Сущность человеческих союзов
В таком понимании социология стала чем-то в роде расширенного и перенесенного, во внешний мир ассоциационизма и потеряла свою оригинальность. Требовать основных социальных фактов надо не исключительно от внутренне-мозговой психологии, но, главным образом, от между-мозговой психологии, т. е. той, которая изучает происхождение сознательных отношений между несколькими, прежде всего между двумя индивидуумами. Разнообразные группировки и комбинации этих основных социальных фактов и образуют затем так называемые простые социальные явления, составляющие предмет специальной социологии.
Соприкосновение одной души с другой в жизни каждого из них составляет в самом деле совсем особенное событие, которое ярко выделяется из совокупности их отношений к прочему миру, и вызывает самые непредвиденные душевные состояния, которые совершенно не в состоянии объяснить физиологическая психология.
„Я утверждаю, что взаимные отношения этих двух лиц составляют единственное и необходимое основание социальной жизни и что первоначально они заключались в подражании одного из этих лиц другому. Надо лишь правильно понять это, чтобы не стать жертвой неверных и поверхностных возражений. Никто, во всяком случае, не может оспаривать того, что, поскольку мы живем социальной жизнью, во всей нашей речи, в поступках, в мышлении мы подражаем другим, за исключением случаев, когда мы вводим что-либо новое, что случается, однако, редко; но и тогда легко доказать, что наши новшества, большей частью, являются комбинациями прежних примеров и что они остаются чужды социальной жизни, поскольку не вызывают подражания.
Мы не произносим ни одного слов'а, которое не было бы воспроизведением, сейчас бессознательным, а прежде совершенно сознательным, звуковых сочетаний, которые восходят к отдаленнейшему прошлому и которым мы придаем свойственное окружающей нас среде произношение; исполняя какой-либо религиозный обряд, мы воспроизводим жесты или формулы, выработанные нашими предками путем подра-, жания; во всех наших военных и гражданских обычаях, в нашем ремесле и т. д. нет ни одного движения, которому бы нас не научили или которого мы не заимствовали бы у кого-либо другого. Ни один штрих художника, ни один стих поэта не противоречит приемам или просодии его школы, а самая его оригинальность состоит в накоплении банальностей и,. в свою очередь, стремится стать банальной.
„Я считаю необходимым тут же подчеркнуть, что социология в этом понимании так же отличается от господствующих под этим наименованием воззрений, как современная астрономия отличается от астрономии греков и как биология со времени клеточной теории отличается от прежней естественной истории.
„Нельзя теперь так понимать выражения „народный дух или „расовый дух, а равно выражения „дух языка, „дух религии, чем столь часто злоупотребляют, как понимали это наши предшественники, даже такие, как Ренан и Тэн. Этому общему духу, этой метафизической сущности или кумиру придавали оригинальность, впрочем довольно неудачно выраженную. Ему приписывали якобы непредотвратимую предрасположенность к известным грамматическим типам, к известным религиозным воззрениям, к известным формам правления, и, обратно, предполагали абсолютную несовместимость их с известными, заимствованными у того или иного из соперников, воззрениями и учреждениями.
Так, семитический дух считали совершенно невосприимчивым к многобожию, к аналитической системе современных языков, к парламентской форме правления; греческий дух считали невосприимчивым к единобожию; японский и китайский духко всем нашим европейским учреждениям и воззрениям вообще... Если же факты противоречили этой онтологической теории, то их искажали таким образом, чтобы .они подтверждали теорию.
Бесполезно было указывать этим теоретикам на глубину тех преобразований, которые вызывает распространение прозелитической религии, языка, учреждения, в роде суда присяжных, далеко за пределами народа и расы, несмотря на непреодолимые препятствия, которые должен бы противопоставить этому распространению дух других наций и других рас. На это отвечали путем переработки своей идеи и проводили различие между благородными расами с изобретательским духом, которые одни владеют привилегией изобретать и распространять свои изобретения, и такими расами, которые рождены для рабства и лишены всякого понимания языков, религий, идей, заимствуя или якобы заимствуя таковые у первых.
Впрочем, отрицалось, чтобы это победоносное воздействие одной цивилизации на другую, одного народного духа на другой могло перешагнуть известные границы, в частности чтобы было возможно ввести в Японии и Китае европейские нравы и обычаи. В отношении Японии противное уже доказано, очередьза Срединной Империей.
