МОЛОДЕЖЬ В СФЕРЕ ПОЛИТИКИ И ПРАВА
Ее материальное благополучие - не самая большая проблема. И защита ее интересов объективно лежит не в этой сфере.
3,4% малоимущих семей подпадает под традиционные формы социальной защиты населения в виде различных пособий, льготного снабжения товарами первой необходимости и т.п. В отношении всех других категорий молодежи ущемление (а значит, защита) ее интересов лежит не в сфере материального обеспечения.
МОЛОДЕЖЬ В СФЕРЕ ПОЛИТИКИ И ПРАВА
Положение дел молодежи в ее отношении к сфере политики можно назвать удручающим или никаким - в зависимости от того, что принимать за благо. 78,4% молодежи затруднилось хоть как-то квалифицировать свою политическую позицию.
Политика, похоже, вообще лежит в стороне от столбовой дороги движения молодежных интересов. Она не выступает ни фактором формирования ее жизненного пространства, ни способом решения ее жизненных проблем. Поэтому любые политические институты молодежи фактически являются формированиями, самой молодежью не востребованными.
Основным каналом формирования политической ориентации является телевидение (76,2% назвали его главным источником формирования мнения о политических событиях).
Лозунг деидеологизации информационной деятельности в данном отношении можно считать полностью и эффективно реализованным в жизнь.
Телевидение сформировало на сегодня политически- слепо - глухонемую молодежь. Но здесь сыграла свою роль не столько устраненность нашего телевидения от политического влияния на умы молодежи (хотя отрицать и этот факт невозможно), но и объективная ситуация невключенности политических факторов и институтов в жизнедеятельность молодежи, ввиду их неразвитости, невостребованности, незначимости.
Это хорошо демонстрируется и набором признанных средств, которыми молодые люди готовы действовать в отстаивании своих жизненных интересов. На вопрос: К каким средствам Вы прибегли бы в случае необходимости защиты Ваших интересов?, ответы распределились следующим образом:
ТАБЛИЦА 19
| Способ действий | % ответивших |
| обращение в судебные органы | 46,3% |
| собственные средства и методы, включая насильственные |
33,8% |
| обращение к средствам массовой информации | 24,8% |
| обращение во властные структуры | 20,0% |
| организация забастовки, митинги | 7,9% |
| помощь депутата | 5,4% |
| объявление голодовки | 2,9% |
| затруднились ответить* | 21,9% |
*
(Здесь мы пока рассматриваем эти цифры в сугубо политическом аспекте. Правовая их интерпретация - в разделе Молодежь и право. )
Интересна динамика роста по сравнению с 1991 годом всех форм протеста: 6,1% в 1991 году обратились бы в местные органы власти, сегодня таких 20,0%, 6% обратились бы в средства массовой информации в 1991 году, 24,8% - в 1992 году. Иными словами, можно констатировать определенный рост интенсивности возможных форм протеста в случае попрания прав. Но пока фактически только около 13% догадались бы усилить свою позицию через государственно-властные механизмы.
Причем, далеко не факт, что позиция это - четко осознана, вплоть до знания, что во властных органах есть структурное подразделение, отделы, чьей непосредственной функцией является защита интересов молодежи всеми доступными государству средствами. В 3-х из 4-х возможных случаев, где молодой человек готов воспользоваться либо социальными (суд, средства массовой информации), либо собственными средствами, скорее, просматривается и понимание опрошенными вопроса сугубо в индивидуальном плане: если тебя (Петю Иванова) будут обижать и ущемлять, ты - сделаешь? - Подам на обидчика в суд, расправлюсь с ним сам или обращусь за помощью и защите к сердобольным и падким на обличение журналистам.
Даже вопрос нашим молодым человеком понимается в совершенно исключающей политику плоскости. Он не позицию (социально-значимую или социальной группы) будет этими средствами защищать, а себя, лично.
Следовательно, формирование политической культуры молодежной среды - специальная и на сегодня совершенно не решенная задача. Плясать от печки можно той, что, во-первых, есть часть людей, готовых рассматривать властные структуры как место и средство решения своих проблем. Во-вторых, пусть очень маленький процент, но дает такой фактор, как помощь депутата.
