Траур в Вашингтоне
Студенты в центре Тегерана напали на находящееся поблизости американское посольство. Выкрикивая лозунги Шах американский цепной пес и Смерть Джимми Картеру, они забросали здание посольства камнями, подожгли посольский шевроле, который стоял у главных ворот, и попытались штурмовать высокие каменные стены, окружающие территорию посольства... К концу недели один за другим потухли газовые факелы в пустыне и добыча нефти прекратилась.
Бензин стал выдаваться по карточкам.
Правительство Бахтияра все игнорировали. Хомейни призвал депутатов меджлиса и членов регентского совета уйти в отставку.
Многие так и сделали.
В беспрерывном забастовочном движении участвовало 34 миллиона рабочих и служащих. Ими руководил Центральный координационный совет государственных и общественных организаций Ирана, объединивший представителей более полусотни министерств, учреждений и компаний.
Работа шла лишь на некоторых заводах, фабриках и в учреждениях, обслуживающих непосредственные нужды населения.
Забастовали служащие всех министерств и канцелярии премьер-министра. Иногда на демонстрации выходило почти все население Тегерана.
В них участвовали большие группы военнослужащих, одетых в форму.
В стране сложилось двоевластие. Рядом с правительством Бахтияра, опиравшимся на все более ненадежную поддержку армии, повсеместно действовали революционные исламские комитеты, зачастую со штаб-квартирами в мечетях.
16 января шах бежал в Египет.
1 февраля 1979 года Хомейни вернулся в Тегеран, восторженно встреченный всем населением столицы.
В тот же день в Тегеране был создан Временный комитет исламской революции, назначенный Хомейни и ставший реальной властью. II исламские революционные комитеты, и левые и леворадикальные группировки без указаний сверху усиленно вооружались, частично с помощью переходящих на сторону революции армейских частей, готовясь к последней схватке с шахским правительством.
Признаки будущих конфликтов между исламскими революционными силами и некоторыми левыми группами обнаружились уже во время массовых демонстраций, организованных спустя несколько дней после отъезда шаха за границу, пишет С. Агаев. В ответ на выставленные религиозными кругами лозунги: Мы не любим ни левых, ни правых, Единственная партия, которую мы признаем, это партия Аллаха федаины, например, выдвинули лозунг Ни за Аллаха, ни против Аллаха.
Некоторые из них прямо говорили, что избавились от шахской диктатуры не для того, чтобы оказаться под властью диктатуры исламской.
5 февраля Хомейни объявил о создании Временного революционного правительства во главе с Базарганом.
Вечером 9 февраля 1979 года подразделения шахской гвардии совершили нападение на учебную базу военно-воздушных сил под Тегераном, где верх взяли революционные офицеры и курсанты. Это была безнадежная, отчаянная попытка обреченных повернуть вспять ход революции, совершить военный переворот. В ту же ночь моджахедины и федаины окружили базу, вступили в бой с шахской гвардией и к утру 10 февраля разгромили ее. 11 февраля в столице шли бои вооруженных отрядов моджахединов и федаинов, а также коммунистов с верными Бахтияру воинскими частями.
Высший военный совет Ирана отдал приказ отвести все армейские подразделения в казармы и объявил о поддержке революции. Это была капитуляция генералов.
Вооруженное выступление произошло стихийно, без ведома и приказа Хомейни. Сам Базарган признавал в марте 1979 года: Нас захлестнула волна событий, и мы внезапно оказались у власти, не успев даже опомниться.
Мы были к этому совершенно не подготовлены.
Антимонархическая и антиимпериалистическая революция свершилась. Павлиний трон рухнул.
Новое иранское правительство объявило о выходе из СЕНТО, прекратившего с этого времени свое существование, отказалось от роли жандарма в Персидском заливе, расторгло ряд военных и гражданских контрактов с США и другими империалистическими державами, аннулировало соглашение с Международным нефтяным консорциумом, прекратило поставки нефти проимпериалистическим и расистским режимам.
Характеризуя иранские события, советский исследователь Р. А. Ульяновский определяет эту революцию по движущим силам, методам борьбы и всеобщим требованиям социальной справедливости как народную и потому демократическую, по основной направленности как антимонархическую, антиимпериалистическую и остро антиамериканскую, по социальной сущности как буржуазную (поскольку проявившиеся в ней определенные! антикапиталистические тенденции пока что остались нереализованными); по идеологической форме и руководящей роли шиитских богословов как исламскую. Р. Ульяновский пишет далее: Всесторонний и тщательный анализ сложных и многоплановых проблем иранской революции может быть лишь результатом долгого и кропотливого исследования.
