Преемственность и личный вклад ученого
Можно признать общественную природу научного познания на словах, но от этого признания до того, как мы будем использовать наследие предшественников, дистанция огромного размера. В ходе ее собственных научных исследований мы можем сознательно отвергнуть идеи предшественников, можем бессознательно потерять, не поняв их достижений, мы можем, слепо следовать за ними и догматически переносить их приемы на новый объект исследования, можем критиковать одни положения и принимать другие
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т, 42, с. 118.
2 См.: там же, т. 2, с. 34.
3 См.: там же, т. 3, с. 435.
4 См.: там же, с. 439.
5 См.: там же, с. 392.
6 См.: там же, с. 393.
не заметив их внутренней связи. Все эти опасности подстерегают каждого, исследователя, и признание общественной природы научного познания в общей форме не избавляет от них. Маркс очень хорошо видит эту опасность. За что критикует он учеников Гегеля в докторской диссертации, младогегельянцев в Экономическо-философских рукописях, Бауэров в Святом семействе, Штирнера в Немецкой идеологии, Прудона в Нищете философии.
За что критикует Энгельс Евгения Дюринга? За непонимание общественной сущности научного познания?
Ставить вопрос в такой общей форме значит оглуплять этих авторов. Маркс критикует их за то, что они в своих произведениях не пытаются двигаться дальше: не освоив имеющегося наследия, не выработав отношения к предшествующей мысли, не размежевавшись с гегелевской диалектикой. Все это, по мнению Маркса, должно стать непременным условием дальнейшего движения, необходимым методом работы. Проблема освоения достижений прошлого оказывается социально значимой проблемой, проблемой метода.
Для философов нового времени, скорее, характерно требование разрыва с предшествующими авторитетами. Гегель дает блестящие образцы их снятия, творческое освоение прошлого стало для него сознательно и постоянно используемым методом, но задача внедрения этого метода в сознание оставалась нерешенной. Такую ситуацию фиксирует Маркс.
Как довести до сознания сотен исследователей всю необходимость, всю сложность освоения накопленных знаний, резко выросших и усложнившихся по сравнению с новым временем? Эта задача, несомненно, стояла перед Марксом, как теперь в еще более острой форме стоит перед нами.
Поэтому ясно, что материал по вопросу о преемственности не есть простое следствие рассмотрения истории экономической мысли, а сам интерес к история мысли есть результат убеждения в общественной сущности познания. Именно исходя из этого убеждения, Маркс считает необходимым включить историю мысли в состав Капитала и, более того, построить ее так, чтобы надындивидуальный характер научного познания стал ясен для всех, кто достаточно учитывает его.
Композиция Теорий прибавочной стоимости и методы, анализа каждого отдельного политэконома подтверждают это. Различие в методах построения Теорий прибавочной стоимостии истории экономических учений. Теории прибавочной стоимости Маркс начинает с анализа работы Джемса Стюарта и с очерка о физиократах, как бы полемизируя с классической политэкономией, показывая, что их стоит исследовать, поскольку сама классическая политэкономия в определенных вопросах движется в одном из взятых физиократами и даже меркантилистами направлений...1.
Внимание Маркса к ранним экономическим направлениям Энгельс расценивал как его особую заслугу, отмечая в письме к Бауэру, что он возродил к новой жизни идеи физиократов, совершенно забытые к тому времени2. В завершающей части работы мы встречаемся с разделом Пролетарские противники политэкономов, казалось бы, противоречащим основной задаче Маркса дать критику буржуазной политэкономии.
По свидетельству Маркса, этот очерк должен явиться ярким примером глубокой внутренней зависимости воззрении социалистических авторов от критикуемой ими системы буржуазных воззрений.
Стремление проследить преемственность идей сказывается не только в структуре работы. При анализе воззрений любого экономиста Маркс систематически отмечает случаи зависимости его воззрений от предшественников: фиксирует случай возвращения к меркантилистским представлениям, выявляет внутреннюю зависимость Смита от физиократии, зачастую не осознанную им и сказывающуюся в самом характере его критики по адресу физиократов3, обнаруживает влияние физиократов на Ленгэ4 и даже на Рикардо5. Большое внимание Маркс уделяет выявлению воздействия Смита на всех последующих экономистов.
Рассматривая противоречивые определения стоимости и других экономических понятий как характерную черту метода Смита, он показывает, что эти противоречивые определения использовались в разорванном виде различными авторами.
