СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ОТЦОВСТВА
§ 1. Отцовство в контексте модернизации брака и семьи
Феномен отцовства - малоизученная область социологии и демографии семьи, брака. В последнее время наметилось повышение интереса исследователей к этой проблеме.
В центре этих работ роль отца в социализации детей, проблемы социализации, адаптации и пр. [Ганжин В., 1988; Gutt-man M., 1996; и др.] На рубеже 60 - 70-х гг. внимание к этим проблемам возросло в связи с высокой разводимостью, появились работы о контактах разведенных отцов со своими детьми и связанных с этим проблемами [Девис К., 1979; Ферстенберг Ф. Ф. и др. 1985; Stephens L. S., 1996].
Действительно, на фоне высокой частоты разводов увеличивается число повторных браков. В 1996 г. их доля приблизилась в России к 30 % как для мужчин, так и для женщин.
По социологическим данным в 17 % обследованных семей дети воспитывались отчимом. Для США аналогичный процент равен 30, 2/5 разведенных женщин создают новые семьи (stepfa-milies), повторные супружеские союзы на протяжении жизни [MacDonald W. L., DeMaris A., 1996]. С одной стороны, повышается число семей, в которых родители, чаще всего отцы (отчимы), не связаны с детьми кровным (биологическим) родством, а с другой - нередки такие ситуации, когда родной отец в силу жизненных обстоятельств, например развода, теряет социальные связи со своими детьми.
Так что в процессе модернизации семьи претерпевает существенные изменения роль и статус отца, сам институт отцовства.
Под отцовством здесь понимается культурное явление, исторически возникшее в моногамной семье, сущность которого состоит в готовности мужчины взять на себя ответственность за содержание и воспитание своих детей. В данном параграфе рассматриваются некоторые методологические и методические аспекты исследования феномена современного отцовства с точки зрения реализации репродуктивных прав и ответственности мужчин.
Можно предположить, что в процессе модернизации семьи изменение традиционных стереотипов, связанных с отцовством, трансформация ценностной системы мужчин имеет противоречивый, болезненный характер, поскольку мужчины более, чем женщины консервативны в семейной сфере.
Большинство исследователей проблем отцовства и маскулинности приходят к выводу, что декларируемый в литературе стереотип мужчины-добытчика в конце ХХ в. не соответствует ни идеалам мужчин-отцов, ни их реальному поведению в семье. Кроме того, существует большое многообразие различных практик отцовства, но заметно проявляется тенденция большего участия молодых мужчин в проблемах своих детей по сравнению с поколениями их собственных отцов и дедов [Guttman M., 1996].
В России изучение проблем отцовства - тема сравнительно новая.
§ 2. Феномен отцовства (социологический, исторический аспекты)
Из результатов социологических исследований внебрачного материнства, проведенного автором, следует, что брачные, родительские ориентации, представления и реальное поведение мужчин (брачных партнеров, отцов внебрачных детей, отцов женщин-матерей) играют очень важную роль в жизненном, репродуктивном выборе женщин [Михеева А. Р., 1998; Михеева А. Р., 1999]. С другой стороны, существует много данных, давних и новых, свидетельствующих о том, что одиночество в значительно большей отрицательной степени влияет на здоровье, продолжительность жизни, благополучие мужчин, чем на чем на здоровье и благополучие женщин.
Так, Кристофом Гуфелондом было установлено, что смертность холостых мужчин в возрасте 20 - 30 лет на 25 % превышала смертность их ровесников, состоявших в браке, (см. [Волков А., 1986]). В конце 1980-х гг. американскими исследователями подсчитано, что холостяцкая жизнь мужчин укорачивает их жизнь на 3500 суток, тогда как для женщин их незамужняя жизнь - на 1600. Важность семейной сферы для мужчин прослеживается и по их большей доле по сравнению с женщинами среди пациентов психиатрических больниц и обратившихся к врачам-психиатрам, % [Аргай М., 1990]:
Холостые Разведенные Вдовые
Мужчины 3,13 5,09 2,53
Женщины 1,74 2,80 1,43
tula O. and Haavio-Mannila E., 1995]. Дихотомия работы и семьи как ролевое противопоставление феминности и маскулинности, мужчин и женщин теперь преодолевается и в рамках теории гендерной перспективы (в отличии от феминистских исследований) [Ferree M. M., 1991].