На особенности иранской революции обращали внимание и другие авторы. Сошлемся на мнение С. Агаева.
Процесс ускоренной капиталистической модернизации (псевдомодернизации. А.В.) по западному образцу вызвал бурную ответную реакцию традиционных социальных структур.
Однако соотношение традиционализма и модернизма предстало не как некое противоборство архаичного общества и современной модели, а как ярко выраженная, обусловленная вполне конкретным капиталистическим опытом борьба за национальные пути развития, против навязываемой сверху политики вестернизации (озападнивания.А. В.), не способной действительно модернизировать восточное общество в свете подлинно современных требований социального прогресса.
Сжатое во времени взаимопересечение двух относительно дезинтегрированных фаз исторического развития определило почти одновременное появление на социально-политической арене Ирана таких принадлежащих различным эпохам идеологических течений, как религиозная реформация, исламофильство, западничество, левый радикализм и т. п..
После крушения павлиньего трона в рядах участников революции начались резкие расхождения по главным политическим и социально-экономическим проблемам, вылившиеся в вооруженную борьбу между ними. Сказывалась пестрота классовой структуры Ирана, незавершенность процессов классообразования на буржуазной основе, многонациональный характер страны.
Многие представители интеллигенции и средних слоев выдвигали требования, которые колебались от буржуазно-демократических до социалистических. Представители революционной демократии (федаины, моджахедины) при всех их различиях между собой были сторонниками создания государства национальной демократии, способного вывести иранское общество на путь некапиталистического развития. Сторонники Национального фронта и других политических группировок буржуазно-либерального толка хотели бы расчистить путь под развитие национального капитализма, капиталистической модернизации, но без оков шахского режима, требовали установления демократической или демократической исламской республики, близкой по форме к буржуазной демократии.
Некоторые участники недолго существовавшего Национально-демократического фронта левоцентристского характера считали, что в курсе на создание общества на основе канонов ислама, полностью отвергающего буржуазную демократию западного образца, таится угроза создания в Иране фашистского режима.
Шиитское духовенство, взяв власть, начало навязывать обществу религиозные каноны, вырабатывавшиеся столетиями. Оно принимало западную технологию, военную технику и организацию, но начисто отвергало все западные формы общественного устройства, идеологию, право, культуру, а затем стало наносить удары по левым, демократическим силам.
Траур в Вашингтоне
С 25 по 30 октября 1980 года в газете Вашингтон пост была опубликована серия статей, в которой с редкой откровенностью было рассказано об отношении правительства Картера к революционным событиям в Иране. Сверхзадача этой публичной стирки грязного белья была ясна:
дискредитировать Картера как раз накануне президентских выборов. Но детали затяжной и сложной борьбы в вашингтонских коридорах власти в связи с Ираном, полученные газетой из конфиденциальных источников, неплохо характеризуют подноготную политики Вашингтона.
Падение шаха, писала газета, сопровождалось ожесточенной борьбой между главными советниками президента, которые, добиваясь контроля над внешней политикой, склонялись то в одну, то в другую сторону в своих прогнозах, сковывая своими разногласиями политику. Збигнев Бжезинский, советник президента по национальной безопасности, выглядит человеком непримиримым, решительно противившимся немыслимому исходу, который надвигался, требовавшим самого жесткого политического курса и в конце концов все же одержавшим верх над другими, кто яснее представлял себе будущее.
Вэнс, занятый другими делами, в частности переговорами с Советским Союзом о вооружениях и египетско-израильскими сепаратными переговорами, был странным образом глух к сигналам тревоги в самом государственном департаменте, когда еще было не слишком поздно оказать какое-то влияние на события. И американская разведка, судя по всему, снова допустила серьезнейший промах в оценке подлинных масштабов недовольства масс в союзной стране.
Примерно в августе в кабинетах особо влиятельных людей в Вашингтоне появился очередной проект анализа ЦРУ о положении в Иране. Он назывался Иран: перспективы до 1985 года включительно; и в этом докладе говорилось: В Иране нет революционной или даже предреволюционной ситуации.
