Международный механизм согласования мнений
Вряд ли можно исключать того, что может появиться некий международный механизм согласования мнений и действий между тремя державами: Россией, Китаем, Америкой.
Что же в этом случае означает жест председателя Цзяна? Почему Пекин в 1979 г. прекратил по своей инициативе действие договора 1950 г., затем отверг предложения подписать новый договор, когда их вносили М.С.Горбачев, а затем и Б.Н.Ельцин, а теперь сам предложил подписать новый договор?
Очевидно, что позиция России в данном случае ясна: мы за сохранение и укрепление всего позитивного в наших двусторонних отношениях при том, конечно, условии, что наши национальные интересы будут при этом только все более прочно защищены. Представляется важным попытаться понять, из чего исходил председатель Цзян?
Что подвигло его на этот жест?
Можно предложить следующее толкование ситуации.
В свое время, после смерти Мао Цзэдуна, и ситуация внутри Китая и на мировой арене заставила руководителей в Пекине прийти к вполне определенному выводу. Было решено, что в создавшихся условиях, когда необходимо налаживать отношения с США и их партнерами и союзниками, выгоднее иметь в нашей стране не противника и не государство, с которым должно находиться в конфронтации, тем более в военной конфронтации. А ведь за это и выступал в свое время Мао Цзэдун.
Кстати, после смерти Мао Цзэдуна и возвращения к руководству Дэн Сяопин не только пошел на отмену действия договора с нашей страной, но даже открыто призывал создать всемирный фронт борьбы против нас в составе КНР, США, Японии, государств Западной Европы. Времена и обстановка изменились.
В Пекине пришли к выводу о том, что с нашей страной выгодно наладить нормальные межгосударственные отношения. Благодаря этому можно было добиваться большего в своих интересах в условиях мирного сосуществования, а не военного или военно-поли-тического противостояния.
Причем и в двусторонних отношениях с нами, и на мировой арене, то есть в своих отношениях с США и другими странами Запада.
Мы же всегда были настроены в пользу нормальных и дружественных отношений с Пекином, поэтому с удовлетворением восприняли нормализацию двусторонних отношений в 1989 г.
В то время у нас не придали должного значения тому факту, что наш китайский партнер занял активную, если не наступательную, позицию. Это выразилось в том, что Пекин начал постепенно в условиях мирного сосуществования, когда наша настороженность и бдительность при защите своих интересов ослабла, исподволь навязывать нам свои требования.
Ведь даже сама нормализация двусторонних отношений в 1989 г. была обставлена тремя условиями, которые М.С.Гор-бачев счел необходимым не только выполнять, но и в беседе с Дэн Сяопином подчеркнуть, что выполнение этих условий потребовало трех лет усилий.
По сути дела, именно тогда Пекин занял наступательную позицию, а М. С. Горбачев пассивную позицию, позицию отступления по всем пунктам. Он не защищал должным образом наши интересы в отношениях с Китаем, как это делали его предшественники по руководству нашей страной. М.С.Горбачев был первым из руководителей нашей страны за все последнее столетие, кто не ставил на первое место в отношениях с Китаем интересы своей страны.
Он полагал, что следует просто приспосабливаться к китайским партнерам. У М. С. Горбачева отсутствовала политическая интуиция, которая иной раз помогает защищать интересы своей страны политическим лидерам, даже не имеющим соответствующих знаний.
М.С.Горбачеву вопрос представлялся очень простым. Он, очевидно, полагал, что главное для нас добиться согласия Пекина на нормализацию отношений, добиться объявления о формальной нормализации отношений.
Ради этого следовало принять все условия Пекина. После нормализации, представлялось М.С.Горбачеву, дело пойдет само собой.
Здесь важно специально отметить, что М.С.Горбачев не озаботился тем, чтобы внимательно и глубоко ознакомиться и с историей, и с состоянием двусторонних отношений и не выработал позицию по главным принципиальным проблемам, которые существуют в наших отношениях. Во всяком случае, он ее никогда не разъяснял.
Поэтому при встрече с Дэн Сяопином он был совершенно безоружен. Дэн Сяопин повел речь об истории наших отношений. Он прямо сказал М.С.Горбачеву, что еще предстоит закрыть прошлое, а это означает, что наша сторона должна понять и согласиться с тем, что Пекин полагает, что Россия нанесла в истории наибольший ущерб Китаю и что наша страна представляет военную угрозу для Китая.