Важным методологическим моментом изучения брака, семьи (включая материнство, отцовство, детство), их места в системе ценностей является то, что становление и развитие этих институтов имеет двойную детерминацию: биологическую и социальную. Исторически это складывалось в процессе возникновения человеческого общества, в начале социализации биологических связей между первобытными мужчинами и женщинами. Вводимые запреты (табу) были направлены на:
1) устранение столкновений на почве ревности,
2) повышение жизнеспособности потомства,
3) наследование собственности.
В первых двух группах ограничений важным являлось биологическое отцовство - биологическое отношение мужчины к своим прямым потомкам. Роль социального отца, т .е. воспитание и содержание детей, выполняли братья матери (авункулат). Лишь с третьей группой ограничений биологическое отцовство приобрело социальное значение.
Стало быть, отцовство как социально-культурное явление возникло лишь на стадии появления семьи, основанной на моногамном браке. В отличие от биологического материнства биологическое отцовство не является очевидной связью; оно не поддается точному установлению даже современной наукой.
Связь отца с ребенком опосредуется его сексуальными отношениями с матерью этого ребенка. Чтобы реализовать преемственность имени, собственности, обществу пришлось найти более-менее достоверное средство для установления этой связи - институт брака.
Гарантией того, что женщина рожает детей именно своего мужа, мог стать только запрет на добрачные и внебрачные её сексуальные связи. На жесткость и даже жестокость этого запрета и были направлены раньше и сохраняются сейчас практически все нормативы традиционной (дуальной, двойной) морали. На мужчине лежала ответственность за то, чтобы его социальное отцовство совпадало с биологическим, т. е. требование от жены супружеской верности [Думбляускас В. О., 1988].
Очевидно, в этом коренится источник ревности, которая неизбежно сопровождает любовь.
Строгость традиционных стереотипов менялась как в историческом времени, так и в разных странах [Бердяев А. Н., 1971; Курильски-Ож-вэн Ш., 1995; Элиас Н., 1994 и др.]. И, судя по специальным исследованиям, вряд ли можно утверждать, что в России, в российской культуре мужчина был слишком строг по отношению к поведению своей жены. В тра-
диционной многопоколенной семье роль главы чаще выполняла старшая женщина, т. е. мать мужа (образ Кабанихи в известной пьесе А. Островского). Традиционная роль мужчины-отца была иждивитель, т. е. кормилец, зарабатывающий хлеб вне дома.
То, что в доме, в российской семье главенство женщины было традиционно и сохраняется теперь, подтверждается и результатами сравнительного исследования представлений российских и французских подростков о ролях отца и матери в семье [Ку-рильски-Ожвэн Ш., 1996].
Переход к нуклеарной малодетной модели семьи с двумя работающими родителями, а затем и к современным формам союзов мужчин и женщин происходил в условиях растущей независимости, эмансипации женщин. Российское равноправие мужа и жены в осуществлении роли кормильца, добытчика, по-видимому, ещё больше снизило роль мужчины в семье, привело к ослаблению функции социального отцовства, ослаблению чувства ответственности за воспитание, социализацию своих потомков.
Конечно, переоценка мужчинами своих отцовской и супружеской ролей, ориентаций, представлений происходило в России (и в СССР) в результате специфических исторических условий. Прежде всего, это отмена права на наследование собственности, что в немалой степени сказалось на ослаблении фундаментальной мужской заинтересованности в родных, любимых наследниках. Во-вторых, это правовое непризнание биологического отцовства вне зарегистрированного брака, действующее в СССР в 1944 - 1968 гг.
