d9e5a92d

Социальные законы

Пятнадцатый закон: почти одновременно с этим государственным изменением, при достаточной душевной силе, крепкая, но элементарная форма старой веры в бога должна превратиться в более глубокое сознание непостижимости и неопределимости миро бытия и в страстное почитание божественности, олицетворяющей это 'миро-бытие, или самого непостижимого.
Шестнадцатый закон: при очень деятельном росте народных сил, за периодом господства дворянства должно последовать новое усиление государственной идеи по существу, в форме ли восстановления королевской власти или в форме более строго выдержанного, более государственного дворянского или смешанного строя, представляющего собой полу-дворянское, полу-народное господство.
Семнадцатый закон: за периодом менее значительной деятельности государства во-вне. который связан с господством дворянства и его частыми внутренними раздорами, должен, вместе с более тесной конституционной связью, последовать период значительного увеличения государственных и завоевательных войн. восемнадцатый закон: при том же прогрессе роста, против этой королевской власти должно выступить движение в пользу господства народа, каковое движение, в свою очередь, проводится полностью или частично или превращается в новую форму .монархической идеи, т. е. господства одного лица, которое выступает, правда, более демократически, но не менее претенциозно, чем только недавно упраздненная королевская власть.
Девятнадцатый закон: с переходом от королевской к императорской власти должно вновь возрасти искусство внешней и завоевательной государственной политики и привести к созданию мировых и больших колониальных империй, а вместе с этим, в тот же фарватер должна быть отчасти втянута и демократия, хотя последняя и стремится к установлению общегражданского мира в мировом масштабе и фактически достигает более продолжительных периодов мира.
Двадцатый закон: при императорской или одинаково развитой с ней демократической власти народное хозяйство должно достигнуть неслыханного ранее подъема в области торговли и промышленности.
Двадцать первый закон: этот рост торговли и промышленности должен, с одной стороны, вести к значительному усилению частной собственности и к образованию весьма крупных состояний у немногих, а с другой стороны, большей частью под давлением растущего обнищания массы, к ощутительному или определенному стремлению к новому общественному хозяйству.
Двадцать второй закон: религиозная жизнь у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должна перейти от состояния ограниченной разумом привычной веры в другое состояние, над которым господствует контраст- между полным отрицанием религии и сильными проявлениями нового религиозного движения или жажды к новому мировоззрению.
Двадцать третий закон: наука у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должна из подготовительной стадии достигнуть небывалого развития в направлении точного, описательного, опытного исследовании.
Двадцать четвертый закон: искусство у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должно превратиться из состояния высокого расцвета в отношении, главным образом, формы и фантазии в другое' состояние, где господствует небывалое ранее точное и описательное изображение действительности.
Можно тотчас заметить, что эти законы прослеживают с некоторой последовательностью лишь политическую жизнь народов. Законы, касающиеся других областей истории, до- вольно отрывочные, приведены лишь для того, что бы доказать возможность установить и для их развития принудительную закономерность, не выставляя поспешных утверждений там, где состояние наших знаний не позволяет сказать ничего определенного. Что касается отвлеченной формы этих положений, то я полагал, что закон правилен лишь тогда, когда он выражает неизбежную последовательность двух или более событий или групп событий одних за другими.
„По отношению к главному возражению... что эти законы не являются достаточно вневременными и потому безусловными/ следует указать, что правило не становится менее всеобщим и неограниченным от того, что оно связано- с периодическими ступенями развития. Эта связь означает лишь ограничение круга, но не уменьшение его доказательной силы. Неопровержимым доказательством этой мысли служит своеобразный преходяще-непреходящий отпечаток руководящей основной мысли- этого правила, а именно: мысли о ступенчатой последовательности.

Еще сейчас существуют весьма многочисленные племена и народности, которые находятся в совершенно первобытном состоянии, и нет никакого сомнения, что еще и в настоящее время то или другое из этих племен, при достаточной жизненности и полной обеспеченности от европейского вмешательства, было бы в состоянии сделать шаг от первобытной эпохи к ступени древности. Но этим была бы доказана полная сила законов, действительность которых в истории высоко развитых народов, конечно, относится к столетиям и тысячелетиям назад. Впрочем, уже теперь недалеко то время, когда будет завершено завоевание земного шара европейцами, и тем самым будут уничтожены еще сохранившиеся остатки всех низших ступеней.

