Новый американский вызов
Еще более болезненным, чем эта лавина унижений, был недостаток уверенности, смутно ощущаемый тогдашней Америкой. В этом смысле семидесятые были черными для Америки годами. На смену «американской мечте» пришла «американская болезнь», если воспользоваться названием произведения Мишеля Крозье. Что это за «болезнь»?
Вернувшись в те годы в Гарвард, где он преподавал десять лет назад, Крозье писал: «Все было так и не так. Изменился смысл всего.
Мечта рассеялась, остались лишь слова, пустая риторика» (Le Mai атёгісаіп. Fayard.
1980).
Но эта «американская болезнь» не была всего лишь тем смутным томлением, которому иногда предаются нации. Она поражала само государственное устройство, само право, которые в стране, опирающейся на Библию и Конституцию, и есть настоящая родина каждого американца.
Уотергейтский кризис, ложь, затем отставка Ричарда Никсона серьезно поколебали былое доверие к власти, причем до такой степени, что президентство Джимми Картера представляло собой слабую исполнительную власть, которой не доверял Конгресс. Кризис институтов, кризис Америки...
Как управлять отныне первой державой мира, если принцип «проверяй и взвешивай», заимствованный у Монтескьё, буквально парализовал исполнительную власть? Генри Киссинджер рассказывает в своих мемуарах, как он был должен непрерывно хитрить, чтобы сохранить некоторые основные секреты при проведении своей внешней политики.
В такой обстановке абсентизм избирателей, традиционный для американцев (число, принимающих участие в голосовании, редко ниже 50%), оборачивался простым отвращением. В конце семидесятых годов общественное мнение больше не ждало ¦ многого от политики, но смутно ожидало спасителя.
Это еще не все. Другие болезни, более скрытые, исподволь разъедали Америку.
Одной из таких болезней явился культ права, который превращался в юридический фетишизм. Настоящая процедурная горячка овладевала американцами.
Это тем более важно, что в то же время новая мода пересекала Атлантику. Согласно ей царство права, основанное на постоянно развивающейся юриспруденции, обеспечило бы растущее превосходство Соединенных Штатов над континентальной Европой. В действительности — все иначе.
Эта процедурная горячка дает возможность адвокатам сколотить состояние, но делает непроницаемой, душной, внушающей ужас судебную машину в правовом государстве. Отныне все может стать поводом для судебного разбирательства, и адвокаты, охотящиеся на крупную дичь, ловят мелкую, делая стойку, как охотничьи собаки.
Приведу пример с IBM, которая была вынуждена снять в Вашингтоне целое здание, чтобы поселить там адвокатов, нанятых компанией для ведения одного единственного процесса против государства.
Право, лежащее в основании Америки, знаменитый регулятор «общества контрактов», превратилось таким образом в непроходимые заросли, запутанные, наряду с юриспруденцией, бесчисленными федеральными и местными регламентациями.
Другой основой американского общества, которая в те времена опасно ослабела, являлось движение ассоциаций: бесчисленные местные, спортивные, профессиональные, благотворительные ячейки, которыми так восхищался Токвиль и которые так оживляли все гражданское общество. Эти тысяча и одна ассоциация, часто живописные, живые и мощные, распространяли идею общественного блага и гражданственности.
Разочарованная Америка оказалась в таких условиях значительно хуже вооружена для того, чтобы сопротивляться чувству, несовместимому с ее традициями, — цинизму дельцов. Что касается знаменитого «молчаливого большинства», то оно болезненно ощущало этот распад общественной ткани и политической системы.
Отсюда возникло стремление вернуться к традиционным ценностям, жажда надежности, хотя бы простой, хотя бы архаичной, в которой нуждалось общество, потерявшее ориентир в связи с быстротой перемен и опьянением «терпимостью», пришедшей из Калифорнии.
