Взрыв доходов
Военнослужащих как в регулярной армии, так и в национальной гвардии (которая вербуется в племенах) осыпали материальными благами. За несколько месяцев их жалованье было увеличено вдвое.
Власти закрывали глаза на коммерческую деятельность, которой занимаются многие офицеры.
Регулярные силы рассредоточены вдоль границ, танки расквартированы вдали от городов, а боеприпасы выдаются весьма скупо. Все командные посты в армии, в национальной гвардии и в таких ключевых министерствах, как обороны и внутренних дел, доверяются только членам королевской семьи.
Это делается намеренно, чтобы затруднить попытку переворота.
Некоторые специалисты считают, что воинственные мусульманские настроения в вооруженных силах в один прекрасный день могут дать толчок революции вроде той, которая совершена в Ливии. Мятеж имел бы религиозную окраску, но он выдвинул бы на передний план человека вроде Каддафи, сказал один видный американский специалист по Саудовской Аравии.
Я уверен, что такой человек уже существует. Он молится и плетет заговоры, но его время еще не настало.
Как долго будет сохраняться такая ситуация? В этом заключается вопрос.
Но за последнее время и Вашингтон, и Эр-Рияд почувствовали необходимость подправить, подретушировать имидж образ королевства на международной арене. Полились потоком заявления, будто саудовский режим преодолел кризис, стабилизировался, приобрел динамизм.
Характерна в этом смысле публикация в журнале Тайм в марте 1981 года.
Какое-то время казалось, что Саудовская Аравия плывет по воле волн, угрожая превратиться в нового больного на Ближнем Востоке, писал журнал. Ее полоса неудач началась с египетско-израильского мирного договора, расколовшего арабский мир, духовное руководство которым саудовцы, как хранители Мекки, всегда считали своей особой задачей.
Затем произошла исламская революция, которая свергла шаха Ирана и косвенно создала опасность для всех консервативных мусульманских режимов. Внутри страны банда фанатиков-мусульман захватила священную мечеть в Мекке и удерживала ее в течение двух недель, пока саудовские вооруженные силы не выбили их оттуда.
Наконец разразилась война между Ираком и Ираном, которая вызвала дальнейший раскол среди приверженцев ислама и поставила под угрозу стабильность района. Но после принятых мер саудовское руководство смотрит на мир из дворцов Эр-Рияда значительно увереннее, чем в течение некоторого времени в прошлом.
Трудно сказать, чего больше в подобных сентенциях стремления успокоить себя или убедить в стабильности Эр-Рияда другие страны. Может быть, всего поровну.
Поэтому нелишне разобраться в глубинных процессах, происходящих в обществе Саудовской Аравии и княжествах Персидского залива, чтобы прогнозировать с большей или меньшей степенью вероятности варианты будущего развития событий.
Взрыв доходов
Нефтяная промышленность, перенесенная на аравийскую почву, была одной из самых передовых отраслей индустрии XX века. Она была столь высокопроизводительной, что охватила лишь небольшую часть населения.
В Саудовской Аравии добычу и вывоз почти полумиллиарда тонн нефти в год обеспечивают 1113 тысяч человек, не считая подрядных фирм. (В Кувейте нефтяников примерно 4 тысячи.) Новая индустрия долгое время оставалась островком в море традиционного хозяйства, чужеродным телом в феодально-племенном обществе.
Но добыча нефти оказала воздействие на аравийские государства прежде всего постоянно растущими отчислениями, которые попадали в руки их правящих классов.
Доходы от нефти, получаемые Саудовской Аравией, возросли с 1938 по 1973 год более чем в 8,5 тысячи раз с полумиллиона до примерно 4,5 миллиарда долларов. Они увеличились примерно в 25 раз за 70-е^годы в результате почти двадцатикратного роста цен на нефть.
В большинстве княжеств Персидского залива, учитывая малочисленность их населения, рост доходов, особенно на душу населения, был еще более феноменальный.
Подавляющую часть доходов от нефти в 4050-е годы Саудовская Аравия и другие нефтяные монархии расходовали на потребление. Это объясняется нищетой стран, раньше сводивших концы с концами на полуголодном уровне, и архаичностью их социально-политического устройства. Складывалось впечатление, что аравийские получатели денег правящие классы прекратили пост, продолжавшийся столетия, и занялись потреблением с растущим аппетитом.
Низам в те годы не доставалось практически ничего из нефтяных доходов.
