Децентрализованная технология
Они содействуют превратному видению свободы как синонима материализма. Они учат нас вере в то, что господство естественно, что оно необходимо, чтобы управлять слабыми.
Кинг учил нас пониманию того, что если мы хотим мира на земле, то мы должны быть выше расовых, племенных, классовых и национальных разграничении. Еще до того, как слово мультикультурализм
стало популярным, Кинг призывал нас развивать мировую перспективу. Однако сегодня мы наблюдаем возврат к узкому национализму, изоляционизму и ксенофобии.
Конечно, это можно как-то объяснить неоконсервативными попытками привнесения порядка в хаос, вернуться в идеализированное прошлое. Понятие семьи в дискуссии о мультикультурализме играет сексистскую роль - семья призвана поддерживать стабильность традиций. Это видение семьи тесно связано с представлениями о большей безопасности, когда мы находимся в своей группе, среди представителей своей расы, класса, религии. Существуют консервативные мифы, что насилие по отношению к членам какой-либо группы совершается чужаками.
Патриархальная семья, таким образом, представляется в качестве некоего островка безопасности. Однако статистика свидетельствует о противном: люди чаще виктимизируются именно себе подобными.
Одна из лживых идей многих белых (да и черных) состоит в том, что расизма больше не существует, и гарантированное социальное равенство предоставляет возможность любому усердно работающему черному достичь экономической самодостаточности. Однако не следует забывать и о реалиях капитализма, фактически требующего существования андеркласса. Средства массовой информации также создали миф о том, что феминистское движение полностью изменило общество, полностью изменив политику патриархальной власти, и что мужчины стали жертвами доминирования женщин.
Бытует широко поддерживаемое мнение, что черные, этнические меньшинства и белые женщины отнимают работу у белых мужчин. К тому же говорится о том, что бедняки и безработные сами выбирают свою судьбу.
Все это можно объяснить недостатком доступа к информации, необходимой для эффективной коммуникации между людьми.
Критически анализируя традиционную роль университетов в преследовании истины и сокрытии знаний и информации, следует указать на их поддержку властного превосходства белых, империализма, сексизма и расизма, на насыщенность учебного процесса предрассудками. Призыв к культурному разнообразию, к переосмыслению путей познания, к деконструкции старой эпистемологии должны, прежде всего, изменить реальность университетской системы.
Я была поражена, когда все как один стали говорить о культурном разнообразии. Тех из нас, кто был на краю общества (цветные, выходцы из низов рабочего класса, геи, лесбиянки и т.п.), кто всегда чувствовал двусмысленность своего пребывания в рамках институтов знания, пользовавшихся терминологией колониализма и господства, волновало то, что новое видение справедливости и демократии, составляющих сердцевину гражданского движения, должно было быть реализовано в учебных заведениях. В конце концов, именно здесь есть возможность развития обучаемого сообщества, именно здесь разнообразие должно быть признано, и именно
здесь мы все должны окончательно понять, признать и подтвердить, что наш способ познания погряз в пережитках истории и во властных отношениях.
Многие коллеги не участвовали в этих изменениях, опасаясь, что развитие культурного разнообразия преуменьшит значение их знаний и умений, приведет к потере их авторитета. Действительно, попытки подвергнуть сомнению некоторые общепринятые устои могут вызвать хаос и беспорядок.
Тем, кто признавал идею разнообразия, было тяжело признать и необходимость перемен во взаимоотношениях между студентами. На их глазах происходило то, что не соответствовало комфортной идее о культурном разнообразии как о плавильном котле.
Критикуя это, Питер Макларен в своей статье "Критический мультикультурализм и демократическое учение" утверждает следующее: "Идея о том, что разнообразие конституирует себя как некий гармоничный ...ансамбль культурных сфер есть консервативная и либеральная модель мультикультурализма, которая должна быть отвергнута. Когда мы представляем культуру как непоколебимое пространство гармонии и согласия, где социальные отношения устойчиво существуют в рамках определенных культурных форм, то мы забываем, что все знания фабрикуются в поле социального антагонизма"'.
Некоторые считают, что все, кто поддерживает культурное разнообразие, хотят заменить одну диктатуру в области познания другой, введя иную форму мышления. Это неверное понимание. Замена одного содержания на другое внутри одной формы не может привести к конструктивной трансформации учебных заведений, академии. Во всех культурных революциях есть моменты, когда совершаются ошибки.