С течением времени придется открыть глаза и признать, что дух народа или расы не является всеопределяющим, господствующим над отдельными личностями фактором, но просто удобной этикеткой, безыменным синтезом тех личных
исобенностей, которые одни только реальны, одни только остинны и которые постоянно бродят внутри каждого общества, благодаря беспрестанным заимствованиям, благодаря плодотворному обмену примерами между соседними обществами.
2
„Экономисты оказали уже чрезвычайно важную услугу социологии, поставив на место войны, как ключа к истории, конкуренциюэто подобие войны, ставшей не только мягче и слабее, но и мельче и многообразнее. В конечном счете то, что экономисты называют конкуренцией между потребителями или между производителями, с моей точки зрения, следует рассматривать, как конкуренцию желаний и оценок; и если обобщить эту борьбу, если распространить ее на все лингвистические, религиозные, политические, художественные, моральные формы социальной жизни, то можно будет убедиться, что истинные социальные противоречия следует искать внутри самого индивидуума, а именно: всякий раз когда, когда он ,. колеблется принять или отвергнуть новое выражение, новый религиозный обычай, новую идею, новую школу искусства.
Вот это колебание, эта маленькая внутренняя борьба, которая в каждый данный момент миллионы раз воспроизводится в жизни народа, есть бесконечно малая и бесконечно плодотворная противоположность в истории; в социологии она приводит к глубокому и спокойному перевороту.
3
„Теологи, которые во все времена, сами того не сознавая, были первыми социологами, часто изображают сплетение всех исторических событий с начала человечества, как направление к одной и той же цели: к установлению культа. Почитайте Боссюэга. И если социология после этого и приняла светский характер, то она все же не освободилась от предрассудков подобного рода. Конт мастерски использовал мысль Боссгоэта, которым он недаром восхищался; для него вся история человечества ведет к господству эпохи его позитивизмаэто нечто в роде светского неокатолицизма.
А в глазах Опостена Тьерри, Гизо и других философов-историков эпохи 1830 года, разве ход всей европейской истории не шел к июльской монархии? На самом деле то, что основал Конт, это не социология; то, что он называет этим именем, это просто ,философия истории.
Во всяком случае, она построена изумительно и представляет высшее достижение в этой области. Как и все системы, известные под этим названием, его концепция развертывает перед нами человеческую историю, этот запутанный клубок или, вернее, это многоцветное сплетение различных клубков, с точки зрения единообразной
эволюции, как единовременное представление своего рода трилогии или единой трагедии, построенной по всем правилам поэтики, где все связано между собой, где каждая и:* трех частей вытекает одна из другой, где каждое звено исключительно прилажено к другому и где все неудержимо стремится к конечной развязке.
Со Спенсером сделан уже большой шаг вперед к более здравому пониманию социального приспособления: его формула социального развития применима не к единой драме, но к некоторому числу различных социальных драм. Эволюционисты его школы, формулируя таким образом законы лингвистического, религиозного, экономического, политического, морального, эстетического развития, подразумевают также, по крайней мере, скрытным образом, что эти законы применимы не только к одному ряду народов, имеющих привилегию называться историческими, но ко всем народам, которые существовали и будут существовать.
Однако, и здесь проявляется вновь та же ошибка, в более общей форме и в меньших размерах, а именно, что для выявления закономерности, порядка и логического хода развития в социальных фактах необходимо возвыситься над их подробностями, которые в значительной степени нерегулярны, и подниматься до тех пор, пока не достигнута будет высота, позволяющая обозреть широкую панораму; и что принцип и источник всякой социальной координации покоится на нескольких, весьма общих фактах, откуда он спускается мало-помалу до частных фактов, значительно ослабляясь по пути, и что вообще, хотя человек и двигается сам, но им руководит закон эволюции. Я держусь почти противоположного мнения.
Правда, я не отрицаю, что среди различных и многообразных исторических эволюции народов, которые, подобно рекам, текут в одном и том же русле, имеются некоторые общие течения. Я прекрасно знаю, что, если многие из этих ручьев и речек и теряются в пути, то другие, несколько раз пересекаясь и сталкиваясь с тысячью встречных течений, в конце концов все же сливаются в один общий поток, который, несмотря на ответвления различных рукавов, как будто не предназначен к тому, чтобы разбиться на несколько устьев.