Энергичная и упрощенная, речь Рональда Рейгана попала точно в цель и не обманула ожидания общества. Он сумел одновременно использовать благоприятный экономический фон (чрезмерный рост бюрократии, интервенционизм федерального государства) и интеллектуальный климат, не говоря уже о международном положении, которое во много раз усилило эффект его призыва: Америка возвращается!
Новый американский вызов
Рональд Рейган, кандидат Республиканской партии, был с триумфом избран 4 ноября 1980 г., получив на девять миллионов голосов больше, чем Джимми Картер. Сорок четыре штата из пятидесяти одного голосовали за него. Он одерживает победу даже в Нью-Йорке и в северных промышленных штатах, традиционных вотчинах демократов.
В 1984 г. его переизбрание будет еще более триумфальным, он одержит победу в сорока девяти штатах с большинством голосов в семнадцать миллионов.
Ни один комментатор не ожидал подобной победы Рейгана, представлявшего консервативное крыло Республиканской партии. Его программа, проникнутая великой мифологией основателей государства и пионеров, защищаемая им с безупречным искусством общения и постановки мизансцен, сводится к нескольким великим принципам.
Рейган заявляет, что хочет вернуть Америку в первый ряд на международной сцене. Нужно раз и навсегда покончить с унижениями и поражениями.
Больше никогда не должно быть таких ужасных картин, как эвакуация из Сайгона в обстановке полного краха на последних вертолетах американской армии или гибель американских солдат, иссушенных в иранской пустыне Табас после неудачной попытки в 1981 г. освободить заложников в американском посольстве в Тегеране. Больше никогда не должно быть ни покинутых союзников, ни жалкой капитуляции перед «силами зла».
Америка — первая военная держава мира, и отныне она ждет подтверждения этого; нужно противопоставить свою силу советскому гегемонизму конца эры Брежнева.
Именно Советскому Союзу Рейган вскоре бросит фантастический вызов: «звездные войны», или инициатива «стратегической защиты».
В чем суть этой инициативы? В речи по телевидению 23 марта 1983 г., произнесенной с точно рассчитанными эффектами и в то же время с очевидной убежденностью, Рональд Рейган объяснит свои идеи всей Америке.
Нужно ни больше ни меньше как положить конец Всякой возможности ядерной войны, сконструировав в космосе щит, способный перехватить все советские ракеты. С помощью некоторой испытанной техники (электронное обнаружение, спутники, работающие на поражение) и новых устройств (лазеры, электронные пушки, и т. д.) «инициатива стратегической защиты» призвана окончательно защитить американскую землю.
Проект, который стал предметом бесчисленных полемик экспертов, в большой степени утопичен. Действительно, некоторые составные части этого проекта требуют «технологического скачка», и никто не уверен в надежности проекта в целом.
С финансовой точки зрения он чрезвычайно рискован, даже для самой богатой страны мира. Его реализация предусматривает затраты в 250 миллиардов долларов, 10% из которых должны быть затрачены только на одни исследования.
Это уже значительная сумма. Кроме того, возможны дополнительные затраты, которые никто не может подсчитать заранее.
Однако «звездные войны» принесли неоспоримый общественный и политический успех. Футуристская концепция «звездных войн» и ее цель (больше никаких войн!) заставят мечтать международное общественное мнение и зачаруют даже самых пресыщенных. Что может быть а priori более соблазнительным, чем чисто оборонительный проект щита, останавливающего дамоклов меч ядерного огня?
Мечтая вслух о грядущей победе щита над мечом, Рейган пускает в ход беспардонную риторику. Не является ли щит по преимуществу оружием «праведных», а меч орудием «носителей зла»? («Щит пустыни» — первое кодовое название, присвоенное в
1990 г. операции против аннексии Кувейта Саддамом Хусейном, которое потом было изменено на «Бурю в пустыне»). Напротив, противники «инициативы стратегической защиты» в Европе попытаются разоблачить «скрытые амбиции» Рейгана, т. е. стремление нарушить в пользу Америки ядерный паритет, защищая по преимуществу стратегические объекты.
