Способ вычленения смысла из потока сознания
Медиативные связи слабы и неустойчивы. А это, в свою очередь, блокирует распад синкрезиса. Зато, как реакция на неизбежное нелегитимное и спонтанное усложнение картины мира, время от времени происходит инверсионная перекодировка полюсов.
В самом процессе такой перекодировки субъект культуры переживает партисипацию к трансцендентному (то есть, в данном случае, к непротиворечивому и не-дуальному), поскольку все имманентные (то есть дуальные) положенности оказываются сняты. По свершению перекодировки вновь обретаемые дуальные состояния онтологизируются, сакрализуются и идеологизируются.
При этом каждый из полюсов вновь положенной оппозиции, восстанавливаясь в своем синкретическом качестве, вбирает в себя неосвоенный, неонтологизированный на предыдущем этапе культурный материал. Отсюда - традиционализм и стремление к самовоспроизведению в неизменном, по возможности, качестве, пресловутое хождение по кругу и т.д.
Эта модель, разворачивание которой требует отдельного разговора, способна объяснить многое и в структуре, и в исторических судьбах российской цивилизации, как, впрочем, и в смысле и характере ее взаимодействия с другими цивилизациями. Но это уже другой этаж анализа.
Ю.Липец: Есть ли у вас способ вычленения смысла из потока сознания, из смыслового поля?
А.Пелипенко: Концепция структурно-семантического каталога может быть применена к самым различным областям смыслополагания и представляет собой систему герменевтических процедур, с помощью которых происходит генетизация смысловых оснований от их конечных, единичных форм, которые мы берем за отправную точку анализа, до их первотектональных оснований. При этом мы как бы двигаемся от конкретного к абстрактному и всеобщему, понимая, что на каждом уровне имеет место развилка. Изначально мы имеем дело со стереометрическим пространством культуры, в котором трудно ориентироваться. Каждый отдельно взятый смысл представляет собой некоторое средокрестие, где горизонтальная развертка - синхронный ряд, то есть те смыслы, которые с ним рядоположенны в том или ином типологическом ряду, и вертикальная развертка - генетический ряд, то есть цепочка, связывающая данный смысл с серией генетических расчленений, восходящих к первотектональным интенциям, к первосмыслам.
Это средокрестие представляет собой как бы некоторый фокус, который мы наводим на единичный смысл и, выбирая некоторый типологический атрибут смысла, начинаем двигаться по цепочке расчленений в вертикальном направлении. То есть цепи структурно-семантического каталога оказываются шурфами, нитями, которые протягивает сознание в этом стереометрическом, разнонаправленном континууме смыслов, извлекая из него генетическую герменевтику в интересующем нас направлении. И.Ионов: Как вы датируете переход от доистории к истории? К какой стратегии работы с бинарными оппозициями в вашей классификации относится Индия? Там ведь тоже - медиация, иррадиация смыслов, причем с неразличением противоположностей.
В то же время мы здесь имеем не архаическую культуру, а культуру, прошедшую осевое время, которая тем не менее не дает искомого прогресса по западному стереотипу.
А.Пелипенко: Датировка очень размыта. Ближняя граница - неолитическая революция, которая произошла в 8 - 6 тысячелетиях до н.э.
В Индии существует несколько сильно отличающихся друг от друга культурных традиций. Индуизм в широком смысле условно относится к дальневосточной парадигме. Одна из его фундаментальных черт - стремление к консервации синкрезиса. Синкрезис сохраняется как внешняя оболочка культуры, а смысловое приращение как бы раздвигает стенки этого синкрезиса, его оболочки изнутри.
Это принимающий синкрезис в отличие от, условно говоря, отторгающего синкрезиса в восточно-христианской парадигме. Само название стратегии дальневосточная служит прежде всего для разведения с исламским миром.
