ТРАНСФОРМАЦИОННЫЙ СПАД КАК ФЕНОМЕН ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКИ
Экономика переходного периода экономика трансформационного спада
На протяжении 90-х годов, вплоть до 1999 г,, российская экономика находилась в состоянии затяжного экономического спада, достигшего наивысшей точки в кризисном 1998 г. Экономическому спаду предшествовала стагнация советской экономики в 80-е годы, на преодоление которой и была направлена в свое время концепция ускорения развития, разработанная в годы перестройки. Однако потенциал развития социализма был к тому времени полностью исчерпан, что выразилось в его неспособности обеспечивать дальнейший экономический рост.
Безысходность ситуации обрекла на неудачу предпринятую попытку реанимации социализма, закончившуюся его летальным исходом. С 1990 г. экономический рост прекратился даже по официальным данным.
Начался затяжной трансформационный спад.
Переходная экономика уже не плановая, но еще и не рыночная экономика. Между различными типами хозяйства, между различными экономическими системами лежит длительная полоса переходного периода, который по определению не способен обеспечить немедленный экономический подъем уже вследствие коренного преобразования всей системы экономических и других отношений. А потому это неизбежно в любой переходной экономике.
Переходных периодов было немало в многовековой истории человечества, когда происходила смена экономических, а следовательно, и всех прочих общественных отношений.
Не составляет исключения и переходный период от плановой к рыночной экономике, от социализма к капитализму. Трансформационного спада не удалось избежать ни одной из постсоциалистических стран, хотя масштабы спада производства были разными. Так, общее падение ВВП по отношению к 1989 г. в год высшей точки кризиса составило (в %): в Польше 17,8 (1991), в Чехии - 13,1 (1992), в Словакии - 24,9 (1993), в Венгрии 19,1 (1993), в Румынии 25,0 (1992), в Болгарии 33,4 (1997); по странам Балтии 44,8 (1994), при этом в Эстонии 33,6 (1994), в Латвии - 49,0 (1995), в Литве - 43,9 (1994); по странам СНГ 46,1 (1998), при этом в России 39,8 (1998), в Беларуси 36,6 (1995), на Украине 54,0 (1999), в Молдове - 61,7 (1999), в Армении - 50,1 (1993), в Азербайджане - 63,0 (1995), в Грузии - 76,0 (1994), в Казахстане 39,2 (1995), в Кыргызстане - 46,9 (1995), в Таджикистане 64,2 (1996), в Туркмении 35,8 (1997), в Узбекистане 19,5 (1995) (А.Ослунд.
Миф о коллапсе производства после крушения коммунизма. Вопросы экономики, 2001, N 7, с. 118).
Исключением явилась КНР, но китайские реформаторы сознательно не относят свою страну к числу постсоциалистических. Официальной целью реформы в КНР было объявлено построение социализма с китайской спецификой, трактуемого как социалистическая плановая рыночная экономика.
Под реализацию данной цели усилиями китайских ученых и была разработана так называемая градуалистская модель преобразований.
Глубина и продолжительность трансформационного спада во всех постсоциалистических странах оказались разными. Россия в этом смысле относится к числу рекордсменов и по его продолжительности, и по его разрушительной силе, уступая пальму первенства лишь немногим из стран СНГ.
Каковы же причины, порождающие трансформационный спад в экономике переходного периода? Представляется целесообразным выделить две их группы.
К первой относятся те, что порождены предшествующим развитием, ко второй обстоятельствами самого переходного периода как такового.
Остановимся на первой группе. Неизбежность трансформационного спада обусловливается необходимостью частичного разрушения унаследованной от прошлого макроэкономической структуры в силу следующих обстоятельств:
- смены критерия сбалансированности в связи со сменой экономических систем;
- необходимости преодоления противоречий социализма, материализацией которых данная структура является, что наиболее отчетливо просматривается в структурных и технологических дисбалансах, ей присущих.
В связи со сменой критерия макроэкономической сбалансированности выдвигается проблема глобальной реструктуризации, направленной на преодоление унаследованных от прошлого дисбалансов, которые таковыми в советский период не трактовались. Как уже отмечалось, структурный дисбаланс проявляется в наличии избыточных для новой системы экономических отношений производственных мощностей в отраслях тяжелой промышленности, в ВПК в особенности, что связано с завершением в 80-е годы холодной войны в связи с окончанием глобального противостояния. Устранение избыточных мощностей достигалось различными путями, в том числе конверсией отраслей ВПК, перепрофилированием, реструктуризацией и даже банкротством убыточных и неперспективных предприятий первого подразделения.
