Но правда, как всегда, очень проста.
И когда мы сделаем несколько шагов, как нам кажется, вслепую, мы замечаем, что эти шаги на ощупь нас привели к первой прогалине и что все время мы были ведомы, вплоть до смутных спотыканий, верной Рукой, которая вела уже меандры сороконожек, потому что на самом деле та цель, которую мы ищем, уже внутри, это -- Вечная Цель. Это будущее, которому миллионы лет и которое молодо, как только что народившийся ребенок; он на все раскрывает глаза, он постоянно очарован. Найти его это значит выйти в постоянное очарование, в ежесекундное рождение мира. По меньшей мере у нас есть вехи, чтобы сделать эти первые шаги, и если мы себя спросим о будущем человека ("спросим" не так, как теоретик, плетущий свою напрасную нить и добавляющий одну идею к другой, чтобы раздуть ту же самую вечную историю, а как моряк, прокладывающий курс кораблю, то, может быть, мы обнаружим какие-то координаты, всматриваясь в древний животный цикл, когда мы еще были только будущим обезьяны. Животное устройство просто. Оно целиком заключено в своих когтях, в своей добыче, в своих органах чувств, в Северном ветре. И когда оно не добывает пищу, оно совершенно спокойно и его голове нет даже тени сомнения в своем прошлом или в своем будущем. Оно делает только то, что надо, и в ту минуту, в которую надо.
Оно в полной гармонии с универсальным ритмом. Но когда первые более развитые обезьяны начали выходить из лесов, они уже были не такими; они смотрели на мир уже не так прямо линейно: прошлое уже имело свой вес, а будущее свои заботы. И мы, может быть, на опушке леса из бетона и титана, перед той же самой тайной, но еще более чудесной и не менее бесполезной, в тот самый момент, когда мы останавливались среди потока вещей на этот раз не для того, чтобы поразмыслить, а чтобы бросить немой взгляд, подобно слепому, на первого человека, который думает, делает расчеты, страдает и борется. Мы направляем туда странную антенну, которая вовсе не имеет смысла и которая кажется, вращается в темноте и, однако, заключает в себе секрет следующего цикла и такие чудеса, перед которыми блистательные ракет XX века покажутся детскими игрушками варваров. Мы осуществляем второй возврат к себе, мы стучимся в дверь незнакомого третьего цикла , мы держим нить Великого Процесса. Как мы уже сказали, секреты очень просты, к несчастью, ментал завладел ими, как он завладел всем и поставил его на службу своему ментальному, жизненному и интеллектуальному "эго". Он обнаружил возможности медитации и концентрации, более тонкие энергии, высшие планы ментала, которые являются как бы божественным источником нашего существования, потоки света, которые идут не от Луны и не от звезд, способности более непосредственные и почти сверхчеловеческие -- он поднялся вверх по шкале сознания, -- но все это только сублимировало и выделило редкие человеческие экземпляры, сублимировало настолько, что, кажется нет другого выхода из этого подъема, как только совершить последний скачок, избавившись от двойственности, в неизменный мир вечных истин. И души, может быть, будут спасены, в то время как Земля продолжает вращаться во все более и более сгущающемся мраке. И то, что должно было быть секретом Земли, стало секретом неба. Завершился самый страшный раскол во все времена, самая черная из двойственностей вписалась в сердце Земли.
