Факторы, определяющие глубину и продолжительность трансформационного спада
И все же при весьма существенном единстве экономический кризис и трансформационный спад имеют различия с точки зрения их происхождения. Они осуществляют свои функции в принципиально различных исторических условиях. А потому вполне естественно, что и способы их преодоления не могут быть одинаковыми. Оба они выполняют функцию механизма разрешения накопленных в предшествующий период противоречий, неизменно сопровождающегося разрушительными последствиями прежде всего потому, что эти противоречия нашли воплощение в сформированной макроэкономической структуре.
Но этот предшествующий период оказывается разным не только по продолжительности, но и по существу. В рыночной экономике этот период измеряется продолжительностью промышленного цикла, завершающегося кризисом, знаменующим исчерпание потенциала развития на материальной основе данного поколения техники и технологии, кризисом тем более глубоким и продолжительным, если происходит при этом еще и смена технологических укладов. Технико-технологическим обновлением снимаются достигнутые данным промышленным циклом границы повышения эффективности, открываются новые перспективы экономического роста в пределах очередного делового цикла. Макроэкономическое равновесие всякий раз устанавливается на основе более совершенной техники и технологии, что открывает новые перспективы эффективного функционирования реального сектора экономики и соответственно обеспечивает более высокий уровень удовлетворения общественных потребностей.
Тем самым преодолеваются социально-экономические противоречия, накопленные в течение предшествующего цикла. При этом система экономических отношений не только сохраняется.
Сменой промышленных циклов как определенных этапов в реализации НТП обеспечивается его дальнейшее поступательное развитие, равно как сохраняется и критерий сбалансированности подлежащей корректировке макроструктуры в ее отраслевом, территориальном, секториальном (например, в интерпретации Д.Белла, первичный, вторичный, третичный сектор) и прочих аспектах.
Иная картина складывается в переходной экономике. Трансформационным спадом разрешаются противоречия, накопленные предшествующей экономической системой и материализовавшиеся в сформированной по ее критериям, а потому не могущей в пределах данной системы быть иной структуре народного хозяйства. Вследствие этого последняя на определенном этапе становится тупиковой, исключающей дальнейший экономический рост. Преодоление этих противоречий осуществляется переходом к принципиально иной экономической системе, а вместе с ней к иному типу хозяйствования, с иными критериями макроэкономической сбалансированности.
Масштабы разрушения здесь принципиально иные, несопоставимые с аналогичными процессами в пределах промышленного цикла, так как частичному разрушению подлежит структура народного хозяйства, сформированная за несколько десятилетий социализма. Число последних разное для стран ЦВЕ и СНГ, что является одним из факторов, воздействующих на глубину спада в них.
Уже в силу этого способы и методы преодоления разрушительных процессов принципиально разные. В рыночной экономике они реализуются при том же рыночном механизме хозяйствования с той или иной долей государственного регулирования, в переходной при ином: плановый механизм рухнул еще до официального провозглашения рыночных преобразований, а регулирующая роль государства принципиально меняется, сохраняясь в жестких формах преимущественно в сфере ВПК. В масштабах же национальной экономики возобладали имманентно присущие переходному периоду стихийные процессы, в ходе которых происходило массовое банкротство убыточных предприятий, нередко сопровождавшееся слиянием и поглощением и, напротив, разукрупнением, перепрофилированием на выпуск продукции, пользующейся спросом, в целях выживания в экстремальных условиях.
Меняется и критерий оптимальности макроэкономической структуры, каковым становится повышение прибыли экономических субъектов. При социализме в качестве такового провозглашался неуклонный рост жизненного уровня населения.
Смена экономических отношений, а вместе с ними и механизма хозяйствования, сопровождается, что представляется чрезвычайно важным обстоятельством, временным исчезновением подлинного собственника как главного действующего лица воспроизводственного процесса во всякой экономической системе. В ожесточенной конкурентной борьбе формируется новый класс собственников, функцией которого и становится преодоление трансформационного спада, обеспечение последующего экономического роста путем развертывания инвестиционной деятельности.
Последняя в условиях конкуренции носит непременно инновационный характер. Непременно, так как в конкурентной борьбе в конечном счете побеждает новатор в области освоения НТП. В свою очередь, это предполагает возрождение предпринимательского слоя, который в трактовке Й.Шумпетера и является носителем экономической динамики.