А внутри этих стратегий могут быть тончайшие, интереснейшие наблюдения относительно разведения, скажем, разных школ буддизма и др. В.Чертихин: Просвечивает ли за смысловыми конструктами сам смысл, онтологический аспект содержания исторического процесса или вас это не интересует? А.Пелипенко: Одним из аспектов того всеобщего космоэволюционного процесса, который нами полагается как процесс умопостигаемый и вполне рациональный, одной из форм связи общего космоэволюционного принципа и принципа смыслополагания в истории является принцип индивидуализации - вычленения всё более и более автономных субъектных форм. Для нас это та ось, которая позволяет рассматривать нашу историософскую концепцию как системно-поступательную, хотя и не в форме вытянутой линии, а скорее в форме спирали. И.Гр.Яковенко: То, что за смыслами стоят онтологии, когда человек обращается к онтологическим объектам, - безусловно. Я.Шемякин: Вы говорили о наслаивании опосредований на первые тектональные матрицы, о том, что они потом как бы формируют тело культуры, потом происходит перегрузка цепей и сброс. Вы считаете эту схему универсальной? Мне кажется, здесь работает логика прежде всего западной цивилизации.
На сколько она может быть отнесена к Востоку? А.Пелипенко: Ни одна схема не является универсальной. Но в каком-то смысле она может быть применена и к восточным культурам. На Востоке синкрезис никогда не умирал, он сохраняется в качестве системного качества.
Тем не менее механизмы культурной динамики действуют там на локальном уровне. То есть, не утверждая абсолютную универсальность нашей схемы, можно сказать, что с той или иной степенью корректности, с необходимыми оговорками при исследовании конкретной культурной специфики, она может быть применена достаточно широко. Р.Максудов: Возможно, что то, что вы утверждаете как некоторую универсалию для культурно-генетического процесса, в России после революции претерпело существенные изменения и просто превратилось в псевдокультурный генетический процесс, когда место культуры заняли имитационные структуры культуры, ее материала. И.Гр.Яковенко: Мы работаем с реальными смыслами, которые живут в сознании людей. Если на каком-то этапе общество осознает подлинным то, что может нам с вами представляться неподлинным, то от этого его субъективное представление о подлинности смыслов не страдает и не меняется.
И трудно выявить ту инстанцию, которая может различать, где псевдокультура, а где подлинная. Р.Максудов: Правильно ли я понял, что рождение смысла у вас происходит как некоторое внесение различительных категорий в субъектно-объектную связь, но сами места субъектов и объектов не подвергаются проблематизации? А.Пелипенко: Да. Для каждого субъекта, полагающего свое отношение к объекту, этот объект столь же безусловен, сколь и само переживающее сознание.
Если возникает вопрос о подлинности или неподлинности, то уже на гораздо более высоком уровне рефлексии. Р.Максудов: Мне кажется, что представление социокультурной ситуации, как я ее понимаю - для меня это предметная рамка для смыслообразования, - не может строиться даже путем дифференцированного категориального различения связки субъекта-объекта, поскольку самый важный член этой структуры, субъект, остается без изменения. И это было четко обнаружено, когда обсуждался человек, конструирующий смыслы. Я бы различал следующие моменты.
Первое. Человек действительно обнаруживает смыслы, но он обнаруживает смыслы в коммуникации, имея определенную культурную форму. Если он культурной формы не имеет, он смысла не увидит.
Второе. Человек творит новые смыслы, но для этого нужна мыслительная форма. Одно ответвление буддизма, на мой взгляд, как раз обеспечивает освобождение человеческого сознания от предыдущих форм культуры для того, чтобы у него была возможность творить новые смыслы. Я придерживаюсь версии, по которой человек творит новые смыслы, схематизируя то, что происходит в коммуникации и выделяя иное в собственных схемах.
Тогда получаются новые смыслы. Третье. Новые значения человек начинает конструировать тогда, когда он начинает сам новый смысл культурно означивать.
Соответственно, это требует совершенно другой онтологии, в которой бы само место человека каждый раз по разному оформлялось в зависимости от той формы, которая на него надета. И основной категориальной оппозицией здесь выступает оппозиция форма - материал, ведущая начало от Аристотеля.
И здесь мы обсуждаем уже совершенно иную категориальную структуру. В.Чертихин: Докладчики ограничились сложной и, конечно, очень интересной паутиной аксиоматики. Пока трудно судить, насколько это операционально, инструментально. Но мы не можем замкнуться только в самом процессе культуры. Есть два ряда смыслообразований - как это смыслообразование проявляется в самой культуре и, всё-таки, какие-то реалии.