И даже те, кто должен был быть верховным организатором рода человеческого, стали его дезорганизаторами, которые разрывают мир на части: поруганная Земля не имеет другого выхода, как только поверить в самую себя и собственные силы. Но на этом не кончается нанесенный ущерб; нет ничего липкого, чем ложь, она прилипает нашим подошвам даже тогда, когда мы сворачиваем с ложного пути. Некоторые прекрасно видели земную значимость Великого Процесса -- Дзен, Тантрики, Cуфи и другие -- и все более и более дезорганизованные умы поворачиваются к нему и к самим себе; никогда еще не процветало такое количество более или менее посвященных школ. Но старая ошибка не уступает (на самом деле мы не уверены до конца, можно ли это назвать "ошибкой", потому что в итоге всегда оказывается, что так называемая ошибка была пройденным витком той же Правды с тем, чтобы обрести более широкое видение себя). Потребовалось столько усилий мудрецов того времени и менее мудрых другого времени и столько условий мира, суровости, тишины, чистоты, чтобы прийти к более проясненной цели так, что идея вписывалась раскаленным железом в наш подсознательный ум, и будь меньше специальных условий, меньше мыслителей этого поприща, врожденных специальных и мистических качеств, было бы поистине невозможно стать на этот путь или же во всяком случае достигнутые результаты были бы жалкими и непропорциональными затраченным усилиям. И, естественно, это еще и личное предприятие, утонченное продолжение культуры по книгам. Итак, эта новая дихотомия может быть более серьезной и более вводящей в заблуждение, чем другая между массой неискушенной и "проясненной" элитой, которая жонглирует потоками света, о которых можно сказать все что угодно, потому что это невозможно проверить через микроскопы. Наркотические средства нам тоже довольно дешево открывают головокружительные возможности почувствовать яркие потоки света.
И у нас нет к этому ключа, простого ключа. Однако Великий Процесс и есть простой процесс. Надо полагать, что существует радикальная ошибка в методе и прежде всего в преследуемой цели, а что мы воистину знаем о цели, мы, погрузившись в материю, ослепленные натиском мира? Наш первый инстинкт толкает к тому, чтобы воскликнуть: "Нет! Не здесь! Не в этом мире!
Не в этой грязи, боли сутолоке, не в этом мрачном мире, из него нужно выйти любой ценой, освободиться от тяжести плоти и от борьбы, от этой скрытой эрозии, где кажется, мы растворяемся в тысячах ненасытных пустяков". И мы заявили, что Цель там, наверху, в небе свободной мысли, в небе искусства, поэзии и музыки, в любом другом небе, но только не здесь!
Мы здесь только для того, чтобы постигнуть радость собственного неба -- литературного, художественного, религиозного или эстетического, постигнуть великие каникулы наконец освободившегося Духа. И мы взбираемся, карабкаемся, поэтизируем, наделяем разумом, обожествляем, мы отбрасываем то, что может усложнить, строим защитную стену из наших отшельнических созерцаний, из нашей комнатной йоги, из наших частных медитаций, чертим белый круг Духа, как если бы он был новым умственным колдуном и мы помещаем себя внутрь -- вот и все. Но, делая это, мы, может быть, допускаем такую же грубую ошибку, как и примитивный человек в своей первой свайной постройке, который бы объявил, что Цель ментальное небо, которое он открывает на ощупь, не здесь, не в той грубой повседневной жизни, не в орудиях труда, не в этих ртах, которые надо кормить, не в этих запутанных сетях и бесконечных капканах, а где-то в отдаленных ледниках и какой-нибудь австралийской пустыне, и он бы выбросил свое орудие. И тогда уравнения Эйнштейна никогда не увидели бы свет. Теряя свое орудие, человек теряет свою цель; теряя всю эту грубость, боль, мрак, трудность жизни, мы, может быть, погрузимся в блаженство Духа, но полностью потеряем Цель, потому что, возможно, Цель именно здесь, в этой самой грубости и мраке, в этой боли и в этой трудности. Так же, как примитивный человек смотрел на свое орудие, неспособный понять, что жест, соединяющий камень с палицей, соединял уже кривую наших мыслей с движениями Юпитера и Венеры и что ментальное небо присутствует повсюду, здесь внизу, во всех местах и во всех избыточных явлениях так же, как наше "близкое небо" находится у нас перед глазами, скрытое под нашим фальшивым разумным взглядом, заключенное в белый круг так называемого "Духа", который является только человеческим приближением к следующей стадии эволюции. "Жизнь, только жизнь является почвой для нашей йоги", -- воскликнул Шри Ауробиндо. Однако процесс, Великий Процесс здесь, такой же, как он начался с Ледникового периода, но это момент остановки, второго возврата к себе, и то движение, которое он открыл обезьяне, и то, которое он открыл спиритуалисту прошлого или ушедшего века, не является указателем будущего направления, это ошибка!