В государственном департаменте специалист по анализу разведданных об Иране Джордж Гриффпн написал свое замечание к проекту, в котором высказывал несогласие с выводами доклада. Гриффин проконсультировался со старым специалистом по Ирану Кермитом Рузвельтом, который сказал, что шах, в сущности, человек слабый, неполноценная личность и что он дрогнет в трудных обстоятельствах и проявит безволие.
Поскольку было выражено такое мнение, аналитик ЦРУ автор доклада изъял его из обращения.
Пожар в кинотеатре Рекс в Абадане не только содействовал сплочению оппозиционных групп в Иране, но и оказал огромное воздействие на шаха, совершенно вывел его из состояния равновесия. Салливэн только что возвратился тогда из Вашингтона и увидел вдруг, что шах не уверен в своих силах, что ему кажется, что ничто уже не поможет.
8 сентября впоследствии этот день стал называться черной пятницей войска шаха расстреляли толпу демонстрантов на площади Жале в Тегеране. По сообщениям правительства, было убито 86 человек, по мнению оппозиции, число убитых превысило несколько тысяч человек.
Джимми Картер узнал о расправе над демонстрантами в Кэмп-Дэвиде, где он, Анвар Садат и Менахем Бегин начали встречу, чтобы оформить свою сепаратную сделку. Помощник государственного секретаря по Ближнему Востоку Гарольд Сондерс сказал президенту, что шах по-прежнему твердо держит в своих руках бразды правления в Иране. Картер позвонил в залитый кровью Тегеран и выразил шаху свою поддержку.
Американские стратеги расценили готовность шаха использовать силу как хороший знак. Салливэн отметил, что введение военного положения это свидетельство того, что шах вновь обрел уверенность в своих силах, и предсказал, что, несмотря на сообщения о том, что моральный дух армии падает, шах и его военные смогут справиться с этим кризисом.
Пентагон согласился с таким мнением, а разведывательное управление министерства обороны опубликовало в то время доклад, в котором говорилось, что, как полагают, шах останется у власти в ближайшие десять лет.
В октябре Салливэн, который совсем недавно так оптимистически оценивал позиции шаха, снова стал опасаться, что события выходят из-под контроля. Иранские генералы начали поговаривать о том, чтобы взять все в свои руки и управлять страной от имени шаха.
Когда Салливэн и английский посол в Иране Антони Парсонс встретились с шахом, они увидели, что шах не способен на решительные действия. Шах, который был больше похож на растерявшегося чиновника, чем на высокомерного монарха, просил дать ему совет. Кого он должен назначить и на какие посты?
Нужно ли поставить у власти военное правительство? Должен ли он разрешить военным использовать силу, нужны ли крутые меры?
По словам шаха, посол Ирана в Вашингтоне Захеди приезжал в Тегеран с вестью от Бжезинского о том, что администрация Картера поддерживает буквально все акции, необходимые для восстановления порядка в Иране. Но где же прямая помощь, обещанная ему Соединенными Штатами? спрашивал шах.
Посол Ирана Захеди добивался нового заявления Картера с выражением поддержки шаху. Он связался с Бжезинским, предупредил других друзей шаха в Америке, в том числе Дэвида Рокфеллера, Генри Киссинджера и Джона Макклоя.
Рокфеллер и Бжезинский постарались связаться с представителями печати и конгресса, чтобы оказать на правительство нажим, предупреждая о том, что без шаха Иран довольно быстро станет коммунистической страной.
В начале ноября Картер велел Бжезинскому позвонить шаху и сказать ему, что он его поддерживает. Бжезинский позвонил шаху в тот же вечер и сказал, что Картер поддерживает любые меры, которые тот сочтет нужным принять для сохранения мира.
Бжезинский призвал шаха обрушиться на демонстрантов.
5 ноября попытки шаха ввести в состав кабинета членов умеренной оппозиции зашли в тупик, когда Карим Санджаби, один из руководителей Национального фронта, вместе с Хомейни потребовал ухода шаха.
Тегеран был объят пламенем. Шах сказал, что должен разрешить военным взять в свои руки бразды правления. Было сформировано военное правительство Азхари. Впервые за долгое время шах, по словам Салливэна, казалось, взял себя в руки и был настроен решительно.
Шах сказал, что накануне вечером ему звонил Нельсон Рокфеллер, который советовал быть твердым, и Киссинджер через Захеди передал ему, что, быть может, настало время снова арестовать всех политзаключенных, которые были выпущены на свободу. Шах заявил двум послам, что он уверен в одном: если военное правительство не восстановит порядок, для него, шаха, все кончено.