Но единообразие человеческого развития происходило весьма явственно, и ни в малейшей степени не является случайностью. Пусть оно прерывается в жизненной нити того или иного развития, которое,, не встречая препятствий, могло бы еще неопределенно долгое время продолжать свой путь. Но если таким образом оказывается, что значительное число выставленных здесь законов в известную эпоху не обнаруживали своего действия, то этим не уменьшается их значение. Если, например, химический закон устанавливает, какая реакция происходит при определенном соединении двух элементов, то он не теряет своей силы от того, что в течение тысячи лет или от сегодняшнего дня до конца существования земли оба эти элемента никогда не войдут между собой в соприкосновение.

Отсутствие у этих законов меры и числа есть недостаток точного определения границ, но не порок по существу. Этот недостаток свойствен всей исторической науке и исчезнет лишь в будущем'. „Но вопреки этому неприязненному отношению, законы,, в роде здесь выставленных, не смогут оставаться в абстрактном расчленении, но надо будет думать о том, чтобы обнять их более общими, высшими законами. Ибо, хотя все эти положения вполне могут притязать на наименование закона, однако, они настоятельно требуют ссылки на законы более высокого порядка.
В качестве первого из этих законов второй ступени можно выставить прежде всего общее правило: подъем народов совершается исключительно в определенной последовательности ступеней общественного и духовного развития, при чем следует заметить, что подъем понимается лишь как символ движения, но не улучшения по существу, и, далее, что этот закон должен не только преодолеть множественность и раздробленность происходящих до сих пор раздельно процессов развития народов, но иметь значение и для направления движения в будущем. Впрочем, в будущем эта раздробленность будет, вероятно, все меньше иметь места, но и теперь уже, быть может, историк, ищущий законов, не находит параллелизма в древней и новой европейской истории, тот самый историк, который мог вывести из этой наличности двух пучков развития первое и самое надежное обоснование своего права выставлять законы. Даже раздробление на народы и группы народов, которое ныне дает второй повод к подобным законам, тоже когда-нибудь исчезнет. Все же после столь продолжительного периода наблюдения можно выставить правило, что развитие души человечества всегда будет итти некоторое время одном направлении, а затем в другом, что может быть названо ступенчатой последовательностью.

Нет оснований (излагать, что это обыкновение, которое она сохранила на 1ротяжении десяти тысяч лет в своих частях, будет утрачено в качестве нераздельного целого.
От подобных примесей и сомнений свободен второй закон высшего порядка, который имеет своей предпосылкой несколько низших законов, не приведенных выше, краткости ради. Если иметь в виду сперва область государственно-хозяйственного развития, то можно установить, что первобытная эпоха есть период преимущественно общественных наклонностей, древность господство личного начала, что средневековье вновь носит на себе отпечаток первобытной эпохи, а новое времядревности, и что новое время принесло с собой повторный возврат к общественному мышлению, но непосредственно за ним идет сильный подъем индивидуализма. Из этих законов, которые легко могут быть выражены рядом законов низшего порядка, можно вывести более высокий закон, что в ступенчатой последовательности времен выделяются эпохи, в которых господствует индивидуализм, и эпохи, в которых преобладают общественные склонности.
Я не знаю, какие еще законы можно прибавить к этим обоим: к тому общему, составляющему, до некоторой степени, лишь предпосылку всякой специальной закономерности, и к этому единственному закону. Надлежит лишь отметить возможность других законов: так, в третьих, можно доказать в последовательности исторических процессов еще большую и отчасти гораздо более сложную закономерность, чем та закономерность в параллельности развития, а не хронологической последовательности, на основании которой были выставлены законы первого порядка.