Нет улучшения того же самого движения, нет усовершенствования кремниевого орудия труда или орудия ментального, нет более высокого подъема, более утонченной мысли, более глубокой медитации или открытий, которые прославляли бы существующий мир, сублимировали старое, создавали бы ореол вокруг отжившего животного -- есть совсем другое, совершенно другая вещь, другой порог, который нужно переступить и который отличается от нашего так же, как растения от животного; нужно сделать другое открытие, которое уже здесь, которое полностью меняет наш мир так же, как меняется мир гусеницы под взглядом человека, однако это тот же самый мир, но под разным углом зрения, другой Дух (осмелимся так сказать), -- который полностью отличен от религиозного или интеллектуального, или же великого чистого Духа на вершинах Абсолюта, так же, как человеческая мысль отлична от первой вибрации цветка шиповника под лучами солнца, и, однако, это тот же самый Дух, но в более объемлющей конкретизации самого себя, потому что направление Духа идет не снизу вверх, а сверху вниз, и он все более воплощается в материи, потому что сама материя мира мало-помалу освобождается от наших ложных взглядов гусеницы, ложных человеческих или разумных взглядов, или же, скажем, мало-помалу распознается под нашим истинным взглядом, который становится все более верным. Этот новый порог зрения зависит прежде всего от момента остановки нашей визуальной, нормальной, ментальной механике -- и это великий Процесс, второй возврат к себе, -- но путь к нему абсолютно новый; это новая жизнь для Земли, другое открытие; и чем меньше мы будем отягощены мудростью прошлого, уходом в прошлое, озарениями, правилами морали и добродетелями и всем шумным гамом прежних святынь "Духа", тем больше мы будем свободны, выйдем из заблуждения, чтобы совершить открытие, и тем яснее увидим путь, который брызнет фонтаном из-под наших ног, как по волшебству, как бы из самой десакрации (развенчания таинственного).
Этот сверхчеловек, о котором идет речь, ближайшая цель эволюции, -- он не будет никоим образом высшей ступенью человека, позолоченный гипертрофией ментальных способностей и тем более пароксизмом духовным, чем-то вроде полубога в славе излучений, обладающим необъятным космическим сознанием, пересекаемым молниями, сказочными явлениями и "опытами", которые заставят побледнеть несчастного простого смертного, не охваченного эволюцией. Действительного, и то, и другое возможно, все это существует и есть волшебные опыты, есть сверхчеловеческие способности, которые заставляют бледнеть доброго малого. Это не миф, а факт. Но правда, как всегда, очень проста. Трудность не в том, чтобы открыть новый путь, а в том, чтобы очистить от того, что не дает увидеть.
Путь совершенно новый, абсолютно новый, никогда еще не виденный человеком и не топтаный атлетами Духа, и тем не менее, по нему ходят миллионы обычных людей и совершенно не понимают того сокровища, к которому они прикасаются.
Мы не будем теоретизировать по поводу того, что из себя представляет сверхчеловек, мы не хотим об этом думать -- мы хотим создавать его, если это возможно, избегая старые заслоны, старые излучения света, оставаясь полностью, насколько это возможно, великому процессу Природу, все время двигаясь вперед, потому что это единственный способ участвовать в нем.
И даже если мы не уйдем очень далеко, может быть, случайно мы выйдем на первую прогалину, которая наполнит солнцем наши сердца и наши души, и наши тела, потому что все взаимосвязано и все будет спасено вместе или же не будет ничего.
Потом придут другие, и они выйдут на вторую прогалину.
СОЛНЕЧНЫЙ ПУТЬ
Существуют два пути, говорил Шри Ауробиндо: путь усилия и солнечный путь. Путь усилия нам хорошо известен, он сопутствует всей нашей ментальной жизни, потому что мы стремимся к чему-то, чего у нас нет, или мы считаем, что у нас этого нет.