М.С.Горбачев был абсолютно не готов к такому повороту беседы. Дэн Сяопин предъявил тогда нам претензии исторического характера, причем потенциально опасные и в будущем. М.С.Горбачев полагал, что достаточно поддакивать Дэн Сяопину или отделаться замечанием о том, что у каждой стороны могут быть свои взгляды.
Более того, М.С.Горбачев считал, что к Дэн Сяопину и к китайцам ему и нам надо относиться как к большому братцу, как к старшему в роде, и все само собой наладится в наших отношениях.
Конечно, в реальной жизни все обстояло совсем не так. Свою позицию М.С.Горбачев оправдывал желанием наладить межгосударственные отношения с Китаем. Но он так и не смог понять, что Дэн Сяопин находился тогда в сложном положении, что у него было много трудностей и внутри страны, и на мировой арене.
Дэн Сяопин был вынужден перед лицом всех этих трудностей идти на нормализацию отношений с нашей страной. Он нуждался в этой нормализации. Но он блефовал, создавая впечатление, что только Москва заинтересована в нормализации или, во всяком случае, Москва заинтересована в ней гораздо больше, чем Пекин. И блеф удался.
М.С.Горбачев поддался на него.
А по сути дела, было возможно нормализовать отношения с КНР на условиях равноправия. М. С. Горбачев впервые в истории последних десятилетий поставил нас в неравноправные условия в отношениях с Китаем.
Он упустил шанс создать новые равноправные отношения с Китаем.
Характерным для действий М.С.Горбачева было и то, что со своей стороны он не выдвинул никаких условий и соглашался на условия Дэн Сяопина согласился с утверждением партнера о том, что наша страна проводила политику военных угроз Китаю. Еще раз подчеркнем, что М.С.Горбачев не захотел и не сумел добиться нормализации отношений на равных.
Одним из результатов позиции, которую занял М. С. Горбачев, было подписание соглашения о границе на ее восточной части, в преамбуле которого китайская сторона навязала нам тезис о необходимости решать остающиеся вопросы относительно границы на основе справедливости и рациональности, что каждая сторона может понимать по-своему. Во всяком случае, это позволяет Пекину тогда, когда он сочтет это нужным, вернуться к вопросу о неравноправных договорах, которыми определена наша граница.
Далее, Дэн Сяопин навязал М.С.Горбачеву тезис о том, что наша страна якобы в одностороннем порядке представляет военную угрозу для Китая. Этим было обосновано требование Пекина уже после выполнения М. С. Горбачевым трех условий Дэн Сяопина и формальной нормализации двусторонних отношений подписать соглашение о мерах доверия и о сокращении вооруженных сил в стокилометровой зоне вдоль границы. Формально это были двусторонние обязательства, но по сути дела это в подавляющей части ущемляло наши интересы, интересы обороны наших границ на Дальнем Востоке, а также являлось подтверждением опасного тезиса Пекина о том, что наша страна представляла собой военную угрозу для КНР в конце двадцатого столетия.
А ведь этот тезис не имеет под собой никаких оснований. При равноправном партнерстве такого рода тезисам и утверждениям нет места в двусторонних отношениях.
На протяжении последних десяти лет отношения развивались, формально улучшаясь, переходя на новые и новые ступени и дойдя до уровня, который официальные представители обеих сторон характеризовали как стратегическое партнерство, направленное в XXI век. В то же время в КНР к началу этого самого XXI века пришли к выводу о том, что дело обстоит вовсе не столь хорошо, как это может показаться на первый взгляд.
Был сделан вывод о том, что жизненная энергия, то есть принятое в Китае понятие ци, наших двусторонних отношений выдыхается.
И действительно, произошел разрыв между существом отношений между простыми людьми, между массами населения в обеих странах, и тем, что выдавалось за атмосферу в отношениях на высшем и высоком уровнях, а здесь проявлялось, как можно услышать в КНР, лицемерие. На этих уровнях продолжали и продолжают говорить о том, что последние десять лет это лучший период в наших двусторонних отношениях.
На самом же деле перемены в нашей стране и в Китае за последние десятилетия дают себя знать. Это проявляется, прежде всего, в том, что каждая нация озабочена главным образом только своими внутренними проблемами. Все остальные вопросы, и, может быть, в особенности те стороны отношений на мировой арене, которые во второй половине XX века, в 1950-х 1980-х гг., характеризовались как отношения, под которыми в той или иной степени существовала общая идеологическая основа, которые именовались дружественными, интернациональными и т.д., ныне уже просто не существуют и не воспринимаются такими большинством людей и в той и в другой стране.
Оказалось, что необходимо заново искать и долго строить новое взаимопонимание друг с другом.