Но, как известно, именно предпринимательской инициативе не было места в директивно планируемой экономике, превращавшей работника в винтик. Для появления ее носителей также требуется время.
С завершением переходного периода и становлением рыночной экономики, где критерием завершенности является полное овладение промышленным капиталом реальным сектором экономики, вступает в свои права циклическая форма движения воспроизводственного процесса в качестве всеобщей, в рамках которой кризис выступает циклообразующей фазой. На этой фазе актуализируется потребность в антикризисном государственном регулировании в соответствии с рецептами, прописываемыми экономике учеными эскулапами. Но и здесь подходы могут быть разными, в зависимости от того, ставится ли акцент на стимулирование спроса или предложения или предпочтение отдается монетаристским методам антикризисного регулирования преимущественно через механизм кредитно-денежной и финансовой политики.
Но в любом случае назначение такого регулирования состоит в том, чтобы обезболить структурно-технологические преобразования путем ослабления социальных потрясений, вызванных ломкой сложившейся в течение предшествующего цикла структуры народного хозяйства и соответственно структуры занятости, что неизбежно сопровождается для части работников временной потерей рабочего места.
Итак, периодически повторяющийся экономический кризис явление сугубо рыночной экономики. Его причина накопленные в пределах цикла противоречия экстенсивного и интенсивного экономического роста, разрешаемые путем массового внедрения техники и технологии того же или нового, более сложного технологического уклада, каждый из которых подготавливается достижениями в области фундаментальных и прикладных наук.
Все это находит выражение в изменении соотношения между первичным, вторичным и третичным секторами, между добывающей и обрабатывающей промышленностью, между материальным производством и сферой услуг внутри реального сектора, между реальным и финансовым секторами национальной экономики. Таким путем осуществляется дальнейшее повышение эффективности функционирования национальной экономики, обеспечивающее рост душевого ВВП, углубление социальной направленности рыночной экономики.
В свете сказанного несостоятельными представляются попытки решать проблему преодоления трансформационного спада как явления переходной экономики исключительно методами монетаризма, кейнсианства и институционализма. Все эти теории дают в той или иной мере адекватное отражение иной экономической реальности, реальности зрелой рыночной экономики, в которой давно сложился промышленный цикл, поддающийся регулированию в определенных границах при высокой компетенции регулирующих органов.
Теория переходной экономики, внутренним моментом которой является проблема трансформационного спада, лишь создается. Однако теоретический вакуум не может быть заполнен даже временным заимствованием западных теорий, по своей природе не могущих содержать позитивного решения данной проблемы. И уж во всяком случае следует проявлять крайнюю осмотрительность при таком заимствовании, коль скоро не разработана собственная концепция.
Это обстоятельство вполне осознано китайскими учеными, усилиями которых и была разработана адекватная китайским реалиям, а потому весьма эффективная модель реформирования национальной экономики.
В связи с вопросом о трансформационном спаде следует отметить, что заимствованная модель реформирования отнюдь не воспрепятствовала преобразованию плановой экономики в рыночную. Однако по своей природе она способствовала развертыванию во многом стихийных процессов и в этом смысле и трансформационному спаду.
Вытекающие из ее теоретического происхождения монетаристские методы регулирования оказались неспособными не то что предотвратить спад, но хотя бы его ослабить. Процесс первоначального накопления капитала, например в России, в немалой мере благодаря либеральной модели развертывался по ставшей классической схеме этого процесса, подвергшегося анализу в трудах А.Смита и К.Маркса (см., например, 24 главу 1 тома Капитала), хотя на исходе XX века резонно было бы ожидать более жесткого государственного регулирования столь сложного процесса.
Но развитие пошло по сценарию, предопределенному всей совокупностью исторических обстоятельств, как они сложились в стране к исходу века.
Уникальность трансформационного спада, равно как и всех явлений переходного периода, переживаемого постсоциалистическими странами, актуализирует практическую значимость оригинальных исследований отечественной экономической науки, призванной дать адекватное отражение происходящих в национальной экономике процессов, коль скоро экономическое мышление, как и любое другое, национально. В свою очередь такие исследования становятся теоретической основой выработки рекомендаций, способствующих успешному переходу от трансформационного спада к устойчивому экономическому росту.
Это тем более актуально для российской экономической науки, столь подверженной традиционному заимствованию западных теорий, что отмечал еще Н.Бердяев и что в полной мере проявилось накануне и в ходе рыночных преобразований в стране.
