Подобной ошибки вы больше не совершите.
Если перекладываешь на других свои несчастья, естественно от них же ожидать и блаженства. Но что же в таком случае зависит от вас? Если вы не ответственны ни за собственное несчастье, ни за блаженство, в чем же тогда заключаются ваши функции?
В чем же тогда цель вашего существования? Неужели лишь в том, чтобы просто быть мишенью для причинения несчастий одними людьми и спасения, блаженства другими? Вы что, просто марионетка?
Все веревки в руках у других, и вы уже не уважаете в себе человека, не уважаете себя самое. У вас не находится любви для собственного существа, любви к собственной свободе.
Если же вы с уважением относитесь к собственной жизни, то отвергните любых спасителей.Убирайтесь! Спасите самих себя; довольно с вас и этого. А это наша жизнь, и мы должны прожить ее самостоятельно.
За свои ошибки мы будем расплачиваться несчастьями, и мы безропотно принимаем подобное следствие собственных ошибок.
Возможно, в том и состоит путь обучения: упав, снова подняться; а сбившись с пути, вернуться обратно.
Допустим, вы совершили ошибку. Но с каждой ошибкой возрастает ваш интеллект. Подобной ошибки вы больше не совершите. А если совершите, это будет лишь означать, что вы ничему не научились. Вы не используете свой интеллект, а действуете наподобие робота.
Все мои усилия направлены на то, чтобы вернуть каждому человеку принадлежащее ему по праву самоуважение, отданное им неизвестно кому. Вся ваша тупость начинается с того, что вы не готовы принять то, что это ваша ошибка, ваша ответственность.
Вы только подумайте: ведь невозможно отыскать такое несчастье, за которое вы не были бы сами в ответе. Будь то ревность, гнев или жадность что-то в вас самом создало причину возникновения несчастья.
А встречали ли вы на земле кого-нибудь, кто был бы в силах сделать другого блаженным? Ведь и это зависит от вас самого: от вашего безмолвия, вашей любви, вашего покоя, вашего доверия, в результате которых случается чудо.
И никто иной его не создает.
В Тибете рассказывают красивую притчу о Марпе. Возможно, этого и не было на самом деле.
Тем не менее это очень существенно.
Мне нет особого дела до фактов. Я делаю акцент на существе и истине. А это совсем иное...
Марпа услышал об одном мастере. Он искал мастера и, когда наконец пришел к нему, полностью сдался, с бескрайним доверием. Что я должен теперь делать? спросил он мастера. Если ты полностью сдался мне, ответил тот, то ничего больше делать и не нужно.
Необходимо лишь верить в меня. Мое имя Должно сделаться твоей единственной сокровенной мантрой.
Лишь вспомни его в трудную минуту, и все будет в порядке.
Марпа на прощание прикоснулся к ногам мастера. И тут же решил это испробовать: он был такой простой человек.
Он вышел к реке...
Каково же было изумление других учеников, проведших с мастером годы, когда они увидели Many идущим по воде!
Вы не знаете этого человека, тут же сообщили они мастеру. Это не простой смертный: он может ходить по воде!
Не может быть, подивился мастер. Все они бросились к реке, и глазам их предстал Марпа, разгуливающий по воде с песнями и приплясыванием.
В чем же тут секрет? стал допытываться мастер, когда ученик приблизился к берегу.
Как в чем? удивился Марпа. Вы же сами мне его открыли: это сделало ваше имя. Я просто помнил о вас.
Я сказал: Мастер позволяет мне ходить по воде и это свершилось.Мастер никак не мог поверить, что его имя...
Сам-то он ходить по воде не умел. Однако как знать....ведь он ни разу не пробовал.
Но прежде, чем попробовать, стоило еще как следует убедиться. А с горы спрыгнуть сможешь? спросил он Марпу.
Как скажете, ответил тот. Он поднялся на гору и спрыгнул. Остальные стояли в долине, ожидая увидеть лишь куски его тела: уж слишком высока была гора.
