По-китайски ООН — Ляньхэ го
Далеко не случайно по-китайски ООН Ляньхэ го, что можно понимать как Объединенные Нации, они же Объединенные Государства. Такая многозначность термина дает возможность при различных обстоятельствах давать подходящие к случаю толкования.
Иными словами, известная формула, введенная в оборот Дэн Сяопином, не столь однозначна, как это иной раз толкуется. Это не просто Одно государство два строя, но Одна страна, одна нация одно государство, но два строя или две системы.
В современной КНР в том случае, когда эта формула используется применительно к Тайваню, обычно и официально имеется в виду именно государство, причем именно КНР.
Таким образом, когда на практике в КНР выдвинули формулу И го, лян чжи, в официальном переводе Одно государство два строя, тогда тем самым как бы выстраивали лестницу понятий, главным (хотя и скрытым, остававшемся в тени) среди которых выступало понятие нации; ему было подчинено понятие государства, ниже которого ставилось понятие строя. При этом, очевидно, предполагалось, что только нация должна рассматриваться как всегда одна и единая общность, в то же время утверждалось, что нацию в один и тот же исторический период имеет право представлять только одно государство, что законным признается лишь одно государство нации; и это государство, представляя нацию, может одновременно включать в свой состав в качестве административных единиц или районов одного этого государства, образования и с социалистическим и с капиталистическим строем.
С другой стороны, в Китайской Республике на Тайване выстраивали свою цепочку понятий. Тут понятие государства располагалось над понятием правительства; понятие строя при этом не упоминалось. Вся иерархия понятий выглядела следующим образом: человек, народ или нация, затем государство и лишь потом правительство. Сторонники такого подхода исходили из приоритета понятия человека, народа, нации по отношению к понятию государства и далее правительства.
При этом понятия политической партии и ее идеологии фактически ставятся ниже понятия правительства. Возможно, на Тайване при этом полагают, что в одном государстве (демократического типа) могли бы существовать два правительства, под юрисдикцией каждого из которых находился бы тот или иной социальный и политический строй.
В реальной политической ситуации сегодняшнего дня, скорее всего, речь все-таки идет о параллельном существовании двух (а в будущем, возможно, и одного или нескольких) государств одной китайской нации, нации чжунхуа.
Понятие нации является в данном случае объединяющим. Предполагается, что в будущем нация чжунхуа останется единой, будет продолжать существовать. Возможно, она найдет и такие формы своего государства или государств, которые не будут мешать сожительству и взаимодействию всех людей, принадлежащих к нации чжунхуа, относящих себя к ней. Представляется, что, в частности, не исключено и создание Федерации или Конфедерации Чжунхуа с двумя или несколькими входящими в нее государствами, скажем Народной Республикой Чжунхуа и Республикой Чжунхуа.
Это и может стать воплощением в жизнь формулы, которая отражает нынешнее реальное положение вещей: Одна нация два государства. Можно, очевидно, сказать и по-другому: Два государства одна нация.
Гипотетически возможна и формула: Несколько государств одна нация или один народ.
Более того, развивая эту мысль, представляется возможным высказать и следующие соображения. В свое время, в первый день нового 1912 г., Сунь Ятсен, вступая в должность временного президента Китайской Республики, Республики Чжунхуа, торжественно провозгласил в Нанкине, что, с его точки зрения, только в том случае, если пять национальностей ханьцы, маньчжуры, монголы, тибетцы, хойцы (мусульмане) в согласии между собой будут совместно ковать счастье нации чжунхуа, только в этом случае для всех национальностей в государстве этой нации откроются светлые перспективы.
Сунь Ятсен думал тогда о создании Республики людей пяти национальностей; при этом речь шла о том, что все эти люди, люди всех пяти национальностей, и составляют одну и единую нацию нацию чжунхуа.
Сегодня, продолжая мысль Сунь Ятсена и не противореча ей, а лишь учитывая развитие событий за последние десятилетия, можно, очевидно, говорить о гипотетической возможности появления Третьей Республики Чжунхуа в Китае (если первая республика это Республика Чжунхуа, а вторая Народная Республика Чжунхуа). Третья Республика может быть Федеративной или Конфедеративной Республикой Чжунхуа.
При этом в ведении Федерации (или Конфедерации) сосредоточатся лишь переданные ей добровольно всеми ее членами вопросы внешней политики и обороны страны. Члены Федерации (или Конфедерации) будут иметь возможность сами решать вопросы об экономической или политической системе у себя.