Если государственный аппарат этих стран и соответствовал потребностям феодально-племенного общества на средневековом уровне, то он совершенно не подходил для распоряжения крупными финансовыми средствами и выполнения новых социально-экономических функций. В 3040-х и даже 50-х годах государственная казна фактически не была отделена от частной казны правителя и его клана.
Здесь не существовало ни фискальной, ни валютной системы, ни промышленного или коммерческого законодательства, ни государственных или общественных институтов, ни подготовленных кадров, чтобы справляться с новым уровнем доходов.
Абсолютные цифры дохода создают статистическую иллюзию высокого уровня экономического развития. Везде в мире быстрый подъем национального дохода был возможен лишь в результате предыдущих социально-политических изменений. Здесь же финансовый взрыв предшествовал и социальной, и политической, и культурной революции.
Попытки подтянуть уровень нефтяных государств до их чисто финансовых возможностей упирались не только в политику международных монополий, не только в малолюдство этих краев, но и в общественную структуру Аравии и в психологию ее населения.
Употребляя выражение аравийский феодализм, все же не стоило бы ставить знак равенства между шейхом и помещиком средневековой Европы, рядовым членом бедуинского племени и крепостным. Племенной шейх ближе стоял к военно-демократическому вождю дофеодального Запада, чем к крепостнику.
Отношения эксплуатации и подчинения внутри благородных племен были развиты меньше, чем в оазисах, и смягчались традициями племенной солидарности и взаимопомощи. Используя соплеменников в качестве военной силы для ограбления оседлого населения или соседей, князь пустыни считал долгом делиться с бедуинами частью добычи или регулярного дохода.
Естественно, эти патриархальные отношения не распространялись ни па рабов, как правило африканского происхождения, ни на вольноотпущенников, которые оставались в полукрепостной зависимости от хозяев, ни на крестьян-феллахов, ни на низшие племена.
Когда же в пустыне забили фонтаны жидкого горючего, феодально-племенная аристократия стала получать колоссальные нефтяные доходы, по своей сути (не по размерам!) не отличающиеся от прежней феодальной ренты. Первым ее побуждением было построить дворцы, перед которыми бледнеют сказки Тысячи и одной ночи, а вторым дать приличные жилища и прочие блага своим соплеменникам, но только соплеменникам.
Как начинался этот процесс, можно наблюдать в Объединенных Арабских Эмиратах, которые позднее других приобщились к нефтяному бизнесу. Многие из местной знати показались мне похожими друг на друга.
И не только потому, что за века на узкой территории, где был мал приток свежей крови, все они давно породнились и приходились друг другу двоюродными и троюродными братьями. Они были похожи быстрыми резкими движениями и трагически недовольной миной на лицах.
Их мир раньше был ограничен кругозором феодально-племенного общества пустыни. И вдругнефть!
Золото! Толпы иностранцев! Ловкие дельцы и авантюристы, которые раньше не удостаивали эти забытые богом места своим вниманием, теперь слетались сюда стаями.
Шейхи чувствовали, что их бессовестно обманывают, но ничего не могли поделать.
Притчей во языкех нефтяной эпопеи Персидского залива стал прежний правитель Абу-Даби Шахбут ибн Султан. В начале 60-х годов княжество находилось на пороге одного из наиболее фантастических взлетов в истории нефтедобывающей промышленности, и в карманы эмира потекли деньги.
Шахбут, человек подозрительный и неуравновешенный, был подвержен припадкам ярости, и тогда его голос поднимался до визга, как у капризного ребенка. Многие считали, что он сошел с ума. Эмир отказывался иметь дело с иностранцами и не намеревался расходовать свое богатство, предпочитая коллекционировать золотые бруски под постелью.
Заднюю комнату своего глинобитного дворца он забил крупными банкнотами. Когда его изгнали, то обнаружили, что крысы изгрызли бумажных денег, по крайней мере, на 2 миллиона долларов.
Шахбут любопытен тем, что он исключение, может быть, он был своего рода символом пустыни, уходящих ценностей бедуинского феодально-племенного общества, чистоту которого он пытался сохранить столь необычным способом.
Шейхи и эмиры люди со своими сильными и слабыми сторонами, со своими понятиями о добре и зле, о жизненных благах, о роскоши и райских блаженствах. (Напомним, что мусульманский рай место чувственных наслаждений, с гуриями, изысканными яствами, со звенящими ручьями и тенистыми пальмовыми рощами.) Они не могут устоять перед многими соблазнами современного мира, помноженными на буйную фантазию древних легенд, и проходят через период сверхзатрат и мотовства как в личном, так и в государственном масштабе.