Если мы боимся ошибок, мы никогда не получим новой академии, где есть место культурному разнообразию, где учеба и учебные программы учитывают каждую сторону культурных различий. Да, нельзя подвергать опасности открытый климат учебных заведений во имя создания культурного разнообразия.
Но мы и не должны бояться принять бой, не должны бояться жертвовать собой. Мы должны перенять опыт у других движений за социальное изменение.
Мартин Лютер Кинг приветствовал необходимость разногласий, вызова и изменений, говоря: "Не соглашайся с этим миром, но будь готов изменить его в своем сознании". Для всех нас как в рамках академии, так и в культуре в целом, значимы призывы изменить наше сознание в стремлении к справедливости и из любви к свободе.
' Цит. по: International Journal of Educational Reform (автор не приводит полных библиографических данных). -Ж..К.
Марк Постер Кибердемократия: Интернет и публичная сфера'
Я-реклама версии себя. (Дэвид Берн)
Децентрализованная технология
Особенности постмодерной ситуации в политике легче поддаются объяснению, если обратиться к старой проблеме технологического детерминизма. В этой связи примечательна роль Интернета, который, являясь прежде всего в корне децентрализованной системой коммуникации, действуя как сеть сетей, подрывает наши представления о характере политики и о роли технологии в целом.
Появлению на свет этой уникальной структуры способствовало слияние интересов социокультурных агентов, имеющих между собой так мало общего: министерства обороны США периода холодной войны, целью которого было обеспечение выживания в результате ядерной атаки путем децентрализации военного управления, этоса сообщества инженеров-компьютерщиков, не приемлющих любые формы цензуры, и университетских исследовательских практик. Если информация в сети неограниченно воспроизводится, немедленно распространяется и радикально децентрализуется, то как это может повлиять на общество, культуру и политические институты?
Существует только один ответ на данный вопрос и он заключается в том, что сама его постановка неверна. В общем смысле технологическая сторона жизни общества определяется как конфигурация одних материалов, воздействующих на другие материалы.
При этом технология оказывается чем-то внешним по отношению к человеку, а роль человека заключается в том, чтобы манипулировать материалами, исходя из своих собственных предзаданных и субъективных целей. Однако Интернет устанавливает новый режим отношений между человеческим и вещным миром, а также между материальным и нематериальным, перестраивая отношение технологии и культуры.
Сеть влияет на дематериализацию коммуникации и, что важно, трансформирует субъективную позицию индивидов, вовлеченных в нее.
Сводить Интернет лишь к эффективному инструменту коммуникации ошибочно. Сеть порождает новые формы взаимодействия людей, в результате чего возникают и новые проблемы относительно распределения
' Реферативное изложение А.Яцык по: Poster, M. CyberDemocracy: Internet and the Public Sphere', in Hartley, J., Pearson, R.E. (eds.) American Cultural Studies: A Reader, Oxford University Press, 2000, pp. 402-413.
власти между ее участниками. А это в свою очередь приводит к переосмыслению понятий публичной сферы и демократии.
Если Интернет представляет собой некую публичную сферу, то кто и как взаимодействует в ней? Какой предстает политика в этом пространстве, в отсутствие взаимодействия лицом к лицу?
Вообще, насколько применим в данном случае термин сообщество и что есть феномен кибердемократии?
Интернет как публичная сфера?
В прошлом агора, деревенская церковь, таверна, публичная площадь и даже угол улицы выступали публичными аренами, местами, где разворачивались политические дискуссии и действия.
Медиа, и особенно телевидение, подчинили себе старые пространства политики. Они не только опосредовали прошлое взаимодействие лицом к лицу, но и выступили в качестве самостоятельного публичного образования: "Телевидение, популярные газеты, журналы и фотографии... есть публичные сферы, места, где публичное создается и существует"'.
При этом по мере замены знаковой дискурсивности имиджем публичное все больше превращается в паблисити [рекламу - прим. ред.]2.
Юрген Хабермас по-своему отслеживает эти трансформации: по его мнению, индивиды в рамках публичной сферы путем выдвижения рациональных аргументов и опровержений приходят к определенному прагматическому согласию, к победе критического разума над инструментальным, что должно рассматриваться как важнейшее достижение демократии. Позднее эта идея была подвергнута критике со стороны постструктуралистов, в частности Лиотара, не верившего в идеал рационального субъекта как основы демократии.