Факторы, определяющие глубину и продолжительность трансформационного спада в постсоциалистических странах
Глубина и продолжительность трансформационного спада в разных странах различны, но при этом наибольшие в России и странах СНГ, наименьшие в странах ЦВЕ и Балтии. Среди последних в наименьшей мере трансформационный спад поразил такие страны, как Чехия, Польша, Венгрия, Словакия, Словения, Хорватия. Наиболее существенными факторами, смягчившими трансформационный спад в этих странах, представляются следующие:
- социализм был навязан этим странам извне по итогам Второй мировой войны и уже в силу этого отторгался большинством населения в противоположность России, где он стал внутренним моментом ее истории, ее неотвратимой судьбой;
- ими унаследована от социализма менее деформированная макроструктура не только вследствие фактора времени, но и потому, что именно СССР взял на себя основное бремя военных расходов;
- в этих странах менее длительна история социализма. Вследствие этого в них в меньшей мере разрушен рыночный менталитет и выше готовность и адаптационные способности широких слоев населения к рыночным преобразованиям;
- в ряде стран прорыночные преобразования, направленные на преодоление социально-экономических противоречий социализма, весьма последовательно проводились еще при социализме (в Венгрии с 60-х годов, в Польше с 80-х) в отличие от СССР, где начатая было в 1965 г. наиболее радикальная по масштабам допущения товарно-денежных отношений (ТДО) и расширения сферы их действия хозяйственная реформа была прервана в связи с известными событиями в Чехословакии в августе 1968 г. Перестройка середины 80-х годов, хотя и начатая под сугубо социалистическими лозунгами, уже в полной мере распахнула двери для становления рыночных отношений, создав соответствующие юридические предпосылки в облике законодательства, принятого на ее исходе, в рамках которого оказалась возможной даже спонтанная приватизация государственного имущества, осуществленная в течение 1987-1991 гг. ;
- в этих странах в меньшей мере был разрушен частный сектор (в Польше, например, сплошная коллективизация не проводилась вообще, а в ГДР в частном секторе было занято до трети городского трудоспособного населения), следовательно, более высокой и зрелой оказалась адаптация хозяйствующих субъектов к рыночным условиям;
- более ощутимой явилась финансовая и пр. помощь со стороны Запада;
- более грамотно и менее поспешно проводились рыночные преобразования, так как угрозы реставрации социализма в этих странах практически не было. Здесь также была принята либеральная модель, и соответственно проводилась политика шоковой терапии, хотя и с разной степенью жесткости и последовательности.
Так, бесплатная приватизация либо не проводилась вовсе (например, в Словакии, а в Польше был проведен всенародный референдум, в ходе которого население высказалось против бесплатной приватизации), либо в меньших масштабах и с меньшими льготами трудовому коллективу, либо ограничивалась реституцией.
Под воздействием всех этих факторов продолжительность трансформационного спада, равно как и его разрушительная сила, оказалась менее значительной. Уже через несколько лет после официального провозглашения рыночных преобразований наметился экономический подъем в странах-лидерах, начиная с Польши, где экономический рост начался с 1993 г., а 1994 год стал годом подъема в большинстве из них, хотя темпы экономического роста и их устойчивость, оказались разными.
Экономической катастрофы, подобной российской, удалось избежать даже наименее удачливым из них.
Как известно, трансформационный спад на постсоветском пространстве принял беспрецедентные для постсоциалистического пространства масштабы, что объясняется множеством факторов преимущественно сугубо советского происхождения. Наиболее значимыми представляются следующие:
- социально-экономические противоречия социализма, о которых говорилось выше, накапливались в течение самой длительной именно здесь его истории;
- в силу этого, не говоря уже об особом месте СССР в рамках мировой социалистической системы, наиболее глубокими оказались структурные и технологические дисбалансы;
- разрушение сформировавшегося за три четверти века единого народно-хозяйственного комплекса в результате распада СССР, внесшего весомый вклад в спад промышленного производства;
- массовая эмиграция накопленного в России денежного капитала на протяжении всех 90-х годов вследствие крайне неблагоприятного инвестиционного климата, вновь несколько осложнившегося на исходе 2003 г.;
- по существу всеобщая и в этом смысле беспрецедентная среди постсоциалистических стран криминализация экономической деятельности, в силу своих масштабов крайне разрушительная по своим последствиям;
- возобладание стихийных процессов в разделе и переделе собственности, юридические предпосылки для начала которых формировались уже с конца 80-х годов. Активное участие в этих процессах приняли и государственные чиновники, выступившие от имени государства в качестве раздатчиков и продавцов государственного имущества и сумевшие извлечь максимум выгоды лично для себя из столь благоприятной для них ситуации.
