Становление постиндустриальной системы
На третьем этапе основные усилия сосредоточились на характеристике природы нового социального конфликта. Именно в этот период появились определения противостояния индустриалистов и постиндустриалистов, представителей второй и третьей волны, материалистов и постматериалистов.
Весьма примечательно, что акценты в анализе постепенно переносятся с типов поведения на структуру ценностей человека, то есть с объективно фиксируемых на совершенно субъективные характеристики личности.
Сегодня можно констатировать, что становление постиндустриальной системы сделало анахронизмом прежние принципы деления общества на представителей буржуазии и пролетариата. Как отмечал еще К.Реннер, рабочий класс в том виде, в котором он описан в Капитале К.Маркса, более не существует24, и с таким утверждением трудно не согласиться.
Рабочий класс в последние десятилетия не только сократился количественно, но и распался на две группы, одна из которых состоит из квалифицированных работников индустриального сектора, вполне относящихся по доходам и социальному положению к среднему классу, вторая представляет собой неопролетариат, состоящий либо из людей, занятых на непостоянных работах, либо из тех, чьи интеллектуальные способности остаются невостребованными нынешней технической организацией труда. Однако и верхушка современного общества также не похожа на прежнюю буржуазию. В литературе предложено множество определений господствующей элиты (технократия, меритократия, адхократия и так далее), воплощающей в себе знания и информацию о производственных процессах и о механизме социального прогресса в целом; при этом обычно подчеркивается, что данная социальная общность быстро консолидируется и приобретает вполне четкие классовые интересы.
Основная часть общества в этих условиях оказывается отнесенной к среднему классу; однако само это понятие представляется обозначением слишком аморфной группы. Неясности в вопросе об определении границ данного общественного класса, на наш взгляд, представляют собой нечто большее, нежели один из недостатков современной социологической теории.
Средний класс неопределяем в условиях зрелого постиндустриального общества, поскольку не является важной составной частью этого социума; сегодня он представляет собой не оплот того общества, которое было построено на нем как на своем базисе в межвоенные годы и сохранялось в неизменном виде почти полвека, а скорее страту, во все большей степени дисси-милирующуюся под воздействием новых технологических изменений.
Таким образом, современная концепция социальной структуры постиндустриального общества предполагает наличие трех основных групп: господствующего класса, обычно трактуемого как технократический класс; среднего класса квалифицированных работников и низших менеджеров; и низшего класса, в который включаются работники физического труда, не способные вписаться в высокотехнологичные процессы, представители отмирающих профессий, а также некоторые другие элементы, оказавшиеся в стороне от происходящих преобразований. Основные социальные противоречия, связанные с наличием этих трех классов, обычно определяют следующим образом.
Во-первых, современные хозяйственные тренды способствуют пополнению рядов низшего класса, так как производство предъявляет все большие требования к качеству рабочей силы, и этот процесс чреват социальным конфликтом небывалого ранее масштаба. Во-вторых, роль доминирующего класса определяется его контролем над информацией и знаниями, в то время как реальной властью во многом обладают прежние институты, еще не в полной мере являющиеся выразителями интересов техноструктуры.
Наконец, в-третьих, средний класс, или класс профессионалов, слишком разнороден, чтобы реально представлять залог социального процветания и, скорее всего, именно через него пройдет граница будущего социального расслоения.
На наш взгляд по мере развития постиндустриального общества возникает переходная форма классового деления, противоречивым образом объединяющая принципы, основанные как на отношениях собственности, так и на способностях к инновациям. В соответствующей ситуации основная линия классового деления будет быстро смещаться от разграничения управляющих и управляемых к разграничению создателей продукта (прежде всего интеллектуального) и пользователей; способных и не способных к производству и потреблению информационных благ.
Формируется система, в рамках которой базой для социальных различий становятся интеллектуальный уровень человека и его способности. В данном случае сохраняется возможность говорить о том, что основой классового деления служит собственность, но на этот раз не отчуждаемая собственность на средства и условия производства, а неотчуждаемые права на способности человека, не сумма материальных благ, которой может воспользоваться каждый получивший к ним доступ, а система информационных кодов, доступная лишь избранным.
Новое классовое деление не только возводит стену между теми, кто имеет доступ к информационным технологиям и способности, достаточные для их эффективного использования, и теми, кто лишен таковых, но приводит также и ко все более непропорциональному распределению общественного богатства. По мере того, как массовое производство вытесняется на периферию экономической жизни, а то и вообще выносится на пределы развитых стран, занятые в нем работники становятся изгоями собственного социума; их отторжение от общественного производства представляется не временной безработицей, а вечным отлучением от социально значимой деятельности.
Общество, ориентиры и ценности которого во все большей степени устанавливаются интеллектуальной элитой, определяет снижающееся вознаграждение за труд этих людей, все менее и менее соответствующее если не их действительной роли в обществе, то их собственному представлению о таковой (что в современных условиях может рассматриваться фактически как одно и то же).
Те, кто осознал в качестве наиболее значимой для себя потребности реализацию нематериальных интересов, становятся субъектами неэкономических отношений и обретают внутреннюю свободу, немыслимую в рамках экономического общества. Именно в этом аспекте и можно говорить о преодолении эксплуатации в рамках постэкономической трансформации.