Например, проблемы государства. Платон строит идеал государства, проектирует идеальную машину, отвлекаясь от конкретного смысла государства. В средние века Августин, Фома Аквинский пытаются найти подтекст, смысл, предназначение государства. То есть, с вашей точки зрения, дают свои интерпретации.
Гегель тоже дает свою интерпретацию, но он помимо теоретического осмысления государства в плане культуры, говорит о логике развития самого государства. Это уже не только интерпретация, а попытка найти логику развития в самой реальности.
Давным-давно показано, в частности - А.С.Ахиезером, что в российской цивилизации преобладает метод инверсии. И это наложило свой отпечаток и на смыслообразование. Но интересует вопрос - почему? Почему в России существует такая особенность, почему мы создаем идеал и тут же от него отказываемся?
И это продолжается до сих пор. Наверное, причины этого явления кроются в каком-то реальном, онтологическом процессе.
Насколько здесь инструментальна ваша концепция? А.Пелипенко: На эту тему я подготовил отдельный доклад. А.Ахиезер: В.Чертихин задал вопрос: в культуре есть какие-то смыслы, а как в самой истории? Мы все были воспитаны в представлениях о том, что есть материальная реальность, которую можно по разному называть, а смысл того, что происходит у нас в головах - отражение этой реальности, которое может быть адекватным и неадекватным.
Но, чем больше мы погружаемся в объективное знание, тем больше мы понимаем, что есть некоторая логика развития культуры, несводимая к материальным объектам. И выясняется, что до тех пор, пока мы эту логику не понимаем, мы и познать-то ничего не можем. Это идея не новая. У того же Канта сначала идут категории, а потом реальность, статус которой весьма ограничен.
Культурология исходит из того, что есть содержание культуры, а познающий человек работает в категориях культуры, есть ли материальная реальность или ее нет. Всякое движение мысли происходит в категориях, в представлениях культуры.
И пока мы не понимаем, что это за процесс, познание в современном сложном и динамичном мире становится все менее эффективным. Мы себя тешим иллюзиями, что познаем какой-то объект, а на самом деле мы просто работаем с очень старыми, может быть, истрепанными, категориями.
Культурология, как я ее понимаю, - наука о смене форм человеческой ментальности. Только Бог может мыслить чисто онтологически, а человек мыслит содержанием своей культуры. И она является объектом исследования.
Для нас это должно приобрести конкретный характер, потому что нас начинает интересовать, а что же мы за люди - россияне? Что бы мы не думали, что бы мы не делали, через какой-то промежуток времени получается, что всё наоборот. Наша онтология (если понимать под ней внекультурную реальность) - в традиционном, метафизическом смысле - видимо, та же самая, что и у других людей.
Значит, дело в нашем сознании, в логике нашей культуры. Значит, это какая-то особая логика мышления, которая, с одной стороны, исходит из абсолютности внекультурного (материя или Бог) и одновременно меняет свои представления об объективном, внекультурном. Авторы доклада выдвигают концепцию - как искать эту логику. Первая идея: есть развитие культуры, смысла, ментальности и оно имеет свою логику.
Движение человека по логике культуры есть драматический процесс, связанный с выходом за рамки вчерашнего дня, с культурной ломкой, с ломкой ментальности. И этот выход имеет исходной логической и исторической точкой синкретизм.
Изучение человеческой логики должно включать в себя прежде всего ответ на вопрос: как человеческая мысль преодолевает свой предшествующий этап, в основе которого лежит абсолютная нерасчлененность мира. Логика культуры есть логика ее расчленения, а может быть, и попыток вернуться обратно в дорасчлененное состояние. Как у Чуковского - мама, роди меня обратно.
И мне кажется, то, что происходит в России, есть периодические попытки куда-то вернуться. Мы совершили Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которая при ближайшем рассмотрении оказалась попыткой вернуться не к феодализму, как у нас иногда пишут, а к догосударственному строю.