Неизбежным следствием этих процессов явилась деиндустриализация унаследованного научно-производственного потенциала, так как именно в подлежащих сокращению производственных мощностях (а это прежде всего отрасли ВПК и на него преимущественно работающие), сосредоточивалось высокотехнологичное наукоемкое производство. В гражданском комплексе, напротив, мощностей явно недоставало для удовлетворения внутренних потребностей.
Но парадокс состоял в том, что отрасли именно этого комплекса в наибольшей мере подверглись разорению. Причиной явилась их технологическая отсталость, в полной мере выявившаяся в связи с либерализацией внешнеэкономической деятельности, поставившей их в отношения гибельной для них конкуренции с внешним миром.
В результате произошел общий спад промышленного производства, в наименьшей мере затронувший лишь отрасли ТЭК, продукция которого на протяжении последних десятилетий остается неизменно востребованной на внешних рынках, чем поддерживается высокий уровень цен на нее. Все эти обстоятельства привели к возрастанию удельного веса добывающих отраслей, хотя и не столь значительному, если учесть более высокий спад в обрабатывающих отраслях.
Тем не менее можно говорить о деградации макроэкономической структуры, если подходить к ней с позиции современных стандартов соотношения отраслей добывающей и обрабатывающей промышленности, демонстрируемых развитыми странами. Пока что сделаны лишь первые шаги в преобразовании унаследованной структуры народного хозяйства, позволившие приступить к устранению наиболее очевидных дисбалансов.
Но и это имеет важное значение для обеспечения условий возрождения экономического роста.
Не менее значимы и способствовавшие трансформационному спаду обстоятельства, порожденные самим переходным периодом. Среди них отметим наиболее существенные:
- дезинтеграционный кризис, которым сопровождалась гибель социализма, а это распад мировой социалистической системы, Совета экономической взаимопомощи(СЭВ) и даже ряда стран (СССР, ЧССР, СФРЮ);
- длительность процесса формирования нового класса собственников как субъектов инвестирования;
- отсутствие денежного капитала, накопление которого уже в переходный период удлиняло образование промышленного;
- массовый отток накопленного в стране денежного капитала за рубеж;
- повсеместная всеобщая криминализация экономической деятельности.
Остановимся на некоторых из этих обстоятельств. Дезинтеграционный кризис выразился в распаде мировой социалистической системы и Совета экономической взаимопомощи, а вместе с тем и традиционных экономических связей, сложившихся в течение десятилетий внутри этих образований, что не могло не стать фактором снижения темпов роста во входивших в них странах. Однако наиболее разрушительным по своим последствиям был распад СССР, а вместе с ним единого народно-хозяйственного комплекса, сформировавшегося за три четверти века, единого экономического пространства.
Так, по экспертным оценкам, на долю этого обстоятельства приходится одна треть спада в российской экономике. Еще более драматические события развернулись в СФРЮ, распад которой как самостоятельного государства сопровождался к тому же острыми военными конфликтами, приведшими к катастрофическим последствиям на территории бывшей далеко не процветающей страны рыночного социализма. Наименьшие потери понесли первыми вышедшие из состава СФРЮ Словения и Хорватия.
Будучи в ее составе наиболее развитыми республиками, они сумели войти в число стран, наиболее успешно осуществляющих рыночные преобразования.
Приостановка экономического роста неизбежна и вследствие коренного преобразования отношений государственной собственности. С разрушением старой системы экономических отношений покидает историческую арену класс прежних собственников, новый же отнюдь не мгновенно нарождается. Между тем, как известно, инвестиционная деятельность, обеспечивающая экономический рост, образует функцию именно собственника объектов реального сектора экономики, позволяющую ему сохранить свой социальный статус приумножением и качественным совершенствованием этих объектов, используя в этих целях различные доступные ему источники инвестиционных средств, собственных и заемных, внутренних и внешних.
Но коль скоро слой новых собственников складывается в течение длительного времени, то уже в силу одного только этого обстоятельства инвестиционный процесс едва теплится, возрождаясь по мере появления собственника, подлинность которого удостоверяется его готовностью к осуществлению инвестиционной деятельности, начиная с малого, то есть с ввода в действие незагруженных производственных мощностей.
