d9e5a92d

СОЦИОМЕТРИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ И СОЦИОЛОГИЯ МАРКСА

Мы не начинаем с предрассудка, но хотим посмотреть, как они поведут себя (М-Дж). Наша гипотеза заключалась в том, что с помощью этого метода мы получим представление о спонтанной, демократической структуре и возможность сравнить различия между структурами группы laissez-faire и авторитарной, которые представлены в соответствующих социограммах. Эксперимент проводился как лонгитюдное исследование тест повторялся через каждые восемь недель. Социометрические данные квантифицировались (переводились в числа), а социометрические индексы, полученные на каждом шаге, сравнивались между собой.

Теперь критически разберем оба этих эксперимента. В эксперименте Левина-Аиппита социометрический тест применялся к детям в школьных классах. Экспериментаторы не указывают четко, какой критерий при этом использовался, досадное упущение.

У поверхностного читателя может создаться впечатление, что не важно, какой критерий используется и что получить социограмму притяжений и отталкиваний сравнительно просто. Но если критерия нет или используется, только очень расплывчатый критерий, то представленные в сопрограмме данные для выяснения структуры группы окажутся, скорее всего, недостаточными. Поэтому, как показывают социограммы, все группы оказались почти одинаковыми.

Из каждой группы отбирались пять детей, которые проявляли минимум связей друг с другом.
С точки зрения точного анализа и требований социометрического сопоставления, работа Левина и Липпита является неудовлетворительной. Создается впечатление, что их опыт расшифровки социограмм был слишком незначительным, чтобы суметь правильно сопоставить две группы. Кроме того, они проводили не позитивное сравнение двух групп (то есть сравнение фактической конфигурации), а так называемое негативное сопоставление, охарактеризовав две группы индивидов как почти одинаковые, поскольку сопрограмма выявила мало связей между ними. Тем самым вся идея социометрического сопоставления лишилась почвы.

Что означает мало связей в социометрии? Эти две группы индивидов по дюжине других критериев, наверное, выявили бы очень много связей, которые экспериментаторы должны были исследовать, прежде чем назвать обе группы одинаковыми и взять их за основу для серьезного применения экспериментального метода. Индивиды, образующие определенную структуру в домашней группе, могут образовать другую структуру в рабочей группе и опять-таки совершенно иную структуру в группе свободного времяпрепровождения.

Из данных экспериментаторов не вытекает, сравнивали ли они социограммы двух групп с социограмма-ми, которые составлялись по другим критериям. Прежде чем отстаивать позицию, что выбранные для кружка дети никак или почти никак не были между собой связаны, и, в частности, прежде чем использовать в науке столь многозначительное слово как сравнение необходимо было использовать ряд важных для этих детей критериев.
Можно сказать, что исследование было проведено на недостаточной основе, и, таким образом, выводы из всего эксперимента оказались искусственными даже с точки зрения логического исследования. Столь же досадным упущением является отсутствие социометрического исследования еще до создания обоих состоящих из пяти индивидов кружков перед началом эксперимента. Если кто-нибудь экспериментально создает группы, он должен знать, что им создано, как именно люди попали в эти группы. При проведении социометрического исследования с привлечением нового критерия изготовление масок экспериментаторы, наверное, обнаружили бы, что обе группы детей создали социограммы с разнообразными отношениями, существующими между ними.

Кроме того, были бы выявлены различия в социометрической структуре. Несколько детей, наверное, показали бы большее умение в изготовлении масок, другие, вероятно, проявили бы мало умения и интереса.
Такой анализ показывает, какими опасностями чревата преимущественно логическая процедура и как легко экспериментатор, отдаляющийся от конкретной материальной структуры группы, теряет контакт с ее реальной действительностью и обманывается игрой слов и чисел. Становится также понятно, что социометрические тесты должны повторяться перед каждой экспериментальной фазой, чтобы выяснить, какие произошли изменения в структуре обоих кружков до, после и между исследованиями. Такое впечатление, что эксперименты были проведены без знания действовавшей к тому времени групповой динамики.