Остановимся на некоторых из этих причин более подробно.
О макроэкономической несбалансированности унаследованной макроструктуры говорилось выше. В данном контексте подчеркнем лишь то обстоятельство, что именно СССР взял на себя основное бремя военных расходов. С одной стороны, так сложилось исторически, с другой отсутствие полной уверенности в партнерах по социалистическому лагерю и даже СЭВ, что тем более важно при особой секретности информации, касающейся данного комплекса.
Масштабы военного производства были огромны. Обслуживанием ВПК занималось девять отраслевых министерств, на него едва ли не исключительно работала фундаментальная и прикладная наука, в нем была занята треть рабочей силы, причем наиболее высококвалифицированной.
Около 60% машиностроительной продукции имело военное назначение. Расходы на оборону составляли, например, 1520% ВВП, в то время как в США всего около 6%.
Завершение глобального политического противостояния противоположных систем и окончание холодной войны обусловили резкое сокращение производства в отраслях ВПК, что сопровождалось глубокими разрушительными процессами в народном хозяйстве в целом, так как осуществлялось в огромных масштабах. Так, только за 19921996 гг. военное производство сократилось в 6 раз.
Трагедия состояла еще и в том, что, как уже отмечалось, именно в отраслях ВПК было сосредоточено высокотехнологичное наукоемкое производство.
Разрушению подвергся и гражданский комплекс, но причина катастрофы здесь была принципиально иной. Если в ВПК реструктуризация идет по линии сокращения избыточных производственных мощностей путем их перепрофилирования в пределах возможного, переориентации его развития на превращение в оборонный промышленный комплекс (ОПК), то в гражданском комплексе предстоит проведение едва ли не полной технико-технологической модернизации.
Развал единого экономического пространства, сложившегося за десятилетия советской власти, пришлось преодолевать путем восстановления нарушенных производственных связей теперь уже на межстрановом уровне, то есть по ценам мирового рынка, либо путем воссоздания недостающих звеньев собственными усилиями, что требует немалого времени, инвестиционных средств и усилий.
О негативных последствиях стремительного ухода государства из реального сектора экономики задолго до появления наследника говорилось уже выше. Подчеркнем лишь, что такая поспешность была предопределена в России опасностью реставрации социализма в отличие, например, от стран ЦВЕ и Балтии, где такой вариант развития был маловероятен, а потому можно было не торопиться с приватизацией. Огромный научно-производственный потенциал, созданный за годы социализма, оказавшись фактически без собственника, уже вследствие этого неизбежно подвергся разрушению, тем более что социалистическое государство было не только собственником. Оно же сосредоточило в своих руках в качестве такового функции управления единым народно-хозяйственным комплексом.
А потому вместе с государственной собственностью рухнули и государственные институты управления ею, хозяйственный механизм в целом. В результате сложился растянувшийся едва ли не на десятилетие институциональный вакуум.
Правда, и преувеличивать значимость этого обстоятельства не следует. Как показала социалистическая практика, государство является отнюдь не самым эффективным собственником, о чем свидетельствует и проведенная им уже в годы реформирования в три этапа конверсия ВПК, имевшая весьма плачевные для последнего последствия. Примечателен и тот факт, что при титанических усилиях китайских реформаторов им так и не удалось обеспечить рост эффективности государственного сектора, половина предприятий которого и поныне остается убыточной.
Напомним в этой связи и о том, что политика финансовой стабилизации, столь энергично проводившаяся в 90-е годы, завершилась сокрушительным финансовым кризисом 1998 г., хотя отнюдь не только и даже не столько политические лидеры повинны в нем. Иными словами, государство в переходный период призвано не заполнять собою образовавшуюся брешь в хозяйственном механизме, но, с одной стороны, перестраивать свою деятельность, овладевая методами прямого и косвенного, экономического и административного воздействия на процесс развития национальной экономики, с другой способствовать становлению рыночного механизма не только в облике стихийной конкурентной борьбы, но путем формирования институтов рыночной инфраструктуры (банковская система, фондовая и товарная биржи, биржа труда, страховые компании и пр.).
