Пожертвования приходят и уходят.
***
Важно, чтобы не было ни ожидания, ни желания денег. Для кого они на самом деле предназначены? Не для нас нам ведь отпущено всего лишь несколько лет жизни. Очевидно, они предназначены нашим детям и внукам, которые будут ими пользоваться, а также благотворительным учреждениям, которым регулярно отчисляются определенные суммы.
Так что пожертвования приходят и уходят.
***
Когда моя жена лежала в больнице, она знала, что это очень дорого, и на самом деле это было чрезвычайно дорого. Но счета оплачивались без особых проблем: когда наступала необходимость, деньги непременно появлялись.
Когда жене стало немного лучше, она спросила о деньгах. Я ответил: Все в порядке, все долги заплачены.
Тогда жена махнула рукой, как бы желая сказать: Деньги пришли деньги ушли.
***
Мой гуру Нисаргадатта Махарадж разработал простое правило отношения к пожертвованиям, которому следую и я: Ничего не ожидать, ничего не требовать, ни от чего не отказываться.
***
Вот один случай, произошедший с Нисаргадаттой Махараджем. Однажды среди посетителей он увидел брамина, одетого в лонги (кусок материи, обернутый вокруг бедер), рубашку и полотенце, накинутое на плечи. Он прибыл из ашрама Раманы Махарши.
У него совсем не было денег, и приехал он так: пришел на вокзал, дождался на платформе ближайшего поезда и сел в него. Через некоторое время контролер обнаружил безбилетника и выдворил его на ближайшей станции.
Там брамин дождался следующего поезда, и все повторилось. Так он добрался от Тируванна-валая до Бомбея за сорок восемь часов.
Было видно, что он брамин, а в Индии всегда найдутся люди, которые, увидев брамина, предложат ему еду. Так он и питался. Махарадж позаботился о нем. Он спросил: Где ты остановился в Бомбее?
Нигде. Я только что приехал и сразу же пришел сюда, потому что не мог ждать ни минуты. Когда в Рамана-ашраме ко мне пришло озарение, я сразу же отправился в путь и вот я здесь.
Кроме брамина в комнате находилось еще восемь или десять человек, в основном индусы, и Махарадж сказал: Наверняка у кого-то из вас найдется в доме место для этого человека. Один из посетителей предложил брамину кров, а заодно стал кормить его. Вскоре люди стали просить брамина совершать пуджи. В конце месяца он пришел к Махараджу и сказал: Завтра я уезжаю. Не могу передать, как я был счастлив весь этот месяц в Бомбее, слушая ваши беседы.
Пожалуйста, примите от меня эти скромные деньги, которые я заработал, совершая пуджи. И протянул Махараджу банкноту в десять рупий.
Махарадж жил исключительно скромно, но и для него эти деньги были совсем незначительной суммой. Однако учитель принял их с большим достоинством, как будто это была сумма в сто раз больше.
Он, как обычно, положил деньги в карман и сказал: Большое спасибо. А когда именно вы собираетесь уезжать?
Я приду сюда на беседу, а потом покину Бомбей, ответил брамин. После его ухода Махарадж послал помощника к портному и велел купить подходящую для брамина одежду, какую носят в Южной Индии.
На следующее утро Махарадж торжественно преподнес ему сверток с одеждой, добавил к нему сто рупий и сказал: Пожалуйста, прими это от меня.
Реальность, в которой живут мудрые, Рамеш определяет еще и таким высказыванием: Мудрец живет в дуальности, а обычный человек в дуализме. Дуализм предполагает постоянный выбор, признание дуальности это мудрость.
Рамана Махарши говорит, что эго, все еще остающееся в пробужденном человеке, похоже на след от сгоревшей веревки: ее уже нет, но форма сохраняется, хотя этой веревкой уже невозможно никого привязать.
Большая часть вопросов на семинарах Рамеша о том, каково это быть просветленным, Рамеш принимает этот термин, но предпочитает пользоваться другим: Абсолютное Понимание. Некому быть просветленным, говорит он.
Рассказывая о своей жизни, он говорит: Я получил отмеренную мне долю горя и боли.
С самого раннего детства мой старший сын Аджит страдал от астмы. Все началось с экземы, заболевания кожи. Нас предупредили, что лечение может привести к астме, но болезнь была такой жестокой, что мы с женой решили использовать этот шанс а начали лечение. Как нас и предупреждали, у него началась астма.
