Значение обоснования понятия «стоимость»
Только на материале всех трех томов Капитала, а не одного первого тома, как это имело место в случае с Конрадом Шмидтом, можно считать окончательно обоснованной объективную истинность понятия стоимость.
Необходимым компонентом той теоретической платформы, с позиций которой возможна практическая проверка истинности понятия стоимость, является история экономической мысли, даваемая не в плане простого пересказа воззрений предшествующих экономистов, как это имеет место в многочисленных историях экономических учений, а в плане исторического движения в рамках всеобщего понятия, как это делается Марксом.
Факты самостоятельных подходов к этому понятию у различных авторов, его неустранимость, теоретические тупики и необоснованное усложнение наличной системы представлений в случае отказа от него показывают необходимость поиска материального воплощения понятия, его практического аналога и дают возможность увидеть его в товаре, деньгах, капитале. Несомненно, что в случае обработки Теорий прибавочной стоимости для печати самим Марксом, многие сомнения в истинности понятия стоимость, которые имеют место до сих пор, были бы сняты.
Значение обоснованияпонятия стоимость
Обоснование стоимости в Капитале и Теориях прибавочной стоимости по своему значению далеко выходит за пределы своей чисто экономической формы. Задача данного параграфа обратить внимание на принципиальную значимость этого обоснования для социологии, философии, истории, истории философии и социологии познания.
В частности, необходимо отметить его значение для решения трех исторически воспроизводящихся проблем, которые с момента создания Капитала не могут рассматриваться без учета проделанной Марксом работы по обоснованию стоимости: проблемы существования объективных закономерностей в сфере общественной жизни, проблемы места и роли заблуждений в общественном процессе познания, проблемы истинности всеобщих понятий, предопределяющих истинность всей основанной на них системы знаний. Без решения этих, достаточно важных самих по себе, проблем обречены также остаться поверхностными представления о социальной природе познания.
Обоснование стоимостикак демонстрациясоциальной закономерности
Одним из фундаментальных оснований социального агностицизма является отрицание факта существования общественных закономерностей. Действительно, утверждать возможность
познания общественных явлений как познания предвосхищающего, а не просто констатирующего, можно всерьез только при условии признания общественных законов. Между тем неповторимость исторических событий, активное влияние человека на ход социальных процессов приводят все новых и новых авторов к противопоставлению законов природы и общества и, по сути дела, к отрицанию последних. Эта тенденция проявилась в распространении субъективного метода в русской социологии конца XIX века. Она сказалась в представлениях Виндельбанда и Риккерта, подразделивших науки на номотетические и идеографические, противопоставивших общественное и естественнонаучное знание.
Она может быть обнаружена в представлениях Вебера о наиболее общих понятиях истории как идеальных типах. По мнению Вебера, понятие закона в применении к общественным явлениям не есть отражение объективно существующего общего, а является всего лишь наиболее удобным инструментом для систематизации фактов. Риккерт рассматривает понятие общественной закономерности как contraditio in adjecto как противоречие в определении.
О. Нейрат утверждает, что историческое знание невозможно, ибо не допускает опытной проверки. К. Поппер считает, что в обществе имеют место не законы, но тенденции, а следовательно, невозможны точные выводы и теоретические обобщения.
Р. Арон предлагает заменить в применении к общественным понятия необходимости и закономерности понятиями возможности и вероятности. Социологию как всего лишь описание человеческого поведения рассматривают П. Ландсберг, С. Додд, П. Лазарсфельд. Ряд авторов упрекают Маркса в непонимании противоречия между признанием закономерностей и одновременным признанием сознательной деятельности людей (Р.
Штаммлер и др.). К. Хант считает, что признание объективной закономерности в сфере общественной жизни обрекает человечество на пассивность, С. Хук заявляет, что коммунисты своей активной деятельностью опровергают принцип детерминизма.