Но я вижу, с другой стороны, что действительным источником этой реки, создавшейся, в конце концов, из этих ручьев, что причиной этого окончательного торжества социальной эволюции так называемых исторических народов является, главным образом, ряд научных открытий, промышленных изобретений, которые, непрерывно накопляясь, взаимно извлекая пользу друг из друга, образуют целую систему; существующая между ними весьма реальная диалектическая связь, не лишенная, правда, извилин, смутно отражается в связи между народами, способствовавшими ее созданию. И возвра-
щаясь к истинному источнику этого великого научного и промышленного потока, мы находим его в каждом из гениальных умов, прославленных или неизвестных, которые прибавили новую истину, новое средство действия к вековому наследию человечества и которые, способствуя объединению человеческих мыслей и трудов, сделали более гармоничными отношения между людьми.
„Можем ли мы теперь сказать, что элементарное социальное приспособление есть, в сущности, приспособление двух человек, из которых один отвечает словом или делом на немой или высказанный вопрос другого? Ибо удовлетворение потребности, точно так же, как решение задачи, есть ответ на вопрос.
Можем ли мы, таким образом, сказать, что эта элементарная гармония состоит в отношениях между двумя людьми, из которых один учит, а другой учится, один приказывает, а другой повинуется, из которых один производит, а другой покупает и потребляет, из которых одинактер, поэт, художник, а другойзритель, читатель, любитель, или в отношениях двух человек, которые сотрудничают в одном деле? Конечно, да.
И хотя это отношение включает в себя и такую связь между двумя людьми, при которой один является моделью, а другой копией, тем не менее, оно существенно отличается от этой последней.
Но по моему мнению, надо продолжить анализ и искать элементарное социальное приспособление, как я уже сказал, в самом мозгу, в индивидуальном гении изобретателя. Изобретениея имею тут в виду такое, которое предназначено к подражанию, ибо изобретение, оставшееся замкнутым в мозгу изобретателя, не имеет социального значенияэто изобретение есть гармония идеймать всех человеческих гармоний.
Когда между производителем и потребителем должен произойти обмен или даже когда должно иметь место дарение произведенной веши потребителю (ибо обмен есть взаимное дарение, и, как таковой, возник после одностороннего дарения), то производитель должен прежде всего охватить две идеи одновременно: идею о потребности потребителя, одаряемого, и идею о подходящем для ее удовлетворения средства. Без внутреннего приспособления этих двух идей внешнее приспособление, именуемое в этом случае дарением, было бы невозможно. Так же невозможно было бы разделение труда между различными людьми, которые распределили между собой операцию, выполнявшуюся прежде одним человеком, если этот последний не возымел бы идеи рассматривать эти различные работы, как части одного и того же целого, как средства к одной и той же цели.
Таким образом, в основе каждой ассоциации между людьми лежит первоначально ассоциация идей одного и того же человека.
Отто фоп-Гирке
(18411921)
Сущность человеческих союзов
„Для научно-юридической проблемы... имеют значение лишь такие общества, единство которых выражено в правовой организации. Ибо лишь они призваны или только способны вступать в право в качестве лиц.
Поэтому отсюда исключаются многочисленные общества весьма энергичной активности: прежде всего безгосударственное или переходящее за пределы государства народное сообщество, поскольку народ становится лицом лишь в качестве государства. Конечно, его социальное жизненное единство, национальность, является могучим активным фактором как для права, так и для языка, нравов и всей духовной и материальной культуры и поэтому требует внимания и юридического исследования. Но она не выступает в числе субъектов права.
И народное сообщество создает право, не являясь субъективным единством для права. То же самое относится и к религиозному сообществу, поскольку оно не становится лицом в качестве церкви. Это относится к сословиям, профессиональным и другим сообществам, связанным общей заинтересованностью, политическим и социальным партиям, поскольку и они не соединяются в организованные союзы.
Но там, где сообщество представляет собой правовым образом упорядоченное целое, там возникает для права вопрос, может ли, и как именно, социальное жизненное единство быть признано в качестве союзного лица. И там появляется союзное лицо, там возникает для юридической науки задача понять, упорядочить и развить правовые положения, имеющие значение для внешней и внутренней жизни союза, как выражение физически-духовного единства общественного организма.