В последние годы правления короля Саудовской Аравии Абдель Азиза ибн Сауда в 40-е начале 50-х годов он уже был не в состоянии контролировать коррупцию, которая пышно расцвела в системе, созданной им самим. Его сыновья, племянники, министры расходовали растущие доходы убыстряющимися темпами.
У министров и крупных чиновников появились ливанские, палестинские, сирийские секретари, единственная задача которых состояла в том, чтобы перекачивать деньги из государственной казны в швейцарские, американские банки или бейрутскую недвижимость. В страну ввозилось так много дорогих духов, что один из торговцев удивленно воскликнул: Зачем им столько духов?! Они, должно быть, купаются в них!
В духах, как и в шампанском, аристократы этой пуританской страны действительно купали теперь своих дорогостоящих европейских наложниц.
Когда в 1953 году на престол вступил Сауд ибн Абдель Азиз, он превзошел отца. Его гарем был больше, чем у отца, а его агенты шныряли в Каире, Тегеране, Карачи, Бейруте, покупая девушек (а иногда и мальчиков) для саудовской аристократии.
Их операции приобрели скандальную известность. Понятия бюджета и разделения государственных и личных расходов практически не существовало в Саудовской Аравии до конца 50-х годов.
Несмотря на рост нефтяных доходов, долги страны достигли астрономической суммы. Однако Сауд и его окружение не думали сокращать расходы на дворцы, автомобили, гаремы, самолеты.
Чтобы выразить благодарность правителю Кувейта, один из его родственников закатил пир, на котором гвоздем программы было сожжение костра из крупных купюр. Затем шейху была преподнесена модель нефтяной вышки, сделанная из чистого золота.
До сих пор в Кувейте можно встретить остатки этих безумных затрат разрушающиеся дворцы с мраморными комнатами, наполненными модернистской мебелью из самых дорогих европейских магазинов.
Те времена как будто прошли, и практически все прежние правители, у которых голова пошла кругом от потока золота, были сменены более реалистически мыслящими монархами. Расточительство стало не столь явным и во многих случаях сменилось систематическим накоплением и умножением богатств.
Но многие государственные мероприятия, связанные с престижными соображениями, также граничат с транжирством.
Принцы и богословы
Абсолютная монархическая власть ближневосточного типа, сложившаяся в Саудовской Аравии к началу 30-х годов, сохранилась до начала 80-х. Однако она претерпела значительные изменения. Клан Саудидов с его ответвлениями, и так достаточно многочисленный в период собирания аравийских земель вокруг Эр-Рияда, вырос, используя полигамию, настолько, что превратился как бы в господствующее племя.
Основатель Саудовской Аравии Абд аль-Азиз ибн Абдуррахман ибн Сауд вступил почти в полторы сотни династических и просто любовных браков. Когда он умер в 1953 году, после него осталось в живых 38 сыновей. Только взрослых мужчин сейчас в клане от 2 до 5 тысяч. Именно Саудиды распоряжаются основными ресурсами страны, ее нефтяными доходами, именно им служат вооруженные силы и органы безопасности, государственный аппарат, верхушку которых они возглавляют.
Однако сам государственный механизм вырос и усложнился, несколько модернизировался, приобрел новью функции.
Король, естественно, остался центральной фигурой в системе власти, будучи одновременно имамом, то есть главой общины верующих, военачальником, верховным судьей и главным шейхом кочевых племен. Хотя формально он не считается законодателем, так как в шариате все законы изложены раз и навсегда, он издает декреты, которые регулируют ситуации, не охваченные шариатом. В лице монарха сосредоточиваются высшая исполнительная, законодательная и судебная власть.
На практике король передает эти функции государственным учреждениям, институтам или личностям Совету министров или дворцовому дивану, заместителю председателя Совета министров, если король глава правительства, бюро жалоб при Совете министров и министерству юстиции, министерству обороны, штабу вооруженных сил и командующему национальной гвардией, консультативному совету, который вырабатывает рекомендации, ложащиеся в основу королевских декретов.
Единство клана достигалось методом согласия консенсуса его главных представителей. Однако из 25 тысяч его членов в принятии важнейших решений участвовал сравнительно узкий круг лиц числом не более ста.