Мы являемся существами переполненными недостатками, болезненными провалами, пустотами, которые надо заполнить, а эта пустота никогда не заполняется, поскольку едва она устранена, как на ее месте появляется другая и вовлекает нас в новую погоню. Мы являемся как бы отсутствием чего-то, которое никогда не становится присутствием, может быть, за исключением редких просветов, которые тут же исчезают и, кажется, оставляют после себя еще большую пустоту.
Мы можем сказать, что не хватает того-то или того-то, на самом деле не хватает только одного -- "я". Поскольку то, что есть действительно "я" -- оно наполнено, потому что оно есть; все остальное приходит, уходит, возвращается, но не отсутствует. Животное полностью вмещается в свое животное "я", и когда оно удовлетворяет свои насущные потребности, оно находится в равновесии и в согласии с окружающим миром. Ментальный человек не находится в своем "я", хотя он так не считает, -- он даже верит в значимость своего "я", потому что оно должно изменятся, как и все прочее, и существуют "я" большие или меньшие, более или менее ненасытные, более или менее ловкие, удачливые или здоровые. Добиваясь чего-то, оно признается в собственной слабости, потому что каким же образом то, что есть "я", может быть "я" в большей или меньшей степени?
Оно есть или его нет. Ментальный человек не находится в своем "я", он на своем складе, со страстью к приобретению, как крот или белка. Где же оно, это "я"? Задать этот вопрос -- значит постучать в дверь следующего витка, осуществить второй возврат к себе. И здесь тоже нет смысла теоретизировать по поводу, что такое есть "я", а нужно отыскать его и доказать экспериментально. Как мы уже сказали, метод должен основываться на жизненных и материальных данных, потому что действительно мы очень даже можем закрыться в своей комнате отгородиться от мира, устранить свои желания, снять напряжение, вобрать в себя бесчисленные щупальца и тому подобное, мы сможем, зажавшись, обнаружить, может быть, в своем маленьком внутреннем круге какое-то прояснение "я", какую-то невыразимую сверхчувствительность. Но с той минуты, когда мы откроем дверь комнаты и расслабимся, все вновь навалится на нас, и мы окажемся в том же самом мире, что и раньше, но только более неспособные к тому, чтобы переносить и этот шум, и этот поток ненасытных желаний, которые ждут своего часа.
И мы должны пересечь этот занавес не за счет силы наших добродетелей или наших исключительных медитаций, но за счет совсем другого и совершенно другим способом.
РАЗДВОЕНИЕ
Начиная с этого момента, возможно, раздвоение и вступление на этот путь повлечет за собой серьезные последствия, которые могут оказать влияние на всю жизнь. Это совсем не значит, что один путь истинный, а другой ложный, так как в итоге, мы считаем, что все истинно, потому что это увеличивающаяся правда, а ложь только запаздывает или упорствует, в правде она уже исчерпала свое время и сослужила свою службу.
Начиная с того момента, когда мы вышли из механизма внешнего или внутреннего, на самом деле, один является отражением или выражением другого, и когда мы изменились внутренне, мы обязательно изменимся внешне и когда перестанем "ментализировать" жизнь, она перестанет быть ментальной машиной и станет другой жизнью и с этого момента мы начинаем обретать определенную широту в буквальном смысле; не будучи больше привязанным и к этой маленькой тени, как коза к колышку, мы сможем двигаться в двух основных направлениях.
Мы можем пойти по пути подъема, то есть все большего и большего уточнения облегчения, уйти в маленькой очаровательной солнечной ракете, о существовании которой мы можем догадываться, коснуться более свободных областей сознания, исследовать более легкие пространства, обнаружить высшие ментальные планы, которые являются как бы чистым источником всего того, что происходит здесь, в деформированном и очень приблизительном виде, и то, что здесь нам кажется лицом ангела оказывается карикатурой. И это очень соблазнительно, это настолько соблазнительно, что все мудрецы и несколько торопливые исследователи, или даже те, которых мы бы назвали теперь передовыми умами или гениями, пошли по этому пути, и он длится тысячелетия.
