Бокщанин А. А. - СЛОЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННО-АДМИНИСТРАТИВНЫХ ИНСТИТУТОВ В КИТАЕ
По уточнённым датировкам с XVI в. до н.э. можно говорить о существовании на Северо-Китайской равнине вполне реального, подтверждённого как письменными, так и археологическими данными государственного образования. В его основе лежало объединение племён во главе с племенем Шан, и соответственно оно получило в исторической традиции название Шан, а позднее - ещё одно наименование Инь. Традиционное китайское историописание включало государство Шан в общую схему, где оно рассматривалось как один из этапов развития китайского общества в цепи предшествующих, якобы существовавших ранее государственных образований - мифических владений Трёх властителей и Пяти императоров и легендарной династии Ся. Поэтому во многих древнекитайских текстах, составлявшихся спустя несколько столетий после падения Шан, содержится известный налёт идеализации и мифологизации данного вполне достоверного исторического периода.
Относя последний к "золотому веку", древнекитайские, а вслед за ними и более поздние авторы рисовали идеализированную картину состояния государственно-административных порядков, в равной мере распространявшуюся и на время легендарного прошлого, и на времена Шан. В качестве примера можно привести следующий отрывок из канонизированного "Шу цзина": "Прежние государи были в состоянии соблюдать наставления Неба, сановники были в состоянии пользоваться установленными правилами.
Различные чиновники совершенствовались в помощи [правителю] ... Каждый год [с наступлением] первого месяца весны глашатаи оповещали [об этом] людей на улицах с помощью колокольцев с деревянным языком. Чиновники - все [блюли положенные] правила, советники государя достигли совершенства в увещеваниях.
Для тех, кто недобросовестно исполнял [свой долг], в стране были установлены наказания".
Связь государства Шан с легендарным периодом китайской истории прослеживается и в приобщении предков шанских правителей к роду мифологического героя - государя Хуан-ди. По преданию, предки основателя династии Шан Чэн Тана (Тянь-и) вели начало от "императора" Ку, который, в свою очередь происходил от одного из сыновей Хуан-ди. В равной мере к потомкам Хуан-ди по традиции относились легендарные правители Яо и Шунь, государи династии Ся, а также вполне реальные властители из сменившего шанских владык дома Чжоу. Здесь, несомненно, прослеживается стремление последующей исторической традиции закрепить законность права на власть всех перечисленных правителей.
Имя Ку встречается в шанской эпиграфике - на гадательных костях и панцирях черепах - как почитаемого первопредка, которому приносились жертвоприношения. В письменных же источниках оно упоминается наряду с иными божествами.
Иначе говоря, здесь прослеживается сакрализация первопредка, отразившая истоки культа предков, столь характерного для всей последующей духовной жизни китайского народа. Связь с легендарной традицией выступает в письменных источниках весьма зримо: вслед за сыном Ку-Се, получившим владение Шан, перечисляется стройная генеалогическая линия последующих властителей этого владения вплоть до упомянутого Чэн Тана. При этом в именах данных властителей встречаются иероглифы, обозначавшие различные природные явления. Деятельность же некоторых из предков Чэн Тана сопрягается с героико-хозяйственными инновациями, а также с исполнением чиновно-должностных обязанностей при мифологизированных правителях Яо и Шуне.
И то, и другое свидетельствует о легендарном характере упомянутой родословной, хотя историчность личности самого Чэн Тана вряд ли подлежит сомнению.
Всё сказанное выше приведено в качестве примера того, что письменные данные древнекитайских источников о периоде Шан в целом и государственноадминистративном строе того времени в частности требуют определённого критического подхода. Именно в этом ключе следует воспринимать сведения о возвышении династии Шан на исторической арене, как о военном противостоянии двух государственных образований, завершившемся победой Шан над Ся, что, однако, не повлекло отстранения сяской аристократии от её прежней административной службы.
Однако сам факт столкновения интересов племён Ся и Шан в борьбе за преобладание в районе нижнего течения реки Хуанхэ современными историками признаётся вполне возможным.
Следует также иметь в виду, что данные археологических изысканий свидетельствуют о весьма заметных различиях между культурой, которую можно относить к раннему периоду существования государства Шан, и реалиями позднешанского времени. Первая представлена раннебронзовой культурой эрлитоу-эрлиганского археологического комплекса (в уезде Яньши и близ г. Чжэньчжоу в современной провинции Хэнань), вторые - аньянским комплексом (близ г. Аньян в той же провинции). Косвенные свидетельства упомянутых различий можно проследить и по письменным источникам.