Далее, наши страны оказались в процессе создания новой экономики в каждом из государств. Становится понятно, что требуются десятилетия и громадные усилия, чтобы искать и находить точки соприкосновения наших экономик.
Наконец, каждая из наших двух стран, каждое из двух государств оказалось в новой и совершенно самостоятельной позиции на мировой арене. Одним словом, возник и начал шириться реальный разрыв между двумя нациями, между Россией и Китаем; появилось отстояние одной нации от другой нации, и это отстояние стало увеличиваться.
Это заставило руководителей в Пекине прийти к выводу о том, что если так будет продолжаться, то наши государства разойдутся как в море корабли, и неизвестно, чем это обернется и для той и для другой стороны. Особенно беспокоило Пекин то обстоятельство, что за последнее десятилетие общее представление о Китае и о китайцах в нашей стране у большинства населения изменилось. Китайцев у нас по преимуществу больше не считают бедными, честными и трудолюбивыми, что было их общепринятой характеристикой раньше.
Возникает некое отчуждение двух наций, которое в определенной степени усугубляется и поведением китайских людей на нашей территории, и политикой китайской стороны по отношению к нам.
В Пекине начали искать прием, метод, способ, с помощью которого можно было бы если не остановить происходящий процесс взаимного отдаления, то хотя бы замедлить его. Ведь в этих условиях оказывалось все труднее достигать своих выгод в политике по отношению к нашей стране. (Попутно можно отметить, что предложение подписать договор было и проявлением определенных слабостей в позиции КНР на мировой арене. В Москве могли бы увидеть, что это предложение не проявление сильной позиции, а один из способов компенсировать свои слабости нашим партнером.)
Таким способом представилась идея подписания между КНР и РФ нового договора. Он должен был стать вершиной или пиком внешней политики председателя Цзяна на мировой арене или, во всяком случае, в наших двусторонних отношениях.
Необходимо также учитывать и то обстоятельство, что Цзян Цзэминь, как предполагается, уйдет с политической арены, то есть со своих постов, в 2002 году. Конечно же, он хотел завершить свое правление, в частности, подписанием такого договора с Россией, который мог бы трактоваться и им и его сторонниками как наивысшее достижение китайской стороны в отношениях с нашей страной.
При своем конкретном воплощении эта идея потребовала разработки, по крайней мере, в трех областях. Ее нужно было воплотить в текст соглашения и согласовать его с Москвой. Ее нужно было объяснить внутри КНР, учитывая историю наших отношений и историческое наследство, особенно ставшую традиционной и привычной трактовку политики нашей страны, выработанную КПК за годы ее пребывания у власти в стране. Ее нужно было также в соответствующем духе представить США, мировому сообществу.
Процесс выработки текста договора оказался весьма непростым. Очевидно, что с китайской стороны он постоянно находился в поле зрения председателя Цзяна.
Это действительно его договор.
Дело еще и в том, что на протяжении всего последнего десятилетия, то есть 1990-х гг., именно Цзян Цзэминь выступал в роли лидера КНР при ведении дел с нашим государством. За эти годы ему удалось включить в ряд деклараций и заявлений, появившихся в итоге встреч с нашими руководителями, установки, отвечавшие его пониманию интересов Китая. Однако все эти двусторонние документы не имели длительной и формально обязывавшей государства силы.
Они были персональными или личными заявлениями первых лиц РФ и КНР. Следовательно, особенно с уходом первого президента РФ и приходом второго президента Цзян Цзэминю понадобилось зафиксировать свои достижения в форме официального документа, который обязывает государства, а не только лидеров. Таким документом представился договор.
Он свод всех тезисов, которые за предыдущие десять лет Цзян Цзэминю удалось включить в совместные заявления.
С подписанием договора появился межгосударственный документ, обязывающий нас выполнять весь комплекс обещаний китайской стороне. Конечно, договор и для нас имеет свою цену.
Но это - первый в истории документ, при разработке и подписании которого мы оказались в пассивной позиции.
У нас дело было, скорее всего, перепоручено чиновникам МИД РФ, которые в конечном счете сделали все, что могли, и представили согласованный с китайской стороной текст проекта договора, очевидно не вызвавший восторга у руководства страны. Вероятно, что поездка Б.Н.Ельцина в КНР накануне подписания договора была предпринята с той целью, чтобы подправить согласованный текст, добиться хотя бы обещания подписать в будущем новый договор о границе.
Сам визит председателя Цзяна в нашу страну показал, что стороны если и сблизились, то не намного. В первый день своего пребывания в Москве председатель Цзян даже не встретился с президентом РФ, но провел встречу с находящимися в нашей стране гражданами КНР в своем посольстве.
