ПРОБЛЕМА ИСТИННОСТИ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В СВЯЗИ С ИЗДЕРЖКАМИ ЕГО ТРАНСЛЯЦИИ
В первой главе мы отмечали, что обращение к общественной сущности познания уже в новое время служило аргументом в пользу возможности постижения бесконечной действительности. Яркую характеристику безграничных возможностей рода в сравнении с достижимым для отдельного исследователя дал, как мы помним, Фейербах, подчеркнувший в полемике с агностицизмом всю несостоятельность тщетной мечты индивида ограничить свой род1. Однако в самом обращении к надындивидуальной сущности познания как решающему аргументу против агностицизма коренится ощутимая опасность. Конечно, мы постигаем бесконечную действительность только коллективным путем. Историческое и хронологически одновременное разделение труда в науке делают возможным значительное расширение познания.
Но, используя массив знаний, полученных не нами, мы лишь в минимальной степени проверяем его на истинность. Осваивая новые стороны действительности, мы пользуемся общечеловеческими формами мышления, еще менее проверяемыми нами на соответствие с действительностью.
Используемый нами материал и научный аппарат неизбежно включают в себя множество ошибок, искренних заблуждений, сознательных искажений, что, в свою очередь, закономерно порождает новую цепь заблуждений. Не приводит ли нас, таким образом, неизбежным 1 Л. Фейербах. Избранные философские произведения, т. 2. М., Госполитиздат, 1955, с. 185. факт надындивидуальной природы познания к отрицанию возможности истинного знания? Не являются ли издержки, порождаемые надындивидуальной сущностью научного познания, неустранимыми? Это сомнение отсутствует у Фейербаха, но в полной мере обыграно в буржуазной социологии познания. Заброшенность человека в мир готового знания особенно ярко подчеркивается у Шелера. В статье Л. Е. Хоруц1 показано, как, проводя читателя через три круга в движении познания, учитывая исторически выделенные до него гносеологические характеристики познания, Шелер убедительно показывает его надындивидуальный характер и социальную предопределенность, но при этом теряет главный атрибут знания истинность. Знание как продукт общества оказывается для него заблуждением.
Реальная возможность остаться в рамках институциализированного знания отмечается также Маннгеймом.
Этими исследователями подчеркнут очень важный момент, вскрывается действительная опасность, яркие примеры которой можно приводить, начиная со средневековой схоластики вплоть до наших дней. Но не менее важно в гносеологической системе проследить возможность преодоления социальных препятствий познанию, ибо иначе она останется урезанной, однобокой, достойной упрека в агностицизме, как это получилось с современной буржуазной социологией познания.
Какова позиция Маркса в этом вопросе?
Представители буржуазной социологии познания, расценивая анализ трудностей познания как свою особую заслугу, молчаливо предполагают у Маркса отсутствие интереса к этой проблеме, считают ее белым пятном для него и для всей прежней философии. Работы, предшествующие Капиталу, не дают явного материала для убедительного опровержения этого мнения, но уже обращение к философии нового времени ставит его под сомнение.
Заблуждения, возникающие при словесной передаче знания, отмечаются Гоббсом, который считает истину и ложь атрибутами речи, а не вещей. Отсюда видно, пишет он, насколько необходимо каждому человеку, стремящемуся к истинному знанию, проверять дефиниции прежних авторов или исправлять их, если они небрежно сформулированы, или формулировать их самому заново. Ибо ошибки, сделанные в дефинициях,
1 См.: Л. Е. Хоруц. Гносеология и социология Макса Шелера.
Вопросы философии, 1967, 7, с. 64. увеличиваются сами собой по мере изучения и доводят людей до нелепостей, которые в конце концов они замечают, но не могут избежать без возвращения к исходному пункту, где лежит источник их ошибок1. Искажения, возникающие при обмене идеями, неоднократно отмечаются Локком. Но в целом для философии нового времени характерно убеждение в возможности преодоления этих препятствий.
По мнению Локка, слова отвечают целям общения купцов, поваров, портных и любовников; то же самое могло бы иметь место и среди философов, если бы они хотели быть понятыми друг другом2.
Факт постановки вопроса об издержках познания, порождаемых его надындивидуальной природой, в философии нового времени говорит о том, что данный вопрос не мог быть неизвестным Марксу даже при отсутствии прямых доказательств этого в его ранних работах. Теории прибавочной стоимости подтверждают внимание Маркса к названной проблеме.