Но влияние «звездных войн» останется значительным. Согласно рейгановской риторике, это одновременно и военный, и пацифистский рывок. Добавим, что некоторые американские военные победы в Персидском заливе в январе-феврале
1991 г. стали возможными благодаря технологии, разработанной в рамках «инициативы стратегической защиты».
Что касается неслыханного технологического и финансового вызова, брошенного Америкой СССР, то он оказался еще более эффективным, чем можно было представить. К концу восьмидесятых годов, после нескольких лет перестройки, некоторые советские руководители признают роль, которую сыграли «звездные войны» в идеологической капитуляции советской системы. На этот раз СССР уже не смог участвовать в этой планетарной партии в покер — в гигантской гонке вооружений. Но в Соединенных Штатах технологический импульс, заданный «инициативой стратегической защиты», способствовал дальнейшему развитию.
Космос, информатика, лазерная техника — вот где в действительности решается проблема мирового господства в XXI веке.
Одновременно администрация Рейгана усиливает политические и дипломатические действия, направленные на поддержку союзников Америки. Установка ракет Першинг в Европе в противовес советским ракетам SS20, финансирование антикоммунистических движений в Анголе, Афганистане и Никарагуа — везде проявляется то же стремление: заставить отступить советское влияние.
Америка возвращается!
К международному «возвращению» Америки во внутренней политике присовокупляется возрождение волюнтаризма американского капитализма в его завоевательном варианте.
Команда Рейгана воодушевляет предпринимателей, разоблачает расточительство федерального правительства и особенно осуждает бедственную налоговую политику, обескураживающую инициативы, взнуздывает живые силы Америки.
Америка — континент мечты и риска, где каждый может стать Рокфеллером, если только будут высвобождены священные законы свободного предпринимательства; если только каждый вспомнит, что «невидимая рука», рука Адама Смита и отцов-основателей либерализма поставит дело обогащения каждого на службу всем. Богатейте! Пусть богатые примутся за работу вместо того, чтобы ожидать от государства помощи и «социальных программ», которые всегда являются ничем иным, как оправданием лени!
Что касается элементарных нужд наиболее обездоленной части населения и тех, от чьих услуг отказались, то им поможет благотворительность. Это не дело государства.
Очень простое заявление — и оно проходит.
Более того, Рейган извлекает новые силы из предыдущих неудач и кризиса кейнсианского кредо, продемонстрированного экономическим спадом семидесятых годов, который возвестил окончательный крах теории, основанной на стимулировании спроса и бюджетном дефиците и способствавшей ранее, а именно в Европе, успеху славного тридцатилетия (1945-1975).
В 1980 г. не только Америка похоронила идеи Кейнса.
Коротко остановимся на этом. Реформы Рейгана, мы это увидим далее, в основном заключались в дерегулировании и снижении роли государства.
Только в одной области он, наоборот, усилил роль федерального государства: предложил Америке настоящий приоритетный долгосрочный проект обороны. Успех превзошел ожидания, как это показала война в Персидском заливе.
Запомнйм это понятие долгосрочности, так как во всех других областях Америка Рейгана об этом забыла, в то время как в немецкой и японской промышленности принцип долгосрочности является основополагающим.
Итак, не только Америка похоронила идеи Кейнса. В Европе политика подъема экономики путем стимулирования роста потребления, т. е. политика Жака Ширака в 1975 г. и Хельмута Шмидта в 1978 г., провалилась. Урок, который из этого извлекли, опровергает ранее укоренившиеся мнения: вопреки тому, что преподавали во всех университетах, оказалось, что безработица и инфляция могут сосуществовать.
Знаменитая кривая Филипса, демонстрирующая противоположную идею, больше недействительна перед лицом новой распространяющейся повсюду экономической болезни с варварским названием — стагфляция.
Кажется, что всякая экономическая мысль устарела. На ее месте, в противоположность ей, возникают новые радикальные течения, чемпионом среди которых является рей-ганизм. Теоретики экономики предложения (supply side economics') и монетаристы под руководством Мильтона Фридмана предлагают политику, полностью противоположную основным кейнсианским принципам.