Даже если использовались интервью и наблюдения над детьми, все равно их взаимные чувства и всю структуру отношений нельзя было понять без данных повторных социометрических исследований. Такие данные, возможно, показали бы, что социограммы изготавливающего маски кружка 1 и изготавливающего маски кружка 2 отнюдь не являются идентичными. Экспериментаторы могли бы узнать, что, например, одна из социограмм с самого начала отличалась автократической структурой, в которой один ребенок был бы центром выборов, тогда как другая группа начала бы, возможно, с демократического распределения выборов и отвержений.

Первоначальная социометрическая картина обоих кружков повлияла бы на эксперимент, поставленный для изучения автократической и демократической атмосферы, в том или другом направлении. Неразумное упущение не провести эти социометрические тесты в самом начале исследования поставило под сомнение правомерность сделанных заключений.

Это не исключает возможность того, что гипотезы могли соответствовать автократической и демократической атмосфере. Во всяком случае, мое собственное исследование в Хадсоне, выявившее различную структуру авторитарно и социометрически организованных групп, подтвердило это достаточно четко.

Ошибка заключается в недостаточно умелом обращении Левина и Липпита с социометрическими данными; и это возвращает нас к проблеме процесса разогрева детей перед началом экспериментальной ситуации изготовления масок.
Анализ социограмм показал нам следующее: если из группы удаляется один или несколько человек, социограмма не остается той же самой, а претерпевает разумеется, в зависимости от их положения в группе глубокое изменение. Если удаляются пять индивидов, это приводит к переориентации притяжений и отталкиваний оставшихся членов, в результате чего может возникнуть острое соперничество между ключевыми фигурами.

С другой стороны, пять индивидов, покинувших группу, образовавших новую и тем самым отделившихся от прежней группы, в которой у них, возможно, имели место сильные притяжения и отвержения по отношению к определенным членам, направили теперь собственные процессы разогрева на индивидов, присутствовавших в новой группе. Им не оставалось ничего другого, как направить на них свое внимание и взаимодействовать с членами кружка по изготовлению масок.

Эти границы они определили не сами, а они наложены извне экспериментаторами как на автократический, так и на демократический кружки.
Мы хотим теперь исследовать оба эксперимента по изготовлению масок как таковые. Многие экспериментаторы принимали по отношению к участникам каждого кружка либо автократическую, либо демократическую роль. Это сопоставимо с психодраматической работой на уровне реальности. Проблема состоит здесь опять-таки не в логической манипуляции, а в ее противоположности.

Слабость экспериментов Левина с человеческими отношениями заключается как раз в избытке логической манипуляции. Основную проблему составляет недостаточная ясность и конкретность материальной структуры эксперимента. Первый выход состоит в том, чтобы позволить одному и тому же человеку сыграть две противоположные роли (1).

В психодраматической работе это соответствует вспомогательному Я, играющему в двух различных ситуациях две разные роли. Ведущие психодрамы знают, сколько требуется тренировки, чтобы на определенном отрезке времени оно могло следовать постоянному рисунку одной и той же роли.

Трудность возрастает, если один и тот же человек должен попеременно воплощать две разных роли.
Из работы Левина и Липпита не видно, проводился ли для вспомогательных Я или ведущих тренинг ролей автократических или демократических руководителей, научились ли они исключать личные предубеждения и спонтанные наклонности и не смешивать обе роли. Все это могло быть, но когда было опубликовано их исследование, представления о ролевом тренинге и процессе разогрева, о личном включении вспомогательных Я и воздействии определенного ролевого поведения на структуру группы; другими словами, психодраматическая теория и практика были известны только небольшой группе ученых. Из этого вытекают следующие вопросы: в какой мере экспериментаторы были способны воплотить эти роли?