Неоднократно отмечается Марксом отрицательное воздействие так называемой догмы Смита. На примере Рикардо он очень 1 К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. 26, ч. I, с. 134.
2 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма о Капитале.
М., Госполитиздат, 1968, с. 584.
3 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, с. 36, 43.
4 См.: там же, с. 348.
5 См.: там же, ч. II, с. 411.
тонко показывает, как подспудно переходят к нему даже те представления Смита, против которых он последовательно борется 1. Не менее подробно прослеживается Марксом влияние Рикардо на последующих авторов на примере Милля, Родбертуса и др. Слабые стороны воззрений Рикардо он неоднократно характеризует как причину разложения его школы, выводя из односторонности Рикардо большие нелепости у его эпигонов2.
Маркс отмечает влияние Сэя, Милля, Бартона на Рикардо; выявляет первоисточник рикардовской теории ренты в беззастенчиво присвоенных Мальтусом идеях Андерсона; фиксирует влияние Милля на Мак-Куллоха, Шторха на Рамсея, выявляет случаи плагиата у различных авторов, обнаруживает первоисточник аргументов, получивших массовое распространение, систематически приводит признания политэкономов о влиянии на них других исследователей и т.д.3 Ничего подобного мы не встретим в многочисленных историях экономических учений, как современных, так и в появившихся еще при жизни Маркса работах Бланки и Рошера4. Поскольку в них излагается история мысли, преемственность во взглядах не может так или иначе не затрагиваться, но в целом эти работы чаще всего оказываются пересказом всей системы воззрении, рассматриваемого автора. Проблемы, общие для всех, каждый раз излагаются заново, сопоставления производятся далеко не всегда и ограничиваются главным образом теми, которые проведены самими политэкономами. Об этих работах нельзя оказать того, что утверждали мы о Теориях прибавочной стоимости прослеживание преемственности является одним из постоянно действующих методов отбора и компоновки материала.
В этих работах тщательно соблюдается хронологическая последовательность имен и, таким образом, 1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 235.
2 Там ж е, с. 472.
3 Та м же, с. 548, 560, 639; т. 3, с. 181, 367.
4 См.: А. Бланки. История политической экономии в Европе с древнейшего до настоящего времени. Спб., 1869; Ш. Жид, Ш. Рист.
История экономических учений. М., Свобода, 1918; В. Н. Замятин.
История экономических учений. М., Высшая школа, 1964; Д. К. Ингрэм. История политической экономии.
М., 1897; История экономических учений. М., Мысль, 1965; История экономических учений. Курс лекций. М., Высшая школа, 1963; История экономических учений.
М., Соцэкгиз, 1963;, М. Мордухович. Очерки истории экономических учений. М., Госполитиздат, 1957; Д. И. Розенберг. История политической экономии.
Соцэкгиз, 1936; В. Рошер. Начала народного хозяйства.
М., 1860. прослеживается преемственность на уровне макроструктуры, внутри очерков рассмотрение преемственности случайно, аморфно, расплывчато, следовательно, бессознательно. У Маркса интерес к преемственности мысли гораздо систематичнее, последовательнее, многограннее и острее.
Постоянная фиксация зависимости во взглядах от других авторов отсутствие пробелов в проведении этого приема, тот факт, что он довольно часто не является необходимым для решения непосредственной экономической задачи, внутренняя расчлененность анализа, когда отмечаются как положительные, так и отрицательные стороны взаимных влияний, как их осознанный так и неосознанный характер и т.д., отражение этого приема в структуре работы все свидетельствует о том, что в Теориях прибавочной стоимости преемственность в развитии экономических воззрений была прослежена на огромном конкретно-историческом материале специально, что им ставилась задача, охарактеризованная Фейербахом как интересная, проследить на материале конкретной науки, как родовая сущность человека делает возможным то, что недоступно для отдельных индивидов.
Преемственностьи личный вклад ученого
Факт анализа преемственности, отличающий Маркса от Предшествующих мыслителей, однако, ничего еще не говорит о качественных различиях в понимании этого вопроса, поскольку общественная природа познания, признаваемая многими, просто подвергается эмпирическому исследованию и проверке. Можно ли выявить отличия в самой постановке этой проблемы по сравнению с ранними авторами? По сравнению с Гегелем?