По крайней мере, длинные ряды древней и новой европейской историивсе прочие слишком коротки позволяют нам наблюдать не только маятнико-образные движения, к допущению которых побуждает нас смена индивидуалистических и общественных течений, но и шире простирающуюся кругообразную закономерность. Последовательность слабой, растущей, мощной монархии повторяется в новоевропейской политической истории, после того как она в первый раз прошла через первобытный и древний периоды, с поразительным сходством в позднем средневековье и в новое и новейшее время; империя Наполеона имеет не только внешнее и случайное сходство с империей Карла Великого.
В четвертых, будет, пожалуй, возможно установить более высокий закон для связей и сходств между рядами умственного и общественного развития, каковые сходства всегда можно доказать: напр., совпадение далеких от действительности искусства и науки с господством индивидуализма в практической жизни, смиренного размышления с смиренным общественным чувством, так очевидно доказаны в 19-м столетии вплоть до разделения на десятилетия, что тут можно предполагать последовательность, а следовательно, и закономерность исторических событий.


В. пятых, науке удастся, вероятно, путем десятилетий напряженной работы сравнительного исследования установить влияние отдельных рядов развития исторической жизни друг на друга, следовательно, между прочим, и хозяйственных. Непосредственные влияния почвы на умственную жизнь, солнца на душу, наукина государство и многие другие заслуживают, на мой взгляд, большого внимания историка. Быть может, удастся тогда найти несколько более общих законов для этих взаимных воздействий.
В шестых, эволюционное учение о жизни новейшего естествознания выставило и отчасти доказало утверждение, что физическое развитие индивидуума соответствует развитию вида, рода, даже всего животного мира, что онтогенез и филогенез, как выражается школьный язык биологии, параллельны друг другу. Не является невозможностью выставить подобное же утверждение для параллелизма душевного развития индивидуума и человеческого рода в истории.

Если этот параллелизм можно будет доказать, в пользу чего говорит пока некоторое сходство между первобытным человеком и ребенком, то он будет иметь значение закон.ч высшего порядка.
В седьмых, с гораздо большей вероятностью будут установлены некоторые законы высшего порядка о способе передачи разными ступенями друг другу своей цивилизации, а в восьмых, целый ряд других законов о том, как народы различных ступеней во враждебной или мирной борьбе одерживают друг над другом верх, одолевают, влияют и умственно или политически подчиняют друг друга.
Я считаю нужным остановиться, и прежде, чем кончить, резко подчеркнуть недостатки и границы всех подобного рода рассуждений. Прежде всего, нельзя скрывать, что эти принципы сами по себе не разрешат и даже не коснутся загадки исторического хода событий и причинной свешенных вещей. Они только отмечают на основании опыта постоянную смену событий, частью в форме, связанной с определенной эпохой развития человечестватаковы первые законы низшего порядка,частью с притязанием на общую значимость, обнимающую все течение истории: таковы законы высшего порядка.

Но они не притязают на то, чтобы объяснить, почему эта смена событий происходит с такой закономерностью. Впрочем, насколько мне позволяют судить мои недостаточные познания, они в этом отношении не отстают от законов, которые удалось установить естествоиспытателям.
А во-вторых, подобная закономерность и сейчас еще абсолютно не может охватить исторические события целиком. Она, можно сказать, дает скелет мировой истории; но совершенно не затрагивает живой плоти и крови людей и народов в их частностях и подробностях или охватывает все их богатство в таких обширных рамках, что внутри их остается свободное пространство.

Правда, эта закономерность руководится воззрением, что правильное познание того, что имеет частный, особенный характер возможно лишь после пред шествующего познания того, что является общим. Но она впала бы в старую ошибку односторонности, от которой так страдает отрицаемая ею описательная историческая наука, которая хочет видеть всегда лишь единичное и во всех случаях выдавать его за единственное, если бы не признала, что она еще очень далека от закономерного или даже отвлеченного познания единичного. Это разъяснение относится, в первую очередь, к еничностям, особенностям рас и народностей, как и великих людей. Отрицать их было бы так же нелепо, как и отрицать всякую закономерность исторических событий.