В свою очередь феминисты указывали на гердерную слепоту хабермасовского анализа.
Свое завершение понятие публичной сферы получило в работе Риты Фельски, объединившей феминистские и постструктуралистские подходы к критике автономного субъекта3. С ее точки зрения, публичная сфера строится на опыте политического протеста (О.Негг и А.Клюге4), а также отражает множественость субъектов (постструктурализм) и гендерные различия (феминизм). Хотя Фельски критически пересмотрела хабермасовское понятие публичной сферы, лишив его всяческих буржуазных, ло-
' Hartley, J. The Politics of Pictures: The Creation of the Public in the Age of Popular Media, New York: Rouledge, 1992, p.
2 Virilio, P. 'TheVision Machine, trans. Julie Rose, Bloomington: Indiana University Press, 1994, p. 3 См.: Felski, R. Beyond Feminist Aesthetics: Feminist Literature and Social Change, Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989,
4 См.: Negt, 0. Kluge, A. Public Sphere and Experience: Toward an Analysis of the Bourgeois and Proletarian Public Sphere, Minneapolis: University of Minnesota Press, 1993.
гоцентристских и патриархальных коннотаций, она осталась в рамках старой традиции разделения публичного и частного, сводя политическое именно к публичному. Но подобная модель не работает в отношении Интернета.
Джудит Перрол обращается к концепции Ю.Хабермаса в рамках анализа разговоров на так называемых досках объявлений и находит, что в данном случае отсутствует идеальная речевая ситуация. Она утверждает, что разговоры в сети искажены на уровне машинного контроля, когда "...осмысленность, истина, искренность и уместность... проявляются как физические или логические характеристики машины, ...а не как результат человеческих отношений"', Основные условия речи конфигурируются в программе виртуального сообщества и остаются незатронутыми самой дискуссией.
Перрол утверждает,'что "...дизайн большинства компьютерных интерфейсов не приспособлен для проверки верности данных, или же он разработан так, что факты могут быть подменены в зависимости от степени мастерства пользователя"2.
Если сегодня машины способны на создание новых форм децентрализованного диалога, различных комбинаций взаимодействия человек-машина и на поддержку новых политических образований, то каковы условия развития демократического общения в новой информационной среде? Что сегодня следует понимать под публичным, если публичные имиджи (в режиме реального времени) оказываются более важными, чем само публичное пространство3?
Если технологическое обновление медиа рассматривать как угрозу демократии, то возникает вопрос, каким образом должна относиться к этому теория медиа; это, в свою очередь, связано с проблемами децентрализации демократического дискурса с помощью новых информационных технологий и угрозой стабильности государства (с точки зрения утраты последним контроля над приватно-публичной информацией), с подрывом основ частной собственности (из-за неограниченного воспроизводства информации) и пренебрежением правилами общественной морали (в случае с распространением порнографии).
Постмодерная технология?
Многие области Интернета расширяют границы заданных идентичностей и институтов. В сетевых новостных группах есть место новым шалостям подростков, базы данных позволяют исследователям и корпорациям получать информацию по низким ценам, электронная почта удобна своей
' Perrolle, J. 'Conversations and Trust in Computer Interfaces', in Dunlop, C., Klind, R. (eds.)
Computerization and Controversy, New York: Academic Press, 1991, p.
2Idit.,p.
3 Virilio, P. 'The Third Interval: A Critical Transition', in Conley, V. (ed.) The Thinking
Technologies, Minneapolis: University of Minnesota Press, 1993, p.
скоростью и надежностью, переведение образов в цифровые форматы позволяет широко распространять эротические материалы и т.п. Таким образом, восприятие Интернета как эффективного инструмента вполне укладывается в модерные представления. Однако отношение к нему в рамках модерной теории не столь просто, будучи связано с новым пониманием технологии и, в конечном счете, - с переосмыслением политического аспекта Интернета.
При этом в первую очередь имеются в виду так называемые виртуальные сообщества, а также синтез технологий виртуальной реальности и Интернета. В этих случаях упор делается на процесс конструирования идентичности через коммуникативные практики.