Значение Капитала для опровержения подобных обвинений и точек зрения было показано В. И. Лениным в конце прошлого века в критике Н. К. Михайловского. В каком же это смысле говорит Маркс об экономическом законе движения общества и еще рядом называет этот закон Naturgesetz законом природы? спрашивает Ленин. Как понимать это, когда столь многие отечественные социологи исписали груды бумаги о том, что область общественных явлений выделяется особо из области естественно-исторических явлений, что поэтому и для исследованияпервых следует прилагать совсем особый субъективный метод в социологии?1
Ответ на этот вопрос и одновременно доказательство существования общественной закономерности дает, по мнению Ленина, исследование Марксом закона развития капиталистического способа производства. Он берет одну из общественно-экономических формаций систему товарного хозяйства и на основании гигантской массы данных... дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее.
Этот анализ ограничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к каким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отношений, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические... классы буржуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, который становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталистической организации2.
Существенное значение для развития ленинской идеи о значимости Капитала для доказательства существования и осознания смысла понятия общественная закономерность имеет конкретизация вопроса в применении к понятию стоимость. Именно стоимость, выступающая на первый взгляд как contraditio in adjecto (о чем и заявляет Маркс на первых страницах Капитала3), является доказательством объективно существующего общего (Вебер) на протяжении всего существования товарного обмена.
Именно стоимость является внутренней основой различных тенденций (К. Поппер), необходимостью, проявляющейся через возможность и вероятность (Р. Арон).
Именно поэтому понятие стоимости позволяет перейти от описания экономических явлений к их строгому научному анализу, позволяет показать совмещение сознательного и бессознательного в экономической деятельности.
Важным свойством стоимости как доказательства общественной закономерности является ее действие на протяжении длительного исторического периода. Подготовив к изданию 3-й том Капитала, Энгельс включает в него дополнение Закон стоимости и норма прибыли, в котором довольно подробно рассматривает действие закона стоимости с начала обмена, превратившего
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, с. 132.
2 Там же, с. 138.
3 См.: К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 4445.
продукты в товары, и до XV столетия. Начало же обмена товаров, добавляет Энгельс, относится ко времени, которое предшествует какой бы то ни было писаной истории и уходит в глубь веков в Египте по меньшей мере за две с половиной, а может быть и за пять тысяч лет, в Вавилонии же за четыре-шесть тысяч лет до нашего летосчисления1.
Маркс отмечал действие закона стоимости не только начиная с первобытного состояния, но и спорадически при капиталистическом способе производства (для мелких собственников, живущих своим трудом и до известной степени в отношениях между различными сферами производства и разными странами2), а также при социализме. И, наконец, самое главное законы капиталистического способа производства объяснены Марксом как модификации закона стоимости, позволяющего понять зависимости, иначе неуловимые.
Между тем проблема стоимости, широко обсуждавшаяся в политэкономии, как правило, не учитывается философами и социологами при решении проблемы общественной закономерности. Противники Маркса в своей критике и его последователи в своей защите опираются на представления о законе, полученные из отдельных высказываний Маркса, из его общесоциологических выводов, которые не содержат достаточно полной аргументации. По поводу стоимости она есть. Существенной частью ее должны были стать, по нашему убеждению, Теории прибавочной стоимости при их окончательной подготовке к печати.
Можно понять ошибку экономистов, посчитавших эту аргументацию недостаточно убедительной, но совершенно недопустимо решать проблему существования общественных законов, отвлекаясь от проблемы стоимости. Само существо вопроса и наиболее весомые аргументы остаются в этом случае вне поля зрения. И это следует расценить как несомненное упущение современной мысли 3.
Обоснование стоимости
как образец снятия заблуждений 4
Если теперь из области социологии мы перенесемся в сферу гносеологических проблем, то увидим, как то же самое обоснование
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 474475.
2 Там же, ч. I, с. 193194.
3 Показателем может служить статья в Философской энциклопедии Закономерность общественная, где дается критика перечисленных ниже буржуазных авторов, но аргумент стоимости не используется.
4 Раздел написан совместно с В. А. Мерклиным.
стоимости позволяет по-новому поставить и разрешить проблему заблуждения. В ряду заблуждений, давно уже отмеченных философской мыслью, таких как заблуждения, порожденные несовершенством человеческого разума, недостатком знаний, классовыми и личными интересами, социальной передачей неверных представлений и др., Маркс выделяет иллюзии, закономерно порождаемые конкретной исторической формой общественных отношений.