Мы живем в прекрасном доме, который пятьдесят лет тому назад был еще чудесней. Тогда здесь была открытая веранда, откуда были видны звезды. На ней мы из ночи в ночь по очереди брали сына на колени и укачивали его, так как он не мог спать.
Он сидел у меня на коленях и наблюдал за созвездиями. Это был очень сообразительный мальчик. Обычно он следил за движением звезд и часа в четыре или в половине пятого утра мог сказать: Скоро вот эти звездочки передвинутся на два дюйма, потом станет светло, и мы сможем пойти спать.
Так мы проводили ночь за ночью.
Аджит умер в 1990 году, когда мы с женой были в Сиэтле, где я проводил беседы. Из-за астмы он не мог работать по своей профессии. Последние годы он проводил дома.
Обычно он сидел в своей комнате и оттуда слушал, о чем я беседую с людьми. Он обладал острым умом и очень хорошим пониманием.
Я вспоминаю, как однажды ко мне пришел посетитель, далеко продвинувшийся на пути духовного поиска, и мы начали разговор. Аджит внимательно слушал, потом прошел на кухню и сказал моей жене: Это очень хороший человек. В конце концов лишенный из-за астмы возможности спать ночью, он понял, что только алкоголь может дать ему два или три часа необходимого сна. Так он пристрастился к спиртному. Все мы предупреждали Аджита: Смотри, это убьет тебя.
Но он отвечал: Я лучше знаю. Я должен пить, потому что мне надо спать. Он продолжал пить, началась болезнь печени, и он умер. Раздался телефонный звонок, и мы узнали, что Аджит при смерти.
Жена поехала домой, а я продолжил беседы. По дороге домой жена позвонила мне из Нью-Йорка. К тому времени я уже знал, что наш сын умер, но не сказал ей об этом.
Зачем ей было горевать прежде времени?
***
Я получил свою долю бед. Муж моей дочери пил, что приносило ей много горя.
К тому же его чрезмерная щедрость переходила все границы, так что жизнь моей дочери была полна проблем. Вот почему я могу сказать, что испил свою чашу горя и боли.
Два или три года назад у меня началась боль в позвоночнике, причину которой врачи никак не могли установить. Боль была не очень сильной, она не мешала сидеть и разговаривать, так что мои беседы продолжались.
Я мог сидеть, стоять, ходить, потому что тогда боль была переносимой. Но я совершенно не мог лежать.
Врач сказал, что это первый случай в его практике, когда больной не в состоянии лечь: обычно облегчение приходит как раз тогда, когда больной лежит. Таким образом, я провел несколько дней, сидя в кресле.
Так что и после Самореализации жизненный путь отнюдь не становится гладким. Он гладок лишь в том смысле, что ты с готовностью принимаешь и боль, и удовольствие.
В какой-то степени это утешает. Но уготованные тебе горе и боль никуда не исчезают, их все равно придется пережить.
Рамеш говорит, что Самореализация - - это приятие всего. Это понимание того, что все происходящее не является результатом чьих-то действий.
Если кто-то попытается причинить мне боль, я испытаю ее в той степени, в какой ей будет подвержено мое я. Но никогда не бывают чувства, что кто-то причинил мне боль.
А, следовательно, не бывает и чувства ненависти к кому бы то ни было. Это и есть тот мир, о котором я говорю.
Однажды человек, который посещал Махараджа шесть месяцев, или шесть лет, или что-то вроде того, задал вопрос, который очень разозлил учителя. Вы ходите сюда столько лет (или столько месяцев) и задаете такой глупый вопрос! Но уже в следующую секунду этот человек сообразил, в чем дело, и сам дал очень забавный ответ. Махарадж рассмеялся вместе со всеми.
Раздражение уступило место смеху. Злость не продержалась долго, Махараджу не пришло в голову, что раз это тот самый человек, который разозлил его, то не надо смеяться шутке.
И хохот Махараджа звучал громче всех!
Рамеш говорит, что, раз нет страха перед жизнью, нет страха и перед смертью.
