d9e5a92d

Привлекательность американского капитализма

Но вернемся к сути нашей темы, т. е. к борьбе за влияние в мире обоих типов капитализма в индустриально развитых странах. Здесь мы представляем общую картину в несколько шаржированном виде, не искажая, тем не менее, смысла: худший охотится на лучшего повсюду; как гласит старый закон Грэшема, плохая монета охотится за хорошей.

Менее эффективный противник одерживает победу над своим более эффективным соперником. Странный контраст для эпохи, которая так высоко вознесла культ экономики: неоамериканская модель одновременно подтверждает свое психологическое продвижение и экономическое отступление.

Это напоминает автомобильный рынок, где все симпатии публики отданы марке автомобиля, впечатляющий кузов которого скрывает неисправность двигателя.
И наоборот, рейнская модель, выигрывая в эффективности, проигрывает во внешней притягательности.
Представим, что мы проводим опрос в слаборазвитых странах на тему «Если бы у вас был выбор, то где вы предпочли бы жить: в Северной Америке или в Западной Европе?» Вне всякого сомнения материальное положение легального иммигранта лучше в Западной Европе: зарплаты эквивалентны зарплатам в США, не считая социальной защиты; в рейнских странах существует настоящее право на приличное жилье, несравнимо превосходящее по качеству то, что может быть предоставлено в США. Тем не менее, подавляющее большинство высказалось бы в пользу США, особенно молодежь. В Латинской Америке и в Азии это объясняется еще почти полной неосведомленностью об условиях жизни в Европе; и с наибольшей уверенностью можно сказать, что нет ни одной страны в мире, где Америка была бы столь популярной, как в коммунистическом Китае. Но, вероятно, даже в Африке и в странах Восточной Европы большинство выбрало бы Северную Америку; Канаду, к примеру, во многом предпочитают Скандинавии.

Почему?
Обозначить проблему — это прежде всего поднять вопрос о рациональности экономического поведения, будь-то поведение индивидуальное или коллективное. Было бы весьма ошибочно считать, что экономика подчиняется только строгой логике интереса. Неверно думать, что экономические агенты никогда не начинают действовать, не взвесив прежде тщательно все «за» и «против» так, чтобы сумма их личных интересов в каком-нибудь деле в итоге гармонично сочеталась со знаменитой «невидимой рукой» рынка. Идеального homo oeconomicus (экономического человека), с математическим поведением, с холодно рассчитанными решениями, строго логичного индивидуума, которого приводят в пример теоретики в поддержку своих доказательств, не существует.

Иными словами, страсти, иррациональность, изменения моды и подражательность управляют экономикой значительно больше, чем принято думать. Что касается демократически выбранных правительств, то они не смогли бы освободиться от предпочтений, даже неразумных, своих избирателей. В экономике, как и в других областях, недостаточно того, чтобы идея была хороша сама по себе, ни даже того, чтобы она доказала свою правильность.

Нужно, чтобы ее можно было продать политически. Однако очевидно, что в глазах мирового общественного мнения добродетельному, уравнивающему, осторожному и скромному рейнскому капитализму не хватает привлекательности.

И это еще слабо сказано.
Добавим, что в европейской идее «большого рынка 1992 г.» есть все для успеха, но нет ничего, что могло бы понравиться! И наоборот, ее американский конкурент, как настоящий актер, играет «с огоньком» и предстает перед публикой нарядным, романтичным и сопровождаемым тысячью легенд.

Привлекательность американского капитализма

Американский капитализм обладает почти всеми привлекательными чертами вестерна. Предлагается волнующая, полная приключений, напряженная, но притягательная жизнь доя сильных. Экономика-казино создает захватывающие моменты, когда люди, дрожа от волнения при виде опасности, которой подвергается герой, аплодируют победителю и освистывают побежденного, как в цирковых играх.