Культурные связи, потребности экономического развития после устранения разногласий по вопросам политической системы или структуры и свободного выбора необходимой каждому из субъектов Федерации или частей Конфедерации экономической системы и структуры, весьма вероятно, будут содействовать сохранению федеративных или конфедеративных отношений между людьми упомянутых национальностей.
Вопрос этот, однако, еще более сложен. Речь идет не только об экономической и о политической системе, но и о расхождениях между интересами ханьцев и народов нескольких других национальностей, ныне живущих в Народной Республике Чжунхуа и в Республике Чжунхуа на Тайване.
Нельзя исключать и того, что в ряде случаев желание жить отдельно от ханьцев у некоторых из этих народов может привести к образованию самостоятельных государств, которые прежде всего провозгласят свою независимость, а затем или войдут, или не войдут в Конфедеративную Республику Чжунхуа.
В КНР, в последней четверти ХХ в. в особенности, пропагандируется лозунг: Чжэньсин чжунхуа! Он означает: Возродим чжунхуа!, Возродим нацию чжунхуа!, Возродить Китай!, Оживить Китай!, Добьемся расцвета, развития Китая! (при всех вариантах перевода этого лозунга под Китаем имеется в виду китайская нация, нация Китая или, возможно, точнее, нация чжунхуа).
Это лозунг единения, единства; это призыв к единству нации. Это сердцевина идеологии, связанной с понятием нации чжунхуа, идеологии, в которую вписываются, иногда в большей, а иногда в меньшей степени, идеологии политических партий Китая. В частности в 80-х гг. ХХ в. зазвучали заявления о том, что идеология Компартии Китая это лишь часть идеологии китайской нации в целом, это лишь составная часть идеологии нации чжунхуа.
Не случайно в КНР в 1990-х гг. весьма популярной стала песня, в которой неоднократно повторялись слова: Я никогда не изменю свое желтое лицо. Главным объединяющим началом выступала при этом принадлежность к нации чжунхуа.
В лозунге Чжэньсин чжунхуа! выдвигается единая цель для всей нации возродить нацию, сдвинуться с мертвой точки в ее развитии, вывести нацию из состояния застоя. В этом лозунге рядом поставлены такие понятия, как Китай, китайская нация и возрождение этой нации. Под возрождением в данном случае понимаются, во-первых, движение в направлении, противоположном регрессу и застою в развитии нации, страны, т. е.
тому состоянию, в котором Китай находился на протяжении, по крайней мере, столетия, а то и нескольких веков; во-вторых, расцвет экономики страны, умножение ее национального богатства, благосостояния жителей страны, всей нации; в-третьих, мощь и сила государства, нации, достижение общепризнанного в мировом сообществе положения китайской нации на мировой арене как одной из первых наций или даже в конечном итоге первой по значению мировой нации.
В этом лозунге рядом стоят, с одной стороны, позитивные цели и, с другой стороны, намерения, которые могут вызвать опасения у людей за рубежами Китая. Этот лозунг можно развернуть и в ту и в другую сторону.
В двадцатом столетии в Китае неоднократно ставились рядом понятия народа и государства. Речь шла о том, чтобы народ был богатым, а государство сильным.
Стояла задача усиливать государство и добиваться зажиточной жизни для народа. Весь вопрос для многих политических деятелей был в том, чтобы определить, что следует делать и что возможно сделать раньше: обогатить народ или усилить государство.
Вопрос состоит также и в том, в каком соотношении находятся эти две цели; возможно ли сосредоточиться сначала на одной из них, например на обогащении народа.
В связи с этим, в частности, весьма характерным представляется спор, так сказать, по итогам культурной революции. Часть людей, которые выдвинулись на ее волне, в частности Линь Бяо и Чэнь Бода, выступали за то, чтобы в создавшейся ситуации, когда, как они полагали, был в принципе решен вопрос о победе над тем, что Мао Цзэдун именовал ревизионизмом внутри страны, заняться решением экономических проблем, наращивать производство, добиваться повышения благосостояния народа; естественным результатом этого должно было стать и усиление государства.
В такой постановке вопроса отражалась, как нам представляется, уверенность этих политических деятелей в том, что извне, если говорить о серьезной опасности для выживания нации чжунхуа, КНР ничто не грозит; что государство может сосредоточиться на решении своих внутренних проблем; просвечивала тут и обеспокоенность положением населения страны.