Но не безразлично ли для юриспруденции, как таковой, как будет разрешена проблема? Не идет ли речь только о теоретическом споре, имеющем лишь учебное значение, решение которого не требуется для чисто юридического понимания права и не имеет значения для его практической разработки и руководства?
Никоим образом! Вся систематическая постройка права, форма и содержание важнейших правовых понятий и решение многих, весьма практических, отдельных вопросов зависят от конструкций союзной личности и тут именно оправ-
дывается органическое понимание, ибо оно одно в состоянии найти здесь повсюду то подходящее, что соответствует нашему правовому сознанию и нашим жизненным потребностям. Я не могу тут подробнее остановиться на этом, но позволю себе сделать некоторые указания.
Если союзное право представляет регулирование жизни для социальных существ, то та часть союзного права, которая регулирует внутреннюю жизнь союзов, должна быть принципиально отлична от всякого права, регулирующего внешние отношения существ, признанных субъектами. Соответственно двойственной натуре человека, который представляет целое для себя и часть высшей целостности, право должно расколоться на две большие отрасли, которые мы можем назвать индивидуальным и социальным правом.
Тик социального права должно представить государственное и все прочее публичное право, так же включенное в частное право внутреннее регулирование жизни частных союзных лиц. В социальном праве должны преобладать понятия, которые не имеют никакого подобия в индивидуальном праве. Ибо здесь то, что, по воззрению отдельного лица, просто отнимается у регулирования путем правовых положений, может подчиняться регулированию путем правовых положений
Здесь право может нормативно определять строение живого целого из его частей и осуществление его единстве в множественности этих частей, потому что и поскольку внутренняя жизнь социального организма является одновременно и внешней жизнью людей или более тесных человеческих союзов. Тут всплывает правовое понятие государственного устройства. Построение общественного тела из принадлежащих к нему лиц регулируется правовыми положениями.
Получается правовое понятие членства. Членство, в качестве правового состояния, приобретает содержание, состоящее из прав и обязанностей. Выделившаяся из неге область жизни и деятельности личности члена правовым образом отграничивается от индивидуальной области, остающейся свободной от членства; путем регулирования приобретения и потери членства, процессы включения и исключения частей тела становятся правовыми процессами.
Путем правовых положений регулируется, далее, расчленение этого тела, при чем каждой личности, являющейся его членом, указывается ее место в составе целого, вводится порядок господства и подчинения, устанавливается строй связанных комплексов членов, и, может быть, за отдельным членом признается правовое положение главы. Правовые положения определяют, главным образом, организацию, с помощью .которой эти связанные в одно целое элементы образуют единство. Предписывая жизненному единству целого правовое выражение и указывая для этого необходимые предпосылки во внешних проявлениях жизни определенных членов или комплексов членов, право превращает понятие органа в правовое понятие. Необозримое множество в высшей степени неоднородных и часто весьма запутанных норм у различных союзов служит для того, чтобы установить число и характер органов, придать каждому из них отграниченную область деятельности, в качестве компетенции и принадлежности, регулировать отношения органов между собой, их взаимодействие, обеспечить руководство высших органов, вплоть до самого высшего, над низшими органами и взаимный контроль органов, приспособить формы и методы использования функций для их цели.
Сюда присоединяются правовые положения об образовании органов призванными для несения соответствующих функций отдельными лицами или совокупностями лиц, о приобретении и потере этого положения и об отношении личности органа к индивидуальной личности участвующих в нем людей. Правовое понятие органа имеет специфический характер и не должно быть смешиваемо с индивидуально-правовым понятием представителя. Здесь дело идет не о замещении одного замкнутого в себе лица другим замкнутым в себе лицом, но о другом. Когда глаз видит или рот говорит или рука хватает, это значит, что человек видит, говорит и хватает.
Подобно этому, когда орган' правильно функционирует в соответствии с своим назначением, тогда жизненное единство целого приобретает непосредственную активность. Таким образом, благодаря органу, проявляется невидимая союзная личность, как воспринимающее и расценивающее, хотящее и действующее единство.
Юридическое лицо нашего права не есть малолетнее существо, нуждающееся в законном представителе, но самостоятельно вступающий во внешний мир субъект. Оно дееспособно. Как ни упорно оспаривается это фикционной теорией, тем не менее юридическое лицо приобретает в правовой жизни все больше и больше принудительной власти, но способно к деликтам и ответственно за свои проступки.