Речь идет о товарном фетишизме, который неустраним даже после того, как наука, обосновав понятие стоимости, раскрыла его тайну: вещная видимость общественного характера труда продолжает сохраняться для людей, захваченных отношениями товарного производства... 1.
Идея предопределенности всеобщих заблуждений объективной видимостью, вытекающей из определенных общественных отношений, была высказана Марксом давно. В Тезисах о Фейербахе он замечает, что все мистерии, уводящие теорию в мистицизм, могут быть рационально разрешены на основе человеческой практики2; на страницах Немецкой идеологии отмечает сложность опровержения подобных заблуждений и намечает общий метод их критики: Подобные конструкции, так же как и гегелевский метод, можно критиковать лишь показывая, как они строятся, и тем самым доказывая, что ты господствуешь над ними 3. Но только в Капитале эти идеи были воплощены в конкретном исследовании.
На протяжении всех трех томов (а не только в разделе о товарном фетишизме) система позитивных воззрений строится Марксом так, чтобы проследить акт рождения догмы, предотвратить ее повторение, показав стоимость как фундамент всех экономических отношений.
Важную роль в решении этой задачи должен был играть анализ истории экономической мысли в Теориях прибавочной стоимости. Примером может служить исследование Марксом представлений вульгарной политической экономии об источниках и формах дохода, опубликованное в приложениях к третьей части работы.
Известно, что основными формами дохода в капиталистической системе производства являются прибыль, рента и заработная плата. Соответственно, источниками доходов, согласно общепринятым представлениям, являются капитал, земля и труд. Объективно, проблема состояла в необходимости отыскания 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 84.
2 См.: там же, т. 3, с. 3.
3 Там же, с. 515. теоретического принципа, на основании которого можно было бы вывести различные формы дохода из одного источника, обосновав тем самым их внутреннюю закономерную связь и единую природу, что, в свою очередь, давало возможность описать механизм капиталистического производства в конкретности и тотальности. Сложность решения этой задачи состояла в том, что в наличном бытии капитализма формы дохода и их источники существуют как изначально самостоятельные, друг от друга не зависимые и друг к другу не сводимые.
Поэтому всякая попытка их общего согласования выглядела бы, с точки зрения непосредственной практики, как попытка согласовать бузину в огороде и дядьку в Киеве. В Теориях прибавочной стоимости Маркс демонстрирует два принципиально различных подхода к решению этой проблемы. Первый это подход, сформулированный в экономических доктринах Смита и Рикардо. Классическая политическая экономия, отмечает Маркс, старается посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богатства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в которой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет понять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления1. Как известно, сделать это классической политической экономии не удалось.
С одной стороны в силу сложности самой проблемы, с другой в силу исторической неразвитости метода научно-теоретического анализа.
Второй подход это подход с методологических позиции вульгарной политической экономии. В то время, пишет Маркс, как классическим и потому критическим политико-экономам форма отчуждения причиняет затруднения и они пытаются путем анализа совлечь ее, вульгарная политическая экономия, напротив, как раз в той отчужденности, в которой противостоят друг другу различные доли стоимости продукта, чувствует себя впервые вполне у себя дома: подобно тому как схоластик чувствует себя в своей стихии, имея дело с формулой бог-отец, бог-сын и бог дух святой, так вульгарный экономист относится к формуле земля рента, капитал процент, труд заработная плата.
Ведь это есть та форма, в которой на поверхности явлений эти вещи кажутся непосредственно связанными друг с другом, а потому и та форма, в которой они живут в представлениях и в сознании агентов капиталистического производства, находящихся в плену у этого способа производства. Вульгарная 1 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 525. политическая экономия считает себя тем более простой, естественной и общеполезной, тем более далекой от всяких теоретических хитросплетений, чем более она на самом деле занята только тем, что переводит обыденные представления на доктринерский язык. Поэтому, чем в более отчужденном виде она воспринимает формы капиталистического производства, тем ближе она к стихии обыденных представлений, т.е. тем более она плавает в своей собственной природной стихии1.