Как их выбирали, как роли выбирали их и как обучали принимать роли? Это серьезное упущение, поскольку нередко бывает, что вспомогательные Я очень хорошо вживаются в одни роли и очень плохо в другие.

Как мы можем узнать, что экспериментаторы хорошо подходили для роли демократического руководителя, но очень плохо для роли автократического, или наоборот? Следовательно, их ролевое поведение могло повлиять на результат эксперимента в зависимости от того, какую из ролей они лучше усвоили или в силу их личных склонностей.

В зависимости от структуры их собственной роли личное влияние экспериментаторов могло содействовать автократической или демократической атмосфере эксперимента. К этому добавляется то, что, выступая в определенных ролях, многочисленные исполнители демократических принципов на словах признают одно, но в своих жестах и в своем поведении являются автократическими, или наоборот.

Поэтому необходимо было тщательное описание этих психологических феноменов.
-----------------------------------------------
(1) Например тиран и демократический лидер или агрессор и жертва. Может быть, внутри каждого из нас (как и внутри любой группы) есть такие полярно противоположные роли (субличности)?

Прим. ред.
-----------------------------------------------
Подытоживая критику эксперимента Левина-Липпита, мы должны, однако, признать, что эта проблема осознавалась авторами. Они потерпели неудачу из-за того, что недостаточно исследовался материальный аспект социометрической ситуации. Со введением социометрии группа раскрылась как динамическое, структурное единство обстоятельство, которое необходимо было учитывать при сравнении двух групп.



Обычный способ сопоставления на основе индивидуальных качеств и особенностей членов группы, таких, как интеллект, экономический статус, национальность, пол, религия, профессия и так далее, оказался неудовлетворительным.
Обратимся теперь снова к эксперименту Морено и Дженнингс. Проблема сопоставления ко времени исследования Левина-Липпита не была новой.

Я занимался ею в моих исследованиях случайных отклонений социометрических структур группы (Moreno, Jennings, 1938). К своему удивлению, я обнаружил тогда, что социометрическое сопоставление полно подводных камней, которые надо уметь обходить.

Две одинаковые социальные конфигурации, которые по числу полученных и сделанных выборов в количественном отношении казались почти идентичными, явно различались между собой количеством изолированных пар, не получивших взаимности, цепей, треугольников и структурами вокруг лидера. Кроме того, тщательное качественное исследование структуры материала группы показывает, что, с точки зрения динамической структуры, сопоставление двух групп не будет удовлетворительным, если учитывается только один отдельный фактор, социометрический индекс. Динамическая структура группы является гораздо более сложной: приходится исследовать соответствующие диаграммы знакомств (Moreno, 1934), диаграммы ролей (Moreno, 1939, Moreno, 1940, Moreno, 1945), диаграммы действия (Moreno, 1924) и шкалы спонтанности, причем так, чтобы их можно было сравнивать по основным параметрам, составляющим их живую структуру.

Столь энергичное настаивание на точности материального исследования препятствует логическим манипуляциям и проведению параллелей для точного контроля (Chapin, 1947; Greenwood, 1945). Но лучше все же посмотреть этой проблеме прямо в глаза, чем вводить самого себя в заблуждение. Отображенные в наших социограммах социальные конфигурации являются недифференцированными, грубыми и упрощенными по сравнению с комплексными связями, ритмом и темпом, действующими в живых социальных агрегатах. С разработкой новых социометрических методов и совершенствованием современных инструментов появится возможность точнее отображать все более тонкие и зрелые процессы экономическую, религиозную, культурную среду, действующую внутри социального агрегата.

На наш взгляд, эти организации (1) (экономика, религия или культура), какой бы ни была логика их существования, не являются настолько обезличенными, чтобы они могли существовать независимо от сообществ, в которых люди фактически думают, живут и действуют. Эти процессы должны выражаться внутри живых социальных агрегатов, как бы ни было трудно увидеть их взаимодействие(2). Социометрия как раз и претендует на то, чтобы понять эти богатые по содержанию, интегрированные и созревшие конфигурации (Moreno, Jennings, 1938).

