Духовные основы и динамика российской цивилизации
Б.Ерасов:
Россия постоянно предстает во всех зрелых
содержательных концепциях как противоречивое сочетание
разнородных элементов разного уровня. Этническая
разнородность дополняет внутреннюю бинарность культуры
всякого этноса, которую с разных сторон выявляли К.Леви-
Стросс и другие исследователи мифологической культуры. На
русском материале этот принцип хорошо раскрыт А.С.
Ахиезером, который пишет о первичном характере русской
народной культуры. Важным фактором разнообразия было
взаимодействие с другими народами Евразии в тех ареалах,
где обосновалось русское население и где имели место
смешение и взаимная культурная адаптация.
Формирование русской национальной культуры на
протяжении веков проходило в русле преодоления этнической
рыхлости и разобщенности, но в условиях интенсивного
воздействия извне. Это последнее не только носило
собственно культурный характер, но и принимало нередко
экстремальные формы, подвергая русский народ угрозе
вытеснения и рассеяния. Общим механизмом консолидации и
защиты общества являются государство и религия.
Важнейшая социологическая характеристика того
религиозного порядка, который утвердился в России,
относится не к содержанию религиозного учения, а к месту
церкви в общей социокультурной системе. На западе
результатом развития цивилизации стало отделение единой
церкви от множества центров государственной власти.
Автокефальный статус различных церквей восточного
христианства означал не только независимость друг от
друга, но и их зависимость от государства, выступавшего
в качестве гаранта веры. Чем сильнее была организационная
зависимость церкви, тем крепче религиозное сознание
держалось за независимость священного предания.
Антиномичность русской культуры имеет сложный
структурный и диахронный характер: соединение Запада и
Востока, наслоение различных этнических и региональных
культурных типов, временных компонентов, конфессиональных
общностей. В историософской литературе русского
серебряного века (представленной Н. Лосским, И.
Ильиным, Г. Федотовым, Н. Бердяевым и др.) устоялось
представление о России как о противоречивом,
антиномичном, дуальном социокультурном и
социополитическом образовании, подверженном острым
внутренним конфликтам и расколам - в том числе между
Западом и Востоком, культурой высокой и народной, между
ценностями всеединства и крайнего сепаратизма и т.д.
Анализ социокультурных проявлений такой антиномичности в
русской истории и культуре содержится в недавних работах
А.С.Ахиезера, Б.Г.Капустина, И.В.Кондакова, Ю.М.Лотмана и
других авторов.
Рассмотрение зрелых и устойчивых цивилизаций убеждает
нас в том, что при всей дифференцированности и внутренней
противоречивости их духовным системам был присущ либо
некоторый формативный принцип, как в исламе, либо
устойчивое структурное распределение ценностей по сферам
бытия, как в Китае, или по социокультурным компонентам
кастам, как в Индии. Цивилизация утверждает некоторую
соразмерность, формирует системность и нормативную
срединность, а тем самым выполняет и интегрирующую
функцию, соединяя воедино различные этнические,
социальные и политические аспекты.
Этого цивилизационного качества оказалась лишенной
Россия. Смешение, переплетение и наложение не только
противоречивых, но и взаимоисключающих ориентаций
пронизывало всю ее культурную жизнь, раздирая страну и
по сословиям и классам, и по конфессиям, сектам и
субкультурам, и по крайним ориентациям - между
славянофилами и западниками, двумя культурами, отцами
и детьми, консерваторами и революционерами, белыми
и красными, демократами и патриотами и т.д. В
последние два века выявилось огромное противоречие между
государственным единством и потребностью общества в
развитии, то есть модернизации. Государство, основанное
на принципе державности, в значительной степени замещало
собственно цивилизационные основы регуляции, не
получившие в России системного формирования.
Бюрократическая империя была заменой и носителем
нормативного и иерархического порядка, объединявшего
разнородный конгломерат социальных, конфессиональных и
культурных образований, столь несхожих в своих типах
устроения, ориентациях и менталитете. Поэтому отмена
Державы выявляет отсутствие устойчивых, то есть духовно и
институционально сложившихся, механизмов интеграции и
стабилизации общественных отношений, что лишает общество
и перспектив устойчивого развития. Этот непредусмотренный
результат соединения духовной оппозиции с политической
волей привел к срыву функционирования не только
этатистских, но и цивилизационных структур.
Державная политика властей дополнялась поисками
общих, универсализующих принципов и ценностных
ориентаций, которые преодолевали бы дробность
социокультурного конгломерата. Существовало две
соперничающие парадигмы универсализующей духовности.