В-третьих, феминизация воспитания и образования мальчиков, обусловленная, в свою очередь, как советскими идеологическими стереотипами (разделения труда), так и объективными ситуациями - послевоенными диспропорциями численностей мужчин и женщин.
Поэтому, впитывая многие принципы женской, более гибкой, культуры, некоторая часть мужчин ориентируется, по-видимому, на новый тип отцовства, преимущественно социальный, на ответственность и за неродных детей тоже (опосредованно, через мать этих детей), т. е. без требования биологического родства с воспитываемыми детьми. Родственные отношения для этого типа отцов заменяются на партнерские, более демократичные, эмоциональные, чувственные.
Но, с одной стороны, это противоречит традиционным культурным стереотипам отцовства, с другой - соответствует многим чертам модернизации частной, семейной жизни людей. Стало быть именно эту группу мужчин, по-видимому, можно считать агентами модернизации институтов семьи, моногамии, отцовства.
Другая группа мужчин, по-видимому, значительно более многочисленная, ориентируется всё-таки на традиционную неразрывность биологического и социального отцовства. О приверженности большой части мужчин традиционным гендерным стереотипам пишут Г. Зиммель, Н. Дж. Смел-зер; это показывают и результаты специальных медико-социологических обследований [Ваганов Н. Н., Алленова И. А. и др., 1996]. Такое же предположение можно сделать по материалам проведенного автором исследования внебрачного материнства [см. гл.
2, § 2], а именно: по-видимому, для традиционно ориентированных мужчин неофициальные союзы в отличие от зарегистрированного брака не являются гарантией их биологического отцовства. Сомнения неофициальных мужей в кровно-родственном отношении с ребенком своей сожительницы, выраженные зачастую в резкой форме, становятся причиной распада союза, бывшего прежде долговременным, вскоре после рождения ребенка.
В процессе модернизации брака феномен отцовства постепенно приобретает все более социальные, опекунские характеристики, но ослабляются его кровно-родственные ограничения. Однако трансформация в этом направлении ценностной системы и представлений мужчин имеет болезненный характер; мужские традиционные стереотипы, связанные с отцовством, имеют относительно более устойчивый, жесткий характер.
Ситуация перехода усугубляется давлением общества: слишком глубоко заложен у людей образ женщины как хранительницы очага и образ мужчины как добытчика средств к существованию. Но, возможно, в этом коренится иррациональность (биологичность) репродуктивной стратегии мужчин-отцов, состоящая во вступлении в официальный брак с целью рождения своего кровно-родственного потомства.
И наоборот, находит рациональное объяснение дуальная мораль (мужская - женская) с её жесткостью и вековой устойчивостью, присущая моногамной культуре, которая исторически возникла в процессе борьбы за выживание человеческой популяции.
§ 3. Мужчина в семье: добытчик, домашний работник, воспитатель? (некоторые результаты разведывательных обследований)
Распространение новых практик семейного, родительского поведения мужчин может происходить (и происходит) на множестве уровней - поведенческом, формально-институциональном, идеологическом и т. п. Сказывается ли на распространении современных семейных практик содержание
В этом параграфе содержится вторичный анализ материалов, полученных в процессе подготовки дипломных и курсовых работ студентами-социологами (под научным руководством автора): М. Меньшиковой, М. Тарасовой, Е. Кусовой, В. Гореловым, А. Беловым, которым автор выражает признательность за участие и интерес к данному проекту.
гендерных норм мужской морали и ролевых стереотипов в области брака и отцовства? Если сказывается, то каким образом?
Как это проявляется на поведенческом и идеологическом уровнях? Пока у автора нет эмпирических данных для ответа на эти вопросы, приводятся предварительные результаты уже проведенных исследований: 1) ценностных ориентаций городских мужчин в сфере семьи и работы [Менщикова М., 1999], 2) гендерных аспектов распределения домашнего труда в сельских семьях [Тарасова М., 2000; Кусова Е., 2000; Горелов В., 2000; Белов А., 2000].