Этим объясняется поиск и изобретение мною все новых инструментов, таких, как психодрама, социодрама или аксиодрама, с помощью которых должна быть получена более полная картина непосредственно окружающих нас социальных систем.
Примечательно, что обе группы, которые пытались сравнить Левин и Липпит, состояли из пяти детей, тогда как обе группы, исследованные Морено и Дженнингс, из двадцати одного ребенка, то есть в обоих случаях это были малые группы. И оба раза сопоставление их терпело неудачу: в первом случае из-за преждевременной логической манипуляции, во втором из-за настаивания на дальнейшем материальном исследовании, которое отодвинуло сопоставление на неопределенное время, пока его не удалось провести с достаточной достоверностью. Рассмотрев огромное количество существующих проектов и социальных исследований, проводимых во многих местах и претендующих на то, что они являются высоконаучными благодаря экспериментальному методу исследования, мы видим, что эти проекты обычно имеют дело с большим количеством людей и анализом многочисленных факторов, но при подборе и со-
------------------------------------------------------------
(1) У понятия организация три значения: объект (субъект), процесс и результат (реальность). Здесь, вероятно, Морено имеет в виду прежде всего процессы. См. также послесловие.

Прим. ред.
(2) Ср. с приведенной выше цитатой из Левина-Липпита: Вместо того чтобы использовать группы в школах, клубах, на фабриках, необходимо было создавать группы экспериментально... Прим. ред.
------------------------------------------------------------
поставлении индивидуумов в них пренебрегают социодинамическими эффектами групповой структуры. Однако все, что относится к вышеописанным миниатюрным группам, должно относиться также и к большим группам и, вероятно, тем скорее, чем больше группы.
Я ни на одно мгновение не сомневаюсь в серьезности этих исследователей и разделяю их надежду, что совершенное ими окажется когда-нибудь и где-нибудь полезным. Но если наука молода и требует элементарных сведений, логическая элегантность может выглядеть такой же трагикомической, как ситуация, когда кричащего от голода ребенка мать кормит куклами. В качестве примера подобной тенденции в науке я хотел бы процитировать одно место из появившейся недавно книги Ф. Стюарта Чапина (1947), в котором он описывает план эксперимента ex post facto: Рабочая гипотеза данного исследования была такова: лучшая успеваемость в гимназии соответственно ведет к лучшей экономической адаптации в обществе...

Этот эксперимент основывался на табелях успеваемости и социальном опыте 2127 юношей и девушек, окончивших в 1926 году четыре колледжа города Сен-Поль в 1926 учебном году. Эти люди или окончили, или проучились от одного до трех лет в колледжах... В данном исследовании была предпринята попытка постоянно учитывать шесть факторов, изменение которых могло повлиять на последующую экономическую адаптацию... Мы приблизительно приравняли шесть факторов: профессия отца, национальность родителей, статус соседей, пол, возраст в годах и средние оценки в гимназии...

Целью исследования Христиансена было выявить возможные причинно-следственные отношения между сроком обучения в гимназии (с 1922 по 1926 гг.) как причиной и экономической адаптацией (какой она была с 1935 года) как следствием.
Структура социума в таких исследованиях не находит себе места. Важными факторами оказались индивидуальные и социальные свойства, которые часто выбираются столь же произвольно, как и сами банальные гипотезы (например, плохие жилищные условия как причина и повышенная смертность от туберкулеза как следствие; продолжительность гимназического образования как причина и высокая степень экономической адаптации как следствие). Сам экспериментатор заменяется расшифровщиком документов и сообщений, испытуемые устраняются и заменяются совокупностью социальных признаков, взятых из стандартной (1) демографической статистики. При этом речь идет об усовершенствованной форме науки о населении и утонченном применении логических манипуляций, которые поэтому можно было бы назвать демометрией (demos народ, metrum мера).