Формирование класса собственников протекает в процессе первичного капиталообразования. При этом исторически и логически исходной формой капитала выступает денежная.
Денежный капитал не только по определению не мог появиться в советский период, но и вынужденные сбережения населения, исчислявшиеся накануне рыночной трансформации в миллиардах рублей, не успели принять форму денежного капитала. Это произошло вследствие их полного обесценения в условиях гиперинфляции, явившейся следствием либерализации цен в январе 1992 г. в хронически дефицитной и сверхмонополизированной советской экономике.
Но без денежного капитала исключается участие в денежном этапе приватизации, тем более что в индустриальной, к тому же чрезвычайно богатой природными ресурсами стране речь шла о присвоении в огромных масштабах. Так, национальное богатство СССР на 1985 г. исчислялось астрономической суммой в 3,6 трлн руб. без стоимости земли, недр, лесов.
Стоимость основных производственных фондов в том числе составляла 2,34 трлн руб. Раздел и передел такого богатства сами по себе требуют не только немалого времени, но и наличия сопоставимых размеров денежного капитала.
Отсутствие такового в исходном пункте явилось одной из основных экономических причин проведения на первом этапе бесплатной приватизации, хотя ей подлежала отнюдь не большая и не лучшая часть государственного имущества. Но уже вскоре за ней последовала денежная. К тому же практически сразу начался постваучерный передел собственности, участие в котором также немыслимо без денежного капитала.
Острая и настоятельная потребность в денежном капитале в немалой мере питала криминальные способы борьбы с конкурентами за объекты присвоения.
Отметим, что, с данной точки зрения, и спонтанная приватизация носила вынужденный характер, тем более что осуществлена была еще до официального провозглашения рыночных преобразований в тех или иных масштабах во всех постсоциалистических странах. Денежного капитала как такового не было, но вместе с тем можно было в полной мере и безнаказанно использовать административный ресурс в условиях начавшегося хаоса.
Поэтому вполне объяснимо то, что ее субъектами стали прежде всего представители власть имущей номенклатуры, а также представители крупного теневого бизнеса, получившие к тому времени возможность легализовать свой капитал на основе вновь принятых в тот период проры-ночных по существу законов.
Итак, требуется длительное время для появления новых собственников. К тому же первые из них, появившиеся в годы ваучерной приватизации, весьма часто оказывались временщиками, терявшими в силу тех или иных причин приобретенные объекты в ходе начавшегося постваучерного передела собственности.
Потребовалось время и для накопления денежного капитала. И хотя победу на аукционах и тендерах обеспечивали не только деньги, но и множество привходящих обстоятельств, как, например, степень близости претендентов к властным структурам, подкуп государственных чиновников разного уровня, способность успешно лоббировать конфликтные сделки и пр., все же их участникам пришлось выкладывать сотни миллионов долларов, а в начале нового века счет пошел и вовсе на миллиарды.
Но их надо было накопить, начиная, по существу, с нуля. Многообразные способы такого накопления наработаны историей становления капитализма и весьма приумножены российской практикой первичного капиталообразования в лихие 90-е годы.
Но в любом случае между образованием денежного и промышленного капитала неизбежен временной лаг, что уже само по себе выступает фактором трансформационного спада.
Продолжительность трансформационного спада тем более возрастает, если накопленный в стране денежный капитал устремляется за рубеж. А это вполне естественно в условиях экономической, политической и прочей нестабильности, свойственной всякой переходной экономике, в условиях, когда за прозрачными и легко преодолимыми границами давно сформировался благоприятный инвестиционный климат.
По экспертным оценкам, за 90-е годы из России было вывезено порядка 200300 млрд долл, накопленного в стране капитала, не говоря уже об ущербе, причиненном экономике так называемой утечкой мозгов, потери от которой не менее значительны.
Как видим, множество внутренне присущих переходной экономике обстоятельств не только ограничивают экономический рост, но и порождают прямо противоположное явление трансформационный спад разной продолжительности и разрушительной силы в зависимости от конкретно-исторических условий той или иной постсоциалистической страны. Переход от спада к росту происходит по мере овладения капиталом реальным сектором экономики, по мере формирования благоприятного инвестиционного климата в стране, не только приостанавливающего отток отечественного капитала за рубеж, но и стимулирующего приток иностранного капитала.