Когда я был на Гавайях, нам пришлось лететь на вертолете, пилот которого, судя по всему, любил риск: он провел машину в непосредственной близости от водопада, и, когда нам уже показалось, что мы вот-вот разобьемся, вернул вертолет на нужный курс. Потом пилот обернулся и посмотрел на пассажиров. Он видел, что моя жена очень боялась аварии, а мне заметил: На вашем лице было выражение какого-то восторга, почти экстаза. На самом деле, когда мы не разбились, я почувствовал себя несколько разочарованным. Я часто думал о том, что смерть должна быть по-настоящему увлекательным опытом.
Кто-то может сказать, что под желанием смерти скрывается стремление освободиться от телесной оболочки. Тогда я позволю себе процитировать отрывок из книги Раманы Махарши: Мудрец не только не боится смерти, но иногда желает ее.
***
У моего первого гуру был маленький ашрам, в котором собирались ученики. В одно субботнее утро мне случилось быть там. Вблизи ашрама находилось несколько хижин, в которых жили беднейшие из бедняков со своими детьми, которые, как и все дети, шумели и играли на улице.
В то утро за стенами ашрама неожиданно раздался крик, будто кого-то ранили. Двух учеников послали узнать, что случилось. Вскоре они внесли избитого старика, который иногда посещал ашрам.
Этот человек достиг Абсолютного Понимания. Он был очень простым человеком и не заботился о том, чтобы кто-то признал его Самореализацию.
Его совершенно это не интересовало.
Старик жил на то, что Бог пошлет, не имел пристанища, носил ветхую одежду и не заботился о том, как он выглядит, так что был прекрасной мишенью для детей. Кто-то из них зло пошутил над стариком, и они ожидали, что тот разозлится. Но тот не рассердился, а присоединился к их смеху. Это привело в ярость мальчика, подшутившего над стариком, и он кинул в беднягу камнем.
Остальные дети последовали его примеру, и старика серьезно поранили.
Потом пришли люди из ашрама и унесли старика. Сколько это может продолжаться? ворчали они. Куда смотрит полиция? Нужно что-то предпринять. Раны и ссадины старика оказались не очень серьезными.
Их промыли, перевязали, и вскоре он пришел в себя. Пока ему оказывали помощь, он сказал: Почему вы ропщете? Я не понимаю. Только всего и случилось, что одни руки бросали в меня камни, а другие промыли и залечили мои раны.
К чему весь этот шум? Это было сказано вовсе не для впечатления это шло из глубины сердца.
***
В свое время книга Дж. Кришнамурти Пробуждение разума (The Awakening of the Intelligence) оказала на меня колоссальное воздействие, за что я вечно буду ей благодарен. Но когда я прочитал в одной из его книг: Я никогда не вижу снов по ночам, то закрыл ее. Я подумал: Конечно, о человеке, живущем в Гималаях и ни с кем не общающемся, я еще могу так подумать.
Но он живет то в Оджаи, то в Цюрихе, встречается с людьми, раздражается, когда его спрашивают как?. Я был счастлив, когда в книге Раманы Махарши обнаружил такой диалог.
Кто-то спросил его: Видите ли вы мертвецов?, на что Рамана Махарши ответил: Только во сне.
истории из жизни рамеша
Мое первое озарение связано с Раманой Махарши. В двадцать лет мне попалась его книга, и она потрясла меня. Но мне не было суждено стать учеником Раманы Махарши и сидеть у его ног, хотя вроде бы ничто не мешало осуществить это желание: он умер, когда мне было тридцать три года.
Я мог посетить его, я хотел этого, но тогда, в начале своей карьеры, я был так занят, что не смог этого сделать. Так что мне не осталось ничего другого, как принять факт, что судьбой мне уготовано находиться не возле Раманы Махарши, но возле Нисаргадатты Махараджа. Однажды кто-то спросил Нисаргадатту, какая разница между ним и Раманой Махарши.
С присущим ему чувством юмора Махарадж ответил: Никакой. Разве что я чуть лучше одет.
Следующие две истории о службе Рамеша в Банке Индии.
Когда я работал в банке, большая часть моей жизни и деятельности была связана с ним в его стенах или вне его. Где бы я ни находился, куда бы ни шел, я не должен был забывать, что я банковский служащий достаточно высокого ранга и должен говорить и выглядеть соответственно.
Какую же потрясающую привилегию я получил, выйдя на пенсию: стать незаметным человеком!