А значит, повышение политической культуры молодежи должно осуществляться по осмысленной программе: внедрение в массовое молодежное сознание знания и понимания о существующих институтах и структурах защиты ее интересов (широкое информирование о фактах и формах такой защиты, т.е.канал информации здесь должен быть насыщенным и постоянным, типа частой и регулярной рубрики Государство защищает интересы молодежи, где называть вещи и расставлять акценты для незнающих и еще не способных к самостоятельному квалифицированию); специальная работа молодежного депутатского корпуса над анализом, пониманием, решением проблем нуждающейся в поддержке молодежи и в реализации программ защиты ее интересов, а также работа ответственных административных структур с этим депутатским корпусом. Здесь требуется особая и специальная работа по повышению социальной и политической грамоты этих депутатов, формированию у них государственной позиции, или если хотите, позиции государственного человека по защите интересов определенной социальной группы, а также по созданию информированности молодежной среды о наличии таких ее защитников, их поименной и должностной определенности, функциональной особенности и специализации по определенным блокам проблем.
Следует отметить, что работающая часть молодежи по этому вопросу более определена в собственных позициях (неопределившихся не 78, а 66%), что свидетельствует, что процесс реальной жизнедеятельности в той или иной сфере приложения собственных усилий и включенность этих структур в общественные отношения способствует усилению социальных ориентаций. Но отсутствие целенаправленной работы здесь и недостаточная вербальная и содержательно-деятельностная оформленность конкретных форм практики в институализированные формы и связи общества не позволяет еще констатировать должный уровень понимания, а значит и грамотного их использования в выборе форм, методов, содержания взаимодействия поведения субъекта с необходимыми социальными институтами, т.е. того, что называется социально-политической культурой населения.
Задача эта, безусловно, очень масштабна и фактически совпадает с задачей формирования гражданского общества и востребованности цивилизованных форм деятельности, без которых невозможно существование института демократии. Но если демократический наш выбор и цивилизованный путь - не пустой звук и маниловщина, то эту работу необходимо программировать и закладывать в формирование новой социальности прямо сейчас, особенно в работу с молодежью как с будущим носителем этих норм. Как проблема здесь непременно встанет вопрос о традициях, без которых вживание и трансляция этой социальности - лишь очередная кампания для галочки, а традиции, как известно, требуют большого времени.
Но эпохи на изломе обычно очень восприимчивы к внедрению новаций, и не упустить сейчас свой исторический шанс - это задача грамотного политика и конструктивной содержательной политики. Иными словами, это и есть задача построения нового общества. Кто и какой орган возьмет на себя роль мозгового и организационного центра в этом, роль субъекта социального строительства - это вопрос, адресованный к имеющимся сейчас социальным силам, институтам, структурам, политическим и общественным движениям. Одно можно сказать, что задача архисложная, требующая решения экзистенциального порядка, и любая переоценка своих сил или недопонимание уровня задачи выхолостит любое содержание из наших намерений о построении цивилизованного демократического общества.
Есть ли сейчас у нас такие общественные силы, способные взять на себя задачу объединения усилий для работы в данном направлении и способные выступить держателем этого целевого идеального плана - это вопрос на самом низком уровне политический (точнее, Политический, где имеется понимание политики с большой буквы, т.е.большой политики, исторического масштаба), а по максимуму - социумный (в отличие от ранних периодов зачатка, становления и формирования социума). По большому счету, это задача делания истории и поиска способного на это субъекта (коллективного, общественного - форма может иметь конкретно-исторический характер).
Понятно, что речь здесь идет о задании деятельностных рамок, точек отсчета, масштаба и критерия оценки всех наших сегодняшних начинаний и завтрашних результатов. Сегодня же наш социальный (и политический, в том числе) менталитет содержательно формируется за счет отнесенности общественного мнения к тем конкретным проблемам, которые уже проявлены, встали на повестку для обсуждения в различных инстанциях и пусть пока несистемно, хаотично и лоскутно, но воздействуют на умы людей, создавая некоторые оценочное и позиционное пространство.
В спорах и отношениях к ним, люди проявляют себя как мыслящие и действующие определенным образом, реально разбиваясь на группы, имеющие свою качественную характеристику, т.е. неформально и содержательно структурируя пока зачастую большей частью аморфную и безликую массу населения, придавая те или иные содержательные характеристики своей группе (пока практически никак организационно не оформленной), придавая абстрактному обществу реальное лицо. Именно в этих проблемах человек оказывается заживо задетым, и будет действовать в согласии или противодействии к принятым решениям и позициям. Таковыми проблемами являются статус и механизм формирования армии (которая, будучи сугубо фактором государственного интереса, прикасается к жизни почти каждой семьи, делая это самое государство реальностью здесь, у себя на домашнем пороге, наполняя эту абстракцию вполне определенным реальным содержанием); проблема интерпретации и реализации идеи социальной справедливости (у нас проходящая через уравнивание доходов граждан); проблемы собственности, свободы слова, прописки, прав на образование и прочее. И здесь уже нельзя сказать, что люди равнодушны и политически индифферентны.