Но Марпа опустился с нее, улыбаясь, сидя в позе лотоса. Он опустился как раз под то дерево в долине, под которым собрался народ, и уселся перед всеми.
Его тут же окружили и принялись разглядывать ни единой царапины!
Вот это да! подивился мастер. И ты воспользовался моим именем?
Именно им я это и совершил, был ответ.
Довольно. Теперь и я попробую, с этими словами мастер ступил на воду и с первого же шага начал тонуть.
Марпа глазам не мог поверить. Ученики попрыгали в реку и кое-как вытащили уже полумертвого мастера из воды.
Ему откачали воду из легких, и чудом он остался в живых.
Как же так? недоумевал Марпа.
Прости меня, сказал ему мастер. Я не мастер, я лишь притворщик.
Но если вы лишь притворщик, как же могло ваше имя совершить такое? возразил Марпа.
Притворщик ответил: То сделало не мое имя, а твое доверие. И не важно, в кого ты веришь.
Чудо совершается лишь благодаря любви и вере, их безграничности. Я сам не верю в себя. Я ни в кого не верю. Я лишь всех обманываю как же я могу верить. Ведь раз я сам всех обманываю, я постоянно ожидаю обмана и от других.
Вера для меня исключена. Ты же невинная душа, и поверил в меня. И вера твоя сотворила чудеса.
Какая разница, происходило ли это на самом деле?
Ясно одно: ваши несчастья обусловлены ошибками, а блаженство верой и любовью.
Вы сами делаете себя рабами и сами объявляете себя свободными. Вы спрашиваете меня: Почему я чувствую себя несчастным? А потому, что вы не хотите взять на себя за это ответственность. Просто поймите, в чем состоит ваше несчастье, разберитесь в причинах, и вы обнаружите их в себе самом.
Устраните причины, уйдут и Несчастья.
Но людям не хочется устранять причины, им хочется устранять несчастья. Но это невозможно и совершенно ненаучно. А потом вы просите меня помочь вам, спасти вас.
А вам вовсе не нужно оставаться попрошайкой. Приходящие ко мне не должны становиться попрошайками. Они не овцы, они императоры.
Примите ответственность за собственные несчастья. И вы обнаружите в себе самом причины всех ваших состояний блаженства, свободы, озарения, бессмертия.
И не нужен никакой спаситель. Да и не существовало никаких спасителей. Одни псевдоспасители. Им поклонялись только из вечного желания, чтобы кто-нибудь спасал.
Они всегда являлись, поскольку на них постоянно был спрос. А есть спрос, будет и предложение.
Ставя себя в зависимость от других, вы утрачиваете собственную душу. Вы забываете, что обладаете столь же универсальным, как и у других, сознанием.
Оно столь же велико, как и сознание Гаутамы Будды, просто вы об этом не подозреваете, вы его не ищете. А не ищете его потому, что все озираетесь по сторонам: кто бы вас спас, кто бы помог!
Что ж, попрошайничайте, забывая о царстве, сокрытом в вас самих.
Вы должны понять это как один из основополагающих принципов саньясина: объявление самоуважения, свободы и ответственности.
Любимый Бхагван!
Не могли бы Вы рассказать о садхане, основанной на принципе сосредоточенного проникновения в понятия я и я есть и на задавании себе вопросов типа Кто я? или Откуда берется это понятие я?
Чем данный медитативный подход отличается от созерцания промежутков между вдохом и выдохом? И важно ли при созерцании дыхания фокусироваться на сердечном центре или на центре, расположенном ниже, в области живота?
Такой древний способ медитации существует, но таит в себе много опасностей. Если вы еще не пробудились, он скорее уведет вас в сторону от верной цели, нежели приведет к ней.
Метод прост: концентрируйтесь на концепции я, закрыв глаза и пытаясь выяснить, кто же я такой.
Величайшая проблема состоит в том, что, когда вы спрашиваете: Кто я есть?, кто будет вам отвечать? Скорее всего, ответ придет из ваших традиций, писаний, условий вашей жизни. К примеру, вы слышали: Я не тело, я не разум.