В частности, упоминается, что первоначально ставка шанских правителей неоднократно перемещалась с места на место, в чём можно усмотреть реминисценции полукочевого образа жизни ранних шанцев. Особенно подробно описывается подобное переселение во времена властителя Пань-гэна (предположительно на рубеже ХІ?-ХІІІ вв. до н.э.).
При этом деятельность Пань-гэна связывается исторической традицией с неким "возрождением" пришедшего ранее в упадок государства, что отразилось даже в изменении его названия - с этого времени наряду с Шан употребляется название Инь. Аньянский же период, наступающий спустя не очень длительное время после Пань-гэна (предположительно в 30-х годах XIII в. до н.э.), характеризуется стабильной оседлостью, заметным ростом поселений городского типа - "и". В этой связи высказываются даже предположения, что основавшиеся здесь шанцы несколько (хотя и не радикально) отличались от своих предшественников - обитателей эрлитоу-эрлиганского комплекса.
Однако интересующие нас сведения о государственноадминистративных структурах даются в письменных памятниках применительно ко всему периоду Шан-Инь в целом. Скорее всего эти сведения отражают именно позднюю стадию шан-иньского государства и общества, то есть имеются основания предполагать, что отмеченные в письменных источниках структуры сложились в результате эволюции, имевшей место в раннешанский период, датируемый Х?І-ХІ? вв. до н.э.
Тем не менее, отмеченные различия несомненно следует учитывать при определении общих параметров шан-иньской цивилизации, ибо это имеет непосредственное отношение к характеристике существовавших тогда государственно-административных порядков.
Государственное образование Шан-Инь представляло собой объединение различных племён вокруг собственно шанцев и их территории. Это объединение обозначалось иероглифами "баи" - "страна" и реже "го" - "государство". Иногда в целях самовозвеличивания к обоим названным компонентам добавлялось определение "да" - "большой, старший, главный, могущественный".
В письменных памятниках, в частности в "Шу цзине", термин "бан" встречается в самых различных вариациях-сочетаниях: "цзюэ бан" - эта страна, "во бан" - наша страна, "чжэнь бан" - моя страна (только от имени государя), "эр бан" - твоя или же ваша страна, "вань бан" - множество стран, "бан цзюнь" - правитель страны, "цзя бан" -семьи (кланы) и страна. Различные племена, как подконтрольные шанскому владыке, так и не подчинявшиеся ему обозначались термином "фан", собирательно - "вань фан", избирательно с соответствующим названием, например Жэнь-фан, Юй-фан, Цзюань-фан и т.д.
Вожди этих племен обозначались терминами "фан-бо" или же "бан-бо".
Ввиду неоднородности государственного образования Шан, различна была и формировавшаяся здесь структура управления. Достаточно четко различаются две зоны - внутренняя ("нэй фу"), непосредственно подконтрольная шанскому властителю, и внешняя ("вай фу"), управляемая через посредство местной племенной верхушки. Шанский государь именовался термином "ван", иногда (реже) "ди".
Имелось представление о его "единственности", то есть неповторимой возвышенности его власти, что закреплялось сакрализацией исполняемых им функций. Вместе с тем, поскольку шан-иньское общество, по сути, являлось разросшимся родоплеменным объединением, первенствующую роль в управлении играл не только сам ван, но и весь его клан, возвысившийся над прочими клановыми ячейками. Родичи вана имели самое непосредственное отношение к выполнению административно-должностных функций, управлению теми или иными территориями, входившими в состав объединения. От них вели происхождение побочные ветви правящего клана, сохранявшие определенные действенные или же потенциальные властные полномочия и привилегии и формировавшие собой слой наследственной аристократии.
Письменная традиция определяет функции родичей вана как "помощь в делах управления". Конкретно это могло выражаться в командовании войсками в предпринимаемых походах, проведении ритуальных действ (жертвоприношений и т.п.), осуществлении надзора за сельскохозяйственными угодьями, регулировании взаимоотношений с вождями подчинённых племён и т.д. Здесь могли действовать не только сыновья, младшие братья и более отдалённые родственники по мужской линии, но и родичи по женской линии и даже жёны ванов.
В частности, известно, что одна из жён властителя У-Дина по имени Хао показала себя удачливым полководцем. Зятья ванов часто исполняли обязанности командиров дворцовой охраны или возглавляли посланцев к подвластным племенным вождям .