Помню, еще до выхода на пенсию я однажды возвращался от Махараджа во время сильного дождя, когда дороги размыло и идти приходилось по жидкой грязи. Мы шли с приятелем, на двоих у нас был один зонтик, так что я к тому же промок.
В голове промелькнуло: Не дай бог, кто-нибудь увидит... И как только я подумал об этом, сразу увидел идущего нам навстречу служащего банка. Это было очень смешно: он поравнялся с нами, потом еще раз прошел мимо и пробормотал: Нет, этого не может быть. И удалился.
Это было в высшей степени забавно.
Преимущество быть никому не известным человеком оцениваешь по достоинству только тогда, когда получаешь возможность полностью насладиться им. Раньше, когда я посещал концерт, публика должна была меня видеть; я должен был сидеть на видном месте, и, если концерт оказывался скучным, мне приходилось довольно туго.
Позже, когда я ушел на пенсию, придя на концерт, я мог сесть на любое место где-нибудь в задних рядах и получить настоящее удовольствие.
***
Где-то лет в двенадцать, а может быть и раньше, у меня возникло два твердых убеждения: первое весь окружающий мир абсолютно нереален, второе смешно думать, что человек обладает свободой воли. Телесно-духовная единица с подобными убеждениями не особенно приспособлена для жизни в этом мире, но, с другой стороны, существование представляется ей чрезвычайно простым.
Отец решил, что я должен получить высшее образование в Англии. Вернувшись, я устроился работать в прекрасное место, но на самую низкую должность.
Пожалуй, я первый человек за вею историю Банка Индии, который начал службу простым клерком, а закончил президентом. У меня было глубокое убеждение, что все уже предопределено, и мне нужно просто принять это.
Были люди умнее меня, были работающие гораздо больше меня, но, казалось, именно мне судьба преподносит все на блюдечке. Я даже чувствовал что-то вроде вины за то, что успех приходит без малейших усилий с моей стороны, но это было так, и ничего поделать с этим было нельзя.
Конечно, на мою долю выпало сколько-то зависти и ревности, но было нечто присущее мне, что заставляло мое руководство высоко меня ценить.
Я никогда раньше не занимался рекламой, как вдруг наш председатель, человек очень дальновидный, решил, что Банк Индии должен сделать себе рекламу. У нас не было специального отдела, занимающегося связями с общественностью и рекламой, и он стал решать, кому это поручить.
Тогда кое-кто в банке решил, что есть шанс посадить меня в лужу. Работу с рекламой поручили мне. Сначала я целыми днями пропадал в ведущих рекламных агентствах, переговорил с главными менеджерами и убедился, что у них совершенно нет свежих интересных идей.
Я решил, что, раз уж все равно моя голова лежит на плахе и отступать некуда, надо попробовать сделать рекламу самому.
Я выбрал агентство, состоящее из одного человека, а также коммерческого художника и фотографа, которые с ним сотрудничали. Я работал над рекламой до конца дня, потом поужинал и вышел на веранду под открытым небом. Я ни о чем не думал, идеи просто появлялись в голове каким-то необъяснимым, чудесным образом.
После этого утомительного дня я сидел в кресле в состоянии, которое Кришнамурти называв! пробужденным разумом. Он говорит, что это вовсе непохоже на то безразличное состояние, в котором пребывают идиоты, наоборот, пробужденный разум чрезвычайно бдителен и восприимчив.
Я сидел, даже не пытаясь состряпать какой-нибудь план или схему действий, а лишь с любопытством следил, как идеи возникают у меня в голове.
В результате реклама Банка Индии оказалась наступательной и очень эффективной. Глава конкурирующего с нами банка вызвал топ-менеджера своего рекламного отдела и сказал: Даю вам два месяца, чтобы сделать нашу рекламу по крайней мере столь же интересной и действенной, как реклама Банка Индии, иначе вы будете уволены. Через два месяца бывший топ-менеджер рекламного отдела уже искал себе другую работу.
Банк Индии вышел победителем, потому что его реклама шла не от человеческого разума, но от Абсолютного Сознания!
Рамеш рассказывает о встречах с Махараджем:
В течение двадцати лет до встречи с Махараджем у меня был другой гуру. Он говорил о недвойственности, но уровень его понимания остановился на уровне его гуру, который направлял все действия своего ученика. Мой учитель, человек очень искренний и благородный, почитал своей обязанностью и материально, и духовно помогать ученикам на их жизненном пути.