В ноябре 1978 года посол США в Иране Салливэн направил в Вашингтон государственному секретарю США секретную телеграмму. В ней он настоятельно требовал изменить американскую политику в отношении шаха, который оказался в осаде.
Накал революции в Иране нарастал, создавалось впечатление, что шах обречен и что в первые ряды, несмотря на свой преклонный возраст, выдвигается аятолла Рухолла Хомейни, о личных качествах и взглядах которого деятели, ответственные за выработку американской политики, практически ничего не знали.
После демонстраций во время мухаррама в начале декабря шах остался на троне. Салливэн прислал телеграмму, в которой писал, что шах пережил самые трудные моменты. Непосредственный политический кризис миновал, говорилось в этой телеграмме. Картер во время своей пресс-конференции 12 декабря сказал: Я думаю, что шах останется у власти в Иране, что сегодняшние трудности будут разрешены.
Предсказания катастрофы, с которыми выступали различные деятели, совершенно не оправдались. Шах пользуется нашей поддержкой, он также пользуется нашим доверием.
Президент сделал очередные выпады в адрес СССР.
20 декабря с генералом, возглавлявшим военное правительство шаха, случился небольшой сердечный приступ, и он сказал Салливэну, что больше не может исполнять свои обязанности.
Салливэн, уверенный, что среди военных произойдет раскол, если не будет достигнута какая-то договоренность с оппозицией, телеграфировал в Вашингтон и предложил срочно послать в Париж высокопоставленного представителя для встречи с Хомейни.
В Тегеране положение шаха продолжало ухудшаться. Демонстрации становились более частым явлением.
Военные руководители шаха начали требовать действий. Они стали настаивать на том, чтобы он назначил одного из их среды генерала Гуляма Овейси главой правительства.
Шах, как это случалось неоднократно на протяжении иранского кризиса, обратился за советом к США, вызвав Салливэна. Что делать?
Вэнс убедился, что, несмотря на дальнейшее ослабление шаха, поддержка иранского монарха Картером оставалась непоколебимой.
Шаха, убеждал Вэнс, надо уговорить отречься от престола. Если он откажется, ему надо предложить покинуть страну.
Картер сказал Вэнсу, что он не намерен предлагать руководителю другой страны отречься от престола. Вэнс сказал, что шах, судя по всему, просит дать ему совет и что англичане вот-вот посоветуют ему уехать в отпуск.
Картер в конце концов согласился.
Бывший английский министр иностранных дел лорд Джордж Браун, у которого сложились дружественные отношения с шахом на первых порах его царствования, тайно приехал в Тегеран и сказал шаху, что он должен отказаться от власти. Шах впервые согласился, что ему следует покинуть Иран.
Позднее в тот же день шах официально попросил Бахтияра взять на себя функции премьер-министра и сформировать новое гражданское правительство.
Пока велись переговоры о том, чтобы шах покинул Иран и бразды правления перешли к Бахтияру, один из генералов, а именно Манучехр Хосроудад, говорил открыто о существовании плана государственного переворота с целью сохранить шаха у власти. Генерал Амир Хосейн Рабий и некоторые из более молодых генералов соглашались, чтобы шах уехал, но хотели раздавить оппозицию шаху, дабы вся власть принадлежала Бахтияру.
Каждый из сценариев, разрабатываемых генералами, требовал поддержки США, и иранские военные руководители один за другим стали обращаться к США за соответствующими заверениями.
В конце декабря Бжезинский предложил, чтобы американский авианосец Констеллейшн со своими 80 самолетами и 5 тысячами моряков и летчиков был переброшен в район Персидского залива, чтобы продемонстрировать американское присутствие и заинтересованность в делах Ирана. Помощник по вопросам национальной безопасности излагал свою теорию дуги кризисов, объясняющую отсутствие спокойствия в странах ислама советскими интригами.
Государственный секретарь Сайрус Вэнс доказывал, что переброска в район Персидского залива авианосца Констеллейшн только сделала бы более правдоподобными советские радиопередачи на Иран, в которых предсказывалось, что США предпримут военную интервенцию в поддержку шаха. Министр обороны Гарольд Браун занимал среднюю позицию.
В конце концов Картер направил Констеллейшн в западную часть Тихого океана, неподалеку от Сингапура.