Такой процесс отчетливо наметился в российской экономике в последние годы, начиная с 1999 г. Так, по заявлению министра финансов А. Кудрина, чистый приток капитала в российскую экономику за второй квартал 2003 г. составил около 2 млрд. долл. (Ведомости, 24 июня 2003). Вместе с тем любое обострение взаимоотношений властных структур с крупнейшими российскими компаниями без убедительных для представителей крупного бизнеса причин чревато опасностью ухудшения ситуации для национальной экономики с точки зрения притока иностранного капитала и оттока отечественного.
И уж во всяком случае сдерживается переход от восстановительного экономического роста к инвестиционному.
Все эти процессы и явления, порождающие и питающие трансформационный спад, отчетливо просматриваются не только в переходной российской экономике, но и экономике в других постсоциалистических стран, хотя в силу специфики каждой из них они протекают в них по-разному. Но в любом случае по мере появления критической массы подлинных собственников, способных перейти от первоначального, то есть вневоспроизводственного, накопления капитала к воспроизводственному, трансформационный след становится отправной точкой экономического роста.
Что же касается феномена китайской реформы, также носящей четко выраженный рыночный характер при всей специфике преобразований, то главной причиной, позволившей не только не допустить трансформационного спада, но и обеспечить самые высокие и устойчивые в мире темпы экономического роста на протяжении всех лет реформирования, представляется то обстоятельство, что формирование рыночного сектора происходило не за счет разрушения государственного сектора. Частнопредпринимательская деятельность развертывалась путем поиска выгодных ниш для приложения капитала. Государственный сектор был сохранен в силу многих обстоятельств, и в частности вследствие неизжитое™ в массе своей нищим китайским народом идей социализма за предшествующие тридцать лет социалистического строительства.
А потому и негативные последствия его функционирования в предшествующий период, совершенно одинаковые во всех социалистических странах, объяснялись не имманентно присущими данной системе противоречиями, а проведением с 50-х годов в рамках генеральной линии авантюристической по своей природе политики больших скачков, народных коммун и последовавшей культурной революции, направленной на травлю и уничтожение главным образом местных партийных, профсоюзных и хозяйственных кадров специально сформированными отрядами хунвейбинов.
Вместе с тем преданность идеям социализма не помешала китайским реформаторам признать за рыночными отношениями способность обеспечивать более быстрый рост эффективности национальной экономики, в связи с чем и был выбран вариант сочетания отношений присущей социализму государственной собственности с различными формами частной. Интенсивный процесс становления последней в соответствии с принятым законодательством и позволил не только избежать экономического спада, но и обеспечить высокие и устойчивые темпы роста. Но широкое допущение форм частной собственности означало отказ от советской, то есть марксистской, модели социализма в пользу социализма с китайской спецификой, трактуемого как высшая стадия развития рыночной экономики.
Иными словами, под социалистическими лозунгами осуществляется возведение смешанной рыночной экономики с четко выраженной социальной направленностью, что вполне соответствует ее природе.
При таком подходе к преобразованиям государственный сектор не утрачивал своего собственника в лице государства, хотя и весьма уязвимого относительно его способности обеспечивать эффективное функционирование предприятий этого сектора. Государственная собственность не подвергалась разделу и переделу, а тем более приватизации, трактуемой китайскими реформаторами как мера буржуазной либерализации, уже в силу этого неприемлемая. Государственная собственность в КНР фактически была признана священной и неприкосновенной, единой и неделимой и остается по существу таковой и поныне, хотя повышение эффективности функционирования именно предприятий государственного сектора остается весьма проблематичным.
В настоящее время численность государственных предприятий не превышает четверти их общего числа, при этом почти половина из них убыточна, несмотря на апробацию самых разнообразных методов хозяйствования в целях их финансового оздоровления. Однако на них сосредоточено две трети городской рабочей силы, а потому закрыть их попросту нельзя из-за угрозы массовой безработицы. Их функционирование обеспечивается кредитами, предоставляемыми государственными банками, что, однако, ставит под угрозу судьбу банковской системы. Реформирование государственных предприятий осуществляется ныне на основе Закона о компаниях, предполагающего использование различных методов акционирования путем разграничения прав собственности и прав хозяйствования, которыми наделяются предприятия.