68 подп11сей, которые появились 2 ноября 1964 года на решении королевской семьи о передаче трона Фейсалу и смещении прежнего монарха Сауда, показывают примерные размеры группы, которая определяла политику п выбирала главных лиц, проводивших ее.
В эту сотню делателей королей входят авторитетные лидеры влиятельных ветвей многочисленного племени Саудидов, между которыми идет скрытая борьба, не позволяющая ни одной из группировок монополизировать власть.
Самые важные решения по текущим делам принимает небольшая группа лиц, окружающих короля. При Фей-сале в нее входили кроме его дядей сводные братья наследный принц Халед, эмир Фахд, командующий национальной гвардией Абдаллах, министр обороны и авиации Султан.
Эта группа, собрав несколько десятков ведущих представителей клана Саудидов, смогла обеспечить гладкую передачу власти после убийства Фейсала, назначив королем и премьер-министром Халеда, наследным принцем и первым заместителем премьер-министра Фахда, командующим национальной гвардией Абдалла-ха шестого из живых сыновей Абд аль-Азиза.
Фейсал был убит утром 25 марта 1975 года, когда во время мусульманского религиозного праздника дня рождения пророка Мухаммеда oн принимал своих родственников, шейхов племен и богословов. К нему приблизился его племянник Фейсал ибн Мусаид и, выхватив пистолет, разрядил обойму в дядю.
Когда в зал ворвались охранники, король уже был мертв.
Отец убийцы был 14-м сыном основателя королевства. Молодой принц только что вернулся из Соединенных Штатов, где провел несколько лет в школе и университете.
Он был обручен с дочерью короля Сауда, свергнутого Фейсалом.
Эр-риядское радио, прервав программу, посвященную пророку, объявило о смерти Фейсала. В первом сообщении утверждалось, что принц Ибн Мусаид сошел с ума.
Но через несколько месяцев врачи якобы признали его психически нормальным, и богословский суд приговорил убийцу к смертной казни.
18 июня после молитвы на глазах у многотысячной толпы палач отрубил голову Фейсалу ибн Мусаиду.
Кто водил рукой Ибн Мусаида, осталось тайной. Высказывались предположения, что в деле замешано ЦРУ, которое было недовольно строптивостью старого короля и мстило за нефтяное эмбарго, введенное в 1973 году.
Не исключались мотивы кровной мести: брат молодого принца погиб в 1966 году при попытке захватить вместе с группой фанатиков телестанцию, которая, по их мнению, передавала программы, несовместимые с исламом. Во всяком случае, Фейсал был отнюдь не первым из династии Саудидов, павшим от руки убийцы.
Халед, ставший монархом после Фейсала и умерший 13 июня 1982 года, через мать был связан с могущественной ветвью Джилюви, полуавтономных наследственных правителей Восточной провинции.
Нынешний король Фахд возглавляет так называемую семерку Судайри. Вместе с ним в нее входит семь родных братьев сыновей Абд аль-Азиза от его жены из могущественного феодального недждпйского клана Судайри.
Тесно связанные друг с другом, они образовывали влиятельную группу. Султан, 12-й сын Абд аль-Азиза, министр обороны и авиации; Турки, 20-й сын, его заместитель; Найиф, 23-й сын, министр внутренних дел; Сальман, 26-й сын, губернатор провинции Эр-Рияд;
Ахмед, 28-й сын, заместитель губернатора Мекки; Сат-там, 29-й сын, заместитель губернатора Эр-Рияда. Абд аль-Азиз несколько раз женился на женщинах Судайри, и кроме этой семерки у него было еще шесть сыновей от жен из этого клана.
У эмира Абдаллаха, сейчас второго лица в королевстве, нет родных братьев, но его мать вышла из могущественного северного племени шаммаров. Вдобавок к посту заместителя премьер-министра он продолжает командовать национальной гвардией, которая призвана предохранять режим от попыток военного переворота.
Внуки Абд аль-Азиза особая группа, которая стала приобретать вес благодаря полученному образованию. Это так называемые королевские технократы.
Среди них выделились дети короля Фейсала, кооптированные в систему власти. Его сын, Сауд аль-Фейсал, получивший образование в Принстоне, стал министром иностранных дел, другой сын, Халед, губернатором юго-западной провинции Асир, Мухаммед возглавил департамент ирригации, Абдуррахман был командиром бронетанковой бригады, Турки заместителем директора департамента внутренней разведки.
Саудиды вступали в родственные отношения с богословским кланом Ааль аш-Шейха, потомками основателя ваххабизма, феодальной семьей Судайри и с феодально-племенной аристократией самых голубых кровей Аравии.
