Бах - Иллюзии или похождения вынужденного мессии
Что вы собираетесь делать дальше, Ричард? Что, после Джонатана? - вот вопрос, который я не раз слышал после опубликования Чайки Джонатан Ливингстон.
Я отвечал, что ничего не должен дальше писать, ни слова, и что все мои книги, взятые вместе, сказали все, что я просил их сказать. После того как я голодал и вынужден был продать машину и прочее в том же духе, я был рад, что больше не должен работать до полуночи.
Тем не менее, каждое лето или почти каждое, я выбирался на своем стареньком биплане в зеленотравные моря американского Среднего Запада, катал пассажиров по три доллара за рейс и начал ощущать прежнее напряжение - осталось что-то, что я должен был сказать - и не сказал.
Мне вовсе не нравится писать. Если я могу повернуться спиной к идее, которая притаилась в темноте, если я могу избежать этого и не открывать ей дверь, я даже не потянусь к карандашу.
Но, когда раздается взрыв динамита и летит стекло, кирпич, осколки стоящей перед нами стены, и кто-то осторожно подкрадывается по булыжнику, хватает за горло и тихо говорит: Не отпущу тебя, пока не скажешь меня словами на бумаге. Вот как я повстречался с Иллюзиями.
Даже там, на Среднем Западе, я бывало лежал на спине, практикуясь в испарении облаков и не мог прогнать эту историю из своего ума...что если пришел бы кто-нибудь, кто действительно годился на это, кто мог бы научить меня, как действует мир мой и как им управлять? Что, если бы я встретил кого-то сверх-продвинутого... что если бы Сидхарта или Иисус пришли бы в наше время, с властью над иллюзиями мира, ибо он стал бы реальностью, лежащей за ними?
И что, если бы я его встретил лично, если бы Он летал на биплане и приземлился бы на том же самом поле, что и я? Что сказал бы Он, как бы Он выглядел?
Быть может. Он не был бы похож на Мессию со страниц моего дневника, залапанного, заляпанного маслом и в пятнах зелени от травы.
Быть может, он не сказал бы ничего такого. что говорится в этой книге. Но и тогда он опять говорит мне:
мы вовлекаем в свою жизнь все то, что храним в мыслях, -ведь так или иначе я привел себя к этому моменту по какой-то причине, и вы тоже. Не случайно, возможно, вы держите в руках эту книгу, возможно есть что-то в этих приключениях такое, что вы, попав сюда,е запомните.
Я выбираю думать таким образом. Я предпочитаю думать, что мой Мессия вознесся в какое-то другое измерение; и что это вовсе не выдумка, что он наблюдает за нами обоими и смеется от удовольствия, что все случилось так, как было задумано.
1 Жил-был Учитель, который пришел на Землю, родившись в святой стране Индиане, и выросший среди таинственных холмов к востоку от форта Вейн.
2 Этот Учитель учился миру в средних шкалах Индианы, а когда он вырос, - у своей профессии механика автомобилей.
3 Но у Учителя были учебники и из других стран, и других школ, и других жизней, которые он прожил. Он помнил их и, вспоминая, становился мудрым и сильным, так что другие увидели его силу и пришли к нему за советом.
4 Учитель верил, что у него есть сила помочь себе и всему человечеству, и как он верил, так оно и было для него, так что и другие увидели его силу и при'.'ли к нему;
чтобы он исцелил их от бед и многих других болезней.
5 Учитель верил, что для любого человека полезно думать о себе, что он сын Бога и, как он верил, так оно и было, и в мастерских и гаражах, где он работал, появились толпы тех, кто искал его учения и хотел коснуться его, а улицы были окружены теми, кто искал лишь одного;
чтобы на них упала его тень, когда он пройдет мимо них, и изменит их жизнь.
6 Случилось так, что из-за этих толп управляющие мастерскими попросили Учителя оставить работу и идти своей дорогой, ибо так тесно обступила его толпа, что ни у кого, даже у механиков, не было места, чтобы чинить автомобили.
7 Так и случилось, что он ушел за пределы города, и люди, следовавшие за ним, стали называть его Мессией и чудотворцем; и как они верили, так оно и было.