Это было не совсем то, что мне нужно, но, следуя своей природе, я не покидал гуру в течение двадцати лет, хотя все это время знал, что мне необходим другой учитель. В тот самый день, когда я увидел Махараджа, на его самой первой беседе, я понял: это то, что мне нужно. Но и предыдущие двадцать лет не прошли даром: они были частью необходимого процесса. Они позволили мне разобраться в том, что мне действительно нужно, а что нет.
И как только я встретил то, что мне было нужно, я сразу узнал его.
***
Джин Данн написала несколько книг, посвященных учению Нисаргадатты Махараджа, а также статью об учителе и его книге Я есмь То, опубликованную в печатном органе Рамана-ашрама, журнале Горный путь, который я выписывал в течение двадцати пяти лет. В статье было множество цитат из книги Махараджа. Я тотчас приобрел экземпляр книги, напечатанной к тому времени в двух томах.
За выходные я буквально проглотил оба тома и в понедельник утром пришел к Махараджу. Когда я взобрался но лестнице к нему в мансарду, кроме него там был только его личный помощник.
Приблизившись к Махараджу, я опустился перед ним на колени. Его первые слова были: Наконец-то ты пришел, не так ли? Подходи и садись.
Я подумал, что эти слова обращены к кому-то у меня за спиной, но, оглянувшись, никого не увидел. Но самым интересным было мое четкое ощущение, что Махарадж произносил эти слова бессознательно.
Так что его первое обращение ко мне было наитием.
Я жил в Бомбее всю жизнь и всю жизнь интересовался духовными учениями, но ничего не слышал о Нисаргадатте Махарадже, пока не прочитал эту статью. Когда я рассказал человеку, который начал посещать Махараджа одновременно со мной, что я, живя в одном городе с учителем, ни разу не встретился с ним, он рассмеялся: По крайней мере, вы жили в двух или трех милях от него. Оказалось, он двадцать лет прожил в пяти минутах ходьбы от дома Махараджа, но не знал о его существовании. Обычно каждый год он покупал много книг в одном магазине, и как-то раз, когда он в очередной раз зашел туда, продавец сказал, что, вероятно, ему будет интересна книга Я семь То.
Я купил ее, прочитал и вот я здесь. Вот как происходит неизбежное.
Через год после встречи с Нисаргадаттой Махараджем Рамеш обрел опыт Пробуждения.
С детства я был твердо убежден в двух вещах. Первое что все кажущееся реальным на самом деле нереально. Это что-то вроде сна или иллюзии. Из этого следовал второй вывод, что я не могу ничего изменить в том, что мне суждено: ни в здоровье, ни в богатстве, ни в карьере, ни в знаниях ни в чем.
Благодаря таким убеждениям трансформация прошла очень мягко, почти незаметно. Это случилось неожиданно, и я знаю точное время, когда это произошло, в Дипавали, праздник Света. Обычно Махарадж не проводил в это время беседы, в помещении проводилась уборка.
Я начал приходить к Махараджу в 1978 году, а это случилось в 1979, почти год спустя. Мой друг предложил: Зачем прерывать беседы?
Большинство людей знает, где мой дом. Для других могу принести карту. Почему бы не проводить беседы у меня?
Махарадж не возражал.
Обычно кто-то из учеников переводил беседы Махараджа на английский. В тот день переводил я. Как только я начал переводить, случилась поразительная вещь. Обычно процесс перевода происходил так: я выслушивал Махараджа, впитывал его слова, затем у меня складывались английские фразы, и затем я озвучивал то, что понял. Но в этот раз все слилось в одно: слова Махараджа сразу же как будто эхом отзывались на английском, и я едва мог дождаться паузы в речи учителя.
Как будто бы я хотел сказать: Ну почему же вы не останавливаетесь? Ведь я знаю, о чем пойдет речь.
Все происходило так неожиданно, что я едва мог слышать его голос, он приходил как будто издалека. Мне не нужно было ни секунды, чтобы перевести то, что он говорил.
И все это заметили.
Махарадж не знал английского и временами, когда сомневался в переводе, мог спросить: Что ты сказал? И очень часто я был вынужден признаться, что не помню, и, если он хочет знать, что я сказал, нужно будет посмотреть записи.