Основные их положения следующие: облегчение налогообложения, строгий валютный контроль, дерегулирование и приватизация. Во вновь обретенной Америке, где «человек, всем обязанный себе» (self-mademan) занимает свое прежнее место, государство свое место теряет. Приведем конкретные примеры: предпринято несколько эффектных реформ. Во-первых, закон о восстановлении экономики (Economic Recovery Act), являющийся острием этой политики. Закон состоит из трех частей.
Первая — уменьшение вмешательства государства в секторы добычи нефти, телесвязи, воздушного транспорта, банков и конкуренции. Ослабление вмешательства государства было начато еще Джимми Картером в 1978 г. Но отныне оно будет происходить более интенсивно. Вторая часть касается налогообложения.
Принята широкомасштабная реформа. Ее цель — упростить порядок подоходного налогообложения, упразднив вычеты и уменьшив процентные ставки налогообложения, в особенности самые высокие. Третья часть — борьба против инфляции путем контроля за денежной массой.
Пол Вокер, председатель Федеральной резервной системы (FRS), назначенный Джимми Картером, взялся за дело с боевой энергией. Немедленные последствия этих мер: деньги становятся дороже, праздник окончен.
Процент доходов достигнет эффективного уровня, превосходящего даже 20% в 1980-1981 гг. Доллар начинает резко расти, и в начале 1985 г. один доллар уже дороже 10 франков.
Советникам Рейгана удается заставить всех поверить, что доллар стал сильным вследствие сильной американской экономики.
Во-вторых, в дополнение к закону о восстановлении экономики администрация Рейгана без зазрения совести сократила расходы на социальные нужды и увеличила в значительной степени военный бюджет. Выбор, возможно, спорный, но он ясный и одно четко увязано с другим.
Уменьшение отчислений на социальные нужды должно продемонстрировать вновь обретенное доверие к отдельной личности и веру в законы рынка. Увеличение военных кредитов поднимет мощь Америки и даст возможность стратегам команды Рейгана реализовать свои амбиции.
Шоковая политика и политический шок, т. е. «революция консерваторов», (если использовать название книги Ги Сор-мана, из-во Фейар, 1983) началась. Она если не покорит, то заворожит мир.
Америка, Америка
Америка вернулась! В течение первых месяцев недоверие тех, кто плохо представлял себе приход в Белый дом голливудского ковбоя, повсюду сменяется осторожной сдержанностью, затем любопытством и, наконец, даже восхищенным удивлением некоторых европейских интеллектуалов, еще вчера насмехавшихся над Рейганом.
Сила нового президента отчасти заключается в профессиональном умении использовать фантастическое влияние средств массовой информации для пропаганды своего послания. Рональд Рейган опирается в этом на команду специалистов и пользуется талантами, которым могли бы позавидовать многие государственные деятели. Умело дозируя эффекты, отрабатывая образ бесстрастного «патрона» и американца, влюбленного в свое ранчо, в свою супругу и в Дикий Запад, он выступает в средствах массовой информации, никогда не оставляя впечатления (как это делал Картер) человека, изнемогающего от дел.
Это президент, у которого есть время, и это мужественный президент. Разве он не встал с шуткой на устах сразу же после покушения на него 30 марта 1981 г.? Разве он не перенес без проблем хирургическую операцию, очень широко освещавшуюся средствами массовой информации?
Его назовут «великим мастером общения», и Америка вскоре сможет без труда экспортировать его имидж.
Рональд Рейган обладает также гениальной интуицией, он способен, как в серфинге, скользить на либеральной волне восьмидесятых годов. Он извлекает выгоду из европейского социал-демократического пессимизма. Его программа стала модной, он это знает и умеет на этом играть. Просто иллюзионист, если угодно, так как он лучше, чем кто-либо, умеет скрывать слабые и теневые стороны своей программы. Это, к примеру, астрономический бюджетный дефицит, который будет расти из года в год и станет в конце концов самой глубокой пропастью в американской истории.