В противовес такой позиции Мао Цзэдун считал, что и страна и духовная жизнь нации продолжают находиться под такой серьезной угрозой со стороны не только явного или, скорее, формально главного военного противника империализма, прежде всего американского, но и скрытого, маскирующегося противника, т.е. советского ревизионизма, который, по сути дела, даже более опасен для нации чжунхуа, чем американский империализм, и представляет собой главную военную угрозу для государства Мао Цзэдуна. И поэтому для достижения духовной чистоты жизни китайской нации необходимо в первую очередь наращивать военную мощь государства, ибо только сильное государство позволит и народу стать богатым.
По Мао Цзэдуну, нельзя было выпячивать на первый план призыв к развитию производства, нельзя было подчинять политическую систему экономике и ее нуждам.
В свое время Мао Цзэдуну удалось расправиться со своими оппонентами. Представляется, однако, что и сегодня в КНР продолжаются в том или ином виде дискуссии вокруг вопроса о приоритетах в развитии.
Конечно, эта борьба ведется в иных формах и на словах все согласны с приоритетом экономики над политикой.
Обратимся теперь к вопросу о соотношении государственности и этничности в Китае. В КНР государство отделено от этносов в том смысле, что представители всех этносов формально являются равноправными гражданами одного государства. Однако относительно малочисленные этносы существуют на самом деле как бы сами по себе.
Их отношения с государством обусловлены абсолютным преобладанием одного этноса, людей ханьской национальности. Государство в Китае всегда включало в себя в первую очередь этнос ханьцев, а также несколько (или множество) других, но не всегда одних и тех же этносов.
Вопрос о полиэтничности и моноэтничности применительно к Китаю не прост. Более или менее ясно, что ханьцы это моноэтническое образование.
Хотя отдельные части ханьского населения значительно отличаются друг от друга (в частности, по фонетическому строю языка, его словарному запасу и т.д.), однако то, что связывает ханьцев (во всяком случае, до сих пор, хотя и не обязательно в будущем), оказывалось важнее и сильнее того, в чем они различаются; в настоящее время это не подвергается сомнению по крайней мере применительно к континентальному Китаю; вопрос же об островном Китае более сложен и требует изучения. Я имею в виду различия между подгруппами или подэтносами ханьцев; такие подэтносы существуют (например, уроженцы той или иной провинции).
В принципе и пока гипотетически можно допустить созревание подэтноса до этноса. Или, может быть, лучше сказать части общекитайской нации нации чжунхуа до самостоятельной государствообразующей нации.
Иначе говоря, нация может быть и многосоставной не только в масштабах или пределах одного ее государства, но и может иметь несколько государств, не подразделяясь на государствообразующие части. Она может созреть в своем развитии и до состояния, когда в определенном смысле сохраняется и общая нация, внутри которой выкристаллизовываются или созревают отдельные ее части до состояния, когда они становятся государствообразующими нациями, оставаясь, повторим, в культурно-историческом смысле частями некоей общей нации.
Если же речь идет о нации чжунхуа, то в определенном смысле слова можно говорить о полиэтнической общности. На территории КНР проживают люди более пятидесяти национальностей, и современное государство в континентальной части Китая считает всех их составными частями нации чжунхуа. Поэтому нация выглядит полиэтничной. С этой точки зрения, этнос не должен стоять в центре такого понятия, как нация чжунхуа.
Здесь преобладают исторические, политические, геополитические подходы. Теоретически нация чжунхуа это нация или мононация в геополитическом, историческом, но не в этническом смысле слова.
В то же время в реальной жизни именно ханьцы как этнос составляют подавляющее большинство нации чжунхуа. Их более девяносто процентов населения КНР.
Нация чжунхуа в одно и то же время является и полиэтническим и своеобразным моноэтническим образованием. Внутри нации чжунхуа существует моноэтнический центр или моноэтническое ядро (сердечник, массив) из ханьцев, которое не допускает какого бы то ни было существенного воздействия на деятельность и жизнь нации чжунхуа с чьей бы то ни было стороны, кроме ханьцев (во всяком случае, такова ситуация в КНР).
Главный же практическо-политический вопрос состоит, прежде всего, в следующем: ощущают ли себя представители относительно малочисленных по количеству и весьма многочисленных по составу этносов (занимающих, кстати, более 60% всей территории Китая!) равноправными гражданами в том или ином из двух ныне существующих государств нации чжунхуа? Хотят ли они быть гражданами этих государств?