Здесь человека разыгрывают в рулетку. Этот капитализм неселен захваченной зрелищами битв экзотической фауной: акулами, соколами, тиграми и драконами. Что может быть привлекательней? Что может больше способствовать созданию сказочных мизансцен? Между тем, в рейнской системе большая часть животных в экономической жизни — это домашние животные, чье поведение лишено сюрпризов.

Убожество! В рейнской системе жизнь вполне может оказаться активной, но она, вероятно, будет монотонной, скучной. Рейнский капитализм напоминает управление «отца семейства». Американский — скорее вызывает в памяти фальшивые бриллианты Crazy Horse Saloon.

При солнечном свете один из них наверняка не сохранит привлекательности. Представьте, что вы хотите захватить рынок джинсов, пытаясь продать молодежи тирольские штаны!
Американский капитализм в собственном смысле слова является голливудским. Он вышел из шоу-бизнеса и приключенческого романа. Вся используемая им терминология, обогащенная в годы правления Рейгана, несет на себе печать Голливуда.

Разве случайно Майкл Милкен, изобретатель бросовых облигаций, приговоренный сегодня к десяти годам тюремного заключения с обязательным отбыванием и к трем годам условно, был назван королем американских банкиров?
Кинг (король) — это прозвище Элвиса Пресли — первого кумира мирового шоу-бизнеса.
Ответственное дело поглощения предприятия, как подчеркивает П. М. Хирш (American Journal of Sociology, январь 1986), описывается в газетах с использованием образов, почерпнутых из массовой культуры: модель вестерна (добрые— злые, засады), пиратская модель, любовная история, покровитель из волшебной сказки («Спящая красавица»), модель спортивной игры. При описании открытых предложений о покупке с целью поглощения язык становится агрессивным.

Этот жаргон достаточно богат, чтобы заполнить страницы специализированного словаря: «медвежьи объятия», «полководцы», «специалисты по нанесению удара», «золотые наручники», «охотник на акул» и т. д. Это жаргон приключенческих фильмов или комиксов, фабрикуемых в Голливуде. Образ игры, узаконивающий распространение таких явлений, как установление контроля над предприятием, оборачивается реальностью. Великая игра! Несколько лет назад специалист с Уолл-стрит, цитируемый американским социологом Джоном Мадриком, иронизировал по этому поводу: «Поглощения предприятий все больше напоминают игру, где главные исполнители так же далеки от реальности экономики и промышленности, как дети, играющие в Монополию» (Taking America.

New York. Bantam Books.

1987).
Что это? Поиск элементов игры во всем? Американский капитализм источает не только дикое очарование джунглей и борьбы за существование. Это также сладкая родовая мечта о легких деньгах, о быстро нажитых состояниях, рассказы об успехах, которые привлекают совсем иначе, чем мудрое и терпеливое процветание рейнской модели.

Выражение «составить состояние» совсем не относится к рейнской традиции; оно неотделимо от американского капитализма, карикатурой которого предстает Лас Вегас.
Не в Цюрихе и не во Франкфурте развилась новая индустрия средств массовой информации, выражающих мечту make reach quick, страсть и волнение великих финансовых вестернов. Это зародилось в Чикаго или в Нью-Йорке. Однако сегодня даже во Франкфурте и Цюрихе кое-кто спрашивает себя, не настал ли момент сыграть в казино экономики-спектакля. И вот уже солидные отцы семейства, охваченные страстью к игре, направляют свой бинокль в сторону Crazy Horse Saloon.