Это доказывается на культурных стереотипах и на формах организации. Трагедия движения человеческой культуры в том, что оно происходит между двумя полюсами: нерасчлененность (синкретизм) - максимально возможная расчлененность.
Ни с одной из названных конкретных форм (имманентное и трансцендентное, сакральное и профанное) спорить не приходится. Но проблема в том, что если мы исходим из первого постулата, что в основе всего лежит синкрезис, то как мы выходим на расчлененность? Любая расчлененность всегда основана на дуальных оппозициях.
Формируются ли они по некоторой логике? Вытекают ли они имманентно из расчленения синкрезиса? Или они принимают какие-то случайные конкретные исторические формы? Где и каковы этапы распада синкретизма?
Как появляются развитые расчлененные формы? И насколько они универсальны? Каков онтологический смысл этих дуальных оппозиций?
На эти и другие вопросы должна ответить предлагаемая концепция. Здесь далеко не всё ясно.
Дуальная оппозиция как факт культуры находится в некотором противоречии с известной теорией отражения. Мы всё больше понимаем, что главное - реальность мысли, ее дуальная организация. Это методологический принцип. То что сделано, скажем, Бахтиным, показывает, что сам процесс возникновения нового смысла (а докладчики об этом процессе и говорили) происходит через механизм формирования и преодоления этих дуальных оппозиций.
Но дело в том, что в разных культурах люди работают с этими оппозициями по-разному. И здесь содержится мощный потенциал для дальнейшего развития науки. Чем отличается работа с дуальными оппозициями в разных культурах? Как возникли эти отличия?
Тогда мы прийдем и к каким-то глубоким онтологическим характеристикам. Почему в России - инверсия, а на Западе с самого начала развивается медиация?
Если мы сможем построить здесь какую-то логическую систему, то мы получим ключ и для анализа цивилизаций, и для понимания различий в культурах разных народов. Здесь лежит сущностный срез. В.Чертихин: Я согласен с тем, что проблема внутренней логики развития культуры чрезвычайно важна. Здесь можно дать три ответа.
Да, культура имеет свою внутреннюю логику и она имеет абсолютное значение для развития самой культуры. Или - нет, она не имеет внутренней логики.
Есть только логика реальности. Третий ответ: всё-таки в культуре есть своя логика, но она не абсолютна, есть и другие параметры, которые надо изучать. Культура - она имманентна? Это только интенция, стремление человека преодолеть свою дуальность?
Или, может быть, она - трансцендентна, задана нам. И опять напрашивается третий ответ - она и то и другое, она и имманентна и трансцендентна. А.Пелипенко: Ментальность и реальность - изоморфны. Они находятся в состоянии когеренции, а не причинно-следственных отношений.
А культура - это то, что объединяет в своем предметно-смысловом поле и то и другое исходя из принципа изоморфизма ментальности и реальности. То есть, в основе культурного смыслообразования лежит принцип изоморфизма структур.
И, в частности, одним из параметров эволюции, распада синкрезиса является разведение изоморфного и изофункционального. Если на ранних стадиях культурогенеза изоморфное было максимально приближено к изофункциональному, то потом оно разводилось. Это одно из направлений расчленения.
На сегодняшний день это разведение изоморфного и изофункционального опосредовано колоссальными семантико-семиотическими формами, что и создало ситуацию онтологического отчуждения, которое выражается даже в неспособности договориться о терминах, в неспособности уловить и почувствовать эту, однажды разорванную связь, снимающую сам вопрос об онтологичности, которая в рамках этого отчужденного, чрезвычайно дифференцированного сознания понимается как нечто иноположенное ментальности.
Культурология, которая базируется на презумпции распада синкрезиса, не может исходит из того, что синкрезис - беспредпосылочный процесс. Откуда берется синкрезис?
Для этого и возникает принцип изоморфизма онто-, фило-, культурогенеза, отсюда возникает и постулирование родовой травмы.
Отношения между ментальностью и реальностью не каузальные, а акаузальные. То есть это синхронная когеренция между ментальными состояниями и событиями или фактичностью физического лица, то есть объектного мира.