Важно и то, что именно на советском пространстве был наиболее полно вытравлен за ненадобностью в условиях жесткого централизованного управления дух предпринимательства. Предпринимательская инициатива не была востребована даже со стороны правящей номенклатуры. Это оказалось одной из серьезных причин выявившейся в переходный период слабой адаптации советских управляющих к рыночным условиям хозяйствования, о которых они имели к тому же, что вполне естественно, весьма смутное представление.
В результате директорский корпус, из рядов которого на этапе ваучерной приватизации появились первые собственники, в массе своей оказался попросту не способен хозяйствовать без предписаний со стороны государства, а тем более без финансовой поддержки последнего. А потому многие из них занялись распродажей производственных активов, сдачей в аренду производственных помещений, направленной прежде всего на личное обогащение, а не на возрождение воспроизводственного процесса.
Им прежде всего свойственна ориентация на выживание в экстремальных условиях. И в этом смысле инсайдерская модель акционирования государственных предприятий, возобладавшая на этапе ваучерной приватизации, существенно удлинила процесс формирования подлинных собственников, а тем самым и трансформационный спад.
Не случайно среди представителей так называемых олигархов выходцев из красных директоров не так уж и много.
Сугубо российским фактором углубления трансформационного спада явилось возобладание в 90-е годы традиционно стихийного характера процесса первоначального накопления капитала. Бывшая советская номенклатура, сохранившая в своих руках политическую власть, утрачивала вместе с государственной собственностью прежний механизм регулирования, а новый едва складывался.
Уже в силу одного только этого обстоятельства национальная экономика оказалась неуправляемой. Но главное состоит в том, что эпоха первоначального накопления капитала по характеру происходящих в ней процессов несовместима с активным вмешательством государства. А потому номенклатура в полном соответствии с природой данной эпохи воспользовалась своим положением в целях обретения статуса собственника наиболее привлекательных объектов государственной собственности.
Можно допустить, что в пылу предвыборной кампании Дж. Буш не безосновательно называл первых должностных лиц России, причастных к расхищению международных государственных займов. В этом одна из причин массового характера коррупции, преодолеть которую в полной мере не удалось и по сей день.
По данным Фонда Г. Сатарова, на взятки в России ежегодно тратится 37 млрд долларов (Известия, 22 мая 2002 г.) и поныне. И все же нельзя однозначно утверждать, что обуздание стихии способствовало бы ослаблению трансформационного спада, коль скоро планомерно регулируемым этот процесс по определению быть не мог. Самая большая трудность в том и состоит, чтобы понять объективную обусловленность именно такого, а не иного сценария развития.
Гораздо проще проклинать своих политических лидеров.
Трансформационному спаду способствовало и то, что стихия разыгралась в стране, начиненной суперсовременной военной техникой и вооружениями всех видов в огромных масштабах, охрана которых была надежной лишь в пределах огосударствленной экономики. Сложившаяся ситуация была чревата во многом реализовавшейся опасностью бесконтрольного расхищения продукции ВПК, техногенными и экологическими катастрофами, ослаблением оборонной мощи страны, опасностью захвата оружия криминальными и террористическими структурами и его последующим использованием как в целях торговли, так и при развязывании всякого рода локальных военных конфликтов.
Трансформационный спад был усугублен сформировавшимся за годы социализма менталитетом. Широкие слои населения утратили в условиях жесткого административно-командного управления способность к самостоятельному хозяйствованию, к самостоятельному решению жизненно важных проблем, чувство личной ответственности за свою судьбу.
Предоставление жизненно важных благ и услуг через общественные фонды потребления наряду с гарантированной занятостью в массовом масштабе формировало устойчивую социальную пассивность, иждивенчество, патернализм. Отголоски последнего проявляются и поныне в бесконечных призывах к укреплению регулирующей роли государства, в основе которых зачастую лежит беззаветная вера в благодетельную роль государства, то есть государственных чиновников, якобы денно и нощно только и пекущихся о благе народа.
Для старшего поколения такая утрата оказалась безвозвратной, а более молодое вынуждено было адаптироваться к новым условиям в кратчайшие сроки под давлением резко и жестко изменившихся условий.