Тот факт, что по каждой этой проблеме высказалось по 500-600 человек говорит сам за себя. Вот это реальная, а не декларируемая политика. Политика же зачастую связывается с известными институтами и их деятельностью (заседания Парламента, поездки Президента и т.п.), именно ее особую институциональную оформленность отодвигают от себя люди, далеко не всегда понимая, что политика, пришедшая в дом в виде повестки из военкомата, начинается там, куда люди не собираются вторгаться и что они не воспринимают как фактор собственного даже индивидуального интереса. Поэтому политизация общественного сознания имеет место постольку, поскольку есть по меньшей мере декларируемая позиция по тому или иному вопросу политического звучания.
Считаясь с этим как с имеющимся фактом, далее следует смотреть, насколько эта народная политика соответствует задачам и намерениям официальной политики. И если эта официальная политика направлена во благо и не в противовес общественному интересу, то ей далеко должно быть небезразлично, отражает ли она в каждом данном случае интересы широких слоев населения, от лица которых она действует, или отцы-политики имеют дело с несознательной массой, благо для которой приходится творить, ломая ее сопротивление и обрекая себя на непонимание и отсутствие поддержки.
В профессиональной политике и исторической деятельности в принципе возможны оба варианта, даже с разумной точки зрения, вопрос только об их соотношении, конкретном историческом моменте и формах реализации. И если конкретное государственное решение совпадает с ожиданиями народа, оно будет популярно, укрепит позиции соответствующих субъектов этого решения. Это будет демократическое решение в реальном наполнении значения этого термина. Если же из соображений государственной (читай - общественной) пользы принимается непопулярное решение, механизм демократии требует дополнительных усилий и средств для разъяснения его необходимости и завоевания в его поддержку общественного мнения.
Иначе есть риск блокирования, неподчинения, бунта и т.п. мер, где все равно потребуется привести в движение государственно-политические, режимные меры, а это все равно затраты, но уже в экстремальных и неблагоприятных условиях. Здесь не обсуждается третий вариант - принятия популярных у населения мер, реально противостоящих разумной позиции во благо общества, сейчас получивших название популистских.
Для начала приведем в целом общую оценку деятельности структур официальной политики, своеобразный рейтинг популярности законодательных исполнительных органов республиканского и местного уровня. (Оценки по 10-балльной шкале).
ТАБЛИЦА 20
| Уровень власти | Оценка (в баллах) |
| Президент | 4,15 |
| Парламент | 2,79 |
| Правительство | 3,28 |
| Местные органы | 3,54 |
Также дадим иллюстрацию того, как оцениваются мероприятия, имеющие характер судьбоносных, закладывающих основы нового общественного уклада, с государственно-правительственной позиции. (10-балльная шкала).
ТАБЛИЦА 21
| Приватизация | Оценка (в баллах) |
| жилья. | 7,01 |
| земли | 6,83 |
| мелких и средних предприятий | 6,40 |
| крупных предприятий | 5,28 |
Широко не вдаваясь в комментарии, отметим лишь в целом невысокую оценку нашего государственного корпуса и наибольший рейтинг популярности Президента. А также довольно приличную оценку такого проводимого сейчас мероприятия, как приватизация, среди форм которой наиболее высоко оценена приватизация жилья, а наименее - приватизация крупных предприятий.
Надо сказать, что и в том, и в другом примере относительно неплохо обстоят дела у нашего местного государственного корпуса, (П место после Президента), косвенным образом получившего и оценку своей деятельности через высокий балл приватизации жилья, которая осуществляется силами местных властей.
Вот классический пример возможного столкновения воли государства с мнением народа (в данном случае, с его молодежной частью. Должна ли свобода слова быть ограниченной - этот вопрос получил 30,7% утвердительных ответов (причем, полностью согласны с ее ограничением являются лишь 6,1% ответивших, 24,6% частично согласны), подавляющее же большинство респондентов возражает против ее ограничения (29,0% категорически не согласны, 26,3% - не согласны). Если здесь имеется в виду истинное значение понятия свобода слова, а не свобода использования нецензурной лексики в общественном транспорте, то понятно, что государственно-политическое решение, будучи самым разумным, вынуждено будет принять на себя ответственность за общественную реакцию на принятые меры.