Во второй день пребывания в нашей стране председатель Цзян и президент В.В .Путин, как отметили средства массовой информации, очевидно по совету официальных лиц, беседовали дольше определенного срока, хотя их встреча продолжалась всего два-три часа.
В этот день они подписали договор, после чего состоялся торжественный обед. По словам В.В.Путина, на этом обеде российская так называемая элита не услышала серьезных соображений главы КНР.
С этими соображениями он предпочел обратиться в первой половине следующего дня к студентам и абитуриентам МГУ, среди которых весьма значительную часть составляли китайские молодые люди. Выступая там же, В.В .Путин сказал, что это обращение председателя Цзяна и явилось первым представлением или презентацией нового договора.
Сам президент РФ предпочел и в этом случае остаться лишь слушателем лекции председателя Цзяна и практически почти не комментировал только что подписанный документ. Он ничего не сказал о его значении и при своей встрече с журналистами через несколько дней в Кремле.
А китайские журналисты высказывали в частных беседах свое разочарование итогами визита председателя КНР в нашу страну, не раскрывая, правда, того, что они конкретно имели в виду.
Поездка Цзян Цзэминя в Волгоград и его отлет в Минск прошли совсем незаметно для широкой публики. Зато оба руководителя подчеркивали, что каждая сторона будет совершенно самостоятельно действовать на мировой арене, в том числе и в том, что связано с ее отношениями с США.
В общем и целом сложилось впечатление, что замах (или наши надежды на договор) был гораздо сильнее, чем результат. Конечно, всякое закрепление наших двусторонних отношений полезно. Очевидно также, что было сделано то, что оказалось возможным.
Ясно и то, что согласовать даже принципы современных отношений, причем в форме договора, очень непросто. Тем более сложно продвинуться вперед в тех областях, где действительно существуют реальные проблемы в отношениях.
Что касается мирового сообщества, то для Цзян Цзэминя главное было в том, чтобы суметь убедить партнеров в том, что в отношениях КНР и РФ не произошло и не произойдет ничего такого, что так или иначе осложнит отношения Пекина с внешним миром. Внутри страны, то есть в самом Китае, было необходимо показать выгоду подписания нового договора и в то же время не отступить от укоренившегося воспитанием и образованием за годы КНР отношения к нашей стране, к истории наших отношений.
Главным тут было то, что в КНР всегда именовали и продолжают именовать договоры о границе между нашими странами неравноправными договорами. За исключением Нерчинского договора, который был вынужденно подписан нашей страной под военным давлением Китая в конце XVII в. В КНР также и всегда обучали и продолжают обучать все новые и новые молодые поколения китайцев тому, что наша страна якобы исторически является территориальным должником Китая, якобы совершила против Китая в истории агрессию, в результате которой присвоила себе огромные китайские территории: от полутора до трех миллионов квадратных километров; в том числе около сорока тысяч кв. км при советской власти.
Кроме того, и в пропаганде и в школе нас всегда рисовали как внешнего врага Китая. Мы уже упоминали о том, что, по мнению Дэн Сяопина, которое он изложил М.С.Горбачеву в 1989 г., Россия как внешний враг нанесла Китаю в истории даже больший вред, чем Япония. Такая постановка вопроса до сих пор считается необходимой и для воспитания в этом духе населения страны, всех подрастающих поколений, и для создания известной общей базы для налаживания отношений с теми или иными партнерами на мировой арене.
Не случайным представляется то, что У.Клинтон в беседах с руководителями КНР подчеркивал, что, с его точки зрения, Китай больше страдал от агрессии, чем сам совершал агрессию. Здесь содержался намек на общее отношение к нашей стране.
В последнее время, в частности в 2000 и 2001 гг., на научных конференциях звучали голоса ученых КНР, утверждавших, что СССР унаследовал традиционную антикитайскую политику династии Романовых. В КНР можно услышать и прочитать утверждения о том, что внешнеполитический курс России тесно связан с ее традиционной историей, что российский великодержавный шовинизм это устойчивое течение в традиционной истории страны; что основная идея великодержавного российского шовинизма это, в частности, агрессия на Восток.