Однако она не имеет ничего общего с важнейшими формами социометрии, в которых компонентам socius и metrum придается одинаково большое значение. Как отмечал Эрнест В. Бурджесс в Методах социологического исследования в специальном, посвященном его 50-летию номере журнала The American Journal of Sociology (1945), социометрия в широком смысле включает наряду с группой основных ее представителей (в том числе Я.Л. Морено, Элен Г.Дженнингс, Джоан Г. Крисвелл, Джордж А. Аандберг, Чарльз П. Аумис, Лесли Д. Зеленый, Мерле Э. Бонни, Мэри А. Нортуэй, Стюарт К. Додд, У.И. Ньюштеттер) работы Ф. Стюарта Чапина, Эмери С. Богардус и теорию поля Курта Левина.

Представления Богардуса в Measurement of Person-Group Relations (Измерение отношений личности и группы), Sociometry, том 10, 4, стр. 306): совпадают с представлениями Бурджесса: Дистанционный подход (подход с точки зрения социального расстояния) в социологии можно рассматривать как форму социометрического метода.... Чапин рассматривает свою работу как форму социометрии (там же, стр.

23-28). Одна ко я должен возразить здесь на изменение Чапином определения социометрии.

Отождествляя ее с общим социальным измерением, он суживает ее значение. Создавая и определяя понятие социометрии, центральное положение я отводил исследованию социума. Согласно определению Чапина, в центр ставится измерение, а социум оттесняется на периферию или вообще лишается материального существования.

Выражаясь диалектически, в центре любого социометрического исследования должно быть диалектическое единство социум и метрум, каждое из которых не должно быть обделено вниманием. Работа Богардуса как проективный метод и работа Чапина как форма демометрии частично пересекаются с социометрией. Флориан Знанецкий прояснил некоторые аспекты этой проблемы: Социологи оказались более восприимчивыми к
------------------------------------------------------------
(1) Кстати, этот стандарт (например: пол, возраст, доход... и т. д. и т. п. и вообще иерархия социальных качеств) слабо меняется от страны к стране в течение 20 века, всегда оставаясь достаточно прочным догматом так называемой репрезентативности Прим.. ред.
------------------------------------------------------------
влиянию математического догматизма, чем биологи, химики или физики-экспериментаторы, по-видимому, в силу двух причин. В социальной сфере математика сначала применялась к демографической статистике, в которой исходно предполагалось, что человеческий индивид является элементарным, неделимым существом и что поэтому каждый коллективный феномен представляет собой лишь сумму индивидуальных феноменов.

Однако большинству психологов сегодня известно, что человеческий индивид как часть целого не представляет собой независимого единства, а включен в социальные системы и процессы, и что основная задача применяемых в социологии математических методов состоит в количественном анализе таких систем и процессов. Дальнейшим шагом к окончательному устранению этого источника длительного недоразумения является развитие социометрии за последнее время метода исследования, обладающего важными, но еще только частично понятыми реализованными возможностями.
СОЦИОМЕТРИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ И СОЦИОЛОГИЯ МАРКСА
В Тезисах о Фейербахе Маркс высказал положение: Философы лишь по-разному объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить. Эта цитата ведет нас непосредственно в его теорию и практику социальной революции. Однако здесь нас этот аспект марксизма не интересует (Moreno, 1947).

Скорее мы должны подумать о том, какой вклад внесла марксистская социология в экспериментальный метод. Мы можем рассмотреть этот тезис под новым углом зрения: единственный надежный путь раскрыть основополагающую структуру человеческого общества это попытаться изменить его. Он пытался изменить общество, применяя орудия социальной революции по мере того, как он их изобретал. Он был слишком честен и был слишком большим реалистом, чтобы не желать установления всей истины относительно проблем социальных отношений, дело, которому он посвятил всю свою жизнь, но он полагал, что он уже знал, в чем нуждается человеческое общество.