Эмпирическое исследование проблемы.Сведение ее к трудностям передачивсеобщих понятий
Одним из методов, последовательно применяемых в Теориях прибавочной стоимости на протяжении всего исследования и резко отличающих Маркса как от классической политэкономии, так и от современных историй экономических учений, является прослеживание отрицательных последствий преемственности в познании.
Мы встречаемся здесь не только с чисто гносеологическим приемом выявления последствий использования ложной мыслительной формы в воззрениях каждого данного исследователя, примененным в анализе взглядов Смита, Рикардо3 и в анализе воззрений некоторых других авторов, но и с социологическим рассмотрением заблуждений, порождаемых передачей неверных представлений от одного экономиста к другому.
1 Т. Гоббс. Избранные произведения, т. 2. М., Мысль, 1964, с. 70
2 Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1. М., Соцэкгиз, 1960. с. 504.
3 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, с. 249; ч. II. с. 225; ч. III, с. 388.
Маркс вскрывает корни неправильного положения Смита капитал порождение бережливости капиталиста во взглядах физиократов и объясняет их влиянием ограниченность представлений Смита о ренте1. При анализе взглядов Годскина он указывает, что тот воспроизводит как то, что было правильного в концепции А. Смита, так и то, что, будучи путаным у него, порождало путаницу и у других2.
Показывая, что Смит не подозревает о различии между средней общей нормой прибыли на равный капитал и различной величиной прибавочной стоимости, получаемой на различных фабриках, Маркс отмечает, что все последующие экономисты... остались верны ему в этом отношении3.
Он прослеживает, как Смит, подразделяя всю стоимость общественного продукта на заработную плату, земельную ренту и прибыль и теряя часть стоимости, идущей на воспроизводство общественного капитала, сбил с правильного пути всех позднейших экономистов...4. Маркс отмечает также отрицательную роль одной из главных, постоянно подхватываемых со времени А. Смита ошибок, будто повышение заработной платы, вместо того чтобы вести к падению прибыли, повышает цены товаров 5 и т.д.
Тот же прием проводится Марксом в отношении Рикардо и других авторов. Он показывает, как Джемс Милль совершенно нелогичное построение книги Рикардо... в целом наивно сохраняет как естественный порядок6; как Родбертус, отождествляющий среднюю прибыль в данной отрасли производства с общей нормой прибыли, воспринимает это неверное представление у Смита и Рикардо7; как отождествление цены издержек и стоимости у Рикардо, воспринятое им у Смита, привело к тому, что его последователи, используя понятие цены производства, отказались по существу от понятия стоимости8 . Отождествляя в целом стоимость и цену производства, Рикардо все же отмечает один случай их различия, фиксируя различия, в применении основного капитала на примере владельца рудника и портного, но это различие не стало для него общим правилом в анализе различных сфер производства.
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, с. 43.
2 Там же, с. 63.
3 Там же, с. 67.
4 Там же, ч. II., с. 161.
5 Там же, с. 215.
6 Там же, ч. III, с. 103.
7 См.: там же, ч. II, с. 1619.
8 См.: там же, с. 233.
Только потому, что Рикардо выдвинул этот специальный, сравнительно незначительный случай в качестве единственного различия между ценой производства и стоимостью, пишет Маркс, ...получилось то, что эта ошибка перешла как важная догма и притом в неправильной форме во всю последующую политическую экономию1.
Ограниченность представлений Рикардо о дифференциальной ренте наряду с другими причинами Маркс объясняет тем, что ее первоисточник теория ренты Андерсона дошла до него в искаженном Мальтусом виде2. Маркс отмечает восприятие Давидом Рикардо ложного положения Джемса Милля о метафизическом равновесии продавцов и покупателей и выводит отсюда его отрицание возможностей перепроизводства3.
На примере Рамсея Маркс делает вывод о том, что причиной его остановки перед важными открытиями было отрицательное влияние экономической традиции: Как ни близок здесь Рамсей к пониманию действительного происхождения прибавочной стоимости, все же им еще настолько владеет традиция политико-экономов, что он тотчас же снова сбивается с пути4, и т.д.
Маркс выявляет факты непонимания экономистами своих предшественников, неумения воспринять глубинную сущность используемых взглядов. Он показывает это на примере Смита, не сумевшего оценить все значение Экономической таблицы Кенэ, отмечает непонимание Кенэ у Ганиля5, ограниченности понимания идей Смита у его систематизатора Сэя; непонимание Давидом Рикардо объективных оснований, заставляющих Смита отказаться от трудового определения стоимости6; непонимание подлинного смысла проводимого Смитом деления на производительный и непроизводительный труд у Дестюта де Трасси, Нассау Сениора, у П. Росси, у Жермена Гарнье и других авторов, непонимание подлинного смысла утверждений Рикардо у Мальтуса, Родбертуса, Прево, Милля7.