Отказ от теоретического анализа, принятие на веру наличной реальности как она есть, короче говоря, типичный вариант мистического решения проблемы. Маркс прекрасно понимает, что мистика вульгарных экономистов не случайна. Вообще вся вульгарная школа вырастает как спекулятивная реакция на те затруднения, противоречия и в конечном итоге заблуждения, которые были свойственны классике. Следовательно, необходимо снять эти заблуждения.
А здесь возможен только один путь путь позитивной разработки теории и дальнейшего развития научного аппарата, ибо те принципы и категории, с которыми работали представители классической школы, оказались неэффективными. Те средства познания, которыми располагали Смит и Рикардо, не давали возможности согласовать данные действительности и теоретический принцип, с помощью которого эти данные должны были описываться.
Нужен был такой категориальный инструментарий, на основе которого можно было бы разрешить противоречие между видимым движением системы и ее действительным движением2.
Так в теории Маркса появляется категория форма превращенная, выступающая в качестве основного средства для обоснования понятия стоимости и снятия заблуждений.
Форма превращенная это такая форма, которая является эффектом игры другой, исходной по отношению к ней формы (деньги превращенная форма стоимости, прибыль превращенная форма прибавочной стоимости и т.д.). Причем, цель этих превращений и опосредствовании может продолжаться до бесконечности. Прибыль как превращенная форма прибавочной стоимости превращается в новые, более конкретные формы процента и ренты, процент с капитала превращается, в свою очередь, в сложные проценты и т.д.
По отношению к каждой новой форме предшествующая оказывается ее содержанием и внутренним единством, а каждая последующая превращенной формой действительного существования предыдущей. Чем длиннее
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 528529.
2 Там же, ч. II, с. 178.
цикл, тем больше опосредствующих звеньев между исходной и превращенной формой, тем больше скрыты и нераспознаваемые следы самих этих опосредовании. Различные отношения и моменты не только обособляются в нечто самостоятельное, получая такой способ существования, при котором они кажутся не зависящими друг от друга, но они представляются как нечто данное от природы в естественно-историческом смысле. ...Как только прибавочная стоимость, пишет Маркс, распадается на различные особые части, относимые к разным, лишь вещественно различным элементам производства к природе, к продуктам труда, к труду, как только она вообще получает особые, безразличные друг к другу, не зависящие друг от друга формы, регулируемые различными законами, ее общее всем этим формам единое начало т.е. сама прибавочная стоимость, а потому и природа этого общего единого начала становятся все более и более нераспознаваемыми и не показывают себя в явлении, а должны быть еще только открыты как некая сокровенная тайна.
Это обособление формы отдельных частей прибавочной стоимости и их противопоставление друг другу как самостоятельных форм находят свое завершение в том, что каждая из этих частей сводится к некоторому особому элементу как к своей мере и своему особому источнику, или в том, что каждая часть прибавочной стоимости представляется действием некоторой особой причины, акциденцией некоторой особой субстанции. А именно, прибыль капитал, рента земля, заработная плата труд.
И вот эти-то готовые отношения и формы выступают как предпосылки действительного производства, ибо капиталистический способ производства движется в им самим созданных формах и эти последние, его результат, в процессе воспроизводства и такой же мере противостоят ему как готовые предпосылки. В качестве таковых они практически определяют поведение отдельных капиталистов, служат для них мотивами и т.д. и как такие мотивы отражаются в их сознании1.
Даже самые великие из буржуазных экономистов не сумели преодолеть это извращение действительной связи явлений, поскольку сами в той или иной мере были захвачены миром ложной видимости. Эту задачу решил Маркс, обосновывая понятие стоимости и прибавочной стоимости, которое он считал рациональной основой для понимания всех фактов капиталистической системы производства, в том числе для рационального объяснения заблуждений. Примененный в Капитале метод снятия заблуждений,
1К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 509.