Или, например, поддержка прозападных движений в южном полушарии, которую ограничил воспротивившийся Конгресс.
И тем не менее, несмотря на все слабые стороны новая Америка, возрожденная Рональдом Рейганом, быстро достигла апогея своего влияния. Похоже, что она снова стала мессианским Римом капитализма, способным залить ярким светом всю планету. Рейгановское кредо либеральной экономики распространилось с быстротой молнии. Европейцы, старательные ученики, начинают первыми, за ними вскоре последуют страны третьего мира. Более, чем когда либо, Международный банк реконструкции и развития экономики и Международный валютный фонд поощряют переход стран третьего мира к рынку, конкуренции, частному предпринимательству.
В южных странах, как и в Европе, приватизация идет невероятно быстрыми темпами. Валютная политика прямо инспирирована политикой Федеральной резервной системы.
Суть политики заключается в том, чтобы строгими мерами искоренить инфляцию, которая гложет национальные достояния, размывает доходы и увеличивает неравенство.
Короче говоря, в середине восьмидесятых Америка Рейгана снова блистает, словно звезды, украшающие ее флаг. Америку снова уважают (или боятся), ей вновь подражают и завидуют, она прочно отвоевала прежнее лидерство.
Основы американского могущества
Однако с этого времени в некоторых умах зародилось сомнение. Действительно ли этот эффектный ренессанс имеет под собой прочное основание или он обязан своим возникновением иллюзионистским талантам Рейгана? Объясняется ли американский успех, провозглашенный повсюду, «идеологическими» или философскими добродетелями рейганизма или в основном некоторыми специфическими козырями, чтобы не сказать привилегиями, которыми пользуется Америка?
Поставить вопрос таким образом — значит уже ответить на него, так как в действительности рейгановское «обновление», вскоре заворожившее столько решительных деловых людей планеты, не является экономическим чудом. Таким, например, каким могут гордиться ФРГ, Япония и Южная Корея.
В игре США есть доля фальши, так как США имеют настоящие привилегии. Прежде всего Соединенные Штаты пользуются активом, не имеющим равных, — сказочным экономическим, финансовым, технологическим наследием, с которого они получают дивиденды и которое ожидало Рейгана при его вступлении в Белый дом.
Перечислим составляющие этого актива.
Основной капитал, накопленный Соединенными Штатами после окончания войны, несравним ни с каким другим. Внутри своих границ Америка владеет громадными сетями инфраструктур, нередко современных: аэропорты, автодороги, университеты, заводы, недвижимое имущество и т. д. За границей многонациональные компании США контролируют гигантские активы, в значительной степени недооцененные, так как в бухгалтерских отчетах, часто составленных в ценах приобретения, нет учета современной переоценки их стоимости. Так, в 1980 г. размер американских инвестиций за границей доходил до 215 миллиардов.
В 1987 г. он достиг 309 миллиардов долларов. (Paul Mentre. L’AnUrique et Nous. Dunod. 1989).
Это наследство, этот приобретенный капитал, не только приносит США большие доходы, но и позволяет существенно опережать других в области капиталовложений: еще в 1988 г. прямые капиталовложения американских компаний за границей составляли суммы, втрое превышающие японские инвестиции.
Природные ресурсы Америки числятся среди самых значительных на земном шаре; ее энергетические запасы, в частности природного газа и угля, огромны. Она владеет почти всеми металлами, за исключением нескольких стратегических руд. Наконец, американское население, четвертое в мире по численности, но первое среди развитых стран, представляет богатство, не имеющее равных в мире.
В итоге, Америка сидит на груде золота. Ее положение намного благоприятнее, чем положение Японии, у которой нет ни сырья, ни источников энергии, и к тому же, имея стареющее население, она все больше и больше будет нуждаться в рабочей силе на своей ограниченной территории.