Первая состояла в распространении русской культуры
как носительницы просвещения, рационализма и гуманизма,
как средства вовлечения человека в круг современных
цивилизованных отношений. Русская культура выступала в
роли наднациональной. Ее носителями был русский язык,
служивший одновременно и официальным языком государства,
и средством межнационального общения. Это
совместительство имело и отрицательные последствия,
придав культуре официальный характер, возлагающий на нее
ответственность за политику русификации и ограничения
инородных культур.
Однако присущее русской культуре напряженное
стремление к социальной справедливости и идеалам
просвещения делало ее носительницей гуманистических
принципов и духовной заступницей всех людей без
национальных или религиозных различий. Конечно, такого
рода цивилизующая функция способствовала ее превращению
в постоянного противника власти, в ее острого критика,
предъявлявшего власти суровые требования.
Вторая парадигма основывалась на утверждении
православия как всечеловеческой религии, воплощающей
всеобщие принципы любви и братства. Это православие
должно было не только отделиться от самодержавной власти,
но и подчинить ее себе, придав ей духовный характер.
Яркое воплощение эта тенденция получила в учении В.
Соловьева, творчестве Ф. Достоевского и других мыслителей
России.
Однако ни тот, ни другой путь не стали и не могли
стать основой для универсальной духовности.
Привязанность православия к самодержавию и слабость его
реформаторских начал снижали его прозелитические
потенции.
Государство в силу своей принудительности не могло
стать устойчивой основой органического взаимодействия и
единения различных народов. Политическая
авторитарность не способна была создать общепринятый
нормативный порядок. Авторитарный строй царской России не
допускал оформления отдельного, автономного от него
социокультурного начала, что является существенной
характеристикой всякой зрелой цивилизации.
Гетерогенность культурных укладов на огромном
пространстве Евразии, отсутствие сложившейся органичной
цивилизационной структуры, отделенной от государства,
стали причиной того, что модернизация здесь
сопровождалась катаклизмами, превосходящими крайности
других азиатских революций. Результатом распада
государства стало возникновение разрушительного
локализма, по сравнению с которым померкли все остальные
угрозы. Под угрозу было поставлено само сохранение
развитых форм цивилизованной жизни.
Исторически коммунизм при всех его издержках и
губительных крайностях был не только той реальной силой,
которая установила единую Державу, но и социокультурной
системой цивилизационного порядка. Важнейшая функция этой
системы утверждение политико-идеологической и
общекультурной интеграции общества, лишенного достаточных
внутренних основ для саморегуляции, при неустойчивости и
крайней противоречивости ее цивилизационных структур.
Советская Россия отнюдь не сводилась к тоталитарной
госпартсистеме. Она была еще и становящейся
цивилизацией нового типа. Глубокий телеологический смысл
коммунистической системы состоял в том, что она давала
крупномасштабное разрешение как раз тех противоречий,
которые не в состоянии была разрешить ни царская Россия,
ни вошедшие в ее состав сопредельные азиатские культуры.
Сверхсистема Второго мира в самодержавном или советском
вариантах соединяла Запад и Восток и обеспечивала условия
для совместного проживания народов, относящихся к столь
различным цивилизациям.
Геополитический распад Российской державы в 1917 -
1919, а затем СССР в 1991 - 1993 годы имел своим
последствием нарастающие процессы архаизации и
варваризации геокультурного пространства Евразии.
Архаизация означает прежде всего опрощение общества,
уменьшение степени сложности его основных социообразующих
структур и оживление первичных типов социальности, прежде
всего этнической. Она может иметь и позитивный характер,
уменьшая издержки поддержания слишком обременительных
структур (в том числе дезиндустриализация и
дезурбанизация). Варваризация процесс отчуждения от
развитых центров цивилизации периферийных народов и
ареалов. Как в начале, так и в конце века эта архаизация
имеет несколько измерений: политическое через
воссоздание авторитарных или полудеспотических режимов,
социальное - через воспроизводство и усиление локальных
кастовых и клановых структур, цивилизационное через
разрушение общих духовных и институциональных основ
интеграции разнородного населения и ревайвал этнического
разделения.
Отмена СССР и прекращение деятельности прежней
госпартсистемы создают второй раз за столетие напряженную
неопределенность на огромном пространстве Евразии. Распад
единой госпартсистемы неизбежно приводит к реставрации
прежних форм социальной регуляции - или же выявляет
отсутствие устойчивых механизмов интеграции и
стабилизации общественных отношений.