По данным первого обследования (опрошено 200 чел. - мужчин старше 20 лет, представителей различных социальных групп, жителей Новосибирска) были сделаны следующие выводы:
- У респондентов-мужчин практически отсутствует ориентация на приоритетность профессиональных ролей над семейными: в целом 95 % их отметили, что и работа, и семья в равной степени необходимы мужчинам. Ситуация несколько варьируется в зависимости от возраста: молодые люди делают акцент на профессиональных достижениях, с повышением возраста мужчины чаще отмечают необходимость стабильной семейной жизни.
- Ориентация на отцовство присутствует у опрошенных всех возрастов, мужчины нацелены иметь детей и заботиться о них. Желаемое число детей зачастую превышает то, что было в семье родителей.
Главное условие отцовства - наличие стабильной семьи.
- Позиция респондентов относительно семейных ролей оказалась довольно противоречивой: почти 80 % их считают, что и муж, и жена должны вносить свой вклад в доход семьи, но при этом большинство из них рассматривают профессиональную работу женщин как помеху семейной жизни.
- Большую роль для всей последующей жизни мужчины играет авторитет отца. Модель взаимоотношений родителей во многом переносится опрошенными на собственную семью.
Однако у опрошенных мужчин, воспитанных в семье с эгалитарной, демократической структурой, чаще проявляется ориентация на патриархальный тип семьи - с мужем во главе и традиционным распределением семейных ролей.
Таким образом, данные о ценностных ориентациях мужчин - жителей Новосибирска показали, что для респондентов одинаково важны и благополучная семейная жизнь (брак, дети), и профессиональная занятость. Вместе с тем, в исследовании не получен ответ на вопрос: совпадают ли эти ориентации с реальным поведением мужчин в семье?
Насколько в их жизни реализуются представления о желаемом соотношении ролей, а также о предпочитаемом типе внутрисемейного взаимодействия?
Попытка ответить на эти вопросы была предпринята в следующем обследовании (осень 1999 г., сельское население Новосибирской обл. ), где был сделан акцент на анализе хозяйственно-бытовых ролей в семье. Такое смещение акцента на домашние дела, справедливость их распределения между супругами, различие структуры на разных этапах жизненного цикла и в разных по составу семьях обусловлено тем, что здесь наиболее наглядно проявляются переходные процессы в семейной жизни.
Причем под домашними делами подразумеваются и уход за детьми, и содержание жилища, и бытовые обязанности, и материально-хозяйственное обеспечение (для сельских жителей работа в личном подсобном хозяйстве).
В англоязычной литературе существуют термины fatherhood, motherhood, придающие теме более родительский (демографический, кровнородственный) смысл, и термины fathering, gatekeeping (maternal, paternal), больше характеризующие хозяйственно-бытовые, экономические заботы взрослых по отношению к детям, к семье. Так что изучение гендерных аспектов трансформации хозяйственно-бытовых ролей в семье (fathering, gatekeeping), соответствует логике неразрывности происходящих в семье преобразований.
Актуальным был и анализ современного состояния внутрисемейной жизнедеятельности в сельской местности Сибирского региона, где, возможно, традиционная модель семейной структуры ещё довольно устойчива.
Материалы проведенного обследования (560 сельских жителей Новосибирской обл., репрезентативная выборка) дают основание для следующих выводов:
а) В сельской семье в Сибири на протяжении жизни по крайней мере 2 - 3 поколений (судя по возрастному нивелированию ответов) происходит трансформация социальных норм, регулирующих распределение семейных обязанностей между супругами: семьи 9/10 сельчан могут быть отнесены к переходному типу, в ролевой структуре которого сочетаются черты патриархальности и демократичности.