Мелкие немецкие и швейцарские акционеры хотели бы тоже если не играть в великие игры Власти, то по крайней мере выигрывать от времени время главный выигрыш на скачках. Но такие люди встречаются в основном среди менеджеров нового поколения, не знавшего войны; эти люди, одержимые страстью составить состояние и имя, все чаще появляются в Швейцарии, Германии и Японии.
Но это волнение замыкается само на себе, это всего лишь пена на волне реальной экономики, нечто, выполняющее одновременно театральную, игровую и спортивную функцию.
Триумф средств массовой информации
Несмотря на неудачи, долги, промышленные провалы и неравенство, американский капитализм остается подлинной звездой средств массовой информации. Он «единственный» капитализм, проклинаемый своими противниками (которых осталось уже не так много), мифологизированный своими защитниками, эпопея которого неустанно рассказывается сценаристами. Каковы бы ни были его неудачи, он остается на вершине успеха у средств массовой информации. Это нормально. Будучи верным отражением своей публики, средства массовой информации любят острые ощущения, героев-про-жигателей жизни, финансовых акробатов, битвы гигантов, белых или черных рыцарей, манихейство и внешние признаки богатства.

Журналистский триумф американского капитализма — всего лишь сопутствующее явление, которому экономисты могли бы не придавать большого значения. Но происходит обратное.

Это явление в большой степени объясняет распространение влияния неоамериканского капитализма.
Средства массовой информации играют всевозрастающую роль в экономической жизни, хотя бы в той ее сфере, которая связана с работой биржи. Предприятие, имеющее крышу над головой и включенное в международное рейтинговое агентство, предприятие, с которым должны считаться на рынке, чтобы предоставить ему необходимое финансирование, входит в мир рекламы, имиджа, спектакля. Ему больше уже не достаточно быть, ему нужно казаться.

Восьмидесятые годы были отмечены взрывом коммуникаций и небывалым масштабом освещения экономики в средствах массовой информации.
Экономические актеры становятся персонажами фельетонов, и зрители ожидают от них, чтобы они были на высоте сценария. Хороший руководитель предприятия не может довольствоваться тем, чтобы быть солидным управляющим. Нужно, чтобы он был победителем, непрестанно наращивал свою мощь, поражая противников, осуществлял победные «набеги» и умел позировать для фотографов, поставив ногу на один из своих трофеев. Его образ будет идентифицирован с образом предприятия, его «вид», расписываемый средствами массовой информации, будет так же важен, как его счет или доля участия на рынке. И наоборот, как мог бы вдохновить средства массовой информации суровый и неразговорчивый член правления немецкого предприятия?



Как воспламениться под влиянием скромного обаяния банкира из Цюриха или Франкфурта?
У средств массовой информации свои законы, это законы видео и аудио. Они требуют подчинения правилам спектакля.

Таким образом, карикатурная реклама неоамериканской модели через средства массовой информации работает в обоих направлениях. Она несомненно является одним из ключевых моментов психологического успеха этой модели, но одновременно усиливает и ее недостатки.
Главы предприятий, «налетчики» (скупщики акций с целью поглощения) или молодые волки, представляемые средствами массовой информации, должны отныне, как голливудские звезды, соответствовать своему общественному образу, что иногда доходит до смешного. Сколько авантюрных решений, сколько завоевательских планов было принято под влиянием самолюбования и, в чем никогда не признавались, только из желания понравиться средствам массовой информации.

Экономика-казино играет в спектакле, где она является главным действующим лицом, но одновременно и заложницей этого спектакля.
Рекламирование экономики средствами массовой информации, как известно, пересекло Атлантику одновременно с неоамериканской моделью. Мало-помалу европейские патроны открыли для себя, что их «вид» имеет некоторое значение для успеха дела, что плохое выступление на телевидении или «пара слов», произнесенных перед микрофоном, могут им дорого стоить.

Они должны были привыкнуть к тому, что средства массовой информации определяют их место, как это происходит с певцами или спортсменами. Они должны были согласиться стать персонажами «общества зрелищ».

Что касается самих предприятий, то они должны были взять в помощники, с переменным успехом, «советников по контактам», в обязанности которых входило поддержание «имиджа» предприятий, прибегая иногда к языку мольеровских врачей. В 1980 г. выражение «советник по контактам» было почти неизвестно во Франции.

Сегодня предприятия не могут без него обойтись, и молодые Растиньяки мечтают о такой карьере.