Я душа, я абсолют, я Брахма, я Бог, все эти мысли уже приходили вам в голову.
Так вы спросите несколько раз: Кто я? Кто же я?, а затем скажете: Я абсолют, я Брахма. Но это будет не открытием, а просто глупостью.
Если вы хотите правильно применять этот способ, не нужно словесно формулировать вопрос. Не нужно вербально повторять: Кто я? Потому что до тех пор, пока этот вопрос будет оставаться в своем словесном выражении, до тех пор ваш ум будет посылать вам на него словесный ответ.
Вам следует отбросить словесную формулировку. Должна остаться лишь чистая идея, подобная жажде, но не в формулировке я испытываю жажду.
Улавливаете разницу? Когда вы испытываете жажду, вы ее ощущаете.
А находясь в пустыне, вы ощущаете ее всем своим существом. Вы не твердите: Мне хочется пить, мне хочется пить.
Это для вас уже не лингвистический вопрос, а насущный.
Если вопрос Кто я? является экзистенци-ональным, если вы не высказываете его языковыми средствами, а, наоборот, ощущение его поселяется в центре вас, тогда никакой ответ и не требуется.
Тогда ума это не касается. Ум не услышит не вербализованное и не ответит на него.
А все ваши священные писания в уме. И все ваши знания тоже.
И вот вы попадаете в невинное пространство.
Вы не получаете ответа. Вы получаете чувство, вы ощущаете вкус, вы чувствуете запах.
И по мере вашего углубления вас будет все больше и больше наполнять ощущение бытия, бессмертия, благословения, безмолвия... неиз-реченной благодати.
И никакого ответа типа Я есть то или Я есть это. Все это из священных писаний.
Только ощущение из вас самого, ощущение истины о вас.
Действенность данного метода совершенна.
Один из великих мастеров этого века, Рамана Махарши, использовал для своих учеников только этот метод: Кто я? Но я встречал сотни его учеников, и ни один из них не постиг сути. А все из-за того, что ответ им наперед известен.
Вам известен ответ? спрашивал я их.
Известен, отвечали они.
Но для чего же вы спрашиваете, если вам известен ответ? удивлялся я. Да и нельзя спрашивать так долго. Достаточно двух-трех раз, и ответ придет. Он уже был здесь раньше, чем был задан вопрос. Так что это просто игра ума. Играйте в нее, если вам охота.
Но если вам действительно захотелось проникнуть внутрь, как подразумевал Рамана Махарши, а также пророки времен античности, то это уже не словесная жажда. Незнание себя приносит боль это рана. Незнание себя обрекает всю жизнь на бессмысленность.
Вы можете знать все; все, кроме себя; и это будет первым, что вам потребуется узнать.
Так что прекрасно, если вам удастся избежать опасности падения в вербальный вопрос. Тогда смело вперед!
Вы также задали вопрос о созерцании собственного дыхания и о том, где этим можно заниматься. Да где угодно. Дело не в том, где вы за ним наблюдаете, а в том, что вы за ним наблюдаете. Акцентируется наблюдение как таковое, само это состояние. Все остальное не имеет значения.
Можете созерцать собственное дыхание, сконцентрировавшись на кончике носа, через который оно входит; можете наблюдать, как оно входит; можете как выходит; причем где угодно. Можете заняться созерцанием внутреннего движения мыслей. Главное, не растеряться перед созерцаемым, сочтя это чем-то важным...
Это таковым не является. Важно только то, что вы пребываете в состоянии созерцания, что вы не забываете созерцать, что вы созерцаете... созерцаете... созерцаете.
И мало-помалу, по мере того, как созерцающий становится все более тверд, уверен, спокоен с ним происходит трансформация.
Созерцаемое исчезает. И впервые созерцающий превращается в созерцаемого, наблюдатель становится наблюдаемым.
Вот вы и пришли домой.