И они стоят под сенью великого закона причинности, обусловленности, предопределенности всего исторического процесса, и прочность его не могут расшатать „ходовые словечки о случае, о свободной воле и новейшее словечко о различии между становящейся историей, будто бы определяемой случаем и свободной волей, и ставшей историей, будто бы определяемой причинно.
„Наконец, меньше всего следует отрицать особенность и единичность всемирно-исторического процесса, как целого. Все те, так сказать, случайности совпадения неравных по ступеням развитии, все перекрещивания счета по ступеням со счетом чисел, столетий, тысячелетий, о которых здесь так убедительно говорилось, делают несомненной единичность этого обширнейшего и сложнейшего процесса, который, вообще, знает история. Великие слова Вико, пророка и провозвестника нашей науки, которые мы уже тут однажды приводили, могли бы относиться и ко всему историческому процессу, когда он говорит, что с той же необходимостью, с какой протекает вся история этой планеты, проходила бы история всякой другой звезды, возникшей в тех же условиях. что и наша земля.

Но недопустимо говорить о законах, для подтверждения которых имеется лишь единственный случай наблюдения. Будет уже очень много, если когда-нибудь удастся с уверенностью доказать законы для отдельных повторяющихся частей этого общего процессаподобные тем, первые неясные и смутные очертания которых я попытался дать на этих страницах.
Вильгельм Вундт
(18321920)
Социальные законы
.Общество во всех своих проявлениях обусловлено исторически. Каждое его состояние есть результат предшествующих состояний и обстоятельств, и само оно, рассматри- ваемое исторически, состоит из множества условий, из которых проистекает последующее развитие. Соответственно с этим нельзя и думать о принципиальном разделении между социальными и историческими законами. Единственный относительный признак, по которому возможно подобное разделение в связи с расходящимися целями истории и социологии, может заключаться лишь в том, что об исторических законах, в тесном смысле, говорят тогда, когда вопрос идет преимущественно о каузальной связи процессов в их последовательности, т. е. об установлении законов в интересах истолкования истории. Напротив, социальными законами, как таковыми, называются такие законы, которые выражают либо закономерную последовательность определенных состояний общества, либо же причинные отношения отдельных составных частей данного состояния между собой.

Но в различаемой здесь двойной возможности уже выражено, что имеющие быть выставленными, с подобных точек зрения, социальные законы, как этого вполне можно ожидать от вышеуказанной тесной связи их с историческими законами, распадаются на те же два класса, как и те: на законы развития и законы отношения. Среди них социальные законы развития по природе вещей составляют лишь отдел исторических законов развития.
„В частности, все те законы исторического развития, которые устанавливают закономерную или рассматриваемую, благодаря сцеплению условий, в качестве необходимой, последовательность состояний, являются, конечно, одновременно и социальными законами, поскольку мы придаем и им такие общие формулировки, которые стремятся уяснить причинное возникновение данных социальных состояний. В этом смысле... в частности .. законы последовательности форм сношений, хозяйства, политического устройства суть социальные законы развития.

Но мы видели, что среди многообразных законов прогресса и развития, которые выставила историческая наука, именно те законы, которые относятся к определенным формам общественной жизни и которые именно в этом смысле являются одновременно социальными законами, имеют, сравнительно, самую большую ценность, ибо они наиболее соответствуют задаче упорядочить многообразие опыта надлежащей логической схемой, дающей возможность познать причинные условия последовательности; в этом именно отношении эти законы стоят гораздо выше тех универсально исторических законов развития, при которых преимущественную роль играют умозрительные предпосылки и гипотезы. Это преимущество имеет два основания: оно вытекает, во-первых, из того, что длительные состояния обладают, по сравнению с единичными историческими процессами, большей закономерностью явлений и, в соответствии с этим, причин- ные связи тут более прозрачны; а во-вторых, это преимущество вызывается самоограничением, которому подвергают себя социально-исторические формулировки закона по сравнению с универсально историческими. В частности, они относятся, с одной стороны, только к частичным явлениям социальных состояний, а среди них, в свою очередь, к таким, которые зависят больше от коллективных, чем индивидуальных влияний; с другой стороны, они имеют в виду исключительно эмпирически данное течение истории, не присоединяя к ним, а тем более, не давая предпочтения трансцендентным целям, подобно философско-историческим законам развития.
Гораздо более самостоятельное значение имеют социальные силы отношения. Правда, и они возможны лишь в тех трех формах, в которых, вообще, могут быть причинно связаны ставшие историческими явления и состояния в их отдельных составных частях и в которых они, вместе с тем, сводятся к общим принципам психологической связи духовных процессов, а именно, как законы равнодействующих отношений и контрастов.