К несчастью, когда попадаешь наверх, опуститься снова вниз очень трудно и даже если хочется снова опуститься и тебя тянет на какой-то веревке гуманности и милосердия, ты замечаешь что средства наверху не имеют вовсе силы здесь, существует какая-то пропасть, разрыв между тем светом и этим мраком, и по пути все то, что мы хотим (или можем) спустить сверху, доходит сюда в уменьшенном, разбавленном, измененном, утяжеленном виде и в итоге теряется в огромных рытвинах нашего Механизма.
Слишком блестящи наши небеса, слишком далеки там в вышине,
Слишком хрупка их эфирная субстанция,
Слишком великолепная и неожиданная.
Наш свет не смог там остаться;
Корни его были недостаточно прочны.
Шри Ауробиндо
Это и есть вечная история об Идеале и о "реальности" -- идеал неизбежно осуществляется, поскольку он является несколько отдаленным будущим, но путь очень длинный и правда часто появляется как бы разрушенная, поруганная. Таким образом, надо укоротить путь, эту деформирующую передачу между "вершинами" и "долинами". Но, может быть, вершина в итоге находится совсем не наверху.
Вероятно, она повсюду, здесь, на нулевом уровне, но только прикрыта механизмом и последовательными слоями нашей эволюции, как алаз в породе.
Если путь подъема является единственно возможным выходом, тогда ничего не остается, как выйти окончательно из всего этого всем. И действительно триумфом обезьяны является святой, то можно усомниться в том, что эволюция достигнет когда-либо своей счастливой или блаженной цели и что вся Земля будет святой -- -- кроме некоторых, одержимых своей святостью? Мы не верим, что эволюция имеет замыслом последнее моральное деление на избранных и проклятых.
Эволюция не есть мораль; она и ее древо зреет таким образом, чтобы все его цветы распускались; эволюция не закончена -- она охватывает все в пышном изобилии; эволюция не стремительно несущийся перебежчик; иначе она никогда бы не началась на Земле. Природа последовательна, она более мудра, чем наши ментальные связи, и даже более мудра, чем наши святости. Но она очень медлительна -- и в этом ее недостаток. Итак, мы хотим укоротить путь. Мы хотим сжать эволюцию, сделать ее сконцентрированной, не нарушив ее принципов.
И поскольку Природа включает все, мы будем следовать ее методике, и поскольку она не стремиться убежать от самой себя, а заставляет плодоносить свое зерно, мы попытаемся тоже заставить плодоносить это зерно, заставить расцвести то, что уже есть внутри, вокруг и повсюду. Только нужно найти это зерно, так как есть много плохих зерен, и они тоже имеют свою привлекательность и свою пользу.
Таким образом, мы не пойдем искать свою вершину туда, вверх, а мы пойдем вглубь, потому что, может быть, наш секрет уже здесь, в простой непреложной Правде, которая однажды бросит зерна в нашу добрую Землю. Тогда мы, вероятно, обнаружим то, что мы ищем так близко, что не нужно преодолевать никакого пути, ни пропасти расстояний ни дефектов передачи, ни растворения власти в пространстве сознания, и что Правда здесь, непосредственная и всемогущая, в каждом атоме, в каждой клетке, в каждой секунде.
В итоге речь не идет об отточенном методе, который отбрасывает все препятствия, чтобы взобраться умственно вверх, но речь идет о глобальном методе: это не крутой подъем, а спуск или, скорее, раскрытие Правды, которая содержится везде, вплоть до самых клеток нашего тела.
НОВОЕ СОЗНАНИЕ
Есть совершенно новый факт.
Он не имел места в прошлом, он появился всего несколько лет назад. Это начало нового существования Земли и, может быть, Вселенной, оно настолько же простое и трогательное, как должно было быть появление первой ментальной вибрации в мире больших обезьян.
Начало не есть нечто такое, что постигает самое себя, что является чем-то чудодейственным или громогласным: это что-то очень простое и движущееся на ощупь что-то хрупкое, как молодой росток; и совсем еще непонятно, что это такое, последний ли порыв отшумевшего ветра или какое-то новое дуновение, похожее на это и, однако, совершенно другое.