В области технологий Америка также пользуется довольно значительным преимуществом относительно других стран. Самые великие исследователи, самые лучшие инженеры, самые блестящие студенты приезжают, при Рейгане и без него, работать в США.
Они привозят с собой капитал, который все считают самым ценным, — серое вещество. Об этом достаточно свидетельствует только один признак — количество Нобелевских премий, регулярно присуждаемых американским ученым. Год за годом утечка мозгов питает Америку интеллектом, потому что Америка позволяет ему расцвести: важен не результат, а завоеванное преимущество, значение которого часто недооценивается.
Например, все знают, что знаменитая ракета Patriot имеет японские компоненты, но тот факт, что Sony не смогла бы создать свои видеокамеры без интегральных микросхем Motorola, не рассматривается как событие, заслуживающее внимания.
Валютная привилегия оказывается определяющей. С 1945 г. (соглашение в Бреттон-Вудсе) доллар становится эталонной валютой в международных сделках. Он является также основной резервной валютой, которую накапливают центральные банки большинства стран.
Это чрезвычайная имперская привилегия, которая позволяет Америке расплачиваться, брать взаймы и финансировать свои расходы своей собственной монетой, в действительности распространяется дальше, чем принято думать. Американский экономист Джон Ньюэллер объясняет без обиняков (Le Monde, 10 июля 1990):
«Представьте на минуту, что все, с кем вы имеете дело, принимают в оплату выданные вами чеки. Добавьте к этому, что все обладатели ваших чеков, распространившихся по всему свету, не инкассируют их, а воспользуются ими вместо денег, чтобы оплатить свои собственные расходы. Это повлечет два важных последствия для ваших финансов.
Первое: если все станут принимать в оплату ваши чеки, вам больше будет не нужно пользоваться бумажными денежными знаками, достаточно вашей чековой книжки. Второе: получив выписку из вашего счета, вы с удивлением обнаружите, что остаток на счете больше не истраченной вами суммы. Почему? Объясняется это вышеизложенным фактом, а именно тем, что выписанные вами чеки, должно быть, переходили из рук в руки, не будучи инкассированными.
Что касается практических результатов, то это означает предоставление в ваше распоряжение бблыних средств для потребления и инвестирования. Чем чаще другие будут пользоваться вашими чеками как деньгами, тем больше вы получите дополнительных денежных средств...».
Исходя из данного рассуждения, Ньюэллер заключает, что Соединенные Штаты могли располагать суммой, превышающей приблизительно на пятьсот миллиардов долларов ту сумму, которую они могли извлечь из налогов, выплачиваемых американскими налогоплательщиками, и из займов, на которые подписываются американские или зарубежные вкладчики. Пятьсот миллиардов долларов — это сумма, эквивалентная приблизительно тридцати одному годовому раз* меру американской публичной помощи, оказываемой третьему миру. (Сумма этой помощи доходит в действительности до шестнадцати миллиардов долларов в год.)
Эта валютная привилегия по-прежнему имеет очень большое значение, но она удваивается благодаря еще некоторым не менее важным финансовым привилегиям. Таким образом, насчитывается тысяча двести миллиардов долларов, которые циркулируют каждый день в американских финансовых сетях.
Это эквивалент валового внутреннего продукта Франции. Следовательно, Америка царствует в мире денег, денег своих и чужих.
Доллар одновременно и знак, и инструмент этой власти.
Культурная гегемония выживает при всех превратностях американской истории. Более того, она неустанно усиливается, как будто процесс американизации планеты — непреодолимый процесс, черпающий силу из своего собственного движения, преодолевающий, не ослабевая, локальную критику или сопротивление. Для миллиардов людей во всем мире, и в коммунистическом Китае, может быть, больше, чем где-либо, доступ к современности идентифицируется с американским образом жизни и мышления.
Эта культурная гегемония опирается по крайней мере на три фактора: язык, университеты и средства массовой информации.
