После смерти в 1953 году Сталина

В связи с этим курс на некоторое смягчение экономических и политических норм, проводимый послесталинским руководством, отражал объективные тенденции дальнейшего общественного развития. Повышение доли товаров народного потребления в общем объеме производимой продукции, реализация программы массового жилищного строительства, предоставление колхозам большей экономической самостоятельности, а его труженикам – права свободно выбирать местожительство – ознаменовали собой отход от вынужденного аскетизма периода мобилизационной экономики. Реабилитация необоснованно осужденных, смягчение идеологического прессинга, осуждение культа личности, пусть и обусловленное конъюнктурными соображениями, положили начало иной политической эпохе в рамках истории советского общества.
После смерти в 1953 году Сталина, игравшего роль единоличного управляющего, экономическая система претерпела переход от монархического типа управления к олигархическому – руководство различных ведомств и регионов в отсутствие Хозяина стали выступать в качестве хотя и не самостоятельных, но обладающих своими интересами экономических субъектов. Вместо отношений беспрекословного подчинения под страхом репрессий фактически начали формироваться отношения с элементами саморегуляции путем договоренностей между бюрократическими группами.
Именно тогда начали закладываться объективные экономические предпосылки будущей приватизации, хотя в ту пору даже высшему бюрократическому руководству мысль о такой возможности показалась бы абсолютно невозможной. Но в экономике и политике определяющим фактором является не личная совесть или провозглашенная идеология, а объективно сложившиеся отношения в обществе.
Ярким показателем становления бюрократической подсистемы как самодостаточного и обладающего собственным коллективным интересом слоя стало организованное руководством ряда регионов и ведомств отстранение от должности первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева осенью 1964 года. Хрущев, будучи промежуточным лидером между Сталиным и Брежневым на временной шкале, был таковым и по стилю своего правления.

Это проявлялось в том, что, с одной стороны, осуществляя диктаторскими методами бурную деятельность по реформированию системы управления обществом, развитию производительных сил (самый яркий пример – космонавтика), он пытался выступать как единоличный управляющий, опосредовавший в себе интересы народа. С другой стороны, в период его правления бюрократический аппарат начал осознавать себя как особый социальный слой, обладающий собственными «сословными» интересами субъект общественных отношений, и Хрущев, пришедший к власти путем подковерных бюрократических интриг и многим обязанный своим подчиненным, уже не мог в чистом виде управлять сталинскими методами. Хотя это явилось только субъективным фактором изменения стиля управления.

Главный объективный фактор – отсутствие необходимости в мобилизационной экономике – был причиной отхода от жесткого монархического стиля управления, а отсутствие институтов контроля за властью и экономикой силами каждого гражданина предопределило, в свою очередь, становление вместо монархизма регионально-ведомственного бюрократического олигархизма.
Между двумя крайними состояниями – опосредованной единоличным управляющим властью народа и непосредственной властью народа, между этими двумя разноуровневыми витками спирали – неизбежно должна была пройти свой путь диктатура бюрократии как обладающего собственными интересами коллективного субъекта общественного развития. Выступив сначала в ипостаси управляющего слоя на службе народа, затем – правящего слоя элитаризма, бюрократия в дальнейшем неизбежно и со всей остротой испытает на себе процесс коренной ломки экономической и политической структуры, выражающийся в нарастающей неэффективности корпоративно-иерархических структур и повышении роли сетевых экономических форм и соответствующих им институтов прямого народного самоуправления. Впрочем, это дело будущего. Пока власть сильных мира сего над простыми людьми кажется незыблемой.

В соответствующем разделе посмотрим, что будет дальше.

Итак, к середине шестидесятых годов в целом сложился социальный слой, обладающий своими сословными интересами и выполняющий функцию коллективного руководителя общества. И если бюрократия, зародившаяся при Сталине, объективно выражала интересы всего общества и своих сословных интересов не имела, то послесталинская бюрократия, лишившаяся контроля сверху – который был ни чем иным как опосредованным контролем снизу – свои корпоративные интересы поставила на первый план. Но, конечно, это не означает, что бюрократия в одночасье обрела антинародную сущность – для того чтобы сформировались объективные экономические и организационные предпосылки перехода к элитаризму, должен был пройти довольно значительный промежуток времени, измеряемый десятилетиями.