Этот вопрос существует, прежде всего, применительно к КНР. Для Тайваня он стоит в несколько иной плоскости: что думают люди большинства тайваньских этносов, и прежде всего те, кто, будучи ханьцами, полагают себя тайваньцами; считают ли они себя гражданами единого государства нации чжунхуа либо одного из государств нации чжунхуа или они хотели бы разграничить термины Чжунхуа и Тайвань, по крайней мере имея в виду появление самостоятельного и отдельного государства на острове Тайвань?
Ответ на эти вопросы остается открытым.
В этническом самосознании относительно малочисленных этносов в КНР эти проблемы постоянно живут и требует новых методов решения. Дело в том, что в КНР ряд признаков нации чжунхуа считаются важнее и изначальнее признаков государства.
Сторонники этих взглядов полагают, что природные, естественные, исторически изначальные территории нации чжунхуа превышают размеры территории современных государств этой нации.
Отсюда проистекают теоретические и практические претензии: восстановить то, что именуется историческими территориями нации чжунхуа. Весьма влиятельные силы внутри
КНР хотели бы в конечном счете провести границы нации чжунхуа не по этническим рубежам и не по внешним обводам ныне существующих двух государств нации чжунхуа, но по тому, что они именуют историческими границами или ареалами проживания нации чжунхуа. Принцип нации чжунхуа считается при этом приоритетным относительно современных государственных границ КНР.
В этом важная особенность позиции весьма значительной части политических руководителей современного Китая, позиции, которая не всегда выражается прямо и откровенно, но которая всегда существовала и продолжает, в настоящее время подспудно, существовать.
Вопрос о единстве нации чжунхуа сложен. Это единство обеспечивается при условии решения проблем в трех областях: этнической, экономической и государственной. Этнически требуется поддержание такого многообразия, в котором все этносы чувствовали бы себя, во-первых, равными, наделенными реальными равными правами, и, во-вторых, сами действительно хотели бы находиться в составе того или иного государства.
При этих условиях обеспечиваются стабильность и покой.
Экономически все этносы и все регионы, в которых проживают, если их можно так называть, подэтносы, а в данном случае части единой ханьской нации, должны быть заинтересованы в едином общем экономическом пространстве, в получении большей выгоды от объединения в общее экономическое пространство, чем от разъединения на отдельные экономические и в значительной степени самостоятельные регионы.
Наконец, как государство такая общность должна быть больше заинтересована в отстаивании общих интересов нации по отношению к другим нациям мира, чем в защите интересов относительно малочисленных этносов в данном государстве.
Государственность должна обеспечивать входящим в состав населения этносам равные права как гражданам страны и в то же время обеспечивать защиту их реальных интересов. Прежде всего, интересов выживания того или иного этноса, его безопасности, нерушимости территории его компактного проживания, а далее и его интересов на мировой арене, как среди других этносов и наций данного государства, так и за его рубежами.
Важно также не связывать все три области этническую, экономическую, государственную воедино, а рассматривать каждую из них самостоятельно, обеспечивая стабильность, сбалансированность интересов именно в каждой данной области по отдельности, и только тогда прочной будет стабильность нации в целом. В нынешней ситуации в КНР существуют проблемы в каждой из трех указанных областей.
В связи с многочисленностью ханьцев возникает следующий вопрос. В отличие практически почти от всех остальных наций и этносов на нашей планете, для ханьцев уже не существует императив самосохранения, выживания, обладания определенной территорией.
Для ханьцев если говорить об их положении среди других наций и этносов мира, о наличии или отсутствии внешней угрозы или опасности для них как нации со стороны других наций и этносов эти вопросы уже решены. Ханьцы как этнос могут ничего и никого не бояться.
Более того, ханьцы имеют возможность так строить и свое государство и его политику, а равным образом и политику всей нации чжунхуа, чтобы обращать внимание, прежде всего, не на вопросы обеспечения своей безопасности (в упомянутом смысле этого слова), а на вопросы обеспечения безопасности в мире в целом и в его регионах, на то, чтобы убеждать все остальные нации мира, что им не грозит опасность со стороны ханьской нации.