Последний, по словам Маркса, смешивает разделяемые Рикардо понятия затраченного и оплаченного труда и, выступая от его имени, подразумевает не только противоположное тому, что говорит Рикардо, но и прямо-таки абсолютную бессмыслицу...8.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 345.
2 См.: там же, ч. II, с. 2627.
3 Там же, с. 548549. 4 Там же, ч. III, с. 340. 5 См.: там же, ч. I, с. 218.
6 См.: там же, ч. II, с. 177.
7 См.: там же, ч. III, с. 25, 103, 195; ч. II, с. 112.
8 Там же, с. 232.
На примере Милля Маркс прямо указывает на ту социологическую опасность в познавательном процессе, которую Маннгейм сформулировал как опасность остаться в сфере институциализированного знания. Исходный пункт исследования для Рикардо практика. Сами противоречия, лежащие в основе его теории, пишет Маркс, свидетельствуют о богатстве того жизненного фундамента, из которого, выкручиваясь, вырастает теория. Иначе обстоит дело у ученика [у Милля].
Тем сырьем, над которым он работает, является уже не сама действительность, а та новая теоретическая форма, в которую ее, путем сублимации, превратил учитель1.
Все вышеизложенное свидетельствует о том, что оптимизм Маркса в вопросе о возможности познания отнюдь не был оптимизмом неведения издержки познавательного процесса, порожденные его надындивидуальной сущностью, не только учитываются им, но и специально выявляются. Это свидетельствует также о том, что им должны были продумываться гаранты достижения истинного знания.
Но каковы эти гаранты?
Они предельно просты и издавна известны. Во-первых, истинность знания, полученного от предшественника, можно проверить, обратившись к практике, а практические потребности служат гарантом того, что такая сверка будет рано или поздно проведена. Во-вторых, последователи не только воспринимают ошибки предшественников, но и вскрывают их, а в худшем случае закономерное усугубление ошибок в процессе социальной передачи рано или поздно приводит к абсурду, который нельзя не заметить.
Развитие теории в целом, возведение здания науки в общих чертах служит гарантом того, что неизбежные заблуждения будут обнаружены, их логическое несоответствие общему комплексу знания будет вскрыто.
Философы нового времени в борьбе со схоластикой постоянно подчеркивают необходимость пересмотра унаследованного извращенного знания, требуют обращения к опыту, отмечают приведение к нелепости как толчок к пересмотру используемого знания. Поэтому вполне понятно отсутствие у Маркса пересказа этих положений, важных для решения вопроса о познаваемости, но уже сформулированных до него.
Итак, ответ предельно прост. Но не слишком ли легко решили мы поставленную проблему?
Действительно, все сомнения возникают с новой силой, когда мы поднимаем вопрос о способах проверки на истинность унаследованных понятий. Речь 1К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. 26, ч. III, с. 82. идет не о понятиях, полученных путем эмпирического обобщения они могут быть проверены обращением к практике и, как правило, не возбуждают сомнений, но о понятиях, полученных творческим путем, созданных исследователем, извлеченных им из небытия в качестве средства разрешения теоретических затруднений. В отношении таких понятий обращение к практике может оказаться смертельным приговором, а метод приведения к абсурду обернуться обвинением в абсурде. Материя, бог, стоимость, причинность, закономерность, пространство и время существуют ли они? Что может дать нам практика для доказательства их объективности? Не есть ли они плод фантазии предшествующих мыслителей, который мы по критическом рассмотрении должны отвергнуть? Такие вопросы не раз возникали и неоднократно будут возникать в отношении как названных, так и новых понятий.
Поэтому, если в Теориях прибавочной стоимости, в которых мы уже обнаружили специальный интерес Маркса к аналогичным понятиям, нам удастся найти также специальное обоснование способов их проверки на истинность, то это можно будет рассматривать как особую заслугу Маркса в истории мысли.
Этот поиск можно вести в отношении различных экономических понятий, но рациональнее всего сосредоточить усилия на рассмотрении категории стоимости, как фундамента экономической науки.
