его, что он будет делать, если Вьетнам нападет на Камбоджу. Оставит ли он Таиланд в уязвимом положении и станет наблюдать со стороны, как тайцы будут подвергаться запугиванию, а затем будут вынуждены склониться на сторону Советского Союза? Дэн Сяопин сложил губы трубочкой, его глаза сузились, и он прошептал: «Это зависит от того, как далеко они зайдут».

Я сказал ему, что он должен будет что-то предпринять после того, как премьер-министр Таиланда устроил ему такой открытый и сердечный прием в Бангкоке. Криангсак вынужден был полагаться на Китай, чтобы поддерживать некоторый баланс сил.

Дэн обеспокоено посмотрел на меня и прошептал: «Это зависит от того, как далеко они зайдут».
В аэропорту он обменялся рукопожатиями с министрами и официальными лицами, обошел строй почетного караула, поднялся по трапу в «Боинг-707», затем обернулся и помахал на прощание рукой. Когда дверь за ним закрылась, я сказал своим коллегам, что сопровождавшие его лица приготовились получить нагоняй, – Дэн Сяопин завершил визит, к которому его не подготовили.

За исключением небольших групп зевак, в городе не было ни шумных толп китайцев, ни торжествующих масс китайцев-жителей Сингапура, которые бы приветствовали его.
Несколько недель спустя мне показали статью о Сингапуре, напечатанную в «Жэньминь жибао». Линия газеты изменилась. Сингапур описывался в ней как город-сад, у которого стоило поучиться в плане озеленения, обеспечения населения жильем и развития туризма. Нас больше не называли «гончими псами американских империалистов».

Мнение китайцев о Сингапуре изменилось еще больше в октябре следующего, 1979 года, когда в своей речи Дэн Сяопин сказал: «Я ездил в Сингапур, чтобы изучить, как они использовали иностранный капитал. Сингапур извлек выгоду из предприятий, основанных там иностранцами. Во-первых, иностранные предприятия платили государству налог в размере 35 % чистой прибыли.

Во-вторых, рабочие получали зарплату. В-третьих, иностранные инвестиции создали сферу обслуживания.

Все это приносило доход государству». Увиденное Дэн Сяопином в Сингапуре стало использоваться в качестве примера того, чего, как минимум, должен был добиться китайский народ.
В конце января 1979 года Дэн посетил Америку и договорился с президентом Картером о восстановлении дипломатических отношений без отказа США от поддержки Тайваня. Он также удостоверился в том, что Соединенные Штаты не присоединились бы к Советскому Союзу в случае, если бы Китай напал на Вьетнам и «наказал» его.

Вот почему Дэн так сильно хотел посетить США.
Проводя свой отпуск в Гонконге за игрой в гольф, я встретил в доме губернатора в Фанлине (Fanling) эксперта по Китаю Дэвида Бонавиа (David Bonavia), до того работавшего в лондонской газете «Таймс» (Times). Он сказал, что предупреждение Дэн Сяопина в адрес Китая было пустой угрозой, потому что в Южно-Китайском море находился советский военный флот.

Я сказал ему, что я встретился с Дэн Сяопином три месяца назад, и он произвел на меня впечатление человека, который слов на ветер не бросает. Два дня спустя, 16 февраля 1979 года, вооруженные силы Китая нанесли удар по пограничным районам Северного Вьетнама.
Китай заявил, что эта военная операция носила ограниченный характер, и потребовал от Совета Безопасности ООН принять немедленные и эффективные меры по прекращению вооруженной агрессии Вьетнама против Камбоджи и оккупации Камбоджи Вьетнамом. Операция продолжалась один месяц.

Китайцы понесли тяжелые потери, но продемонстрировали вьетнамцам, что, какую бы цену ни пришлось за это платить, китайцы были способны глубоко проникнуть на территорию Вьетнама, разрушая на своем пути города и деревни, а затем отойти на свою территорию, что они и сделали 16 марта 1979 года.
Во время китайского вторжения во Вьетнам Дэн публично заявил, что Китай был готов к возможной войне с Советским Союзом, и что урок Вьетнаму являлся также уроком Советскому Союзу. Советский Союз не напал на Китай. Западная пресса расценила китайскую карательную операцию как неудачную, но я считаю, что она изменила историю Восточной Азии.

Вьетнамцы знали, что Китай нападет на них, если, вслед за Камбоджей, они нападут на Таиланд. Советский Союз не хотел оказаться втянутым в затяжную войну в отдаленной части Азии.



Содержание раздела