Политика государства ханьской нации, государства ханьского этноса может быть свободна от многих соображений безопасности государства и вообще обороны страны. Ханьская нация, ханьский этнос в этом смысле объективно ближе многих или даже большинства других наций и этносов к возможности отождествлять себя со всем человечеством, а свои интересы с интересами человечества.
И в то же время в индивидуальном и массовом сознании ханьцев бродят мысли о том, какие нации на планете способны бросать вызов ханьцам. Это, прежде всего, американцы, японцы, русские и индийцы. Причем этот вызов носит различный характер.
Если говорить о реально существующих у части политической элиты ханьского этноса настроениях, то именно упомянутые четыре нации рассматриваются в качестве крупных мировых соперников ханьской нации. К сожалению, такого рода мысли развиваются применительно к логике не просто мирного соревнования или сосуществования, но к логике соперничества или даже борьбы, которая должна привести к установлению того, что в Китае называют великим единством или великим единообразием в мире.
Или великим единством мира (имеется в виду термин Да тун, а не термин тай Хэ, что означает великая гармония).
В соответствии с этими же представлениями у ханьцев в материковой части Китая имеются малые соперники, прежде всего, по обладанию территорией. Это монголы, корейцы, тибетцы, тайваньцы (тайваньские аборигены и ханьцы, которые веками живут на Тайване и в определенном смысле отграничивают себя и от ханьцев вообще и особенно от ханьцев на китайском материке), уйгуры, казахи, киргизы и другие народы юго-западной части современной КНР.
Большинство этих народов пока не ассимилировано китайцами, несмотря на гигантские усилия, особенно в годы правления Мао Цзэдуна и его приверженцев и последователей; процесс такой ассимиляции осуществляется современным государством и правящей политической партией весьма усиленно.
Эти народы не стали органическими частями нации чжунхуа и фактически не признают ее ни в теории, ни на практике. Определенные обстоятельства вынуждают их жить в составе нынешних государств нации чжунхуа.
Все они при известных условиях могут захотеть обладать самостоятельностью или высокой степенью автономии. Именно таково сознание этих этносов.
Сознание же ханьского этноса или преобладающие в этом сознании в настоящее время настроения не допускают изменения ныне существующего положения, при котором ни один из упомянутых этносов не получает ни суверенитета, ни реальной автономии, и все они должны продолжать жить как бы в составе одной и единой нации, именуемой нацией чжунхуа, т.е. признавать руководящую роль ханьского этноса.
Главными национальными проблемами внутри КНР в настоящее время являются, с одной стороны, великоханьские настроения и, с другой стороны, ханефобия многих малочисленных относительно ханьцев этносов. Такого рода противоречия существуют постоянно и могут существенно обостряться при известных обстоятельствах, в частности при ослаблении власти центра.
В нынешних условиях существует единое для материкового Китая государство нации чжунхуа. Однако, учитывая все его особенности и реалии, можно предположить нарастание новых тенденций.
Речь идет, в частности, о возможности не бояться внешнего врага, не беспокоиться о том, что кто бы то ни было способен силой отобрать у современной ханьской нации районы ее проживания. В этом смысле ни армия, ни границы не играют для нации чжунхуа, и прежде всего для ханьской нации, ханьского этноса, такой роли, как почти для всех остальных наций на планете. Форма государственности для нации чжунхуа, да и для ханьской нации, может в будущем быть произвольной: от единого унитарного государства до одновременного параллельного существования нескольких государств ханьской нации, нации чжунхуа.
Какие бы государства не появились у ханьского этноса, они будут в культурно-историческом плане своеобразными государствами этого этноса. Никто не может навязать свое военное господство этому этносу, этой нации; ни одно государство в современном мире не способно на это, не имеет сил для этого, если бы оно даже и поставило перед собой такую задачу.
Форма государственности для ханьской нации в будущем вовсе не обязательно будет современным унитарным государством (хотя и такая возможность реально существует); многое будет определяться экономическими интересами ханьского этноса или его частей.
Можно поставить вопрос и таким образом: а существует ли вообще в реальной жизни то, что именуется нацией чжунхуа? Возникло это понятие естественно, имеет оно под собой реальные вечные основы или же создано искусственно, лишь с определенными политическими целями?
А если ему присуща искусственность, то в какой степени? Вечна ли нация чжунхуа, если смотреть в будущее, или она относительно временна?
Ответ на эти вопросы, как представляется, может быть следующим. Да, нация чжунхуа сегодня существует в современных мировых политических и государственных реалиях.