Любимый Бхагван! Я ничего не ждал от Вас. Вы же обвели
меня вокруг пальца, подарив столько прекрасного! Должен ли саньясин задавать вопросы, или все должно идти своим чередом?
Все идет своим чередом. Но саньясин всегда должен бодрствовать, чтобы не упустить свой поезд.
Поезд приходит в свой черед, но вы должны быть начеку. Вокруг вас столько всего происходит. И 24 часа в сутки, в состоянии сна или бодрствования, вы должны следить за тем, что происходит.
И, став бодрее духом, вы поразитесь: происходят те же самые вещи, что и раньше, но меняется их смысл, и они приобретают новое значение.
Роза все та же, но теперь от нее исходит некое излучение, некая новая энергия, о существовании которой вы и не подозревали, это красота совсем иная. Похоже, раньше вы обращали внимание лишь на внешность розы, теперь же ее внутренний мир предстал вашему взору. Вы видели дворец только снаружи, и вот ступили в его внутренние чертоги. Сотни раз вы видели луну.
Но, созерцая ее безмолвно, мирно, в состоянии медитации, вы открываете ее новую красоту, красоту, недоступную ординарному восприятию, для созерцания которой необходимо выработать способность видения сути.
78
И способность эта возрастает, когда вы пребываете в состоянии мира и безмолвия.
Как-то раз... Это весьма поучительная история. Один индийский поэт, Рабиндранат Тагор, сделал перевод своего небольшого поэтического сборника, Gitanjali, что в переводе означает Подношение Песен.
За этот маленький сборник он был удостоен Нобелевской премии.
Сам Рабиндранат был несколько обеспокоен, поскольку это был перевод, а поэтический перевод дело всегда непростое. Легко переводить прозу, поэзию всегда невероятно сложно, поскольку прозой изъясняются на рынке, а поэтический слог относится к ведомству любви и красоты, к обители луны и звезд.
Здесь нужен весьма деликатный подход.
К тому же каждому языку свойственны свои нюансы, практически не поддающиеся переводу. Так что даже перевод собственной поэзии вызывал в поэте сомнения. И тогда он показал его одному миссионеру-христианину, пользо-вавшемуся в те дни большой популярностью. То был С.Ф.Эндрюс, человек весьма культурный, литературно грамотный и утонченный.
Эндрюс предложил автору внести четыре изменения. Здесь все верно, вынес он свое заключение, за исключением четырех мест.
Рабиндранату ничего другого не оставалось, как принять полученный совет и внести соответствующие правки в этих четырех местах.
Его друг, ирландский поэт Йетс, организовал в Лондоне встречу английских поэтов для заслушивания перевода Рабиндраната. Он заслужил всеобщее одобрение.
Красота его поэзии являла собой нечто совершенно новое для западoro мира.
Однако сам Йетс, один из самых выдающихся поэтов того времени, заметил: Здесь все верно, за исключением четырех мест, где, похоже, некто не принадлежащий к поэтическому сословию вносил свои правки.
Рабиндранат не мог поверить. Что же это за четыре места? воскликнул он.
С грамматической-то точки зрения они верны, ответил его друг. Однако с поэтической... Предложивший их знаком с грамматикой, но не с поэзией. Это человек, живущий разумом, но не сердцем.
Он перекрыл течение и будто река ударилась о скалу.
Я обращался к С.Ф.Эндрюсу, и это его слова, подтвердил Рабиндранат. А вот какие слова были прежде.
И когда он поставил на место собственные слова, Йетс заметил: Они абсолютно верны, хоть и не с грамматической точки зрения. Но грамматика здесь не имеет значения. В вопросах поэзии грамматика не решает.
Верни свои слова на прежнее место.
Я всегда полагал, что есть пути ума и есть пути сердца. И они не нуждаются во взаимной поддержке. И если ум в несогласии с сердцем, стало быть, не прав ум.
В согласии он или в несогласии, не имеет никакого значения. Важно лишь, чтобы сердце пребывало в состоянии мира, покоя, безмолвия, гармонии как дома. Наше обучение сводится к тренировке ума. Так что ум в достаточной степени проясняется. Однако никто не заботится о сердце.