существенным компонентом которого является рассмотрение истории предшествующей мысли, должен быть осознан каждым исследователем как радикальное средство преодоления препятствий в развитии познания, порожденных его надындивидуальной природой. В частности, необходимо быть внимательным к вариантам мистического объяснения трудных вопросов, которые, по мнению Маркса, оказываются следствием неудачи вполне рациональных попыток разрешения теоретических загадок.
Являясь симптомом расхождения между данными действительности и средствами познания, они, в случае их рационального объяснения, обещают наибольшие сдвиги в развитии научного аппарата.
Аргументы в пользу стоимости
как критерии истинности
всеобщих понятий
Обоснование стоимости Марксом несомненно связывалось им с проблемой существования общественных закономерностей и рассматривалось как образец опровержения фетишистских заблуждений, Но, кроме того, это обоснование, как нам кажется, могло иметь особую непосредственно-философскую цель.
Обоснование стоимости помогает вскрыть общие причины отказа от аналогичных понятий, при котором могут быть отброшены высшие достижения предшествующей мысли и замедлен общественный познавательный процесс. Отрицание понятия стоимости в современной буржуазной политэкономии, отрицание законов социальной жизни и понятия общественно-экономической формации в социологии и истории, отрицание понятия материи, понятий материализм и идеализм в философии хорошо показывают как общую актуальность поставленного вопроса, так и полную применимость выявленных на материале политической экономии причин отказа от всеобщих понятий в любом перечисленном случае.
В каждом из них имеет место непонимание того, что категории науки призваны объяснить не каждый отдельный конкретный случай, а класс аналогичных явлений в целом, что наше исходное представление об этих понятиях, с позиций которого возникает бунт против них, само должно быть углублено. В каждом случае упорство в отрицании данных понятий усиливается при столкновении с их догматической, поверхностной, авторитарной защитой.
Поэтому аргументы в пользу понятия стоимость в общей форме могут рассматриваться как критерии для оценки и отбора унаследованных всеобщих понятий. В этих понятиях концентрируется
величие человеческого разума, его созидательная мощь, они открывают совершенно новые возможности в исследовании, но могут оказаться заблуждением. Выработка способов их проверки позволяет решить проблему отношения к наследию предшественников в самом важном и остром пункте, там, где возможны наибольшие потери.
Философская значимость обоснования стоимости, таким образом, очевидна. Но есть ли основания говорить о качественном движении Маркса в решении проблемы истинности философских понятий?
Во второй главе, анализируя вклад Маркса в проблему категорий, мы не касались важнейшего вопроса об их истинности. Знакомство с обоснованием стоимости делает возможным его разрешение, а сравнение с историко-философской мыслью позволяет решить вопрос о специфике вклада Маркса в данную проблему.
Теория анамнезиса Платона, средневековый реализм, теория врожденных идей в новое время могут рассматриваться как своеобразное объяснение истинности всеобщих понятий, направление номинализма как отрицание ее. Английский и французский материализм, рассматривая опыт как критерий истинности знания, по сути дела обходят вопрос о трудностях проверки на истинность всеобщих понятий. Идея их интуитивного происхождения и уверенность в их истинности у Спинозы не сопровождается достаточной аргументацией.
Доказательство объективной истинности общих понятий, полученных интуитивным путем, отсутствует и у Фихте. Кант, заостряя проблему до вопроса о сущности наиболее общих абстрактных понятий, о формах чувственности и рассудка и утверждая их априорность, снимает вопрос об их истинности.
Устранение вопроса об истинности этих понятий, по мнению Гегеля, подрывает возможность говорить об истинном знании вообще; он стремится обосновать их истинность, но достигает этого, в конечном счете, путем признания их доприродного существования.
В лице Фейербаха философская мысль делает новый поворот: многовековая проблема, порожденная невозможностью проверить всеобщее понятие с помощью чувств и вследствие этого приводящая к самым различным странным решениям, объявляется им разрешимой на основе чувственного восприятия. ...Всё является чувственно воспринимаемым, заявляет он, если не непосредственно, то опосредствованно, если не обычными грубыми чувствами, если не глазами анатома и химика, то глазами философа...1. Это заявление может показаться идентично сходным с
1Л. Фейербах.