Но, будучи общественным существом, правовым образом организованным, оно регулируется правовым образом и в своих внутренних духовных процессах, поскольку таковые являются внешними процессами для лиц, составляющих орган. Здесь право занимается волевым процессом во всех его стадиях, начиная с первого побуждения, столкновением мотивов, взвешиванием побудительных причин, осуществлением окончательного решения и превращением его в действие.
Правовые положения, касающиеся обсуждения, голосования, принятия решений, согласования выполняющих общественные задачи органов, обнародования и выполнения решений все это опять-таки не имеет никакого подобия в индивидуальном праве. Здесь отсутствует понятие договора, при котором изолированные субъекты приходят к соглашению о каком-нибудь общем во-леиз'явлении, которое они кладут в качестве направляющей нити своего поведения. Всякое соглашение является здесь лишь образованием единой общей воли из призванных к этому частичных воль, всякое разрешение борьбы мнений лишь проведением волевого единства целого.
Каждое неразре шенное столкновение органов угрожает самому социальному организму повреждением, потрясением или даже уничтожением; когда же он преодолевает подобный кризис победой силы над существующим правом, то здесь именно и обнаруживается его реальное единство, которое не создано, но лишь регулировано правом.
Своеобразие социального права является, далее, причиной того, что оно в состоянии преобразовать отношения между единым целым и его частями в правовые отношения. Немыслимо правовое отношение между отдельным человеком и его членами или органами.
Напротив, существуют права союзных личностей по отношению к своим членам и органам, достигающие высшей точки в государственной власти, как высшем праве, и идущие вниз многочисленными ступенями в каждой союзной власти вплоть до власти частного союза. Но существуют также права членов и органов по отношению к своим союзным личностям, права на участие в учреждениях и имуществах союза, права на соучастие в образовании общей воли, каково избирательное право, право на особое положение члена или органа, вплоть до прирожденного права господства монарха.
Все подобные правовые отношения имеют совершенно иную структуру, чем правовые отношения индивидуального права, какие могут существовать между теми же субъектами, как носителями свободных особенных областей и при которых как государство, так и отдельный гражданин выступают друг против друга, как любые частные люди. Но когда индивидуально-правовые отношения сплетаются в органическую связь, они испытывают социально-правовое преобразование, из которого происходят своеобразные формы собственности, вещных прав, обязательственных отношений и т. д.
И рождение и смерть общественных существ представляют для права равным образом правовые процессы, которые опять-таки не могут конструироваться при помощи индивидуально-правовых понятий, и потому вызывают новый мир социально-правовых понятий. Свободный волевой акт, призывающий к жизни союзную личность, не является договором, но творческим совместным актом.
Это относится к образованию Северо-Германского Союза и Германской Империи не в меньшей степени, чем к образованию любого союза. Прекращение деятельности общественного тела, распадение его остатков и судьба оставленного наследства регулируются
правовыми положениями специфического характера. Так из разделения или слияния социальных организмов возникают особые ряды правовых понятий.
В конце концов, богатая система социально-правовых норм принимается за включение низших общественных организмов в высшие и всех их затем в суверенное общее целое. Союзы могут одновременно представлять самостоятельное целое с собственным жизненным единством и быть членами или органами более обширного целого, и в данном отношении они подобны людям.
Но новый мир юридических понятий открывается прежде всего благодаря тому, что и внутренняя жизнь подобных членов или органов доступна правовому воздействию целого организма.
Бесконечно многообразны виды правовым образом регулированных социальных организмов, которые создало наше культурное развитие в процессе прогрессирующей дифференциации и интеграции. Среди них имеются образования крупные и малые, чрезвычайно развитые и весьма простые, мощные и зависимые, очень древние и эфемерные, тесно связанные с почвой и основанные на капитале, посвященные всесторонним общеполезным целям и направленные на отдельные идеальные или хозяйственные цели.
Само собой разумеется, что для них требуется - не принципиально одинаковое, но принципиально неодинаковое право. Поставленное своей суверенной полнотой власти выше их всех государство присваивает себе право высшего порядка и дает возможность принимать в известном объеме участие в преимуществах публичного права лишь таким сообществам, которые оно признает публичными установлениями.