8 Если, когда он говорил, проносилась гроза, то ни одной капли не попадало на головы слушавших его; те, кто стоял далеко от него в этой огромной толпе, слушали его слова так же ясно, как и те, кто был в первых рядах - неважно, гремел ли гром или сверкала молния над ними. И всегда он говорил с ними притчами.
9 И сказал он им: В каждом из нас заложена сила нашего согласия на здоровье и болезнь, на богатство и бедность, на свободу и рабство. И это мы управляем ими, и никто другой.
10 И сказал тогда мельник: Тебе легко говорить. Учитель, ибо тобой руководят, а нами - нет, да это и не нужно, так как мы трудимся!
Человеку приходится работать, чтобы жить в этом мире.
11 Учитель, отвечая ему, сказал: Однажды жили-были существа в одной деревне на дне большой прозрачной реки.
12 Течение реки молча проносилось над - итого всеми - молодыми и старыми, богатыми и бедными, добрыми и злыми, течение шло своей собственной дорогой, зная лишь свое собственное хрустальное Я.
13 Все существа, каждый по своему, крепко цеплялись за веточки и камни на дне реки, ибо цепляться было их образом жизни, а сопротивление течению - было тем, чему каждый учился с рождения.
14 Но одно существо сказало, наконец: Мне надоело цепляться. Хотя я и не могу этого видеть глазами, я верю, что поток знает, куда он течет. Я отцеплюсь и пусть он несет меня, куда хочет.
Цепляясь, я умру от скуки.
15 Другие существа засмеялись и сказали: Дурак! Отцепишься, и этот поток, которому ты поклоняешься, швырнет тебя и разобьет вдребезги о камни, и ты умрешь быстрее, чем от скуки!
16 Но тот не обратил внимания на их совет и, глубоко вздохнув, перестал держаться, и сразу же его закрутило и швырнуло потоком на камни.
17 Однако со временем, так как это создание отказалось прицепиться снова, поток поднял его, свободного, со дна, и больше он уже не был в синяках и не ушибался.
18 А существа на дне, для которых он уже был чужим, кричали: Смотрите, чудо! Существо, подобное нам, летает! Смотрите.
Мессия пришел спасти всех нас!
19 А он, несясь в потоке,сказал: Я не более Мессия, чем вы. Река с восторгом принимает нас, свободных, если только мы осмеливаемся отцепиться.
Наша истинная работа - в этом путешествии, приключении!
20 Но они еще сильнее кричали: Спаситель! и цеплялись за скалы, и когда они снова взглянули, его уже не было, и остались одни и создавали легенды о Спасителе.
21 И случилось так, что когда он увидел, что все больше и больше людей толпится вокруг него с каждым днем и все больше и плотнее и все с большим упорством, когда он увидел, что они заставляли его исцелять их, не давая отдыха, и кормить их постоянно чудесами, учить их жизни, он в тот же день ушел один на вершину горы вдали, и там он молился.
22 И в сердце своем сказал он: Бесконечное Лучезарное Сущее, если это в твоей воле, да минует меня чаша сия, да избави меня от этой немыслимой задачи. Я не могу жить жизнью ни одной другой души, однако десятки тысяч взывают ко мне о жизни.
Прости меня, что я позволил всему этому случиться. Если есть на то воля твоя, дай мне вернуться к моим машинам и инструментам и жить, как все остальные люди.
23 И голос на холме заговорил с ним, голос, который не был ни голосом мужчины, ни голосом женщины, ни громким, ни тихим, голос, который был бесконечно добр. И сказал ему голос: Не моя воля, но твоя да свершиться!
Ибо то, что есть твоя воля, есть и моя воля для тебя. Иди своим путем, как все другие люди, и да будешь ты счастлив на Земле!
24 И услышав этот голос. Учитель обрадовался и возблагодарил и сошел вниз с горы, напевая песенку механика.
И когда толпа приступила к нему со своими горестями, умоляя его исцелить их, и научить их, и накормить их тут же своим пониманием, и развлечь их своими чудесами, он улыбнулся народу и сказал любезно: Я закончил.
25 На мгновение толпа онемела от изумления.