И мы замираем от удивления и недоверия в ожидании чуда, как перед сюрпризом, захваченные врасплох, и который может исчезнуть в мгновение ока, если на него слишком долго смотреть.
Начало -- это тысячи мелких признаков, которые приходят и уходят, которые касаются и убегают, неожиданно возникают неизвестно как и откуда, потому что ими управляет другой закон, который шутит и смеется, другая логика, и они снова возвращаются тогда, когда мы считаем их утраченными, и оставляют нас совершенно растерянными в тот самый момент, когда мы думаем, что ухватили их, и это потому, что здесь действует другой ритм и может быть другой способ существования.
И, однако, все эти мелкие признаки создают мало-помалу другую картину. Эти маленькие, много раз повторяющиеся мазки создают я не знаю что, которое вибрирует иначе, которое нас изменяет без нашего ведома, затрагивая струну, которая не знает своей ноты, но, в итоге, зазвучит, создавая другую музыку.
Все похоже и все очень разное. Мы рождаемся, не замечая этого. Мы не можем точно сказать, каким образом это действует, не более чем древние обезьяны могли точно "сказать", что нужно делать, чтобы манипулировать мыслью. Но по меньшей мере мы сможем назвать кое-какие из этих мелких, смелых мазков, указать основное направление и следовать шаг за шагом с нашим первооткрывателем нового мира, этой нити открытия, которая кажется иногда последовательной, но в итоге создает полное сцепление.
Мы не знаем эту страну, и, может быть, можно сказать, что она формируется под нашими ногами, что она почти вырастает под нашим взглядом, как если бы заметить эту кривую, этот почти лукавый свет, значит подбодрить его, подтолкнуть его к росту и начертить под нашими ногами этот пунктир, другую кривую, а потом -- этот очаровательный холм, к которому устремляются с бьющимся сердцем. Наш первооткрыватель нового мира прежде всего является наблюдателем, ничто от него не ускользает; ни одна из деталей, ни одна из самых ничтожно малых встреч, ни незаметное совпадение -- чудо рождается капельками, как если бы секрет заключался в бесконечно малом. Это микроскопический наблюдатель. И, может быть, нет ни "великих", ни малых "вещей", а есть один и тот же верховный поток, каждая точка которого также полна наивысшим сознанием и смыслом, как и вся Вселенная, как если бы на самом деле общность цели была каждую секунду. Итак, мы до отказа заполнили все свободные моменты дня -- больше нет возделанной почвы -- мы внесли сущность в промежуток между двумя действиями, и теперь даже сами наши действия не являются полностью подвластными этому механизму: мы можем говорить, звонить, писать, но позади, на заднем плане, есть что-то, что продолжает существовать, что вибрирует; вибрирует очень осторожно, как дыхание далекого моря, как журчание речушки вдалеке, и если мы остановимся посреди нашего жеста, если сделаем хоть шаг назад, -- в мгновение ока окажемся в этой маленькой речушке, совершенно освежающей, в этой атмосфере широты и простора, и мы скользим там как в состоянии покоя Правды, потому что только одна Правда находится в состоянии покоя, поскольку она есть. Все остальное движется, проходит меняется.
Но странно, что этот вид перестановки или смещения от центра бытия не лишает нас жизненной хватки, не ввергает нас в нечто вроде сна, о котором пытаются сказать, что он пустой. Наоборот, мы полностью пробуждены и даже можно бы назвать уснувшим того, кто говорит, пишет, звонит. Мы же находимся как бы в состоянии боевой готовности, но готовности обращенной не к раскручиванию механизма, не к игре выражений лица, расчета следующего шага, стремительную смену внешнего вида -- мы внимательны к другому, как бы прислушиваемся к тому, что позади нашей головы, если можно так сказать, в этой протяженности, которая вибрирует и вибрирует.
Мы замечаем иногда разные варианты интенсивности, изменения ритма, внезапные давления, как если бы световой палец надавливал здесь, указывая что-то, останавливал нас на какой-то точке, направлял свой луч.