По сути, все его игнорируют: какой от него прок на рынке; что пользы от него в мире, где правят амбиции; оно непригодно в политике, бесполезно в бизнесе.
А на мой взгляд, все наоборот: это ум никому не нужен. Но сердце... Все свершится, только бы сердце было готово вместить. Все приходит, но если ваше сердце закрыто...
Потайные пружины жизни таковы, что в его двери и не постучатся. Бытие умеет ждать. Оно способно ждать целую вечность. Все зависит исключительно от вас. Каждое мгновенье все готово свершиться.
Распахните лишь все свои двери, все окна, предоставляя сущему со всех сторон изливаться на вас. Нет никакого иного бога, кроме сущего. И нет никакого иного рая, кроме вашего собственного бытия.
Когда сущее изливается в ваше бытие, в вас входит рай, или вы входите в рай это одно и то же, только в разных формулировках.
Лишь помните: никто от вас ничего не ожидает.
Все религии веками твердили вам: делайте то, делайте это. Твердили, что вы должны заниматься самоистязанием, отказываться от удовольствий, бороться с собственным телом, отвергать мир.
В священных текстах Буддизма содержатся тридцать три тысячи принципов, которых должен придерживаться саньясин. Их и упомнить-то все практически невозможно, не говоря уже о том, чтобы им следовать.
Я не предлагаю вам следовать ни одному принципу. Просто поймите, что это ваша жизнь наслаждайтесь ею, позвольте ей стать в вас песней, танцем.
Вам ничего не нужно специально делать лишь быть доступными.
И небо осыплет вас цветами.
Я ОТВЕЧАЮ НА ВАШИ ВОПРОСЫ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УБИТЬ ИХ.
12 октября 1986 г., Бомбей
Любимый Бхагван,
В чем разница между подчинением мастеру и следованием его предписаниям?
Многогранный вопрос.
Прежде всего мастеру не нужно, чтобы ему подчинялись. Ему надо, чтобы его понимали. Он не станет давать предписаний. Ваше любящее сердце само отыщет их в его присутствии. Это означает, что те, кто отдает приказы и ожидает их исполнения, не являются подлинными мастерами.
Мастер не командир. От него не может исходить ничего подобного Десяти Заповедям. Конечно, он поделится с вами своим опытом, своим пониманием. А правильный выбор поведения будет зависеть от вашей сознательности.
Здесь не прямое указание, а лишь призыв к вашей сознательности.
В случае приказа ваша сознательность не играет роли. Приказ никогда не требует от вас понимания. Суть всех приказов в низведении людей до уровня роботов.
По всему свету, в каждой армии людей миллионами превращают в машины. Но, разумеется, так, что они об этом и не подозревают.
Это делается косвенно.
Почему тысячи людей каждое утро маршируют, повинуются приказам :Напра-во! Налево! Впе-ред! На-зад! чего ради весь этот цирк?
А это продолжается за годом год. Чтобы уничтожить вашу сознательность.
Стратегия состоит в том, что на протяжении лет вы непрестанно исполняете всякого рода тупые, бессмысленные приказы. Ежедневно, утром и вечером... И попробуйте спросить, зачем. Вы просто обязаны это делать, и делать как можно лучше. Вам не нужно понимать, зачем.
И если подобная дрессировка длится годами, ее естественным результатом становится то, что у человека более не возникает вопроса зачем. А почему?
Да потому, что в основе сознательности лежат вопросы.
С момента, как вы перестанете задаваться вопросом зачем, рост вашей сознательности остановится.
Как-то в годы второй мировой войны...
Один отставной вояка... Он воевал в годы первой мировой войны и удостоился высоких наград.
Это был бравый солдат. Но с тех пор минуло уже без малого двадцать пять лет, и он вел тихую жизнь, распоряжаясь небольшой фермой. И вот как-то он шел с фермы к себе домой с ведром, полным яиц.