б) Патриархальный компонент структуры семьи, состоящий в том, что работы по дому и воспитание детей закрепляются за женщиной, а работы
Из-за ограниченности средств на проведение специального полевого обследования мы сочли необходимым и возможным соучаствовать в обследовании бюджетов времени сельского населения. Это обследование проводится регулярно под руководством главного научного сотрудника ИЭиОПП СО РАН д-ра филос. наук В. А. Артемова.
В рамках данного обследования мы получили возможность апробировать инструментарий для изучения ролевой структуры сельских семей, соответствующий задачам дипломных и курсовых работ студентов-социологов.
по хозяйству за мужчиной, проявляется почти в половине сельских сибирских семей.
в) Черты демократичности (эгалитарности) ролевой структуры проявляются в следующем:
- отсутствие (противоречивость) точного представления о том, кто является главой семьи;
- оба супруга работают вне дома (если не работают, то временно);
- 35 % опрошенных мужчин-отцов занимаются воспитанием детей практически наравне с матерью;
- ещё 9 % опрошенных мужчин можно отнести к типу отец-воспитатель, т. к. их вовлеченность в воспитательный процесс большая, чем у матери, а также высока степень участия этих отцов в выполнении домашних работ;
- значительная часть опрошенных женщин (40%) высказывает неудовлетворенность принятой в их семьях традиционной моделью распределения семейных обязанностей;
- ролевые ориентации, предпочтения сельских мужчин и женщин отличаются большей демократичностью (эгалитарностью) по сравнению с реальным распределением и ведением семейно-бытовых обязанностей;
г) Сельские мужчины более привержены традиционным семейным взглядам, оценкам, ролевым ожиданиям (по сравнению с женщинами).
Очевидно, что ограниченные возможности встроенного инструментария, специфика выборки бюджетного обследования и другие методические проблемы позволили ответить только на небольшой круг исследовательских вопросов. Однако ясно, что полученные данные показывают заметные сдвиги в семейном сознании и поведении сельских женщин и мужчин.
Стабильность института семьи независимо от форм супружеских союзов, укрепление норм мужской ответственности за детей (в контексте распространения постмодернистских ориентаций на другого) может стать основой более спокойного отношения общества, а затем и законодателей к современным моделям брака, семьи.
ЛИТЕРАТУРА
Аргай М. Психология счастья. М.,1990.
Белов В. Распределение обязанностей в семье: элемент потенциальной стабильности брака: Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук Михеева А. Р., кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.
Бердяев А. Н. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Париж, 1971.
С. 108 - 157.
Ваганов Н. Н., Алленова И. А. и др. Работа с мужским населением по планированию семьи (Медико-социальный аспект) // Семья в России, 1996.
2. С. 92 - 101.
Вишневский А. Г. Современная семья и идеология // Свободная мысль, 1993. 11.
С. 110 - 120.
Волков А. Семья как объект демографии. М., 1986.
Ганжин В. Отец и дочь (о психологии современного отцовства) // Отец в современной семье. Вильнюс, 1988.
С. 75 - 84.
Голод С. И. Сексуальное поведение и субкультурная дифференциация полов // Социологический журнал, 1994. 4. С. 127 - 133.
Горелов В. Роль отца в современной семье (на примере Новосибирской области). Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.
Девис К. Прекращение браков в США // Развод. Демографический аспект / Пер. с англ. М.: Статистика, 1979.
С. 108 - 127.
Добровольская В. М. Социокультурные различия смертности мужчин и женщин России // Женщина и свобода. Мат-лы междунар. конф. М., 1994.
С. 147 - 151.
Думбляускас В. О понятии отцовства // Отец в современной семье. Вильнюс, 1988.
С. 134 - 138.
Зиммель Г. Содержание жизни: Избранное. Соч.
В 2 т. М., 1996. Т. 2.
Клецин А. А. Внебрачные и альтернативные (немодальные) семьи: формы и содержание // Рубеж, 1994. 5. С. 166 - 179.
Курильски-Ожвэн Ш. Русская культурная модель и эволюция нормативного регулирования семьи // Общественные науки и современность, 1995. 5. С. 155 - 168.
