Выбор между тоталитаризмом и демократией
Не будет молодежь делать выбор между тоталитаризмом и демократией, потому что уверена, что она живет в условиях демократии.
Как от имитационного развития прорваться к реальному? Необходимо встать на релятивистскую позицию: мы не знаем, к чему мы переходим. Как только мы встаем на позицию: мы живем в период перехода к демократии и рынку - так на этом всё и заканчивается. Мне кажется что видение нашего развития должно быть иным.
Может быть необходимо идти по линии прокручивания каких-то фаз и этапов нашего развития, вытаскивания и переосмысления, то есть введения новых смыслов в эти фазы и этапы. Маленькая иллюстрация.
В период конца 80-х - начала 90-х годов лозунги нашего общества, ценностные ориентации очень напоминали период французской буржуазной революции. Лозунги свободы, равенства и братства. Потом произошла интересная вещь. Лозунг свободы так или иначе сохраняется, хотя часто находится на периферии ценностных структур в массах.
Лозунг братства исчез тотально, а ценность равенства присутствует, но как негативная: мы в принципе не можем быть равными. Ценность солидарности - на последнем месте даже для профсоюзных лидеров. Но когда речь идет о равенстве прав, то говорят, что это другое дело.
Это пример того, как можно придать новый смысл ценностным структурам, чтобы их обновлять, модернизировать. Называется ли это социальной инженерией?
Я не уверен. Ю.Вешнинский: В Америке весь релятивистский кисель держится на достаточно прочном, структурированном основании. Веяния правового плюрализма существуют, но суды функционируют в некой сложившейся традиции.
А представьте себе, что наша реальная судебная практика, наше реальное массовое правосознание будут оплодотворены новейшим плюрализмом в области права. Представляете, какая гремучая смесь получится в итоге?
Для нас сейчас потому и важна эта классическая традиция, что в нашем киселеобразном, совершенно не структурированном хаотическом обществе нужен хоть какой-то каркас. Иначе мы сползем в кисель во всех отношениях, в том числе и в теоретический. И.Петров: Я очень признателен докладчику, который сумел раскрыть для нас, интерпретировать процессы, происходящие в США. Собственно, речь идет о языках.
У нас сегодня такое разнообразие языков, такая разноголосица, что трудно оценить не только социологию, но и восприятие социологом действительности. Но идет обсуждение не только языков, но и позиций. Одна позиция: кто ответственен?
В народе постоянно ищут кто виноват. С другой стороны - традиционный российский анархизм, который в своей крайности приводит к безучастности.
Говорят - хаос. Да нет у нас никакого хаоса. Хаос - это максимум свободы, а у нас нет свободы, нет хаоса - у нас сплошное номенклатурное регулирование. Что за система, в которой мы живем?
Мы даже не можем это определить. Мы обсуждаем как бы два вопроса.
Один - постигнуть тексты американских теорий, позиций. Другой - мы пытаемся их интерпретировать и применить к себе.
У нас претензии к социологам очень большие потому, что нет ни одного социологического проекта по поводу наших реформ. Нет концептуализации нашей действительности, после чего можно было бы строить проекты социальных решений.
Идет изменение нашего языка не только в массовом сознании, но и в сознании обществоведов, изменение как номенклатуры нашего социологического языка, так и его значений.
Тяга к универсальному есть и у американцев, но они могут ее не демонстрировать, сосредоточиться на особенном. Но всё равно они мыслят теми же универсалиями, теми же идеальными объектами, а не только эмпирическими данными.
А.Ахиезер: Доклад был нам очень полезен. Мы из первых рук получили представление не только о некоторых важных идеях и течениях в американской социологии, но и об идеологической обстановке в США, что помогает понять наше сходство и различия. Это особенно интересно для нас, так как мы сейчас находимся в ситуации критической, налицо кризис самоосмысления.
Можно повторить старую идею, которая была еще у Гоголя, что мы не знаем общество, в котором живем. И в этой ситуации нам очень трудно принимать оперативные и конструктивные решения не только в масштабе целого, но и на уровне обыденной жизни.
Здесь несколько человек высказали мысль о фазах в развитии обществ, о их несовпадении в России и США. И в связи с этим делается вывод, что польза от современной американской социологии для нас невелика.