Ибо не бывает неограниченной свободы слова, поскольку слова имеют организующую и формирующую силу, способны материализовать любую идею, поднимая и завоевывая массы. Есть ограниченная свобода слова для тех или иных классов, позиции и т.п. Вопрос только о поиске таких форм ограничения, при которых не был бы ущемлен позитивный интерес одной группы в отличие от возможностей зеленой улицы позитивному интересу другой группы.
Но ограничение обязательно должно касаться обеспечения позитива и перекрывания негатива, несущего деструктивные общественные тенденции. Ограничение обязательно должно касаться попыток одной группы быть единственным субъектом общественного развития, ибо здоровый плюрализм - это фактор устойчивости и расширения ресурса развития социума.
И ограничение обязательно должно выполнять социально-защитную роль, не давая свободе слова вылиться в антиобщественный произвол мнений. А чем, как не ограничением свободы слова, можно назвать целенаправленное использование средств массовой информации в организации, консолидации,
сплочении противостоящих социальных сил? Но при сегодняшнем раскладе положений и общественных позиций можно прогнозировать возможность различных антигосударственных акций со стороны населения (молодежи), стоит только любой попытке государственно-правового регулирования этой сферы приклеить ярлык ограничения свободы слова. Мы уже сегодня под маркой свободы слова сделали нормой многие деморализующие и духовно-разлагающие издания, фильмы и прочие продукты духовного производства, по отношению к которым нормальная государственно-общественная политика цивилизованных стран не боится взять на себя функции ограничителя, встречая при этом благосклонное понимание и поддержку самых широких слоев населения. Под вывеской свободы слова мы стесняемся положить конец произволу политических скандалов, поливания грязью всех и вся, включая правительство, парламент, президента, партии, движения и конкретных лиц, выступающих на общественной арене в том или ином качестве.
Когда наша цивилизованность (а только в ее русле имеет право на существование свобода слова, т.е.свобода цивилизованного, культурного, социально-положительного, благого слова) научится отличать свободу слова от произвола брани? Это вопрос большой культурно-воспитательной работы.
Следующая проблема - сохранение или отмена всеобщей воинской повинности. За ее отмену - 57,2% (в том числе, полностью согласны - 40,5%), против - 21,5% (категорически не согласны - 8,6%). Мы не будем здесь касаться вопросов, порождающих эту проблему, и трудностей, не позволяющих нашему государству решить ее в популярной форме.
Но можно констатировать, что желающих просчитать хотя бы финансово, во сколько это обойдется государству и каких усилий будет стоить, найдется очень немного. И ведь вопрос не только в материальном содержании самой армии (на это, может быть, сделав конверсионное усилие, еще худо-бедно бы наскребли), а в обеспечении решения тех проблем, которые худо-бедно, но еще решаются посредством всеобщего призыва, хотя уже сейчас эта форма стала источником порождения проблем не в меньшей степени, чем их решения, свидетельствуя о своей исчерпанности и невозможности уйти от необходимости кардинальной реформы.
Силовая попытка хоть на время оставить все на своих местах потребует затрат, с которыми наше общество может не справиться, а разрушительный эффект от нее может превзойти все самые мрачные ожидания.
А вот проблема следующая, которая свидетельствует о том, что слухи о смерти нашего большевистского прошлого сильно преувеличены. Должно ли государство делать все, чтобы максимально уменьшить разницу между доходами граждан этот вопрос определил примерно равное противостояние за и против.
37,4% не согласны с тем, что государство это должно делать, а 39% считают, что должно. И сколько лет уже мы твердим про рынок, про предпринимательскую инициативу и изворотливость, про воздаяние по результату твоей активности и прочее, все равно уравнительные идеи так глубоко засели в массовое сознание, что наш казарменный уравнительно-распределительный социализм будет долго еще маячить как общество розовой мечты, вызывая лишь одни сожаления - по поводу того, что распределять поровну мало что есть, но ведь мало у всех, у всех поровну - мало.
Заметим, что новое понимание принципиальной невозможности, несовместимости уравнительно-регулирующих мер государства с провозглашенным ныне путем разделяется лишь 37% населения (точнее, молодежи, думается, что старшие поколения, чья социалистическая жизнь имеет более длительную историю, дадут другие, более социалистические цифры), и, скорее, именно эта часть бывшего советского общества может говорить об осмысленном выборе рыночного пути.