Осуществляя обмен электронными сообщениями, индивиды как бы изобретают себя. Представление себя в коммуникации требует лингвистического акта самопозиционирования, который менее выражен в случае с чтением романа или просмотром телевизионной рекламы. Посредством Интернета индивиды интерпретируют сообщения от себя и к себе, таким образом формируя и передавая различные смыслы.
Не стоит, однако, впадать в иллюзию становления некой универсальной, активной речи, поскольку она возможна на основе идентичности как некой фиксированной досоциальной и долингвистической сущности, в то время как Интернет-дискурс предполагает не идентичности, а субъективные режимы конкретного человека. В Интернете индивиды конструируют свои идентичности в режиме непосредственно происходящего диалога, а не в акте чистого сознания.
Такая деятельность не может считаться свободой в либерально-марксистком смысле, потому что она не обращает нас к основам субъектности. В целом дискурс Интернета не ограничен конкретной адресностью, гендером или этничностьго, что характерно для коммуникации лицом к лицу.
Магия Интернета заключается в том, что эта технология полагает возможными культурные действия, символизацию во всех формах и всеми участниками; она радикально децентрализует позиции речи, печати, производства фильмов, теле- и радиовещания, то есть меняет природу культурного производства.
Гендер и виртуальные сообщества
Одной из характерных особенностей сети является уникальная возможность самопрезентации индивида, конструирование собственной идентичности. В отличие от реальной жизни, где идентичность задана рождением или статусом, процесс ее конструирования в виртуальной реальности возможен самим субъектом, что происходит в рамках лингвистической коммуникации.
Наиболее ярко этот тезис характеризует случай гендера в Интернете. Идентичность в виртуальном сообществе должна быть представлена как минимум именем и полом.
И если в реальной жизни основной характеристикой идентичности также является этничность, то в Интернет-сообществах главенствующая роль отводится гендеру. Гендерное тело во-
площается с помощью гендерного текста, им же и ограничиваясь (хотя, конечно, существуют эмотиконы или смайлики, призванные изображать эмоции - ). Исследования разговоров на досках объявлений показали, что отсутствие телесного компонента в гендере не исключает стратегий сексизма или даже определенной гендерной иерархизации. Недостатки женского бытия в реальной жизни переносятся и в виртуальную среду: женщины подавляются также и в электронном пространстве, подвергаясь различным формам сексуального унижения и оскорбления.
Но фактом остается и то, что гендерные проблемы реальной жизни получают новое наполнение в киберпространстве.
В этой связи интересен случай Джоан. Мужчина по имени Алекс представлялся на досках объявлений женщиной-инвалидом Джоан. Он забрел в виртуальное сообщество, потому что хотел поболтать с женщинами как женщина, но не мог сделать этого в реальной жизни, будучи ограничен маскулинной идентичностью.
Когда его хитрость была раскрыта, многие женщины, общавшиеся с ним, испытали глубокое разочарование. Они были обижены этим подлогом, в то же время сожалея о смерти виртуальной подруги. Такое уникальное использование коммуникации нелегко найти в реальной жизни, жестко сексистски структурированной и иерархизированной.
В некоторых аспектах Интернет все же не разрушает существующую гендерную систему: например, при электронной переписке, когда оба индивида знают Друг друга (хотя и здесь можно найти некоторые отличия в самопрезентации, протекающей более спонтанно и менее сдержанно).
В Интернете мы обнаруживаем целый спектр возможностей современного конструирования идентичности. Существует фиксированная идентичность (в электронной почте), есть изобретаемая идентичность (в случае с простыми диалогами в Internet Relay Chat), наконец, можно говорить об идентичности изобретаемой и предметно-ориентированной в рамках виртуальных сообществ на основе пространств для множественных пользователей (типа MUD - Multi-User Dimensions).
Последние представляют собой сообщества сетевых игроков, как регулярных так и нерегулярных, которые уже проявляют определенные признаки иерархизации. Регулярные, квалифицированные члены при этом отделяются от гостей, которые в результате обладания временным статусом получают меньше привилегий в управлении командами и т.д.
Таким образом, в киберпростанстве также существует асимметрия, которую можно назвать политическим неравенством, однако она в гораздо меньшей степени подвержена дискриминации по расе, возрасту, статусу и гендеру, нежели в реальном мире.