Но что такое эти фазы? Разговор пока идет на уровне метафор, на социологическом языке они не сформулированы. В чем, собственно, разница в проблемах, которые решает американское общество и наше? В Америке существует базовый консенсус.
Для нас их проблемы - экзотика. Россия не дошла до консенсуса. Наша страна расколота по ряду параметров.
Поэтому США и Россия не только решают разные задачи, но я бы сказал, что векторы этих решений в известном смысле направлены в противоположные стороны. Разумеется, я расцениваю эту ситуацию не как вечную, но как исторически преходящую, хотя я не думаю, что здесь следует ожидать какого-то автоматзма. Если Америка переживает издержки этого консенсуса, то мы переживаем трагедию его отсутствия. А отсюда, наверное, должна проистекать разная фокусировка социологии, теории познания, конструктивного подхода к обществу.
Проблема конструктивизма на нашей почве приобретает трагикокомический характер. Вся советская идеология, вся жизнь общества была подчинена утилитарному конструктивизму. Это выражалось в директивном планировании, в постоянном стремлении тушить пожары, в превращении науки в мальчика на побегушках.
Кончилось это полным маразмом. Если посмотреть на всё это с теоретической точки зрения, то можно сказать, что цели были неадекватны условиям и средствам как и наоборот. Концепт был иллюзорным. Сегодня нет идеологического насилия, но это оказалось недостаточным для адекватного понимания нашей реальности.
В этой ситуации перенести на нашу реальность методы, возникшие в иной реальности, это значит заменить старые иллюзии новыми. Здесь, как мне кажется, важен поиск совпадающих с нашей ситуацией фаз в развитии других стран, чем создается возможность конструктивного использования их социологического опыта.
Я думаю, Н.Покровский прав, говоря о ценности для нас классической социологии.
Очееь интересно для российской аудитории прозвучало описание идеологизации американской социологии, и не только социологии. Здесь много интересного.
Советская идеология, во всяком случае, так казалось, держалась на насилии. В США дело обстоит иначе.
Сравнительный анализ, возможно, дал бы интересный результат. Советская идеология в каких-то своих основах отвечала массовым экспектациям как традиционного, так и утилитарного сознания.
Здесь мы сталкиваемся с важной и интересной проблемой. В России лишь начали различать западную идеологию и науку. Поэтому мы можем заглотнуть идеологию, созданную на потребу коньюнктуре, приняв ее за высшее достижение мировой науки. В США есть идеология, но ест и устойчивый порядок, например, судебная практика, которая игнорирует идеологию, ей противостоит, критикует ее самими своими повседневными действиями.
Идеология выполняет в обществе определенную функцию. Если эта идеология попадает в другую страну, ее функция может коренным образом измениться. Идеологию нельзя понять вне контекста культуры общества. Общество по сути имеет дело не с идеологией, а с дуальной оппозицией идеология - культура.
И общество, группы, личность пытаются найти выход из этой оппозиции, склоняясь к тому или иному полюсу. Идеология пытается воздействовать на культуру. Но это, возможно в данном обществе полезное дело, может в другом обществе, в другой культуре привести к катастрофе.
Например, идеология, порожденная марксизмом, была полезна тем, что пыталась затормозить реальные и потенциальные негативные последствия для общества развития капитализма. Тем самым, независимо от того, что думал Маркс, она указывала на опасность капитализма, стимулировала общество искать выход, который искали и социал-демократы, и либералы.
Но эта идеология, перенесенная в расколотое общество, где взгляды на общество были пронизаны манихейством, было шагом к катастрофе. Смена векторов возможна для каждой идеологии, хотя и в разных масштабах и направлениях.
Мне кажется, было бы идеально, если бы мы могли обсуждать социологические концепции США, проигрывая их на российском материале. Такие доклады, как сегодняшний, оказали бы нам неоценимую помощь.
Г.Гольц: Я в Портлендском университете читал американским студентам о закономерностях пространственного поведения людей, о факторах социального характера. Когда речь пошла о том, что в американских городах примерно такие же затраты времени, что и у нас, реакция была: этого быть не может, потому что у нас всё по-другому.