Внутри королевской корпорации может идти борьба, но она не должна становиться предметом публичного обсуждения. Религиозные, административные и судебные власти практически обращаются с членами королевского клана как с лицами, стоящими над законом.
Многие принцы занялись большим бизнесом. Они обогащаются на земельных спекуляциях и зарабатывают комиссионные на правительственных заказах и контрактах.
Для принцев считается нормальным участвовать в качестве партнеров в торговых и промышленных компаниях и получать комиссионные за импортные сделки на суммы в миллиарды долларов.
К началу 80-х годов клан Саудидов стал самой богатой семьей мира. Он фактически контролирует национальный доход страны, доходящий примерно до 100120 миллиардов долларов в год, и он же направляет потоки саудовских инвестиций за границу.
Поддержание безопасности, стабильности в зыбких песках Аравийского полуострова, естественно, главная забота правителей нефтяных государств. У них есть многочисленные по местным масштабам армии и силы безопасности, набранные из бедуинов, бывших рабов или просто наемников, система тайной полиции и слежки. Но отнюдь не только на голой силе основывают они устойчивость своих режимов. Нефтяные монархи ищут солидную общественную опору и с этой целью обращают свои взоры к соплеменникам.
Коренные жители обеспечиваются теплыми местечками в государственном, административном аппарате и торговле, бесплатными школами и больницами, другими социальными благами, дешевыми квартирами. Именно из них формируются вооруженные силы.
Не во всех аравийских государствах положение было одинаковым. Сказывались различия в уровне нефтяных доходов, традициях, численности населения, его образованности, степени развития феодализма.
На Бахрейне в декабре 1972 года прошли первые выборы и было создано Временное учредительное собрание. Затем в декабре 1973 года состоялись выборы в Национальное собрание, и несколько человек с прогрессивными убеждениями стали членами местного законодательного органа. Бахрейнский парламент, конечно, не является примером парламентской демократии в подлинном смысле слова, писала Файнэншл тайме, которую трудно заподозрить в незнании данного вопроса. Правитель Иса ибн Сальман аль-Халифа остается высшей властью и управляет.
Ключевые посты держат члены его семьи. Несмотря на то, что шейх сохранил в своих руках эффективную власть и имел право вето по отношению к любому законодательству, Национальное собрание могло вмешиваться в процесс принятия решений. Поэтому оно превратилось в средоточие политической активности, трибуну, с которой временами раздавалась критика в адрес власть имущих.
Семья эмира не захотела мириться с этим, и в 1975 году бахрейнский парламент был разогнан, а его левые депутаты арестованы.
В Кувейте адаптация власти к новым нефтяным доходам это история того, как постепенно трансформировалась феодально-племенная монархия, как создавались какие-то формы более современной государственности. Ведь в Аравии само понятие государственный служащий было чуждо местным традициям и социально-политическому устройству. Однако не успело смениться и поколение, а Кувейт уже приобрел внешние атрибуты современного государства и даже парламент. Выборы стали доступны всем грамотным кувейтцам мужчинам старше 21 года.
Это означало, что в них участвовало лишь 10 процентов населения. Оппозиция жаловалась, что в округа, где у нее была возможность получить большинство, привозили кочевников из пустыни и они голосовали за кандидатов правящего клана.
Власть в стране сохраняется в руках олигархии, сформированной правящей семьей во главе с шейхом, писал английский журналист Стефанз в книге Новый рубеж арабов. В нее кооптированы некоторые представители купечества. Однако эта власть в определенной степени ограничена и сбалансирована оппозицией в ассамблее и ростом образованного класса и прессы, которая свободнее, чем во многих арабских государствах. Оставим на совести автора выражение образованный класс.
Однако остается фактом, что распространение образования и повышение уровня политической сознательности вынуждают правителей Кувейта более гибко проводить свою политику, учитывая возможную оппозицию.
Другие княжества Персидского залива, кроме Бахрейна, пока что предпочитают не экспериментировать с выборными органами.
Феодальный деспотизм султана Маската Сайда ибн Тей-мура был из ряда вон выходящим даже по аравийским понятиям. Его навязчивой идеей стала борьба с каким бы то ни было общественным прогрессом, яростное сопротивление переменам.
Султан хотел помешать XX веку заразить XV век, в котором он запер свой народ, говорил один из английских чиновников корреспонденту французской газеты Монд.