Этническое возрождение, увязываемое с политическим
самоопределением, предстает как реставрация
сепаратистских модусов бытия, значение которых к концу ХХ
века во многом исчерпалось и требует введения сложного
корректирующего механизма, отнюдь не сводимого к
миротворческим силам.
Наряду с архаизацией (вопреки А.Тойнби) происходит и
частичная модернизация геополитической обстановки и
цивилизационных принципов, что придает еще одно измерение
дуальности складывающихся структур. Геокультурный размах
и разнородность постсоветского пространства делают модели
рыночной и правовой регуляции еще менее эффективными, чем
в более локальных незападных обществах. Обширные
пространства Евразии оказываются ввергнутыми в
напряженное соперничество между различными формами
локализма разного уровня.
Осужденная во многих декларациях мнимая общность -
единый советский народ - замещается конгломератом из
множества этнических единиц. Важной функцией новых
суверенных этнократий становится обеспечение привилегий
своего этноса и ограничение прав инородного населения
через репрессивную правовую и культурно-языковую
политику, нацеленную на этническую чистку. Прямым
результатом таких процессов самоопределения стали
крупномасштабные потоки переселенцев и перемещенных
людей.
Следует преодолеть часто встречающийся инверсионный
монизм, в соответствии с которым мир из двухсистемного
стал одномерным, мироцелостным, так как мировая
техногенная цивилизация и мировая капсистема
окончательно возобладали и для остального мира история
закончилась, хотя он еще может некоторое время находиться
в переходном или промежуточном состоянии, занимая
различные места в этом неравномерно развитом и
иерархически устроенном мире. Цивилизационный механизм
основа крупномасштабного плюрализма мирового сообщества,
никогда не сводившегося к единой миросистеме. Этот
механизм сохранит свое значение и в будущем, каковы бы ни
были трансформации постиндустриального общества. И
Россия, постоянно занимающая как бы промежуточное место
между Западом и восточными цивилизациями, остается
представителем и воплощением этого разнообразия.
При этом следует учесть опыт двух направлений изучения
цивилизаций. Во-первых, цивилизация рассматривается как
общность, основанная на социокультурной системе, имеющей
в себе центральный принцип или большую идею, которые
и формируют Большую традицию - предмет изучения историков
мировых религий и культур. Этот подход получил
классическое выражение в работах Н. Данилевского, О.
Шпенглера, А.Тойнби, Д. Нидэма, С. Эйзенштадта. Второе
направление рассматривает цивилизации как сеть
социокультурных отношений между различными группами и
общностями разного уровня и функциональной принадлежности
(М.Сингер, Н.Элиас, Ф. Бродель, Р. Уилкинсон).
Собственно цивилизационное обустройство России может
быть осуществлено лишь во взаимодействии с другими
цивилизациями Запада и Востока как в рамках гипотетичного
евразийского региона, так и в глобальных масштабах.
Россия - не единственный носитель евразийского единства.
Устранение России в этом качестве способно повлечь за
собой появление других претендентов с крупномасштабным
разделением сфер влияния между разными геополитическими
блоками (Турция, Иран и т.п.) и цивилизационными
регионами ( ислам, Китай, АТР).
Отнюдь не столкновение цивилизаций угрожает мировым
отношениям, а именно ослабление цивилизационных
принципов, чему способствует Запад, утверждающий
приоритет своей системы. А это ведет к разрушению
инаковых цивилизационных регуляторов.
И.А.Яковенко: В чем разница между сетью отношений и
тем, что описывается категорией гражданское общество? А.Давыдов: То, что Вы описываете как сеть отношений,
можно интерпретировать и как классическое бюрократическое
государство, то есть то, что мы имели при советской
власти. Была иерархия, общий центр, который это всё
регулировал. Б.Ерасов: Модель сети отношений в науке о
цивилизациях разрабатывается на материале Индии и Китая.