Допускается даже продажа государством своего контрольного пакета акций иностранным инвесторам, исключая, естественно, предприятия стратегических отраслей.
Но и появление частного собственника происходило здесь во многом иным и гораздо более успешным и коротким путем. Так, в готовом виде частный собственник прямо и непосредственно привлекался из-за рубежа, да еще совершенно осознанно в целях создания суперсовременного производства, за счет прямых иностранных инвестиций. Именно на это была направлена политика экономического зонирования.
Такую совершенно особую форму приняло одно из важнейших направлений либерализации внешнеэкономической деятельности. Результатом проведения политики зонирования явился сугубо рыночный по своему происхождению сектор экономики, обладавший к тому же высоким демонстрационным эффектом.
Формировался он внутри страны на основе и в пределах созданного государством для его деятельности правового поля, включавшего широкий набор экономических преференций для иностранного капитала.
Огромное значение в становлении рыночных отношений в китайской деревне имела проведенная в первые же годы аграрная реформа, суть которой состояла в деколлективизации сельского хозяйства путем роспуска народных коммун и перевода крестьян на семейный подворный подряд с ведением хозяйства на арендованной у государства земле. Это создало предпосылки для превращения натурального хозяйства в товарное для 70% населения страны, проживающего в сельской местности.
Но и в городах, и в поселках предпринимательский слой населения получил возможность развернуть частную деятельность в промышленности и сфере услуг на основе принятого законодательства, осваивая не занятое государственным сектором экономическое пространство и постепенно наращивая экономическую мощь вследствие более высокого потенциала эффективности рыночных отношений, что также явилось фактором экономического роста. В результате происходило постепенное и неуклонное изменение соотношения государственного и частного секторов в китайской экономике в пользу частного, рыночного, то есть формировались экономические отношения, гарантировавшие устойчивость экономического роста. Так, если в 1980 г. в валовой продукции промышленности КНР приходилось на долю государственного сектора 76%, коллективного 23,5%, единоличного 0,15%, других типов хозяйств 0,5%, то уже в 1997 г. эти показатели равнялись соответственно 26,5,40,5,15,9,17,1 (Э.П. Пивоварова.
Социализм с китайской спецификой. М.:1999, с. 161).
Вполне резонно не отрицается значимость и государственного сектора в современной китайской экономике, однако он сохраняется в пределах, в которых это не препятствует росту ее эффективности. К тому же в целях повышения эффективности функционирования самих государственных предприятий осуществляется постепенный процесс коммерциализации отношений на этих предприятиях, в ходе которого были использованы различные и весьма многообразные способы, начиная от хозяйственного подряда, с самого начала реформы весьма успешно апробированного в сельском хозяйстве, и кончая акционированием, получившим широкое развитие на исходе 90-х годов.
Теоретической основой коммерциализации деятельности государственных предприятий явилось обоснованное китайскими учеными разграничение прав собственности и хозяйствования.
Трансформационный спад и экономический кризис: общие черты и различия
В современной экономической науке трансформационный спад нередко и едва ли не полностью отождествляется с периодически повторяющимся экономическим кризисом, хотя это не вполне так. На основании такого отождествления делаются далеко идущие выводы. В поисках путей преодоления трансформационного спада взор невольно обращается к западной экономической науке, наработавшей множество способов и методов преодоления экономических кризисов, сглаживания экономического развития в пределах промышленного цикла.
Как известно, последний выступает всеобщей формой движения общественного воспроизводства в условиях машинизации производительных сил, не претерпевающей принципиальных изменений в процессе эволюции экономических отношений при переходе от индустриального к постиндустриальному этапу.
Основой такого отождествления становится прежде всего общность форм проявления того и другого: абсолютное снижение макроэкономических показателей, рост безработицы, появление инфляции, нарастание социальной напряженности и т.п. Единство внешних форм проявления обусловлено единством функции, которую каждый из них выполняет. Она состоит в насильственном разрешении накопленных ранее социально-экономических противоречий, материализовавшихся, что очень важно для понимания кризиса или спада, в сформированной в предшествующий период макроэкономической структуре.
Разрешение этих противоречий неизбежно сопровождается частичным разрушением сформированной всякий раз в соответствии с данным поколением техники и технологии макроструктуры, чем высвобождается экономическое пространство для становления новой, соответствующей очередному этапу в развитии НТП.