В то же время нельзя не учитывать, что даже сегодня экономически мотивированная часть общества остается доминирующей и не только сохраняет внутри себя все прежние конфликты, но и вступает в серьезное противоречие с мотивированной неэкономически, причем оказывается, что преодоление эксплуатации в рассмотренном выше понимании идет параллельно с формированием нового комплекса серьезных социальных противоречий.
Преодоление эксплуатации, которое можно расценить как выдающееся достижение социального прогресса, представляется сегодня явлением неоднозначным. Люди, реально движимые в своих поступках нематериалистическими мотивами и стимулами, составляют пока явное меньшинство и выделяются в социальную группу, которая, с одной стороны, определяет развитие общества, а с другой - жестко отделена от большинства его членов и противостоит им как нечто порой совершенно чуждое.
Именно на этом этапе мы и начинаем констатировать противоречия, свидетельствующие о нарастании социального конфликта, который не принимался в расчет в большинстве постиндустриальных концепций.
Во-первых, люди, находящие на своем рабочем месте возможности для самореализации и внутреннего совершенствования, выходят за пределы эксплуатации. Их круг расширяется, они контролируют знания и информацию - важнейшие ресурсы, от которых зависят темпы и характер социального прогресса.
При этом общество в целом еще управляется методами, свойственными прежней эпохе; следствием становится то, что часть людей оказывается вне рамок социальных закономерностей, обязательных для большинства населения. Социум, оставаясь внешне единым, внутренне раскалывается, и экономически мотивированная его часть начинает все более остро ощущать себя людьми второго сорта; за выход одной социальной группы за пределы эксплуатации общество платит обостряющимся ощущением угнетенности, охватывающим другие его слои.
Во-вторых, группа нематериалистически ориентированных людей, которые не ставят своей основной целью присвоение вещного богатства, обретают реальный контроль над процессом производства, и все более и более значительная часть национального достояния начинает перераспределяться в ее пользу. Не определяя обогащение в качестве своей цели, новый высший класс получает от своей деятельности именно этот результат. В то же время люди,
не обладающие ни способностями, необходимыми в высокотехнологичных производствах, ни образованием, позволяющим развить такие способности, пытаются решать задачи материального выживания, ограниченные вполне материалистическими целями. Однако сегодня их доходы не только не повышаются, но снижаются по мере хозяйственного прогресса.
Таким образом, первые получают от своей деятельности результат, к которому не стремятся, а вторые не могут достичь материального благополучия, которое ставят своей целью.
В такой ситуации приходится признать, что все ранее известные принципы социального деления - от базировавшихся на собственности до предполагающих в качестве своей основы область профессиональной деятельности или положение в бюрократической иерархии - были в гораздо меньшей мере заданными естественными и неустранимыми факторами. С переходом к постиндустриальному обществу положение меняется. Люди, составляющие его элиту, обладают качествами, не обусловленными внешними факторами. Сегодня не общество, не социальные отношения делают человека представителем господствующего класса, и не они дают ему власть над другими людьми; сам человек формирует себя как носителя качеств, делающих его представителем высшей социальной страты.
Знания и информация являются наиболее демократичным источником власти, ибо все имеют к ним доступ, а монополия на них невозможна. Однако в то же время знания и информация являются и наименее демократичным фактором производства, так как доступ к ним отнюдь не означает обладания ими.
Современное социальное противостояние порождается сущностными отличиями внутреннего потенциала различных членов общества.
Новое социальное деление может стать более опасным, чем разделенность капиталистического общества на буржуа и пролетариев. Центральный конфликт индустриального общества возникал вокруг распределения материального богатства. Противостояние, основанное на владении собственностью и отстраненности от нее, имело как потенциальные возможности разрешения через ее перераспределение, так и механизм смягчения, основанный на повышении благосостояния наиболее обездоленных групп населения.
Знания и способности, составляющие основной ресурс, обеспечивающий рост благосостояния неэкономически мотивированной части общества, не могут быть ни отчуждены, ни перераспределены. При этом совершенно очевидно, что экономическая поддержка незащищенных слоев населения также перестает быть эффективной;
усилия же, направленные на повышение образовательного уровня могут сказаться в лучшем случае через десятилетия, а скорее всего - даже через несколько поколений. Поэтому возникающее социальное деление и сопровождающий его конфликт, возможно, станут более сложно изживаемыми, чем социальные проблемы буржуазного общества.
* * *
Таким образом, мы вплотную подошли к тому комплексу проблем, которые лишь изредка и не систематически поднимаются в рамках теории постиндустриального общества. Уже сегодня многие социальные процессы и тенденции вполне определенно свидетельствуют о том, что развитие этой новой социальной реальности не будет свободно от противоречий как между отдельными общественными классами, так и между целыми регионами современного мира.
Анализ проблем, возникающих вокруг преодоления эксплуатации, показывает, что для осуществления непротиворечивого перехода к постэкономическому обществу необходимо так согласовать тип и темп развития, чтобы формирование и усвоение в широких кругах населения нематериальных ценностей как доминирующих произошло быстрее, чем основанная на них система подверглась бы радикальному разрушительному воздействию со стороны тех, кто еще не воспринял эти ценности в качестве основных. Подобная задача крайне сложна и для наиболее развитых стран; учитывая же, что народы многих регионов планеты еще не вкусили плодов даже индустриального прогресса, можно осознать масштабность сегодняшнего перехода и неоднозначность перспектив его завершения.