Избранные философские произведения, т. 1. М., Госполитиздат, 1955, с. 190. тем, что утверждали французские материалисты, но содержит в себе принципиальное отличие, так как высказано уже после сведения Кантом сути проблемы к вопросу об общих понятиях и, несомненно, имеет их в виду. Маркс уже в работе К критике гегелевской философии права отмечает необходимость отличать ходячие ложные мнения от ходячих истинных1. Отталкиваясь от убежденности Фейербаха в том, что решение проблемы лежит не на пути разрыва с чувственным восприятием, а на пути связи с ним, Маркс принципиально развивает эту мысль. От чувственного созерцания как критерия истины всеобщих понятий он поднимается к критерию практики.
Он подчеркивает, что стоимость объективно существует в чувственно воспринимаемом предмете товаре и невозможна вне его. По мере развития практики стоимость обособляется в деньгах и приобретает самостоятельное движение в капитале, получая, таким образом, явную наглядность. Эта попытка найти аналог понятия в самой действительности в качестве стороны материального объекта, а затем показать, как в ходе практической деятельности эта сторона объекта, служащая основой понятия, приобретает обособленное существование, в истории мысли оказывается уникальной.
Не менее оригинальным является параллельное рассмотрение развития практического аналога понятия и развития представлений о нем. Сопоставление этих процессов способно дать очень много для решения вопроса об истинности всеобщих понятий.
Своеобразие подхода Маркса наглядно выступает при сравнении способов обоснования стоимости с позицией априоризма Канта и применением исходной абстракции у Гегеля. Априоризм можно критиковать, просто отрицая его, как это делали многие; можно показать исходные понятия разума в качестве развивающихся, как это сделал Гегель; можно попытаться восстановить на этнографическом материале социальное становление понятий пространства и времени, как это сделал Дюркгейм; но можно на материале конкретной науки показать, как развитие действительности и мысли делает необходимым развитие таких понятий, которые Кант считает априорными.
Именно это сделано Марксом на примере понятия стоимости в отношении таких категорий, как, всеобщее, причина, закон, способ, достаточно убедительный и никем другим не использованный. Видимо, не случайно, обосновывая стоимость в критике Бейли, Маркс проводит сравнение с таким понятием, как пространство2.
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, с. 309.
2 Там же, т.26,ч. III, с. 145146.
Исходная абстракция у Гегеля и Маркса, по мнению некоторых авторов, играет одинаковую роль. Обнаруживая в Капитале выведение всех экономических категорий из понятия товар, подобное выведению всех логических категорий из единого понятия в Науке логики, толкуют его как простое заимствование.
В подобных случаях верно улавливается факт влияния Гегеля на Маркса, но не осознается в достаточной мере расхождение с ним. Особое внимание к категории товара в Капитале, на наш взгляд, не в последнюю очередь предопределено стремлением вопреки Гегелю материально воплотить исходную абстракцию стоимость.
Без этого невозможно размежевание с идеалистической позицией великого философа. Неожиданные и далеко ведущие теоретические возможности, которые открывает анализ обоснования стоимости для критики априоризма и снятия исходного гегелевского принципа, позволяют видеть в этом обосновании глубинную философскую цель в ее принципиально новом решении.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Анализ Теорий прибавочной стоимости показывает, что они по сравнению с другими работами Маркса дают принципиально новые возможности для решения вопросов, находящихся на стыке гносеологии, социологии познания и науковедения. Осмысление структуры работы, которая в основном, видимо, должна была сохраниться, и выявление методов анализа воззрений экономистов прошлого, существенно отличающих Маркса от всех других историков экономических учений и представителей классической политэкономии, доказывают, что в анализе истории экономической мысли отражены его общегносеологические представления.