Надежды на миллиарды

Подойдем к проблеме конкретно. Для капиталиста, да еще ря начинающего капиталиста нового поколения, цель жизни очевидна — составить состояние.

Это очевидно сегодня, но вчера было не так. Наиболее крупные промышленники Франции, такие как Жак Клавель, Оливье Лесерф, Дидье Пино-Валенсьен, Антуан Рибу, просто «забыли» о сколачивании состояния, занимаясь исключительно успешно развитием своего дела.
В Германии — это правило. В Соединенных Штатах это немыслимо: успех предприятия и прибыли, которые из него извлекает хозяин, — две тесно связанные вещи. Задача состоит в том, чтобы быстро нажить состояние. Для этого надо следовать правилу: дешевле купить, чем пестрить. Мы уже успели заметить бесчисленные применения этого правила.

В соответствии с ним мы различаем два «благовидных» способа обогащения.
Первый — заключается в том, чтобы изобрести продукт, услугу или проект (например, клуб Med Джильберта Тригано и контракт доверия Дарти) и их продавать. Но, чтобы выйти на широкую публику, изобретатель всегда должен иметь интерес, а часто и вкус к рекламе через средства массовой информации, говоря иначе, он должен уметь «порадоваться» сам.
Второй способ, более изощренный, более хитроумный, заключается в том, чтобы «набрать» денег на финансовых рынках. Сложившиеся организации могут сделать это без шума, но это невозможно для индивидуума, работающего на свой личный счет.

Сначала он должен стать известным, чтобы затем привлечь сбережения. Какая радость показать, что ты способен продать тысячам «мелких вкладчиков» надежды на миллиарды!
Следуя финансовой логике, мы подходим к области ценностей. Как подчеркивает Жан Казнев (L'Homme-tiUspectateur.

Dem?l-Gonthier. Mediations. 1974), статус звезды дает не только престиж, но и состояние. В мире зрелищ престиж приносит богатство и узаконивает поведение, в то время как на классическом «пути к почету» все происходит наоборот...

Несомненно, этот всеобщий охват средствами массовой информации, это несоразмерное значение, какое приобрели «контакты», присущи экономике, которая, модернизируясь, становится по своей природе и методам информационной экономикой. Следует помнить, что в этой области американский капитализм в тысячу раз лучше вооружен, чем его соперник. В мировом масштабе все способствует успеху его имиджа. С этой точки зрения становится все очевиднее культурная гегемония Америки. В Джакарте, Лиме, Рио де Жанейро и Лагосе толпы людей восхищаются американскими романами с продолжением, публикуемыми в газетах, телевизионными сериалами, сделанными в Голливуде, рекламными фильмами или комиксами.

Со времени крушения марксизма то же самое происходит и в университетах. Египетский, бразильский или нигерийский интеллектуал был бы потрясен, если бы ему сказали, что существует другой вариант рыночной экономики, если бы ему доказали на фактах, что рейнский капитализм действует по правилам, отличающимся от правил, действующих в варианте с подзаголовком «Даллас», и достигает при этом лучших результатов.
Охват экономики средствами массовой информации и кризис средств массовой информации
Будучи не способным к такого рода контактам, не способным к экспортированию себя, рейнский капитализм позволил своему конкуренту занять все пространство; это можно было бы назвать «парадоксом в квадрате». Смысл его выражается в нескольких фразах. Как мы видели, экономика-казино извлекает часть своей силы из журналистского соблазна, но и сама она подпадает под власть средств массовой информации, что не может не причинять неудобств.

Но, чтобы несколько углубить анализ, нужно заметить, что спекулятивная зараза, навязчивая жажда немедленной прибыли, диктатура денег распространяются теперь и на сами средства массовой информации.
Журналисты в течение нескольких лет и сами разоблачали неблагополучие, царящее в их среде. Оно в большой степени объясняется тяжестью власти денег, требованиями краткосрочной рентабельности, которые становятся все более стесняющими, одним словом, тяготами экономики-казино. Когда информация стала всего лишь товаром, подчиняющимся строгим законам рынка, когда главная забота средств массовой информации — продать читателей тем, кто платит за публикации, а не за информацию, предназначенную для читателей, то деонтология, (учение о выполнении своего долга) быстро утрачивается.