Исполнявшие административные обязанности родичи вана именовались просто "сын" (цзы), "жена" (фу), но в некоторых случаях могли получать и определенные звания или же посты, как например "фу ши" - старший наставник, "шао ши" - младший наставник. Промежуточными между терминами родства и служебными можно считать наименование зятьёв вана - "я".
Отмеченная тесная связь между системой родства и администрированием не представляется чем-либо специфическим в свете преобладающей роли родовых, клановых коллективов в структуре шан-иньского общества. Это явление не выглядит исключительным и в сопоставлении с ранними этапами государственности в других цивилизациях древнего мира.
Важно только отметить, что подобная связь неминуемо накладывала отпечаток известной архаичности и примитивности на зарождавшийся в государстве Шан-Инь административный аппарат.
К этому следует добавить, что в отмеченный период, особенно на ранних этапах существования шанского общества, система родства ещё не имела характерных для последующих времён в Китае чётких критериев. В частности, основные и побочные ветви родства ещё не сильно различались: братьев отца могли называть отцами, а всех жён отца - матерью.
Первоначально не было и чёткого порядка престолонаследия: власть вана переходила либо к сыновьям, либо к братьям. Лишь после Пань-Гэна устанавливается как устоявшийся порядок
передачи власти от отца к сыну.
Упомянутая выше сакрализация вана давала ему весомые преимущества над всеми иными причастными к власти. В частности, именно вану принадлежало решающее слово в толковании результатов мантической практики (гаданий с помощью вопросов к высшим силам), сопровождающей в те времена все сколько-нибудь значимые намерения и действия в процессе управления. По мнению некоторых китайских исследователей, такую специфическую форму решения государственных дел можно назвать определяющей для периода Шан. При этом немалое влияние на точку зрения самого вана должно было оказывать мнение (или же подсказка) жрецов, призванных осуществлять отмеченные гадания.
Таким образом, отмеченная практика, возвышая вана с одной стороны, несколько ограничивала его власть - с другой.
Имеется достаточное количество сведений, позволяющих сделать заключение, что весьма значительную роль в деле управления во времена Шан-Инь играли выбираемые непосредственно ванами и приближаемые ими к себе советники или же помощники. Первыми из них называются "левый" и "правый" советники основателя династии Чэн Тана И-инь и Чжун-хуэй. Их влияние было несоразмерно, роль основного советника играл И-инь. Традиция сохранила предание о неординарном пути этого человека к вершинам власти.
Он называется выходцем из невольников, который прославился своими кулинарными способностями. Прислуживая женщине из рода Шэн, которая попала затем в гарем к Чэн Тану, он вместе с ней оказался при дворе. Здесь, освоив ремесло заклинателя, связанное с отмеченной выше мантической практикой, он вошёл в доверие государя и получил ряд высоких должностей.
Через какое-то время в его руках сосредоточилось реальное управление страной, так как Чэн Тан, по свидетельству автора первой всеобъемлющей истории Китая Сыма Цяня, "поручил ему управление делами государства".
Влияние И-иня сохранялось и после смерти основателя династии: через семь лет, после смены трёх властителей, ему удалось возвести на престол внука Чэн Тана - Тай-цзя, который, ввиду несоблюдения требуемых от правителя норм, был отправлен И-инем в ссылку. Во время заточения, продолжавшегося три года, И-инь единолично правил страной. Затем "исправившийся" государь был возвращён им на престол, а И-инь по-прежнему оставался при нём советником.
После смерти И-иня по его образцу стал "наставлять" народ и правителя некто Гао-шань.
Первым советником при десятом по счёту вайе Тай-у называется И-чжи. О его деятельности известно меньше, но упоминается, что ван воздавал ему хвалу в храме государевых предков и ставил его выше всех остальных сановников. В свою очередь И-чжи выдвинул своего преемника У-сяня, который при вайе Цзу-и "с успехом управлял государственными делами". Из последующих советников традицией выделяются Фу-юэ и Гань-пань.
Последний был учителем вана У-дина, и тот доверял ему командование войсками, а также хранение дворцового архива.
История с возвышением Фу-юэ также весьма примечательна в интересующем нас плане. Сообщается, что У-дин долгое время безуспешно искал помощника в деле возрождения страны после предшествующего упадка. Целых три года ван лишь наблюдал за порядками, а делами государства управлял не названный по имени высший сановник.