Но с того дня Махарадж ни разу не переспросил меня. После того как беседа была закончена, мой друг заметил: Да ты сегодня в отличной форме. Почему ты так решил?* спросил я. Ты говорил так уверенно, как будто тебя совсем не заботило, правилен или нет твой перевод, как будто тебя совсем ничего не волновало.
Твой голос был более звучным и уверенным, чем обычно, и ты гораздо больше жестикулировал, ответил друг. Я ничего не сказал.
Это было, когда Оно свершилось.
В другой раз Рамеш более подробно рассказал о том, как произошло Пробуждение:
Сначала было нетерпение, возникшее оттого, что я знал все об окружающем меня мире. Махарадж и я не были двумя отдельными существами. У меня возникло поразительное ощущение единства не только между мной и Махараджем, но и со всем сущим. Честно говоря, казалось, что слова совершенно не нужны, хотелось преодолеть их, обойтись совсем без слов. Нужно было выполнять обязанности, в то время как меня не покидало чувство, что все это не нужно (у меня было смутное желание, чтобы переводить стал кто-нибудь другой и избавил бы меня от этого).
Возникло чувство единства, и казалось, что ничего переводить уже не надо. Потрясающее, поразительное ощущение единства, повторяю, не только между мной и Махараджем, но и со всей Вселенной.
На вопрос, как Махарадж воспринял его Пробуждение, Рамеш отвечает так:
Внешне это выразилось в том, что он перестал просить, чтобы я повторил свой перевод. Он принял то, что процесс перевода происходит у меня спонтанно.
Но однажды Махарадж сказал... Мне не нравится говорить об этом, потому что он сказал: Я рад, что это случилось хотя бы один раз. Я был безмерно удивлен и вопросительно посмотрел на него.
Может быть, это было еще дважды или трижды очень может быть. Вот так он признал то, что со мной произошло.
***
Когда Понимание достигает определенной глубины и если данной телесно-духовной единице суждено идти по пути наставничества, тогда Сила можно на-
звать ее Сознанием или Богом таинственным образом посылает нужных ей людей.
***
Те, кто был знаком со мной раньше, знают, что я по натуре своей неразговорчив. Если собирается группа из восьми или десяти человек, я буду больше слушать и помалкивать. Я никогда не имел склонности к беседам и вот я их провожу. Когда я посещал Махараджа, он предупреждал переводчиков, чтобы все вопросы обсуждались только в его присутствии.
Он на этом очень настаивал, возможно, из-за боязни, что учение будет неправильно понято и неверно истолковано. Позже, когда я стал переводить, он нашел, что мое понимание учения довольно приличное.
Однажды воскресным утром, когда Махарадж был болен (не мог сидеть и лежал в постели) к нему пришла группа людей из восьми или десяти человек, приехавших издалека. Он сразу попросил: Пожалуйста, не задавайте слишком много вопросов.
Пусть их будет так мало, как только возможно. Я не совсем здоров.
Посетители посоветовались между собой, решили, какие вопросы они будут задавать, и потекла обычная беседа.
В какой-то момент Махарадж захотел спуститься вниз (может быть, в туалет или еще зачем-то). Прежде чем выйти, он в первый раз на моей памяти сказал: Не останавливайтесь, продолжайте задавать вопросы. И, указав на меня, добавил: Он будет отвечать за меня. Но никто не решался задать вопрос, так что я не отвечал. Человек, сидящий рядом со мной, сказал: Махарадж просил вас вести беседу.
Если вы не начнете, он рассердится. Когда Махарадж вернулся, он спросил: Что тут происходило?
Ничего, ответил я, не было ни вопросов, ни ответов. Он поворчал немного, а потом продолжил беседу.
Это было примерно за месяц до его смерти.
Махарадж знал, что, несмотря на его благословение, я не провожу беседы. За два дня до смерти учитель был так болен, что помощник наклонялся и почти прикладывал ухо к его рту, чтобы услышать, что Махарадж хочет сказать. Вдруг учитель в энергичном порыве сел на кровати и, опираясь на локоть, посмотрел на меня, стоящего рядом, и сказал: Почему ты не проводишь беседы?!
И затем откинулся назад. Я думал, что наступил конец, но это было не так.
Он остался с нами еще на сутки.