Эпоха так называемого застоя, олицетворяемая Л.И. Брежневым, была по сути своей двойственной и противоречивой.
С одной стороны, поступательно развивались производительные силы, укреплялась материально-техническая база советского общества. Был достигнут высокий уровень социальной защищенности всех граждан. Казалось, навсегда ушли в прошлое голод, нищета, бездомность, безработица, неуверенность в будущем и прочие атрибуты эксплуататорского общества.
С другой стороны, все заметнее проявлялась неэффективность плановой системы управления экономикой, в основе своей не менявшейся с двадцатых годов. Особенно заметно это проявлялось в сфере, характерной в большей степени для нового способа производства – при внедрении новых технологий в народное хозяйство, при повышении качества продукции, то есть там, где определяющей является интеллектуальная составляющая производственного процесса. Положительные результаты при этом достигались лишь там, где решался вопрос политического престижа и выживания страны – то есть где существовала обратная связь от потребителя к производителю и где производители отвечали за качество продукции перед теми, кто имел возможность принимать в отношении них кадровые решения.

В качестве характерных примеров можно выделить производство вооружений, космонавтику, атомную промышленность, где в качестве потребителя, заинтересованного в высоком уровне развития этих отраслей, выступала высшая бюрократия. В отраслях, обеспечивающих благосостояние трудящихся, подобная обратная связь отсутствовала, и поэтому потребительский сектор, хотя и обеспечивая гарантированное снабжение населения доступными товарами первой необходимости, характеризовался низким качеством продукции, скудостью ассортимента, дефицитом при распределении.
Плановая система старого типа – корпоративно-иерархическая, с доминированием жесткого нисходящего управления – уже не справлялась с чрезвычайно усложнившейся структурой экономики и общества. Кроме того, эта система была рассчитана на функционирование в рамках способа производства, которому соответствовал крупноиндустриальный базис с доминированием физического труда, а не информационно-инновационный базис с доминированием труда интеллектуального.
В силу отсутствия контроля – как сверху, так и снизу – в бюрократической среде активно формировались кланово-корпоративные структуры по ведомственному и территориальному признаку, то есть своеобразный протоэлитаристский уклад в недрах эгалитарного в основе своей общества.
При этом наряду с субъективными причинами развития подобных тенденций – корыстным интересом номенклатуры и отсутствием общественного контроля – необходимо выделить и объективные – а именно: закономерный процесс усложнения объекта экономического управления и, как следствие, растущую неспособность принципиально не изменившейся плановой командно-административной системы устанавливать оптимальные нормативы функционирования, производить оптимальное регулирование производственных мощностей и движения ресурсопотоков в режиме реального времени в масштабе всей страны.
Несмотря на кажущееся единство партии и народа, траектории объективных интересов (то есть интересов, обусловленных объективно сложившейся системой отношений) трудящихся и управленческого слоя, выйдя, условно говоря, из одной точки в 1953 году, расходились постепенно, но неуклонно. Руководство партии в силу этого уже не являлось более прогрессивным, чем остальное общество, и не могло называть себя его авангардом. Неуклонное повышение культурного и образовательного уровня народа, накопление им опыта жизни и работы в новых социальных условиях, с одной стороны, и столь же неуклонная морально-идеологическая деградация высшей бюрократии, пусть и объективно обусловленная, с другой стороны – вот две противоречивые тенденции развития советского общества.

Подводя итоги анализа советской эпохи, необходимо отметить следующее. С одной стороны, социализм, несмотря на провозглашенные идеологические постулаты, в нашей стране к настоящему времени так и не был полностью построен – но отнюдь не потому, что руководство партии выбрало не тот путь, а по причине вполне объективной: недостаточного для социализма уровня развития производительных сил. Именно по этой причине социализм в двадцатом веке не мог быть построен ни в Советском Союзе, ни где бы то ни было на планете – ни в развитых, ни в развивающихся странах.

Содержание раздела