Курильски-Ожвэн Ш. Семья, равенство, свобода: модели права и индивидуальные представления подростков Франции и России // Общественные науки и современность, 1996. 2. С. 61 - 71.
Кусова Е. Изменение ролевой структуры семьи на разных этапах жизненного цикла (на примере сельской семьи Новосибирской области). Курсовая работа, 3 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.
Меньщикова (Осоргина) М. Ценностные ориентации мужчин в сфере семьи и работы. Выпускная работа, 4 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 1999.
Михеева А. Р. От сожительства к семье (взгляд на трансформацию института брака сквозь призму женских историй) // Общество и экономика: социальные проблемы трансформации / Под ред. А. Михеевой.
Новосибирск: ИЭиОПП, 1998. С. 169 - 184.
Михеева А. Р. Некоторые особенности современного процесса формирования семьи // ЭКО, 1999. 9. С. 120 - 130 .
Мэддок Дж. У. Семейная жизнь и сексуальность // Семья на пороге третьего тысячелетия.
M.: Ин-т социологии РАН, Центр общечелов. ценностей, 1995. С. 86 - 109.
Попова П. Современный мужчина в зеркале семейной жизни. М.: Мысль, 1989.
С. 188.
Смелзер Н. Дж. Социология.
Гл. II. Сексуальные роли и неравенство // СоцИс., 1992.
8, 10.
Тарасова М. Ролевая структура сельской семьи: от традиционности к современности (на примере Новосибирской области). Дипломная работа, 5 курс, научный руководитель канд. экон. наук А. Р. Михеева, кафедра общей социологии, ЭФ НГУ, Новосибирск, 2000.
Ферстенберг Ф. Ф., Норд Л. У., Петерсон Дж. Д., Зилл Н. Распад брака и контакты родителей с детьми // СоцИс., 1985. 4.
Черепухин Ю. М. Семейные установки одиноких мужчин // Социологический журнал, 1995. 1. С. 159 - 165.
Элиас Н. Отношения мужчины и женщины: изменение установки // THESIS, Женщиа, мужчина, семья. Вып. 6. М., 1994.
С. 103 - 126.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1962.
Т. 21.
Barosso C. Policy strategies to encourage greater involvement of fathers with their children in Southern countries // International population conference. Beijing, 1997. Vol.
2. P. 831 - 847.
De Jong Gierveld J.,Dukstra Pearrl A. The long-term conseguences of divorce for fathers // International population conference. Beijing, 1997. Vol.
2. P. 849 - 866.
Ferree M. M. Феминизм и семейные исследования // Гендерные тетради / Пер. с англ. Т. Гурко. Институт социологии РАН, Санкт-Петербургский филиал, СПб., 1999.
Вып. 2. С. 71 - 96.
Goldtorp J. E. 1987. Family life in Western societies: A historical sociology of family relationships in Britain and North America. Cambrige, 1987.
P. 285.
Guttman M. The Meaning of Macho: Being a Man in Mexico City. Beerke-ley: Univ. of California Press, 1996.
Kontula O., Haavio-Mannila E. Sexual Pleasure. Enhancement of Sex Life in Finland, 1971 - 1992.
Andershot, Brookfield, USA: Dartmouth, 1995.
Lesthaege R. The Second Demographic Transition in Western Countries: An Interpretation. Brussels: IPD Working Paper, 1992.
MacDonald W. L., DeMaris A. Parenting Stepchildren and Biological Children. The Effect of Stepparent’s Gender and New Biological Children // J. of Family Issues, 1996.
Vol. 17.
1. P. 5 - 25.
Mead M. Marriage in two steps, The family in search of a future. Otto N. L. (Ed), N.Y., 1970.
P. 75 - 84.
Stephens L. S. Will Johnny See Daddy This Week? An Empirical Test of Three Theoretical Perspectives of Postdivorce Contact // J. of Family Issues, 1996. Vol. 17.