Немного ранее Махарадж спросил, почему я не провожу беседы; он знал, что я не делаю этого, и дал мне благословение. Но я все же не начинал беседовать с людьми, так как считал, что не имею на это полного права: разрешение было мне дано лишь в конкретный день, в конкретном случае. Если бы Махарадж не повторил свое благословение, не знаю, отважился бы я на такой шаг или нет. Может быть, да, а может быть, нет.
Не могу сказать. Во всяком случае, когда вскоре ко мне пришли люди, я провел с ними беседу. Одним из них был Генри Деннисон, а другим Хайнер Зигельман,
По-настоящему моя деятельность началась, когда из близлежащего ашрама пришел один австралийский студент-медик и захотел услышать мою беседу. Мы проговорили час или полтора.
Он был в Индии около шести месяцев и должен был уезжать через неделю, чтобы вернуться к учебе. Перед уходом студент попросил разрешения прийти еще раз. На следующий день он позвонил откуда-то с дороги и спросил, можно ли привести с собой еще двух-трех людей. Конечно, ответил я. Среди трех посетителей, пришедших вместе с ним, был Эд Натансон.
После этого число слушателей продолжало расти.
Среди людей, пришедших вместе с Эдом, был свами из того же ашрама, что и Эд, в оранжевом одеянии. Он внимательно слушал, но я видел, как что-то беспокоит его.
В конце беседы он сказал, что был очень рад попасть сюда, и выразил желание прийти опять.
Но, очевидно, все это время он внутренне укорял себя за то, что пришел к постороннему человеку, чтобы поговорить о том же, что проповедуют в его родном ашраме. Свами боялся, что Эд или другие друзья из его ашрама выдадут его, и старался всяческими путями удалить их из ашрама.
Но, думаю, они были только рады уйти, по причине, если можно так выразиться, смены руководства.
***
В числе моих самых первых посетителей был американец по имени Генри Деннисон. Я получил от него письмо, в котором он говорил, что путешествует по миру, будет проездом в Бомбее и хотел бы в течение трех или четырех дней побывать на моих беседах. Я ответил согласием.
Он приехал и остался на три месяца. Все это время Генри настойчиво уговаривал меня поехать в Лос-Анджелес, где он мог бы организовать несколько бесед.
По его словам, у многих его друзей не хватало времени и денег, чтобы поехать в Индию, но они очень и очень хотели бы повидать меня.
Меня не заинтересовало это предложение. Я вообще не хотел получить известность как джнани, меня вполне устраивала уже сложившаяся жизнь, так что я не выказал особого энтузиазма. Однако в последние
дни перед отъездом Генри купил мне билеты туда и обратно на самолет Индийской авиакомпании по маршруту Бомбей Лондон Нью-Йорк Лос-Анджелес. У меня даже не было паспорта, но, поскольку дело зашло так далеко, очевидно, сама судьба звала меня в Лос-Анджелес, и я поехал.
Так начались мои американские беседы.
В первый, 1987-й год беседы проходили в доме Генри Деннисона. Это был замечательный красивый дом на берегу озера достаточно большой, чтобы вместить тридцать или сорок человек. Раньше я не мог представить, что в таком огромном доме можно обходиться без слуг.
Сейчас я знаю, что многие американцы живут именно так, за исключением миллионеров, которые держат прислугу. Пока мы жили у него, Генри вставал каждое утро пораньше, чтобы приготовить нам завтрак.
Когда мы приехали, я поднялся очень рано и увидел несколько журналов, один из которых назывался Йога джорнал (Yoga Journal). Он был довольно популярным, и, пока я его просматривал, в глаза бросилось большое количество объявлений, которые не уверен, было ли там слово Просветление или какое-то подобное, -- обещали Просветление за уик-энд. Стоимость $350, Запись до такого-то числа. Я в изумлении закрыл журнал и сказал себе: Что я здесь делаю?
Ответ на этот вопрос пришел дня через два или три после начала бесед.
Около восьми утра ко мне в дверь, постучал человек. У него были покрасневшие глаза: было очевидно, что он провел бессонную ночь. Он вошел, посмотрел на меня долгим взглядом, пал ниц у моих ног, как это сделал бы индус, и сказал: Я не делал этого ни перед кем.
Затем он поднялся и рассказал свою историю.