Значение категории стоимости для понимания Капитала очень точно было подмечено Конрадом Шмидтом. В письме к Энгельсу он писал, что со всеми безупречно логичными построениями Маркса нельзя не согласиться, но лишь при одном условии если является истинным положенное в их основу понятие стоимости1.
Сам Шмидт в объективной истинности этого понятия сомневался. Абсурдно предполагать, что Маркс после кантовского блестящего доказательства необходимости особого внимания к исходным понятиям не понимал всей необходимости обоснования истинности категории стоимости как фундамента возводимого им здания политической экономии, и бесспорно логичным является предположение, что им должна была быть проведена специальная работа в этом направлении.
Ее трудно заметить на материале одного первого тома Капитала, с которым только и был знаком Шмидт, но она может быть обнаружена при рассмотрении общего замысла Капитала с непременным включением Теорий прибавочной стоимости.
Отношение к понятию стоимость у различных исследователей
1 См.: К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 469.
предопределяет в числе прочих причин структуру IV тома Капитала, отражающую основные этапы в движении экономической мысли: создание этого понятия Смитом рассматривается как подлинное начало экономической науки, последовательное его проведение Давидом Рикардо как выдающийся шаг в её развитии, отказ от него как доказательство деградации буржуазной политической экономии.
В работе имеются и прямые свидетельства исключительного значения этой категории. ...Время между 1820 и 1830 г. представляет собой в метафизическом отношении самый значительный период в истории английской политической экономии, пишет Маркс1. Чем объяснить эту странно высокую оценку десятилетия, на протяжении которого не появилось ни одной выдающейся экономической работы?
Что означает фраза о значительности этого периода в метафизическом отношении? Далее Маркс поясняет свою мысль в это время происходит теоретическое сражение за и против теории Рикардо...2.
В действительности мысль Маркса гораздо глубже, чем это может быть усмотрено из приводимой фразы. Дело идет не просто о том, принять или не принять теорию Рикардо, а о том, принять категорию стоимости как основу политической экономии или отказаться от нее.
В это десятилетие нет положительного приращения знания, но дебатируется важнейший вопрос быть или не быть политической экономии наукой.
Таким образом, хотя в Теориях прибавочной стоимости проблема обоснования объективной истинности всеобщих понятий не рассматривается в общей форме, но, несомненно, присутствует в качестве установки по отношению к понятию стоимости. Попытаемся выявить представления Маркса по этому вопросу, проанализировав, во-первых, рассмотрение им причин отказа от категории стоимости у различных авторов и, во-вторых, его аргументацию в пользу ее сохранения.
§ 2. Анализ причин отказа от понятия стоимость
Итак, что побуждало экономистов к отказу от понятия стоимость? На основе Теорий прибавочной стоимости может быть выделено три вида причин, рассматриваемых Марксом в связи
1.К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 109.
2 Там же.
с анализом идей Смита, работ рикардианцев и полемических по отношению к рикардианцам сочинений. Анализ последних особенно важен, поскольку они включены в состав Теорий прибавочной стоимости с явной целью проиллюстрировать закономерный отказ научной мысли на определенном этапе ее развития от важнейших предшествующих завоеваний.
Он выразился в прямом выступлении против рикардовского определении стоимости трудом у Самюэля Бейли и в скептическом рассмотрении спора об источнике стоимости, как спора о словах у анонимного автора1. С точки зрения обыденного сознания отказ от трудовой теории стоимости может показаться вполне оправданным. Казалось бы, совершенно абсурдно ставить вопрос о трудовой основе стоимости, когда человек волен продать что угодно, независимо от того, затрачен на эту вещь труд или нет, когда он сам, по своей воле назначает цену товара, руководствуясь при этом самыми различными обстоятельствами. О каком законе, о какой непреложной необходимости может идти речь в этом случае? Если понимать закон как общую побудительную причину при назначении цены, то она не может быть единственной.
Именно это утверждает Самюэль Бейли: Все обстоятельства..., которые, опосредствованно или непосредственно, оказывают определяющее воздействие на сознание людей при обмене товаров, могут рассматриваться как причины стоимости2. Если же мы хотим выбрать наиболее общую причину в ряду всех определяющих, то такой можно счесть скорее общее стремление капиталистов получить среднюю прибыль, но никак не затраченный труд.
В этом случае ясно, что хотя с полным правом можно сказать, что стоимость предмета определяется количеством капитала, затраченным на него фабрикантом, но никакой анализ не в состоянии свести стоимость этого капитала к количеству труда, пишет Самюэль Бейли, отвергая стоимость даже в этом случае как необходимую основу3.