Я представил им свой материал - их это не убедило. Тогда я взял их данные у них же в библиотеке и на этом материале документально показал им, что у них существуют такие же закономерности универсального характера социально-пространственного поведения людей, как и в России. Этот случай характерен.
Американцы не приемлют универсалий. Это, видимо, очень глубоко в американском обществе.
Профессора, с которыми я сталкивался в США, читающие лекции по экономике, социологии, экономической и социальной географии, политологии, всё время интересовались у мнея реальной экономической, социальной и политической жизнью в России, пытались ее осмыслить и дать свои советы. Но всегда получалось, что они в принципе не могут понять движущие силы наших социально-экономических процессов. Ну как же так, говорили они, у вас столько населения в сельской местности, столько рабочих рук, а сельское хозяйство так отстает. Они совершенно не знают российской действительности, совершенно неадекватно ее воспринимают.
Поэтому бывает довольно печально, когда они приезжают к нам что-то советовать.
В Америке у меня сложилось впечатление что тот фон, о котором сегодня говорилось, присутствует только в умах тех людей, которые занимаются социологией, другими общественными науками. Сами американцы настолько устойчиво, стабильно живут, что для них всякий релятивизм - что-то очень далекое.
У них спланирована вся жизнь, они знают наперед, что их ждет, как сложится судьба их детей. Релятивизм - реакция на скуку. И.Гр.Яковенко: Есть трагедия несовпадения стадий исторического развития. Когда в Центральной и Западной Европе была актуальна отмена крепостного права, на периферии только шло закрепощение.
Сегодня, когда в Европе стало актуально всеобщее избирательное право, у нас актуальность - имущественный ценз, образовательный ценз. Но интеллектуальные процессы универсальны, они захватывают верхушку общества и оказываются в кричащем конфликте с реальными процессами. В.Шляпентох: Я согласен, что все эти интеллектуальные проблемы к среднему американцу не имеют никакого отношения. Я согласен с А.Ахиезером, что американское общество стабильно и там мощный консенсус по основным вопросам. И поэтому американские политические институты способны функционировать. Конфликты между республиканцами и демократами существуют, конечно, но в общем и целом у них нет расхождений по фундаментальным ценностям.
Сегодняшнее мое выступление касалось американской социальной науки, которая бесконечно далека от народа, как ей и положено быть. Но если говорить о реальности социального конструктивизма, то он торжествует в России, в реальной российской действительности. Такой дифференциации взглядов, как в России, в странах Запада не существует, насколько я это понимаю как человек, изучающий Россию.
Трудно найти несколько ценностей, по которым в России достигнуть консенсус в обществе.
Стремление к порядку - одна из немногих ценностей, которая общезначима. При этом порядок все понимают более-менее одинаково.
Но по большинству вопросов (частная собственность, регулирования цен, вопросы равенства и т.д.) - плюрализм взглядов. Общество поляризовано по основным социальным ценностям, и это, с моей точки зрения, является одной из главных, глубинных причин российской нестабильности.
Я - шестидесятник. И вот что меня удивляет сегодня в России: поразительное пренебрежение к правде и истине в средствах массовой коммуникации. В 60-е годы вся интеллигенция оценивала каждого журналиста, каждого кинодеятеля, каждого писателя - насколько он близок к правде.
Не было этого равнодушия к правде и истине как критерию в оценке людей. Сейчас всё оценивается с точки зрения пользы (например, в деле борьбы с коммунистами).
Когда к нам в США приехал российский политолог, я, чтобы раззадорить американскую аудиторию и увидеть реакцию нашего гостя, стал рассказывать историю с 500 тысячами долларов в коробке из-под ксерокса. Для американского восприятия это ЧП мирового масштаба. Я выразил удивление, что российская прокуратура не может найти даже собственников этих денег.
А наш гость скучающе сказал: Я не понимаю, а в чем здесь проблема? Ну, что тут такого, 500 тысяч долларов - все 500 тысяч долларов в кармане носят, ну, надо было, такие дела....
И так с любым либеральным гостем, приезжающим из России, - очень трудно найти общий язык.
То, что Бергер и Лукман нашли великих последователей во всей российской интеллигенции, - это очень интересный вывод. И я не согласен с преувеличением роли российской культурной традиции в этом отношении, современная социально-политическая реальность как переменная более сильна, чем культурная традиция.