В течение тридцати восьми лет он вел духовный поиск. Этот человек был личным другом Джидду Кришнамурти, прочитал все, что только было возможно. От Генри Деннисона он узнал, что я приезжаю.
Он сказал, что когда увидел мою фотографию, то подумал: Вот и конец моего поиска. Он захотел поговорить со мной, позвонил Генри и сказал, что хочет видеть Рамеша.
Генри ответил: Он будет проводить здесь беседы через три дня. Зачем тебе беспокоить его сейчас?
И он отложил свой приход.
Было видно, что этому человеку нужен всего лишь маленький толчок, и он получил его, и достиг Конечного Понимания. У меня не осталось в этом сомнений, после того как мы в течение некоторого времени поговорили с ним.
А потом, когда он прошел в комнату, где проводились беседы, и сел на свое обычное место, я вдруг понял, что нашел ответ на вопрос: Что я здесь делаю? Я приехал сюда потому, что это было нужно именно этому человеку.
А если есть один, значит, могут быть и другие.
В моей программе записано, что мне больше нравится ходить, чем сидеть. Так что если нечего делать, я шагаю из одного угла комнаты в другой.
Это примерно двадцать пять шагов. Я продолжаю ходить, рассчитывая, что за двадцать пять минут, делая небольшие
перерывы, я прохожу одну милю. По приблизительным подсчетам за день я прохожу четыре мили. Однажды, когда я совершал обычную прогулку по комнате, я заметил, что неожиданно у меня в голове родилась мантра.
Походив некоторое время, я устал и прилег на несколько минут. Моя жена видела, что я лежал всего пять минут, а потом вскочил, как будто мне нужно было сделать что-то важное. Она сказала: Ты отдыхал всего пять минут. Может, лучше было полежать минут двадцать? На что я ответил: Я лег не для отдыха.
Я просто прилег, и этого времени хватило, чтобы отдохнуть. Пока я лежу, внутри меня раздается пение.
Это Шива-мантра. Все годы это происходило именно так: состояние отстраненного наблюдения, самоуглубления, и вдруг совершенно неожиданно приходит мантра.
Я был очень удивлен и обрадован, когда однажды прочитал у Раманы Махарши: Неожиданное появление джапы (повторяющейся мантры) означает Самореализацию.
В неофициальном интервью, которое взяли у Рамеша во время одной из бесед в Ковалам-Бич, его спросили, как изменились отношения с окружающими, после того как произошло Пробуждение.
Думаю, что изменение л отношении к людям, которое могли заметить окружающие, состоит в том, что стало намного больше сострадания и намного меньше требовательности.
Рамеш автор многих книг, большинство которых были написаны достаточно спонтанно. Он рассказывает, как начал писать о своем наставничестве и как это стало частью процесса Пробуждения:
Когда я еще был с Махараджей, однажды глубокой ночью я поднялся с постели и ощутил настоятельную потребность писать. Я повиновался ей, и из-под моего пера вышли строки свободных стихов. В школе я не любил поэзию и боялся ее.
Поэзия казалась мне чем-то странным, и вот так получилось, что первые сочиненные мной строки оказались стихами. Я напечатал их на машинке и прочитал Махараджу. Он предложил сделать несколько печатных копий.
Я предполагал, что буду распространять их бесплатно, но Махарадж был деловым человеком. Если ты даешь что-нибудь бесплатно, значит, это не имеет никакой ценности.
Продавай их хотя бы по пять рупий за экземпляр. Я так и сделал.
И вот в уже далеком теперь 1979 году на свет появился маленький коричневый сборник стихов под названием Все как есть (The Whole Story).
Когда начинается такое сочинительство, оно еще не означает полного Пробуждения. Оно лишь показатель процесса Просветления, часть этого процесса. В это время происходит и многое другое.
Может возникнуть чувство страха. Телесно-духовный организм может подвергнуться определенным изменениям очень интенсивным или не очень, или же изменений вообще не будет. Абсолютно невозможно представить заранее или предсказать, что именно произойдет. Духовный поиск это путь, на котором пока он не завершен может случиться все что угодно.
Когда же путь завершен в этом уже нет никаких сомнений и не возникает никаких вопросов: то, что по-настоящему реально, видится реальным, а что нереально нереальным, и это великий опыт безличного действия Всеобщности.