Аргументация, как видим, на уровне обыденного сознания неопровержимая, а общий вывод стоимость есть химера, унаследованная от предшествующих исследователей, от которой необходимо отказаться, казалось бы, вполне обоснован. Но что все-таки побуждало выдающихся экономистов к созданию понятия стоимость?
Как будет выглядеть проблема, если мы перейдем на более высокий уровень теоретического мышления?
1См.: К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 109.
2 Там же, с. 166.
3 Там же, с. 170.
Если мы хотим объяснить не просто каждый отдельный акт обмена, как это имеет место у Бейли, и который, действительно, может быть объяснен чем угодно, а всю систему товарного производства, при которой специально производят для того, чтобы продавать, где существует всеобщий обмен деятельностью, где каждый производит один продукт, чтобы получить вместо его все другие ему необходимые, где все может быть обменено на все, то сам факт этой всеобщей обмениваемости любого продукта на любой продукт должен быть объяснен. Если мы так поставим вопрос, то неизбежно придем к признанию какого-то общего свойства у всех товаров, к признанию всеобщей основы, делающей возможным всеобщий обмен, сознают это люди или нет, учитывают этот факт или не учитывают, и к теоретической необходимости его выявить, противопоставив субъективно устанавливаемой цене.
Эту общую основу можно видеть в абстрактной стороне затраченного труда, измеряемого общественно необходимым рабочим временем, или, менее точно, просто в труде, или, неверно, в сумме доходов. Но во всех этих случаях ставится вопрос об этой общей основе. Поэтому гениален Аристотель, который искал, хотя и не нашел, эту основу; гениальны Петти и Смит, нашедшие ее в труде и воплотившие в понятии стоимость наряду с понятием цены, показавшие, что цены, почти никогда не совпадая со стоимостью, должны всегда колебаться вокруг нее. Поэтому поверхностен Бейли, отказывающийся от поиска этой основы.
Он оказывается даже ниже Мальтуса, который, отказавшись от трудовой теории стоимости, вслед за Смитом определяет стоимость суммой доходов, что неверно, но по крайней мере сохраняет понятие всеобщей основы. Поэтому Маркс расценивает как низшую стадию деградации отождествление стоимости и цены у Бейли.
1. Итак, первая причина отказа от понятия стоимость неэквивалентность обмена в отдельных индивидуальных актах. 2. Более глубокие причины для пересмотра трудовой теории стоимости были у Адама Смита.
Стоя неизмеримо выше поверхностных соображений Бейли, создав категорию стоимости как понятие всеобщей основы в массе не эквивалентных в полной мере обменов, он, тем не менее, встал в тупик перед фактами массового, систематического и, следовательно, закономерного нарушения закона стоимости в трех больших сферах общественного разделения труда. Во-первых, неэквивалентным, как правило, является обмен между трудом и капиталом рабочий получает в качестве заработной платы меньшую стоимость, чем создает своим трудом. Во-вторых, закону стоимости противоречит наличие средней прибыли на равный капитал применяя в различных отраслях производства различное количество живого труда, капиталисты получают равную среднюю прибыль на равный капитал. В-третьих, закону стоимости противостоит такой вид дохода, как земельная рента (при равной затрате труда капитал в земледелии не только приносит среднюю прибыль, но еще оплачивает ренту). На основании этих фактов Смит приходит к выводу, что закон трудовой теории стоимости, действовавший в условиях простого товарного производства, по мере развития капитализма теряет свое значение и стоимость начинает определяться суммой доходов. Цена товара должна быть достаточной, чтобы оплатить заработную плату рабочего, среднюю прибыль капиталиста и ренту землевладельца.
Таким образом, второй, причиной отказа от понятия стоимости является нарушение эквивалентности обмена в трех значительных сферах общественного обмена. В этом направлении идут за Смитом Мальтус и Сэй.
Эта причина действует наряду с первой также у Бейли. 3. Отказ не только от определения стоимости трудом, но и от понятия стоимости вообще порождался также способом его защиты у Рикардо и в особенности у его последователей. Поставив задачу спасти стоимость как всеобщую основу политической экономии, Рикардо пытается объяснить выявленные Смитом систематические нарушения закона стоимости.
Неэквивалентность обмена между рабочим и капиталистом он объясняет тем, что предложение труда превышает спрос. Равную прибыль на равный капитал считает исключением, следствием
различий в фондах заработной платы.