Элементы гражданского общества были внесены в эти страны
только в колониальный период, но они до сих пор не
реализованы. Гражданское общество - самоорганизация
граждан как индивидов. Сеть отношений не исключает
самоорганизации граждан, но прежде всего это
самоорганизация групп. Здесь мы в какой-то степени выходим
на проблематику соборности. Она тоже представляет собой
сеть отношений, в рамках которой все участники, все
ячейки сохраняют свою индивидуальность, сохраняют свою
локально-ячеистую структуру. Япония - не гражданское
общество, но это современное, хорошо сформированное
постиндустриальное, информативное общество, сохраняющее
ячеистую структуру: семья, клан, корпорация и т.д. Россия
может воспринять многие элементы такого рода ячеистой
структуры. А.Давыдов: У Вас прозвучало замечание, что крест-
распятие - это снятие противоречия между любовью и
смертью. Это символика или это имеет реальные измерения? Б.Ерасов: Есть и другие способы, например почитание
Мадонны. Однако художественная культура была проникнута
именно этим высшим символом снятия такого рода
противоречия. В русской культуре это тоже присутствовало,
но в размытом виде, потому что церковь воспринималась
прежде всего как институт, а не как путь личного
спасения. Поклонялись в значительной степени иконам, а не
кресту как распятию. И.Гр.Яковенко: Мне близка мысль об этнической
гетерогенности. Из нее вытекают многие вещи. Суждение об
одновременном присутствии в русской культуре и
языческого, и раннехристианского, и имперского, и других
пластов тоже мне близко. Я различаю два типа культур: 1)
синтетические культуры (в них произошел синтез в
собственном, гегелевском смысле слова, возникла некоторая
целостность); 2) агрегатные культуры (некоторые
компоненты вошли в единство, но оно не является
синтетическим). К агрегатным культурам относится в первую
очередь Россия; Латинская Америка, я думаю, также несет в
себе элементы агрегатности. В таких агрегированных
целостностях не происходит изживания предшествующих
стадиальных состояний культуры, там они наслаиваются одно
на другое и при внимательном анализе можно увидеть всю
стадиальную историю культур этих обществ.
В русской культуре не существует третьего,третьей
зоны. В докладе не прозвучало, что исток этого явления -
манихейская доминанта русской ментальности.
Тезис о государстве как земещении цивилизации. Это
что, некий особый цивилизационный тип? Или же это не
цивилизация? Как мне представляется, тот факт, что в
России государство замещает цивилизацию, есть выражение
определенной цивилизационной типологии. Не выстраивается
та цивилизация, которая может в меньшей степени опираться
на государство, и государство вынуждено брать на себя
цивилизационные функции. Но трудно сказать: действительно
ли вынуждено? Тем самым оно мешает формироваться
обществу.
Я убежден, что невычленение автономной личности в
рамках российской культуры связано, с одной стороны, с
тем, что это периферийная цивилизация, относительно
молодая, она не прошла два-три цикла, с другой стороны, с
самой природой православия. В нем было конституировано
такое положение - в самом идеале, в идеологии
православия, - которое препятствовало становлению
автономного человека. Р.Рывкина: Мне понравилась идея о наложении и
взаимодействии черт разных цивилизаций в России - Разные
России. И, насколько я поняла, выделение таких трех
фундаментальных вещей, как наложение, сохранение черт
предшествующих цивилизаций в последующих и деформация
одними цивилизациями других - это фундаментальная идея,
которая может как инструмент работать сегодня на
современность, на современный анализ. Это сильный
методологический подход.
Наука о цивилизации чрезвычайно абстрактна. Она должна
иметь свои временные и пространственные рамки. Очень
трудно без этого вести какой бы то ни было разговор о чем-
либо конкретном. Непонятно, каково место науки о
цивилизации и каков ее предмет.
Вопрос об этнической гетерогенности для меня
чрезвычайно спорен. В России 85% этнических русских. Это
ведь чрезвычайно однородный этнос. Сила этноса
определяется его способностью адаптировать другие этносы.
Российская этничность обладает большой адаптационной
способностью. Евреи, немцы, исламские народы - они
адаптированы. В России 130 этносов - но что это за
этносы?
Здесь у нас огромный дефицит социологического подхода.
Необходимо обращение к субъекту процесса. Социологический
подход может дополнить цивилизационную науку. Что такое
русские, или россияне, как этническое ядро? Это
социологический субъект, который прошел за эти три
четверти века две цивилизации - советскую и
постсоветскую. И советская цивилизация не отброшена, ее
несут в себе многие. А сейчас этот субъект гонят в другую
цивилизацию - капиталистическую. Мы живем сегодня в двух
цивилизациях. И понять это можно только путем обращения к
субъекту, к его ценностям. Чтобы разрабатывать науку о
цивилизации, необходимо научиться изучать глубинные
ценности сегодняшнего субъекта, социума. Тогда можно
будет сказать, например, что коллективизм как ценность
сегодня отброшен, но он сидит в коже. Нельзя описывать
цивилизацию вне времени и пространства. А.Вишневский: Мы используем некоторые понятия, которые
совершенно не определены, а на них держится всё здание.
Это цивилизация, культура, этнос. Что такое этнос? Этого
никто не знает. Вы говорите о русским этносе? Что Вы
имеете в виду? Вы можете иметь в виду русских в
современном понимании, которые раньше назывались
великороссами. А сто лет назад под русскими имелось в
виду, очевидно, нечто другое - все три восточнославянских
народа.