По отношению к вопросу об отмене или сохранении смертной казни за тяжкие преступления наша молодежь предельно определена. За сохранение - 71,2%, против - 14,2%. Можно как угодно широко трактовать эту позицию с этической точки зрения.
С социальной же точки, здесь явно присутствует и оценка факта убийств и тяжких уголовных преступлений как очень даже возможных, и понимание степени напряженности этой проблемы, побороть которую на сегодня можно только крайними мерами общественного пресечения, и, наконец, не всегда осознанное ощущение, что более цивилизованные формы пресечения у нас отсутствуют, да и не возымели бы требуемого эффекта, если бы даже были созданы. Факт простой изоляции от общества и от собственной привычной деятельности у нас еще не может выступать суровым общественным наказанием, останавливающим потенциального преступника от свершения преступления.
И сколько бы не убеждали нас правоведы, что зло порождает еще большее зло, у нас еще нет уверенности (а даже напротив), что добро породит добро, а не безнаказанность уголовной стихии.
Вопрос об отмене прописки и ограничений на право выбора места можно считать практически решенным на уровне общественного мнения. этот пережиток военно-феодальной диктатуры и казарменного крепостничества эпохи диктатуры пролетариата (а фактически диктатуры политического тоталитаризма) предлагают отменить 60,2% и не согласны с отменой 15% опрошенных (категорически не согласны 5,6%). Законодательное закрепление права человека на выбор страны проживания поддерживают 85,8%, не поддерживают 3,4%.
Этот исторический факт уже настолько созрел, что пытаться ему противостоять (тем более, что с точки зрения исторического прогресса здесь трудно противопоставить разумные аргументы в возражение против такого права) - это идти вспять гуманистическим тенденциям общечеловеческого развития.
Два следующих вопроса демонстрируют большую живучесть старых (доказывая, что старое не всегда укоренялось из дурных побуждений) тенденций и ценностей.
Вопрос Должно ли образование, включая высшее, быть бесплатным получил 72% голосов за бесплатность и 11,4% голосов - за платность образования. Вопрос далеко не праздный, а позиции далеко не формальные.
Ибо в числе основных факторов, признанных молодежью в качестве обеспечивающих жизненный успех и благополучие, образование стоит на 1 месте и с большим отрывом от других прочих инструментов завоевания жизненного пространства дало 64,9% высказавшихся в его пользу (2 место - 43,6% заняли связи с нужными людьми, 3 - 36,7% - способности и талант). Здесь, видится, имеет место не простая инертность социалистического мышления с его большим перечнем (праведным и неправедным) разного рода привычных бесплатностей. Нет, позиция здесь, представляется, уже более осознанная, животрепещущая. Наша молодежь уже столкнулась с платными формами образования, уже попробовала на вкус, что это такое.
И поняла, что платность образования отнимает у нее первостепенный ресурс для собственного жизнеутверждения. Надо сказать, что во всех странах, даже самых гуманистически и прогрессивно ориентированных, платность образования рассматривается как благо, как фактор, способствующий общественному и личному прогрессу и усиливающий общественный потенциал.
Но надо при этом не забывать про очень разветвленную и дифференцированную сеть, систему различных социальных регулятивов, превращающих этот фактор в общественное благо. Наш отечественный, очень молодой опыт платного образования пугает своими перспективами уничтожения образования неразумными формами регуляции. И если уж не уйти нам от зла, и вопрос только в том, чтобы выбрать меньшее, то бесплатное образование - зло, но меньшее.
Оно, по крайней мере, не лишает надежды на возможность состоятельности образования для тех, кому оно реально требуется как ценность. Конечно, при этом тянется огромный шлейф попутчиков и попутных проблем (например, отсрочка студентам ВУЗов от призыва в армию, которая действительно является благом, сохраняя интеллектуальный потенциал страны. Но ведь не секрет, что объективно такая отсрочка требуется лишь тем немногим, которые таким интеллектуальным потенциалом являются реально, а не формально.
Но под Закон попадают сотни тысяч, превращая институты в отстойники для бездельников). При введении же платного образования без должной системы поддержки и продвижения способных, мы превращаем образование в недоступную роскошь, дозволенную лишь тяжелому карману, а он не всегда совпадает с возможностями интеллекта.
Бьем по интеллектуальному генофонду нации.