Наконец в вещем сне вану явилось откровение, кого нужно искать. Так был найден среди "колодников", то есть подневольных людей, некто Юэ, которому было дано звание советника -"фу", ставшее компонентом его имени, ~ 20 и который действительно стал первым советником при дворе .
Институт обладавших значительным влиянием помощников сохранялся вплоть до конца династии Шан, ибо последний её представитель Чжоу Синь, по свидетельству того же Сыма Цяня, "привлекал к управлению" неких Фэй-чжуна и Э-лая .
Здесь, конечно, отразилось влияние последующей конфуцианской традиции, поощрявшей надобность при государе мудрых советников.
При этом и сами государи, имевшие советников, почитались как мудрые. Однако даже при некотором налёте легендарности приведённых выше сведений, они свидетельствуют о том, что существование при шан-иньских владыках всесильных соправителей было если не правилом, то и отнюдь не исключением.
Гипотетическим объяснением этому явлению может служить либо необходимость поддержания особого, сакрализированного статуса вана, либо расширяющийся круг обязанностей первого лица в государстве, связанный со становлением профессиональной администрации, то есть детализацией и усложнением процесса управления.
В затронутом плане интересны приписываемые вану Пань-Гэну упоминания о совместном с высокопоставленными лицами управлении, имевшем место как при нём самом, так и его предшественниках. Он, в частности, говорил: "В древности, предшествующие мне ваны основательно продумали планы назначения людей из старых [родов] для совместного управления (гун чжэн)...
Вот вы, занимающие равное со мною (тун вэй) положение в делах управления... ," Знаменательно пояснение комментатора, прославленного мыслителя XII в. Чжу Си, что в первом случае речь идет о "потомственных сановниках из старых родов", а во втором - о сановниках, вершащих политические дела вместе с тем, кто восседает на престоле.
В связи с вышеизложенным представляется несколько неоправданным вывод некоторых исследователей о "неограниченности" власти шан-иньских ванов, сделанный на основании сохранившихся в письменных источниках угроз жестокими наказаниями из уст этих ванов в адрес своих подданных. Экзекутивным правом ваны обладали, но это не противоречит известному ограничению их прав посредством традиции разделения власти с "помощниками".
Отмеченная традиция, как представляется, более соответствует реальности, нежели некая "абсолютная власть" в условиях возникавшего на базе родоплеменных структур государственного администрирования.
В этом же плане представляется интересным фиксируемое большинством письменных источников обращение Пань-гэна к сановникам и народу по случаю инициируемого им переселения шанцев в иные места (на противоположный берег р. Хуанхэ). При всех применяемых им угрозах в случае непослушания, его речь -это прежде всего попытка убедить своих подданных в правильности принятого решения. "Разве я принуждаю вас силой?"- вкладывают древние авторы в уста Пань-гэну при описании его обращения к подвластному ему люду. Естественно, здесь опять-таки следует делать скидку на легендарность и определённую заданную тенденциозность традиции.
Но тем не менее сам факт обращения властителя к своим подданным с разъяснением своих планов выглядит весьма знаменательным в свете рассуждений об абсолютности его власти. Упомянутый факт обращения Пань-гэна к народу может быть подвергнут сомнению, но здесь важно само представление древней традиции о возможности и не исключительности чего-либо подобного.
Иначе говоря, приведённые выше материалы могут служить косвенным свидетельством тому, что нарождающаяся единодержавная власть в течение определённого (и, очевидно, отнюдь не короткого) времени была вынуждена считаться с амбициями и прерогативами родовой верхушки в целом и отдельных причастных к управлению её представителей в частности.
Отмеченная причастность к управлению в исследуемые времена выражалась в существовании определённого круга людей, обличённых различного рода полномочиями и получавших соответственно определённые должности или звания. Со временем их полномочия приобретали всё более ярко выраженный служебный характер. Эти служащие существенным образом отличались от той немногочисленной прослойки, которая так или иначе ведала общественными делами в рамках отдельного рода или племени в эпоху родоплеменного строя.
Во-первых, их полномочия теперь санкционировались и подтверждались высшей инстанцией в лице вана, а не определялись лишь доверием сородичей и соплеменников. Во-вторых, они исполняли свои обязанности уже не как доверенные "слуги" того или иного коллектива, а как стоявшие над ним управители. Наконец, в-третьих, с расширением пределов, охваченных шан-иньским объединением, их стало значительно больше в чисто количественном отношении.