Попытаемся ответить на этот вопрос в последующих трех параграфах, опираясь на особенности анализа истории экономической мысли у Маркса. Среди методов, предопределяющих отбор материала в Теориях прибавочной стоимости, наряду с выявлением преемственности может быть названо детальное прослеживание того нового, что внес каждый автор в историю мысли. Этот прием проводится Марксом гораздо последовательнее, чем во многих историях экономических учений.
В теоретических рассуждениях как выдающихся, так и незначительных экономистов Маркс точно выявляет и фиксирует те моменты, в которых рассматриваемый автор ограничился простым повторением воспринятого, моменты, которые были им развиты, и особенно моменты представляющие значительный шаг вперед в развитии науки. Маркс отмечает как важный вывод Родбертуса утверждение, что рента (под которой он понимает всю прибавочную стоимость), просто равна неоплаченному труду...1, считает бесспорной заслугой Бартона обнаружение того факта, что различные органические части капитала по мере накопления возрастают не в одинаковой степени2. Заслугу Мальтуса Маркс видит в том, что тот делает ударение на неравном обмене между капиталом и наемным трудом3; в малоизвестном памфлете обнаруживает существенный шаг вперед по сравнению с Рикардо в том, что прибавочная стоимость прямо характеризуется как прибавочный труд4; утверждает, что Сисмонди своей догадкой о противоречии между прогрессивной сущностью различия производительных сил и их антагонистической формой делает эпоху в политической экономии5; отмечает существенное движение Рамсея в вопросе о стоимости по сравнению со Смитом и вульгарной политической экономией6 и т.д. Постоянный прием, появляющийся уже в работе К критике политической экономии, введение в анализ личностных характеристик авторов исследуемых взглядов.
Маркс считает нужным отмечать те интеллектуальные и нравственные качества ученых, которые оказывают как положительное, так и отрицательное воздействие на общественный познавательный процесс. Он неизменно дает эмоциональные образные оценки рассматриваемым работам, отмечая великолепное место в анонимном памфлете и его остроту в целом7, говоря о том высоком наслаждении, которое доставляют две первые главы в произведении Рикардо, отмечая остроту ума, глубину и гениальность Петти8, считая в высшей степени гениальной и почти, невероятной для того времени попытку Кенэ9 охватить весь общественный процесс производства и воспроизводства в единой схеме. Он оценивает как пошлость, галиматью, слабую
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 34.
2 См.: там же, с. 640.
3 Там же, ч. III, с. 4.
4 См.: там же, с. 245.
5 Там ж е, с. 268.
6 См.: там же, с; 346.
7 См.: там же, с. 109, 115.
8 См.: там же, ч. I, с. 359361.
9 См.: там же, с. 345.
и поверхностную стряпню взгляды Ганиля, Гарнье, Лодерделя1 и т.д. Оценки, даваемые Марксом политэкономам, подчеркивают насколько различно влияние, оказываемое ими на развитие науки. Исследований Смита и Рикардо составили эпоху в политической экономии. Не менее гениальны были опередившие свое время Петти и Кенэ, но вклад их в развитие экономической мысли не стал столь значительным, так как их идеи не были в достаточной мере оценены современниками.
Определенные шаги в развитии экономической мысли сделали Тюрго, Джонс, Рамсей, Шербюлье. Движение в отдельных частных вопросах Маркс отмечает у Шторха и Родбертуса.
Заслуги таких экономистов, как Сэй, Милль, Мальтус, ограничились, по мнению Маркса, систематизацией и популяризацией идей выдающихся предшественников. И, наконец, упрек в эклектике и вульгаризации Маркс бросает Мак-Куллоху, Рошеру, Бейлю которые не только не способны двинуть научную мысль вперед, но поворачивают вспять от ее основных достижений. Интересно, что даже этот последний разряд лиц, которым Маркс дает самые уничтожающие характеристики, он рассматривает, тем не менее, как деятелей науки, ибо они накладывают свой отпечаток на общественный ход познания.
На примере Рошера Маркс показывает, какой вред может принести ученое невежество какого-нибудь Вильгельма Фукидида2, и оговаривает условия, при которых его эрудиция могла бы принести пользу. Он считает необходимым включить в анализ даже таких авторов, так как они являются показателем хода общественного познания, кроме того, иногда и они способны дать кое-что ценное в деталях.