Следует отметить, что в этой области в авангарде неоамериканской модели находятся не США, а скорее Франция.
В англосаксонских странах старинная, почти цеховая традиция независимости журналистов от предприятий прессы, где они работают, традиция, поддерживаемая образованным читательским контингентом, особенно в области экономики и финансов, в большой степени помешала неуместной рекламе экономики средствами массовой информации. Однако такая реклама характерна для Франции, особенно после приватизации главного телевизионного канала.
Отсюда лейтмотив французских специалистов по средствам массовой информации — это беспокойство о настоящем нравственном кризисе этой профессии.
В феврале 1990 г. Франсуа-Анри де Вирье изобличил эту извращенность в своей книге, носящей многозначительное название «Власть средств массовой информации» (Midia-cratie. Flammarion). В августе 1990 г. Le Dibat опубликовал толстое досье, озаглавленное «Неблагополучие в средствах массовой информации».

В этой публикации директор Nouvel Observateur Жан Даниэль предложил прессе «повернуться спиной к философии, где информация рассматривается как любой другой товар». В декабре 1990 г. журнал Esprit выпустил в свою очередь специальный номер, посвященный вопросу «Куда идет журналистика?».
Длинная статья, помещенная в этом выпуске за подписью журналиста по экономике Жана-Франсуа Ружа, озаглавленная «Опасное влияние денег на журнализм», подчеркивала усиление «активной и массивной коррупции» во французской прессе. «Со времен Освобождения, — писал он, — угрозы против свободы информации, казалось, в основном предписывали остерегаться препятствий с этого фланга. Деньги, конечно, сохраняли свою коррупционную власть, но в масштабе, совместимом со всеобщей независимостью прессы, а именно большой национальной прессы.

Однако этому хрупкому равновесию угрожает поведение некоторых журналистов».
Наконец, в феврале 1991 г. Ален Котта, один из главных французских экономистов, который всегда отдавал предпочтение рыночной экономике, опубликовал работу под заглавием Capitalisme dans tous ses itats (Fayard). Мурашки пробегают по спине при чтении книги, где три главы из пяти так иллюстрируют недавнюю эволюцию капитализма:
капитализм под влиянием средств массовой информации;
капитализм во власти мира финансов;
коррумпированный капитализм.
«Рост коррупции неотделим от развития финансовой и журналистской деятельности. Когда с помощью информации, касающейся финансовых операций всех видов, в частности операций по слиянию, приобретению и поглощению путем открытого предложения о покупке контрольного пакета акций, можно за несколько минут сколотить состояние, которое невозможно нажить за всю жизнь интенсивным трудом, то искушение купить или продать эту информацию становится непреодолимым.

Дело притягивает коррупцию, как туча вызывает бурю*.
В эпоху, когда хорошо оплачиваемые чиновники во всех развитых странах считали долгом чести рассматривать бакшиш как позорную болезнь слаборазвитых стран, никто не осмелился бы оспаривать такую этику. Но сегодня, когда над ортодоксальной экономикой преобладает дерегулирование (проявлением которого, напоминает А. Котта, является коррупция), то по всей логике событий, к которым мы идем, отводя государству минимальную роль, коррупция будет всего лишь одним из проявлений духа предпринимательства и притом будет процветать наряду с другими его проявлениями. Приведем два примера.

Хосе Кордоба, генеральный секретарь мексиканского правительства, заявил в январе 1991 г. на собрании в Давосе, что стоимость кокаина, изъятого в течение трех лет мексиканской полицией, составляет по курсу Нью-Йорка сумму, вдвое превышающую внешний долг Мексики, т. е. около 150 миллиардов долларов. Мы находились в макроэкономике коррупции, и сейчас мы погрязли в ней еще больше.