Сумма этих методов в сопоставлении со структурой работы дают нам своеобразную гносеологическую схему, предшествующую историко-экономическим изысканиям Маркса и позволяющую на прочной основе сравнивать Теории прибавочной стоимости, не являющиеся произведением чисто гносеологическим или посвященным исключительно проблемам социологии, с произведениями такого рода. Такое сравнение доказывает, во-первых, что исходная схема Маркса изначально включает в себя завоевания предшествующей гносеологической мысли от античности до Фейербаха (и, в частности, достижения Канта, что позволяет противостоять требованиям дополнения марксизма кантианством), во-вторых, что подход Маркса к интересующим нас проблемам оказывается более глубоким, более конкретным, чем у предшествующих авто-ров. Факт воплощения этой более конкретной схемы в историко-экономическом исследовании дает возможность утверждать, что одной из специфических заслуг Маркса было конкретно-историческое исследование гносеологической проблематики вообще и проблематики социологии познания в частности. Идеи о роли преемственности в научном познании, о его связи с материальным производством, о его зависимости от практических классовых и личных интересов, о возможности истинного знания в условиях социальной обусловленности научного познания, спорадически встречающиеся у авторов нового времени и приобретающие по некоторым вопросам характер методологических предпосылок у Гегеля, впервые становятся предметом специального исследования у Маркса: вопросы социологии познания из проблемы в себе превращаются в проблему для себя. Теории прибавочной стоимости позволяют утверждать, что Марксом на материале конкретной науки повторен пройденный Гегелем путь, в итоге которого осуществлено снятие его гносеологических представлений; эта работа Маркса, таким образом, может рассматриваться как своеобразный аналог гегелевской Феноменологии духа.
Положения о надындивидуальной сущности научного познания, о его связи с практической деятельностью, соседствующие у Гегеля с принципом изначального тождества бытия и мышления, рассматриваются Марксом, как условия преодоления этого принципа. Последовательное проведение положений о социальной сущности научного познания может, таким образом, рассматриваться как специфика гносеологического вклада Маркса по сравнению с Гегелем. Теории прибавочной стоимости дают новый материал для опровержения заниженных оценок вклада Маркса в социологию познания ее буржуазными представителями. Эта работа доказывает специальное исследование и гибкое проведение на конкретном материале положений о связи научного познания с материальным производством, наличными социальными условиями и классовой борьбой, снимая, таким образом, широко распространенные упреки в чисто абстрактном выдвижении и абсолютизации этих принципов.
Она показывает особое внимание Маркса к проблемам преемственности в научном познании и возможности истинного знания в условиях его социальной обусловленности, что совершенно не учитывается в современных зарубежных оценках его вклада.
Гносеологическая схема, предшествующая Теориям прибавочной стоимости, органически включает социальную специфику познания заслуга, связываемая с именем Шелера. В этой работе Марксом прослежен общественный характер научного познания в связи с проблемой категорий заслуга, связываемая с именем Дюркгейма, и решается вопрос об условиях достижения истинного знания общественных явлений в условиях классовой борьбы проблема, подробно исследуемая Маннгеймом.
За этими авторами остается большая заслуга специальной и детальной разработки данных идей, доведения их до общественного сознания, но исторический приоритет Маркса в названных
вопросах и часто более глубокое их решение на материале Теорий прибавочной стоимости неоспоримы.
Специфическим отличием Маркса как от предшествующих, так и от последующих авторов, является подход к проблемам социологии познания, как к методу научного познания.
В исторически накапливаемую сумму советов познающему разуму, начатую законами логики Аристотеля, продолженную рядом требований метафизического метода в новое время, существенно дополненную Кантом и Гегелем, Маркс вносит требования социологического анализа познавательного процесса как необходимого компонента научного исследования, как средства преодолеть неразрешимую проблему очищения разума, Такой подход предопределяет глубину решений Маркса по сравнению с современной буржуазной социологией познания, превратившейся по сути дела в простую регистрацию корреляции между гносеологическими и социальными явлениями.
Как метод научного исследования социология познания становится, особенно важной в наши дни в связи с обострением противоречия между коллективным постижением сущности и возможностью выявить ее только путем индивидуального охвата совокупности данных, в связи с усилением зависимости между наукой, материальным производством и социальными условиями, в связи с обострением идеологической борьбы.
Показывая необходимость социологического анализа познавательного процесса как компонента научного исследования, как одного из условий достижений истинного знания, давая образец, такого анализа, Теории прибавочной стоимости сохраняют непреходящее методологическое значение и в наше время.