В некотором роде Интернет можно сравнить с хабермасовской публичной сферой. Здесь не выдвигаются претензии на истинность и на существование критического разума, однако при этом происходит рождение не-
ких новых самоорганизующихся форм, новых публичных арен. С развитием видео- и аудио-поддержки систем общения, в основном пока строящихся на тексте, такая виртуальная реальность может еще серьезнее заявить о себе, а жалобы на то, что электронные деревни суть не более, чем эскапизм белых недообразованных мужчин, уже не будут казаться убедительными.
Киборг-политика
На примере деконструкции гендера в Интернет-сообществах можно судить о том, насколько серьезными могут быть последствия теории политики относительно типов функционирования информации. Интернет, окутанный оцифрованным языком, опосредованный машинными обозначениями пространства без тел, предлагает политической теории беспрецедентный предмет исследования. Как отразится опыт самоорганизации виртуальных сообществ на традиционной политической арене?
Каким образом властные отношения в Интернете сочетаются с таковыми в пределах других систем коммуникации и влияют на них? Каково место кибердемократии в современной политике и возможности постмодерной политики, если предположить что правительство США и корпорации не станут формировать сетевое пространство по своему образу и подобию?
Изменчивый, гибкий статус индивида в Интернете ведет к переменам в природе политического авторитета. В эпоху Средневековья авторитет был наследственным, в эпоху модерна - основанным на народном мандате на основе голосования. И то, и другое сопровождалось определенной аурой, что становится проблематичным в эпоху Интернета.
Термин демократия говорит о суверенитете телесно воплощенных индивидов, определяющих, кто должен ими руководить. В нынешней же ситуации вероятно потребуется некий новый термин, указывающий на новые отношения между лидерами и ведомыми в условиях киберпространства и на основе мобильной идентичности.
Крис Баркер Глобализация и культурная идентичность'
Понятие глобализации
Согласно Робертсону2, под глобализацией прежде всего понимаются две вещи: пространственно-временное сжатие мира и ощущение последнего в качестве единого целого. Термином пространственно-временное сжа-
! Реферативное изложение М.Руденко по: Barker, С. Television, Globalizalion and
Cultural Identities, Open University Press, 1999, pp. 34-43.
2 См.: Robertson, R. Glohalization, Newbury Park, CA and London: Sage, 1992.
тие описываются процессы, в результате которых меняются как сами качественные характеристики пространства и времени, так и наши представления о них. Под сжатием понимаются прежде всего ускорение темпа жизни и преодоление пространственных ограничений (традиционно связываемых с историей и распространением капитализма) в терминах институтов модерна (в частности, институтов телевидения), т.е. глобализации современных экономических и культурных практик.
Гидденс' выделяет следующие институты модерна как исторического периода, следующего за Средневековьем: капитализм, индустриализм, всеподнадзорность, нация-государство и военная сила. Соответственно глобализация рассматривается им в терминах мировой капиталистической экономики, нации-государства, мирового военного порядка, глобальной информационной системы.
При таком подходе модерн предстает в качестве пост-традиционного социального порядка, устройства, характерными отличительными особенностями которого являются изменение, инновация и динамизм. Институты модерна претерпевают процесс глобализации, так как допускают возможность пространственно-временной дистанциации, разукоренения (disembedding) социальных отношений, сложившихся в рамках одной местности, и их последующего перенесения в другие территориальные контексты.
Несмотря на то, что структурирование моделей пространственно-временных разграничении (процессов, посредством которых общества простираются на соответствующей протяженности пространственно-временные периоды) зависит от действия целого ряда факторов, Гидденс концентрирует свое внимание прежде всего на коммодификации времени, в результате которой оно отделяется от опыта, а также на развитии различных форм коммуникации и контроля над информацией, позволяющих отделять существование во времени от существования в пространстве, - ситуации снятия пространственно-временных ограничений, при которой все происходящее в любой точке земного шара в той или иной степени зависит от действия достаточно удаленных социальных факторов. Примером такого влияния может служить современный уровень развития денежной системы и электронных коммуникаций, позволяющий совершать финансовые операции 24 часа в сутки по всему миру.
Глобальная экономическая деятельность
О глобализации экономической деятельности свидетельствует прежде всего тот факт, что сравнительно небольшое число транснациональных корпораций (порядка ста) занимают главенствующее положение в глобальных сетях производства и потребления, по разным оценкам производя