При этом также отмечается, что в современной России произошли позитивные перемены в вопросах внешней политики, особенно связанных с Китаем; это позволяет нам, китайцам, видеть, что Россия уже сделала новый шаг по пути освобождения от влияния старых традиций шовинизма; тем не менее Россия является страной с империалистическим прошлым сверхдержавы; великодержавный российский шовинизм не может распасться и исчезнуть вместе с распадом СССР; на определенную часть политических сил старый российский шовинизм все-таки оказал некоторое влияние, и при любом удобном случае старая традиционная идеология может вновь оказать воздействие на внешнюю политику России; поэтому мы, китайцы, должны уделять большое внимание старым традиционным силам и тенденциям их развития.
Помимо повторения обвинений в адрес России до 1917 г., в КНР предпринимаются попытки пересмотреть оценки даже благоприятных периодов в советско-китайских отношениях. Пересматривается наша роль в победе над Японией и в освобождении территории Китая. Например, говорится, что наша страна нанесла Китаю моральный ущерб, а также задолжала ему за вывезенное из Маньчжурии в 19451946 гг. промышленное оборудование предприятий, обслуживавших японскую Квантунскую армию, от 895 млн долларов до 2 236 млн долларов (в ценах того времени).
СССР рисуют как должника морального, должника экономического, должника с точки зрения международного права. Утверждается, что речь идет о действиях, которые именуются позором для нашей армии, позором для Сталина. Это расценивается как вероломный акт против союзного государства.
Утверждается также, что войну против Японии вели и выиграли США и Китай.
Говорится, что наша страна вела против Японии войну, которая продолжалась всего несколько дней, была великой шестидневной войной. Россия в истории рассматривается как потенциальный военный враг Китая, как угроза для него.
При этом просматривается стремление найти общую почву с США и Японией в истории, представляя нашу страну как главного извечного врага Китая, у которого в союзниках оказываются США и Япония.
Утверждается, что сразу же после окончания Второй мировой войны наша страна создала небывалое в истории страшное бедствие для Китая, что мы вели себя нагло, нарушали международное право, подчистую разграбив имущество.
Далее утверждается, что мы задолжали КНР, ибо в свое время не вернули ей безвозмездно КВЖД. Это расценивается как грабеж в отношении Китая. Нашу страну называют должником КНР и в связи с тем, то мы использовали базы в Порт-Артуре и Дальнем.
К нам также предъявляют материальные претензии за создание в 1950-х гг. нескольких смешанных компаний на территории КНР.
При рассмотрении вопроса о подписании СССР и КНР в 1950 г. договора о дружбе, союзе и взаимной помощи утверждается, что на первом месте и тогда было столкновение интересов двух сторон. При этом Мао Цзэдун якобы вынудил Сталина подписать этот договор.
Китайские авторы пишут, что договор 1950 г. представлял собой неравноправный союз и что мы тогда проявили великодержавный шовинизм, что это были с нашей стороны традиционные экспансионистские действия; утверждают также, что тогда Мао Цзэдуну удалось, по его же собственным словам, вырвать кое-что в интересах Китая из пасти тигра. Одним словом, к числу неравноправных договоров в КНР относят и договоры, которыми определена граница между нашими странами (за упомянутым исключением), и советско-китайский договор о дружбе, союзе и взаимной помощи 1950 г.
Из всего этого, вероятно, можно сделать вывод о том, что ныне китайская сторона считает, что она добилась от нас подписания договора, который она, вероятно впервые, полагает равноправным, во всяком случае, отвечающим ее интересам и несущим ей выгоды. Возможно, что это выглядит как своего рода исправление исторической несправедливости с точки зрения ряда людей в КНР.
К этому можно добавить, что от нас требуют также вернуть долг за непредоставление обещанного в 1950-х гг. макета атомной бомбы. Кстати, некоторые китайские ученые говорят, что единственная ценность, которой сегодня обладает наша страна, это некоторые виды вооружения, а потому для китайской стороны было бы желательно получить это новейшее оружие для того, чтобы отстаивать свои позиции в противостоянии с США по вопросу о Тайване.
Кроме того, нашу страну обвиняют в Пекине в том, что мы не заставили в свое время Монголию войти в состав КНР при ее создании.
Таков неполный перечень позиций, которые были обнародованы в КНР накануне подписания с нами договора в июле 2001 г.
Представляется важным отметить, что в современной КНР ЦК КПК крепко держит в своих руках руководство всей общественно-политической жизнью, идеологической и пропагандистской деятельностью. Во всяком случае, невозможно предположить или допустить, что в китайской открытой печати или в ходе организованных китайским государством и его учреждениями научных конференций с участием зарубежных, в том числе российских, ученых высказывались бы взгляды, которые противоречат основному направлению политики КПК.
Внутри КНР можно также увидеть контуры политики в отношении нашей страны, рассчитанной на длительное время.