Маркс специально отмечает все массовые попытки движения в направлении выдающегося открытия на этом фоне особенно ярко видна роль выдающихся экономистов, но без него невозможна и подлинная жизнь великого открытия, иначе оно не будет включено в общественный процесс познания и может кануть в лету, как случилось с идеями Петти, Кенэ, с учением Андерсона о ренте3. Все перечисленные факты, на наш взгляд, свидетельствуют об изначальной постановке Марксом вопроса о преемственности в антиномичной форме. В предшествующей философии могла отмечаться особая роль выдающейся личности в познании, ярче, чем у других, это обнаруживается у Локка, может
1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 157, 189.
2 Там же, ч. II, с. 129.
3 См.: там же, с. 119.
подчеркиваться роль среды, что наиболее выпукло проходит у Гельвеция, но мы не встретим здесь еще постановки вопроса в альтернативной форме общество или личность являются субъектом познания? Такая постановка стала возможной только после Гегеля. Необходимость подчеркнуть надындивидуальный характер познания приводила его к выпячиванию этой стороны.
О Духе говорилось в такой форме и в таких выражениях, что его можно было принять за самостоятельно развивающееся существо. Такая форма выражения вызывает резкую критику у Фейербаха.
Философия есть предмет познания только для действительного и цельного существа, подчеркивает он: Поэтому познавательным принципом, субъектом новой философии является не Я, не абсолютный, т.е, абстрактный, дух словом, не разум, взятый в абстрактном смысле, но действительное и цельное человеческое существо. Реальностью, субъектом разума является только человек. Мыслит человек, а не Я, не разум1. Если у Гегеля акцент делался на значении общественных предпосылок, то Фейербах, как видим, подчеркивает роль индивида.
Маркс уже в докторской диссертации, т.е, до знакомства с Фейербахом; формулирует этот вопрос как проблему соотношения накопленного знания и живого творческого духа, бурных порывов сердца, и той плотной, массивной основы, на которой стоит исследователь 2. В Экономическо-философских рукописях мы встречаемся с установкой, которая дана в связи с разъяснением сущности коммунизма, но имеет общеметодологическое значение: Прежде всего следует избегать того, чтобы снова противопоставлять общество, как абстракцию, индивиду3. В Святом семействе Маркс спешит исправить одностороннее восприятие Бауэром мысли Прудона о соотношении человека науки и общественной проницательности. Прудон отнюдь не утверждает, пишет Маркс, что талантливый человек только продукт общества, и приводит цитату из Прудона, в которой эта мысль выражена гораздо конкретнее: Талантливый человек содействовал тому, чтобы в себе самом выработать полезное орудие...
В нем скрыты свободный работник и накопленный общественный капитал4. В другом месте Маркс отмечает, что 1 Л. Фейербах.
Избранные философские произведения, т. 1, М., Госполитиздат, 1955, с. 198.
2 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений.
М., Госполитиздат, 1956, с. 79.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 42, с. 119.
4 Там же, т. 2, с. 52.
истина для г-на Бауэра, как и для Гегеля, автомат, который сам себя доказывает. Человеку остается следовать за ней1. Давая критику гегелевского исторического метода, основные принципы которой, на наш взгляд, могут быть перенесены на историю познания, Маркс упрекает Гегеля, в частности, в недооценке творческого вклада исследователя, который оказывается простым рупором общественно назревшей идеи. В Нищете философии Маркс показывает, как проблема соотношения общественного и индивидуального в познании встающая перед исследователем в любой сфере науки, может принимать уродливую форму, если лишена философской основы, специально не продумана.
У Прудона это выразилось в нечетком использовании понятия всеобщий разум, который призван разрешить противоречия, недоступные, конкретным индивидам. Для этого он изобрел, пишет Маркс, новый разум который не является ни абсолютным, чистым и девственным разумом, ни обыкновенным разумом деятельных и подвижных людей, живших в различные исторические эпохи; это разум совершенно особого рода, разум общества-лица, разум того субъекта, который именуется человечеством, разум, который под пером г-на Прудона иногда выступает также в качестве социального гения, или в качестве всеобщего разума, или наконец, в качестве человеческого разума2. Анализ предшествующих работ Маркса показывает, что уже в то время ему приходилось вести борьбу на два фронта: как против абсолютизации роли индивида в процессе познания, так и против ее принижения. Понятно, что в Теориях прибавочной стоимости Маркс ставил перед собой задачу проследить в научном познании не только преемственность, но и ее сочетания с личным вкладом исследователя.