В Иран был направлен генерал Роберт Хайзер, бывший в то время заместителем командующего вооруженными силами США в Европе генерала Александра Хейга, чтобы оценить возможности военного переворота. Хайзер прибыл в Тегеран 3 января. Почти сразу же после прибытия он обнаружил, что семь иранских генералов задумали захватить контроль над правительством, как только шах покинет Иран.
Войска все больше и больше свирепствовали при подавлении демонстраций.
Обстановка в стране все более осложнялась.
Вечером 13 января, когда шах готовился со дня на день покинуть Ирап, правительство Бахтияра было близко к краху. Хайзер считал, что надо спустить с цепи генералов, и сообщил свое мнение Брауну.
16 января 1979 года шах покинул Иран. Люди ликовали.
Шах отправился в Асуан, куда просил его заехать президент Египта Анвар Садат.
Бжезинский считал, что шах по-прежнему остается тем стержнем, вокруг которого можно сплотить иранских военных руководителей, и что ему лучше всего быть поблизости, когда настанет благоприятный момент. Бжезинский, как и в прошлом, подчеркивал опасность перехода контроля к коммунистам, если религиозные фанатики Хомейни приобретут власть в Иране. Вэнс, напротив, доказывал, что, несмотря на усиливающуюся озабоченность по поводу влияния левых радикалов в общинных и рабочих организациях, сам Хомейни ярый антикоммунист.
Он говорил, что аятолла может стать самым падежным оплотом против коммунистического режима и даже, возможно, станет сотрудничать с Вашингтоном.
Тем временем генерал Хайзер настойчиво рекомендовал комитету начальников штабов в Пентагоне заставить иранских военных действовать, будь то с помощью Бахтияра или без его помощи. Если военные не начнут действовать в ближайшее время, до возвращения Хомейни в Иран, говорил он, будет слишком поздно.
Министр обороны Браун снова задал своему представителю в Иране вопрос: Не настало ли время для военного переворота?
Но у Хайзера постепенно начало меняться мнение об иранских генералах. Он сообщил, что военные в состоянии взять власть в стране в свои руки, но у них нет опыта и они не смогут управлять страной.
Он считал, что целесообразнее поддержать Бахтияра.
1 февраля состоялось триумфальное прибытие в Тегеран аятоллы Хомейнп, которого встречали бурными демонстрациями.
Вернувшись в Вашингтон, Хайзер информировал президента Картера, Брауна и Вэнса о ситуации. Он утверждал, что военное командование еще существует и готово подавить демонстрации, если Бахтияр отдаст такой приказ.
В Тегеране аятолла Хомейни назначил Базаргана премьер-министром своего временного революционного правительства. А в небе над Ираном летали вертолеты и самолеты, находящиеся в подчинении генерала Рабий.
Три дня спустя группа поднявших мятеж офицеров и рядовых ВВС захватила танки и атаковала штаб-квартиру вооруженных сил Бахтияра. Девятнадцать американских военных советников, находившихся там, были задержаны.
Их освободили на следующее утро только после того, как Базарган приехал туда, чтобы спасти их.
Генерал Рабий готовился организовать переворот и захватить в свои руки управление государством от имени военных. В эту ночь Салливэну позвонили из Вашингтона и передали телефонограмму от Бжезинского, в которой тот спрашивал, удался ли бы военный переворот? Смогли ли бы военные удержать власть в своих руках и сокрушить революцию?
В ответ посол нецензурно выругался и спросил: Перевести на польский?
После разгрома шахской гвардии генералы отказались от борьбы. Исламская революция победила.
Газета Вашингтон пост умалчивает, что как раз в ноябре 1978 года в Белом доме всерьез обсуждались планы военного вмешательства в иранские дела. В Вашингтоне задавали себе вопрос, а не инспирировать ли приглашение в Иран американских войск и не воспользоваться ли этим приглашением.
Но какова будет реакция СССР? Если кто-то и питал надежды, что Советский Союз останется безучастным к событиям в государстве, лежащем непосредственно на его южных границах, то они были разрушены авторитетным заявлением советского руководства 18 ноября 1978 года:
...Сообщения, в том числе о возможности военного вмешательства (в Иране. А. В.) со стороны некоторых держав, появляются.
При этом не может не настораживать тот факт, что официальные лица государств, о которых идет речь, фактически не опровергают подобные сообщения.