Р.Максудов: Да, человек не может вне культуры мыслить, образовывать новые смыслы и т.д., поэтому, на мой взгляд, очень важно найти то онтологическое основание, которое заставляет нас не принимать категории (не понятия и принципы, а категории как идейные горизонты), которые рождались в психоанализе, основанные на том, что человек может. По-моему, культурология и культуропрактика рождают позицию, что не человек может, а категории могут, понятия могут и т.д. Но, возможно, если нам не нравится то, как сегодня действуют люди, необходимо от интерпретации культуры как предельного горизонта человеческого существования и основания культурологии перейти к тому, чтобы сделать предметом рассмотрения категориальное поле, предшествующее словам культура - это, которое бы нам указывало, каковы категории, позволяющие делать понятийные интерпретации на современном уровне.
Только после этого возможны та бесконечная понятийная интерпретация и конструирование конкретных исторических областей. Но сама предметно-историческая область должна быть категориально расчленена. Ю.Липец: Механизм смыслообразования связан не только с внутренней логикой развития самой культуры, которая несомненно есть, но и с внешними ее признаками, качествами, свойствами. Одним из выражений этих внешних свойств является представление о культуре как методе надбиологической адаптации людей к среде, к существованию. И в рамках внутренней логики, и в рамках внешней задачи надбиологической адаптации в процессе смыслообразования, на мой взгляд, решающую роль играет поисковая стратегия в самом широком смысле этого слова.
Стратегия поиска на разных ступенях эволюции смыслообразования несомненно представляет собой весьма разветвленную сеть - с тупиками, магистралями, второстепенными дорогами. И соединение механизма смыслообразования с поисковыми стратегиями, поисковыми пространствами может быть операционально в ваших исследованиях. И.Гр.Яковенко: Поисковые стратегии не снимают описанных Вами механизмов, ибо они указывают нам на мотивации, создающие эту деятельность. Они представляют мотивационный аспект, и он не снимает той логики, которая сегодня в нашем изложении была, к нашему сожалению, предельно скомкана. Главное, что мы хотели развернуть, это выход из онтологии на проблемы цивилизационного анализа, анализа культуры.
Мы не успели выйти на эту проблематику. Но отчасти об этом шел разговор. Если исходить из того, что четыре стратегии есть стратегии сложившиеся и к ним тяготеет феноменология культуры, тогда не возникает вопрос, а почему люди всё через десять лет свергают.
Они иначе не умеют работать с бинарными оппозициями. Это заданно, это онтологично для данного типа цивилизации, к этому стягивается вся разрозненная феноменология мышления и поведения людей.
Другое дело, что о стратегиях нужен отдельный серьезный разговор, который бы не был возможен, не проговори мы всех предшествующих, достаточно сложных обстоятельств. А.Пелипенко: Практически 99 процентов того, что было сегодня нами сказано в докладе, имеет отношение к общей логике, к морфологии культуры. И только после того, как изложена общая историософская концепция со своей соответствующей аксиоматикой, можно перейти (еще более локализуя пространство анализа) к оппозиции, в частности, уже между двумя стратегиями - западно-христианской и восточно-христианской.
Можно проанализировать две стратегии работы с бинарными оппозициями, их генетику, и после этого, на последнем витке локализации, перейти к цивилизационному анализу России. И.Гр.Яковенко: Вопрос почему так? можно трактовать генетически, а можно исходя из того, что есть некая предзаданная оптимальная модель работы с бинарными оппозициями, некий кластер, и есть другие модели, другие кластеры. Тогда это переходит в другую плоскость, эта модель онтологична, она присуща размышляющему человеку. И люди выбирают либо один способ работы с оппозициями, либо другой и т.д.
При такой постановке снимается вопрос почему. Так сложилась совокупность обстоятельств, которая на данной территории, как доминирующая, задала эту модель.
А.Ахиезер выделил в своем комментарии очень важную вещь. Действительно, наша позиция близка к тому, что развитие культуры имеет свою логику. И между человеком и внешним миром стоит культура. Мы не можем ничего помыслить, ничего сделать, выйдя из культуры.
Человек задан культурой совершенно однозначно (эта заданность нами не осознается). И своей локальной культурой, и общими законами культуры как целого.