Многие говорят о своеобразии русской культуры,
духовности, цивилизации и т.д. Но, как и в сегодняшнем
докладе, этот тезис развивается вне сравнения с другими
культурами, цивилизациями, этносами. Говоря о высоких
духовных ориентациях православия, Вы как бы
подразумеваете, что другие конфессии, допустим
католицизм, не имеют высоких духовных устремлений. Но
если нет сравнения, из чего вытекает особость? У вас это
звучит как постулат, не требующий доказательств.
Идет сравнение этой цивилизации с какими-то другими.
Но они ведь имеют разный возраст. Возраст культуры,
цивилизации - это очень важное обстоятельство. Вы
сказали, что Константин на 1000 лет продлил существование
Византии. Но ведь были какие-то исторические причины.
Почему произошел всё-таки раскол Римской империи на
западную и восточную? Были объективные исторические
основания, а не просто чье-то желание. Действительно,
когда cформировалось то, что Вы называете русской
цивилизацией, западноевропейская цивилизация существовала
уже тысячу лет. Это имеет большое значение. Когда
упоминается такая особенность русской цивилизации, как
община, то надо помнить, что с точки зрения римских
авторов германцы в Европе, которые тогда тоже имели
общину, были чем-то странным, может быть, их тоже умом
не понять было и т.п. Если выбросить эту строну
контекста из рассуждения, то оно как бы облегчается, но
если ее ввести - усложняется.
Вы говорили, что той системе противоречий, которые
существовали в русской цивилизации, соответствовал тезис
единство и борьба противоположностей. Проблема особости
своей цивилизации по отношению к западной возникла там,
где возник этот тезис - у Гегеля и у Маркса. Там были те
же самые проблемы. И славянофилы просто принесли свое
немецкое воспитание, свои взгляды, воспринятые в
Германии, где эти воззрения возникли по исторически
понятным причинам.
Известна мысль Н.Бора: глубокое утверждение - это
такое утверждение, противоположное которому тоже является
глубоким. Это важное методологическое указание: если
некто претендует на то, что его точка зрения абсолютно
верна, а противоположная абсолютно неверна, он тем самым
как бы соглашается с тем, что его точка зрения банальна.
Если он претендует на то, что его точка зрения глубока,
то он должен принять глубину противоположной точки
зрения.
В этом смысле, мне кажется, мы должны отнестись с
равным уважением и к позиции западников, и к позиции
славянофилов и в начальном их споре, и во всех его
продолжениях. Но надо крайне осторожно относиться к
попыткам синтеза этих точек зрения, каковым, в частности,
пыталось быть евразийство, которое сейчас как бы получает
свою новую жизнь.
Что касается сетевого общества. В 20-е годы это
было всеобщее поветрие. Бердяев считал, что будущая
Россия должна быть Россией корпораций. Так считал не
только Бердяев и не только в отношении России. Так
считали К.Аденауэр в отношении Германии, Б.Муссолини по
поводу Италии. Так же считал и В.Ленин. Кооперация, о
которой он писал, это, конечно, и колхозы, но это и
организация всех людей в корпорации. Если мы сейчас будем
как бы возрождать эти проекты, нужно оглядываться на этот
опыт и не делать вид, что это что-то новое. Может быть
Россия, как и Германия, Италия, действительно не может
жить вне корпоративного государства, вне вообще сильного
государства. Но я ставлю под сомнение идею, что есть
какие-то гештальты, которые тянутся через всю историю
страны, общества, культуры и т.д. Из истории ничего,
никакой этап развития государства выбросить нельзя.
Бердяев говорил, что он видит жизнь, как она есть
сейчас, но не умеет видеть исторических переходов, и в
этом, писал он, я очень русский человек, последователь
Достоевского. Это самокритичное замечание отражает
самокритику всего серебряного века, его ограниченность. И
это надо учитывать и преодолевать. А.Левинтов: Доклад хорош уже тем, что позволяет
размышлять, стимулирует размышления слушателей.
Мне не совсем понятен упор на цивилизационные вопросы.
Для меня цивилизации - это некие декорации жизни, которые
меняются довольно часто и совершенно не обязательно в
связи с политическими мотивами, перестройкой, переходом к
рынку или к какой-то другой экономике. Как пример
цивилизационных изменений приведу некоторые очевидности:
исчезли дворники, исчезли в городах русские бани,
керосиновые лавки, пивные, чайные, кладбищенские ограды и
другие цивилизационные декорации.