Несколько лет назад Федеральная Резервная Система, которая, как любой центральный банк, печатает банковские билеты, удивилась, обнаружив небывалый спрос на долларовые купюры, исходящий от банков. Проведя исследование, руководство системы установило, что 90% зеленых, отпечатанных в США, не используются для внутреннего денежного обращения.

Они используются за границей в основном для нужд параллельных экономик, особенно для торговли наркотиками, и они проходят через банковские счета.
Чем проще смогут некоторые составить состояние не работая, чем чаще их успехи будут представлены как великие деяния, тем больше будет кандидатов на коррупцию или на торговлю наркотиками — заменителем реальной жизни. И, соответственно, поскольку средства массовой информации должны приспосабливаться к закону немедленной наживы (страны рейнской системы будут последними, кто еще сохранит телевизионное вещание без реклам по примеру Би-Би-Си), они придут к тому, что начнут вставлять передачи об экономической и финансовой жизни в сетку вещания телевизионных див, этих вечно недовольных богинь, параноидальная аффектация которых ставит их капризы выше законов. Происходит нарушение законов, нарушение хода времени. А. Котта добавляет: «Чтобы телевизионное развлечение было совершенным, оно должно заставить зрителя забыть о ходе времени и сфокусировать его внимание на данном мгновении, что дает забвение невзгод жизни, и прежде всего — забвение смерти. Время телесериала имитирует линейное время, как бы заклиная его продолжительность, и создает впечатление, что ничто никогда не останавливается».

Это вечное настоящее и жизнь настоящим моментом.
Стремление жить настоящим
Интеллектуальный контекст восьмидесятых годов оказался особенно благоприятным для этого аспекта неоамериканской модели. Действительно, восьмидесятые были сначала годами всеобщего кризиса систем мышления, апофеозом индивидуализма и отношения ко всему как к игре, триумфом того, что Жиль Липовецки называл «эрой пустоты».

Это такое «видение мира», когда «остается поиск только собственного „я", только собственного интереса, экстаз личного освобождения, одержимость плотью и сексом» и где «существуют гиперинвестиции в частное, а следовательно, опустошение общественного пространства». (Ь’Ёге du vide. Gallimard.

1986). В этой обстановке разочарования и утрированного индивидуализма неоамериканская модель предлагает простую и сильную идею, «библию», столь же обнадеживающую, как марксистский катехизис в прошлом. Немедленное извлечение максимальной прибыли, максимизация личного интереса;
систематическое предпочтение краткосрочности; пренебрежение к любому коллективному проекту.... Это не считая беспардонной логики, скрытого цинизма и манипуляции средств информации, которые в конце концов могут сделать эту импортированную версию неоамериканской модели похожей на коммунистическую модель, над которой она одержала верх.
Как бы то ни было, согласно представлению ее средствами массовой информации, эта модель совпадает по фазе с духом времени. Культ выгоды любой ценой обладает преимуществом грубой простоты и ясности, преимуществом тем более мощным, что оно в качестве единственной новой вехи блестит в тумане неуверенности и смятения, куда погружается наша эпоха вследствие утраты традиционных моральных ценностей.
Легитимизация личного успеха, мифологизация «победителя» льстят обществу, основанному на индивидуализме. Приоритет краткосрочности, отношение ко всему с позиции «после меня хоть потоп», беззастенчивое пользование кредитом и обрастание долгами довольно полно соответствуют гедонизму момента: очевидно, что в периоды морального или философского разочарования, когда каждый больше обращен к настоящему, чем к будущему, нелегко доказать необходимость сбережений или значение долгосрочности.

И в итоге, когда все другие «законы» и всякая форма коллективной упорядоченности взяты под сомнение, то остается закон джунглей, не правда ли? Это напоминает возврат «к основам деятельности» после краха идеологий.



Содержание раздела