Но в то время, как эти законы в истории, благодаря общей природе исторических объектов, ставят последовательные явления во взаимную связь, в социологии они простираются прежде всего на одновременное, т. е. на факторы данного состояния. Отсюда вытекает, что, хотя в обоих случаях законы следуют -согласованным формам и, в соответствии с этим, согласованным принципам психической каузальности, однако в отдельных случаях социальный закон можно отличить от исторического по критерию одновременности причинно связанных факторов.

Благодаря этому, и это различение ведет с собою вновь известное ограничение, так что нередко историческая равнодействующая переходит в социальную, или отношения и контрасты, которые сначала обнаруживают себя в исторической последовательности, затем остаются рядом стоящими внутри данного социального состояния. Однако, в подобных случаях всегда следует различать исторические и социальные отношения, элементы которых хотя и совпадают по содержанию, но подлежат разделению при посредстве различной временной формы связи.

Второе различие, которое безусловно вытекает из временного отношения факторов, состоит в том, что строго исторические законы могут обладать лишь односторонней каузальной связью, в которой, соответственно временной форме событий, причины предшествуют следствиям, между тем, как, именно, социальные отношениями контрасты очень часто преобразуются во взаимодействиясвойство, благодаря которому может существенно повыситься совокупный эффект причин. Выяснив подробно общий характер законов отношения исторических и социальных явлений, равно их связь с психологическими принципами творческого синтеза, относительного анализа и усиления контраста... тут будет уместно указать для каждого из этих законов характерный пример, я беру эти примеры из учения о народонаселении и из науки о хозяйстве, ибо тут подобные формулировки закона приобрели до сих пор самое большое значение. Впрочем, и в других областях, напр., области литературы и искусства, многие примеры, в частности, касающиеся принципа контраста, могут быть поучительны в смысле перехода отношений последовательности в отношения одновременности.
Согласно закона социальных равнодействующих, каждое данное состояние в общем всегда сводится к одновременно имеющимся слагаемым, которые соединяются в нем для единого совместного действия. Примером подобного закона является так называемый Мальтусовский закон народонаселения. Он гласит, что с момента полного заселения данной территории размер населения является равнодействующей стремления к размножению и противодействующих этому стремлению препятствий, таким образом, что количество населения всегда стремится достигнуть границы возможности сохранения и, по достижении ее, остается постоянным
„Закон социальных отношений сводится к тому опыту, что каждое более важное социальное явление находится во взаимоотношении с другими одновременными явлениями общественной жизни; благодаря такому взаимоотношению, оно образует с ними одно целое, в котором более или менее явственно отпечатлевается весь характер общего социального состояния. Примером подобных социальных отношений может служить выставленный К. Марксом закон прибавочной стоимости. Этот закон гласит, что денежно-капиталистическое производство товаров имеет тенденцию производить денежную, прибавочную стоимость, каковая может возникнуть лишь благодаря тому, что от производящих товары рабочих требуется более продолжительный труд, чем тот, который требуется для сохранения их существования и соответствует рабочему времени, представленному в их заработной плате, так что, в соответствии с этим, прибавочная стоимость, которой достигает капитал, состоит не в чем ином, как в продукте именно этого из- быточного труда. Этот закон имеет характер закона отношения: он представляет увеличение капитала и повышение рабочего времени сверх необходимой для сохранения существования рабочего меры, как два соотносительных процесса, из которых один, а именно прирост капитала, поскольку он рассматривается, как уже наступивший, есть результат действия другогоувеличения рабочего времени. Но и тогда, когда имеют в виду каузальное отношение лежащих в основе тенденций, увеличение капитала, поскольку оно является поставленной целью, должно, наоборот, рассматриваться, как побуждение, обусловливающее стремление к увеличению рабочего времени.

А так как этот процесс, поскольку не встречаются внешние случайные препятствия, продолжается до бесконечности, то эти факторы постоянно находятся между собой в таком взаимодействии, что один процесс повышает другой, а этот, в свою очередьпервый.
„Закону социальных контрастов подчиняются все те процессы социальной жизни, при которых определенные явления повышаются благодаря своей противоположности с другими предшествующими или одновременными явлениями.



Содержание раздела