Как несколько кабацких завсегдатаев решили забавы ради подшутить над незадачливым старым воякой. Смирно! гаркнул один из них.
Бедняга выронил ведро и застыл по стойке смирно.
Двадцать пять лет минуло с тех пор, как он проходил обучение. Но это вошло в его плоть и кровь, срослось с его костями и проникло в костный мозг; сделалось частью бессознательного.
Он абсолютно не отдавал себе отчета, что делает, делая это чисто механически.
Как же он рассердился! А чего сердиться? сказали ему шутники.
Мы вольны выкрикивать любые слова. Вас-то кто просит подчиняться?
Мне уже слишком поздно решать, подчиняться или не подчиняться, ответил тот. Мой разум устроен как машина. Двадцати пяти лет как не бывало. Смирно! значит смирно. Из-за вас мои яйца разбились.
Эх я, несчастный!
И подобное творится во всем мире. И не только сегодня.
С самого начала в армиях обучали не прибегать к разуму, а лишь следовать приказам. Вы должны понять одну вещь очень ясно: следование приказу и понимание явления диа-метрально противоположные.
Если посредством понимания вы удовлетворили свой инеллект и на основании этого совершили определенное действие, это уже следование не внешнему приказу, а собственному интеллекту.
И подлинный мастер не станет вами командовать. Он любит вас и стремится, чтобы в вас было больше понимания, больше сознательности, способности к отысканию собственного пути, к озарениям, больше интуиции. Приказами этого не
добиться. Вспоминается еще один случай времен первой мировой войны. В Берлине на военную службу был призван один немецкий профессор логики. В то время была острая нехватка солдат, и всех, кто был физически пригоден к военной службе, призывали вступать в армию добровольно.
В противном случае их принуждали к этому силой... И это потому, что все общества, все нации, все культуры убеждены в том, что личность находится у них на службе, а не наоборот. А на мой взгляд, дело обстоит в точности наоборот: это общество существует ради личности, культура ради личности, нация ради личности.
Всем можно пожертвовать, но не личностью.
Личность это сам цвет бытия. Выше нее ничего нет.
Однако никакая культура, никакое общество и никакая цивилизация не согласится принять эту простую истину.
Профессора заставили. Я не способен воевать, протестовал он. Я могу спорить.
Я же логик. Если вам понадобится некто способный сразиться с врагом в споре, я к вашим услугам.
Но воевать не по мне. Воевать это варварство.
Однако никто не стал его слушать, и в конце концов он был препровожден на плац. Начался парад, и командующий воскликнул: Налево! Все повернулись налево, и только профессор остался стоять, как стоял. Командующий слегка обеспокоился: В чем дело?
Он что, глухой? И он еще громче воскликнул: Теперь снова налево! Все снова повернулись налево.
Профессор же не изменил позы, будто ничего не слышал.
Вперед! Назад! командующий отдавал приказы, и все им подчинялись.
Профессор оставался на месте.
Это был известный профессор. Его знал Даже командующий.
С ним нельзя было обращаться, как с обычным солдатом, поскольку он имел определенный вес в обществе. В конце концов, когда парад окончился и все стали в исходное положение, командующий подошел к профессору и спросил: У вас что-то не в порядке с ушами?
Вы что, не слышите?
Слышу, ответил тот. Но почему же тогда вы оставались на месте и не подчинялись командам? возмутился командующий.
А какой смысл? отвечал профессор. Ведь все равно в результате всех этих движений вперед, назад, налево, направо, все вернулись в исходное положение и ничего не достигли.
Дело тут не в достижении, а в обучении, пояснил командующий.
Но я не нуждаюсь ни в каком обучении, возразил профессор. Какая тупость!
Прийти на то же самое место в результате дурацких выкрутасов, в коих я не усматриваю ни малейшего смысла. Не могли бы вы мне объяснить, зачем я должен крутиться влево и вправо?
Странно, удивился командующий, ни один солдат подобных вопросов не задает.