Естественно также, что их деятельность так или иначе материально вознаграждалась за счет располагаемых обществом ресурсов, а само их положение предполагало постепенное приобретение определенных привилегий по сравнению с остальными членами коллектива.
Первоначально, насколько можно судить по иньским гадательным надписям, выделявшаяся служилая прослойка не воспринималась как некое собирательное целое. Речь, как правило, шла о конкретных деятелях, но уже в ранних письменных памятниках появляется такая обобщающая терминология.
Представляется, что, несмотря на известную модернизированность, по сути, это отвечало складывавшимся в шан-иньском обществе реалиям. В частности, в качестве таких собирательных терминов употребляются "чэнь" - "слуги [вана], сановники", "цюнь чэнь" - "все сановники", "лян чэнь" - "хорошие сановники", "гуань" - "чиновники", "бай гуань" - "всевозможные чиновники", "цзо ю" - "приближенные [вана]".
Что касается общей численности администраторов периода Шан-Инь, то судить об этом можно лишь с большой долей приблизительности. Один из известных исследователей иньских гадательных и посвятительных надписей Чэнь Мэнцзя выделил шестьдесят один термин, относившиеся к исполнителям должностных обязанностей. Около десятка таких терминов можно насчитать в главах "Шу цзина", посвященных данному периоду.
Еще больше - в письменных памятниках более позднего времени. У современных китайских ученых встречается цифра в 100-200 человек, составлявших костяк центральной шан-иньской администрации.
Однако ни выделение подобного костяка, ни подсчет упомянутых терминов не могут дать точное представление о ее количественном составе в целом, поскольку здесь надо учитывать по крайней мере две вещи. Во-первых, как справедливо отмечает Л.С.Васильев, некоторые из упоминаемых в источнике должностных лиц могли иметь не упоминаемых помощников, слуг и исполнителей, которые также были причастны к управленческому процессу.
Причастными к власти в различных ее проявлениях могли оказываться и различные группы воинов, ремесленников, домочадцев, власть имущих и т.п. Во-вторых, как отмечалось выше, ранний период Шан заметно отличался от позднего Шан-Иньского, что не могло не отражаться и на развитости, а следовательно, и на количественном составе административного аппарата. К этому нужно добавить, что какое-то число людей, наделенных управленческими функциями, существовало также при вождях не-шанских племен, входивших в шан-иньское объединение.
Однако, даже не имея возможности точно определить заданные выше количественные параметры, можно согласится с мнением практически всех исследователей, что административный аппарат названного периода не был ни многочисленным, ни громоздким. Это определяется той ранней стадией развития государственности, которая была присуща Китаю тех далеких времен.
Начиная с Чэнь Мэнцзя, предлагалось несколько классификаций шан-иньских администраторов по роду их занятий и по положению. В частности, их делили на: а) слуг-управителей, военных и письмоводителей ; б) управителей-исполнителей, военных и жрецов; в) управителей, жрецов и исполнителей; г) жрецов и письмоводителей, родичей вана, домашних слуг вана; д) те же категории, что и в варианте "а)" с добавлением к письмоводителям надзирателей и гадателей, а также разряда "прочие". О предпочтительности той или иной классификации можно спорить. Но думается, что сюда следует добавить, как это делает Л.С.Васильев, деление на высший слой - административную элиту и остальной аппарат . К тому же не следует забывать о различии в управлении в пределах двух упомянутых зон шан-иньского объединения - внутренней и внешней.
К высшему административному слою можно отнести упомянутых родичей вана, помощников-советников, управителей отдельных территорий ( как присылавшихся двором вана, так и местных глав племен ), а также обладателей должности цзай (иначе чжунцзай), позже - цзайсян.
Этимологию термина "цзай" интересно сопоставить с эволюцией, которую претерпело его значение. В основе его лежит иероглиф "синь", который в древности значил "клеймлений преступник". Преступников обращали в рабов.
Термином "цзай" обозначали подневольных работников, трудившихся в резиденции государя. Их руководитель назывался "чжунцзай". Постепенно в его руки попало руководство всеми делами означенной резиденции.
Вместе с тем он получил возможность влиять на вана своими советами и тем самым участвовать в государственных делах. Степень этого участия ко времени правления У-дина (конец ХТТТ - начало XII вв. до н.э.) настолько возросла, что именно чжунцзай, как повествует традиция, управлял государственными делами в течение трех лет, пока ван искал себе первого советника.