История мысли строится таким образом, чтобы при наглядном воплощении общественного характера теоретического знания не происходило принижения роли личности, причем не только выдающейся, но и рядовой. В таком подходе Маркса можно усмотреть внутреннюю полемику с младогегельянцами, игнорировавшими роль масс вообще и в познании в частности.
Он ставит проблему соотношения выдающейся и рядовой личности в науке как проблему разделения труда, подчеркивая возможность быть полезными для исследователей, которые не могут рассчитывать на значительный вклад в развитие научной мысли.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, с. 86.
2 Там же, т. 4, с. 139.
Специальное внимание к роли личности, несомненно, имеющее место в Теориях прибавочной стоимости, может быть понято как противопоставление Гегелю. При всех социально созданных предпосылках движение мысли, может не иметь места, если исследователь не обладает способностями использовать их. Различия в интеллектуальных и нравственных качествах оказываются одним из оснований таких общественных закономерностей, как вульгаризация и эпигонство.
Упреки в принижении роли отдельной личности в процессе познания, предъявляемые иногда не только Гегелю, но и Марксу, могут оказаться излишне суровыми в отношении Гегеля, тем более они несправедливы в отношении Маркса, поскольку эта роль, как видим, была им прослежена в конкретном исследовании истории политической экономии.
Преемственность в развитии метода
Следующее специфическое отличие Маркса в подходе к вопросу о преемственности рассмотрение его на уровне качественных изменений познавательной ситуации. Что здесь имеется в виду? Мы уже отмечали, что в новое время можно встретить отдельные высказывания о возможности развития не только познания вообще, но и методов познания, искусства открытия, в частности у Бэкона и Локка. Однако ни у кого, кроме Гегеля, мы не встретим попытки конкретизировать эту мысль, проследить, как это происходит.
Кроме того, обращает на себя внимание тот факт, что, говоря о возможности развития познания, очень часто имеют в виду простое увеличение суммы знаний, простое накопление новых данных. Это можно видеть даже у Фейербаха.
Он очень образно говорит о невозможности охватить вселенную, все проблемы естествознания и истории силами отдельного индивида и о возможности сделать это совокупными усилиями. Но какой пример приводит он для иллюстрации своей мысли?
Пример мелочного пересчитывания пестиков, колосков и тычинок растений1. Неудивительно увидеть здесь потерю гегелевского завоевания возможности проникновения в сущность вещей путем социального движения. 1 Л. Фейербах. Избранные философские произведения, т. 1. М., Госполитиздат, 1955, с. 147.
В Теориях прибавочной стоимости мы находим следы того, что Марксом была сделана попытка проследить социальное развитие характеристик знания, движущегося от обыденного уровня к научному, от эмпирического к теоретическому. Общественная природа познания выступает при этом не просто как средство количественных накоплений, но как условие, обеспечивающее возможность качественно новых подходов к объекту.
В современных историях экономической мысли обращает на себя внимание различие точек зрения по вопросу о начале политической экономии как науки. Единодушно начиная историю экономической мысли с древнейших времен, историю политической экономии одни авторы начинают с Вильяма Петти1, другие с физиократов, третьи с Адама Смита.
В любом из этих случаев в подтверждение своей точки зрения ссылаются на Маркса. И, действительно, в различных местах и по различным поводам Маркс выводит классическую политэкономию из работы Петти, говорит о научном воспроизведении взглядов меркантилизма Стюартом2, называет физиократов настоящими отцами современной политической экономии3, утверждает, что политическая экономия как наука начинается с Адама Смита4. Впечатление противоречивости этих высказываний Маркса исчезает, если предположить, что сами характеристики наук он рассматривает как развивающиеся. Рассмотрение истории политической экономии он начинает с меркантилизма, хотя сам в ряде мест утверждает, что меркантилизм нельзя считать наукой.
От других авторов его отличает не общая оценка меркантилизма, а сам факт внимания к нему. Меркантилизм совершенно справедливо не считают теорией в каждом отдельном произведении этого рода литературы нет ни полного охвата действительности, ни достаточной глубины объяснения, ни систематической преемственности во взглядах.
Но сам факт широкого полемического обсуждения, экономических проблем, даже при неверном их решении, был очень важен создавалась достаточная база для теоретических размышлений, без которой научный подход не мог бы возникнуть. Во фрагментах меркантилизмом были затронуты почти все будущие фундаментальные проблемы, экономисты будущего получили первичную 1 См.: К. Маркс и Ф.