4. P. 466 - 494.
О СЕМЕЙНОЙ ПОЛИТИКЕ (вместо заключения)
Дискуссии о демографических проблемах, споры о семье, о браке продолжаются и, очевидно, будут продолжаться. К чему приведет низкая рождаемость? Как относиться ко всё более частым свободным супружеским союзам? К каким последствиям приведет большое число внебрачных рождений?
Почему растет число одиноких молодых людей?
Разные точки зрения на эти проблемы, на возможность и эффективность их решения получают отражение в мировоззрении, идеологии людей, обществ. Так или иначе они трансформируются в проводимую государствами политику - семейную, демографическую, социальную.
На что нужно направить усилия общества и политики - на торможение или даже запрещение нового в семейном поведении людей и возврат к традиционным его нормам, или наоборот - на пересмотр социальных норм, на приспособление их к меняющемуся поведению людей?
Принципиальный момент политики в демографической, семейной сфере общества состоит в том, что такие процессы, как низкая рождаемость, распространение сожительств - это не региональное сибирское явление, не российское, а неотъемлемая часть долговременного общемирового процесса. В основе этих процессов важные социальные тенденции: повышение уровня образования людей, участие женщин в экономически активной жизни, равенство между полами, рост благосостояния.
Следовательно, провозглашение цели повышения рождаемости, возврат к патриархальным нормам автоматически предполагает отказ от перечисленных тенденций или принципиальную переоценку социальных приоритетов.
В большинстве западноевропейских стран, в США, в Японии правительства отказались от формулирования политики в отношении рождаемости, численности населения, его структуры. Однако сформулирован принцип отношения к рождению детей как к частному делу граждан, которым предоставляется полная свобода выбора и принятия решений в этой области.
В нескольких европейских странах (Швеции, Дании, Испании и др.) принцип невмешательства государства в частную жизнь граждан касается и форм супружеских союзов.
Семейная политика, очевидно, должна быть направлена на то, чтобы дать супругам возможность самим решать, когда и сколько они будут иметь детей, будет ли их брак при этом официально зарегистрирован.
В то же время во всех странах оказывается помощь БЕДНОЙ семье -пособия на детей, налоговые и др. льготы семьям с детьми и т. д. Поэтому важным моментом социальной политики должна быть помощь семье в рамках войны с бедностью, а не разговоры о пособиях на детей в контексте популистских демографических целей.
Следующий принципиальный момент: семью, как социальный феномен, надо перестать рассматривать как ПРОБЛЕМУ, находящуюся в центре общественного внимания, и тем более с позиций федеральной власти. Проблемой являются бедность, высокая смертность, бездомность, болезни... Дебаты о поддержке семьи, широко использующие семантику защитной идеологии, ставят семью в положение слабой, нуждающейся в постоянных дотациях, компенсациях... Между тем семья представляет собой довольно автономный, самоценный и, очевидно, вполне стабильный социальный институт.
И стабильность его не зависит от того, в каких формах и типах брачных союзов люди организуют свою семейную жизнь. Совершенно справедливо отметили Г. Андрап и его соавторы, что сейчас мы наблюдаем кризис законности: в процессе распада пребывает закон о семье, а не сама семья (см. [Prinz Ch., 1994]).
Сказанные о Швеции, эти слова в полной мере отражают положение дел в российской семейной политике.
Здесь следует учесть и то, что женщины с большей готовностью признают у себя наличие психических расстройств и чаще обращаются к врачам. См. также: [Добровольская В. М., 1994].
Следует заметить, что если раньше социологами констатировалась ценность семьи, брака исключительно для женщин, и семейная проблематика поднималась в контексте женских исследований, то сейчас становится понятно, что мужчинам брачные, отцовские, семейные отношения ещё нужнее, чем женщинам. Неудовлетворенность одиночеством у мужчин более остра и длительна [Попова П., 1989; Черепухин Ю. М., 1995; Kon-