Временами реформатор в нем преобладал над исследователем. На протяжении всех его работ имеется явный конфликт между ними обоими.

Его критический ум не удовлетворялся каким-нибудь одним проектом социальной революции, он постоянно пересматривал свои теории. Было бы заманчиво исследовать в Марксе анти-Маркса.
Раскачиваясь между двумя крайностями, Маркс в короткие мгновения интуиции был более близок к идее настоящего социального эксперимента, чем многие из его противников. Тем не менее Маркс не осознавал, что человеческое общество имеет собственную структуру, которую можно очень точно исследовать и определить.

Для него человеческое общество являлось огромной целью, широким полем, бурлящим и наполненным человеческой активностью. Он исследовал силы и идеологии, влиявшие на это поле. Но человеческое общество как таковое было для него аморфной, недифференцированной массой индивидов и событий, которые подвергались воздействию могущественных идеологических сил, которые он открыл. Экономические институты, например, капитализм, культурные институты, например, религия или семья, политические институты, например, формы правления, их происхождение, их историческое развитие и обусловленная ими общественная надстройка таковы были основные вопросы его диалектического материализма.

Но то, что человеческое общество обладает собственной социальной структурой, требующей для своего исследования и изменения специфических средств, лежало по ту сторону его воображения. Он смог увидеть только воздействие ожесточенной борьбы между двумя идеологическими силами между трудом и капиталом. Может быть, что он, лучше всех оценивший социальные силы, воздействующие на человеческое общество извне, не был реалистом и питал иллюзии относительно внутренней структуры человеческого общества.

И именно в этом плане можно найти объяснение иррационального характера тех социальных революций, которые провозгласили он, Энгельс, Ленин и Троцкий.
Намерением Маркса было заниматься действительными людьми в реальном мире и решать их самые насущные проблемы. Но, как мы видим, к сожалению для человечества, он недостаточно тщательно занимался материальным исследованием. Он уделял мало внимания индивиду и небольшим социальным целостностям.Он страдал от чрезмерного революционного догматизма, так же, как некоторые современные социологи страдают от чрезмерного логического догматизма. Его вера в социальное изменение и социальную справедливость была сильнее, чем желание терпеливо исследовать сложную и разветвленную материальную структуру человеческой ситуации.

Маркс имел практические представления о настоящем эксперименте, но все же его можно сравнить со знахарем, которому приходилось лечить больное тело без знания анатомии, гистологии и физиологии. Марксистские революционеры не ждут того, что событие наступит. Они опасаются, что восстание масс будет отсрочено или вообще никогда не произойдет, а потому они вызывают его, подстрекая и будоража массы (и этот процесс называют волей масс).

По этой причине социал-революционеры создают до определенной степени бессознательно атмосферу социометрического эксперимента: они превращают коллективную жизненную ситуацию там, где она есть in situ, в социальную лабораторию. Но все же революционная операция совершается в потемках.

Межиндивидуальная и социодинамическая структура масс, участвующих в действии, остается неизвестной, за исключением некоторых идеологических предпосылок и структуры ролей на поверхности некоторые ведущие индивидуумы в роли рабочего против других в роли капиталиста. Опасность действий марксистов заключается в том, что, подстрекая и поднимая массы, они могут побудить их на большее действие, чем то, к которому они спонтанно склонны, и на большие действия, чем те, которые они в конечном счете могут контролировать.

Последствия революционные достижения, если таковые имеются, имеют сомнительную ценность. Они даже не знают, когда может случиться возврат или регресс к дореволюционному или даже еще худшему состоянию.

И, кроме того, не только действие, но и сам социальный анализ неизбежно оказывается ошибочным и полным неразрешимых трудностей, поскольку им не известно, когда началось революционное действие, какая была структура масс in stalu nascendi и какие специфические динамические факторы действуют в массах.
------------------------------------------------------------
* См. комментарий редактора.



Содержание раздела