26 И сказал он им: Если человек сказал Богу. что он больше всего хочет помогать страждущему миру, любой ценой, и Бог ответил и сказал ему, что он должен делать, следует ли человеку делать так, как ему сказали?
27 Конечно, Учитель!- закричали многие - Для него должно быть удовольствием испытывать муки ада, раз Бог просит этого!
28 Независимо от того, каковы эти муки или трудности задачи?
29 Честь быть повешенным, слава быть распятым на дереве и сожженным, если это повелел Бог. - сказали они.
30 А что бы вы сделали, -сказал Учитель множеству людей, - если бы Бог заговорил с вами и прямо в лицо сказал бы вам: Я повелеваю, чтобы вы были счастливы в мире, пока вы живете. Что бы вы сделали тогда?
31 И молчала толпа, и ни голоса, ни звука не было слышно на склонах холма и в долинах, где они стояли.
32 И сказал тогда Учитель в тишине: На дорогах нашего счастья найдем мы учение, ради которого избрали мы эту жизнь. Вот что я узнал в этот день и я выбираю покинуть вас - и теперь вы пойдете своим собственным путем, как вам захочется.
33 И он ушел своей дорогой сквозь толпу и оставил их, и он вернулся к повседневному миру людей и машин.
Была середина лета, когда случай свел меня с Дональдом Шимодой. За четыре года полетов мне ни разу не встретился ни один пилот, который делал бы то же, что и я: летал из города в город на стареньком биплане и катал пассажиров - за десять минут полета - три доллара.
Но однажды, к северу от Ферриса, штата Иллинойс, я заглянул вниз из открытой кабины своего Флита и, поверите ли, там приземлился старый Тревл Эйр 400, бело-золотой на изумрудно-желтом огороженном поле.
Жизнь у меня свободная, но иногда она становится одинокой. Я увидел биплан, несколько минут подумал и решил, что в том не будет греха, если я загляну к нему.
Убрав газ до малых оборотов, с помощью руля направления, со скольжением, мы, Флит и я, начали снижаться. Негромкий добрый звук, словно ветер в качающихся проводах, медленное пок-пок старенького мотора, замедляющего вращение пропеллера. Защитные очки сдвинуты на лоб, чтобы лучше видеть куда приземлиться. Зеленые джунгли колосьев со свистом проносятся подо мной, мелькает забор, а затем, насколько я могу видеть, - недавно скошенное поле. Вывожу руль направления из скольжения, делаю маленький кружок над землей, трава бьет по шинам, затем знакомое шуршание земли под колесами, замедление, снова шорох и, наконец, быстрые выхлопы двигателя - и машина остановилась рядом с другим самолетом.
Выключаю двигатель, раздается тихое клак-клак, пропеллер перестает крутиться - и наступает полная тишина июльского дня.
Летчик Тревл Эйр сидел в траве, спиной к левому колесу своего самолета и наблюдал за мной. С полминуты я тоже наблюдал за ним, удивленный его спокойствием.
Я бы лично не был таким невозмутимым и не сидел бы так, наблюдая, как другой приземляется на поле рядом со мной и ставит свою машину в десяти ярдах от меня. Я кивнул ему, он мне понравился, сам не знаю почему.
- Ты выглядел одиноким, - сказал я ему издали.
- Ты тоже.
- Не.хочу мешать тебе. Если я лишний, полечу дальше.
- Нет я ждал тебя. Я улыбнулся на это.
- Прости, что опоздал.
- Ничего.
Я снял шлем и очки, вылез из кабины и спустился на землю. После пары-другой часов в воздухе это всегда приятное ощущение.
- Надеюсь, ты не откажешься от ветчины и сыра, - сказал он, - Ветчина и сыр, а, может, - муравей. - Никаких рукопожатий, никакого знакомства.
Он не был крупным. Волосы до плеч, чернее чем резина на колесе, к которому он прислонился.
Глаза темные, как у сокола. Хорошо, когда такие глаза у друга, но в любом другом человеке они заставляют чувствовать себя очень неуютно.
Он вполне мог бы быть мастером карате, направляющимся на одно из своих крупных выступлений.
И я взял у него сэндвич и термосный стаканчик с водой.
- Ты кто? - спросил я. - Годы я бродяжничаю на самолете и не разу не видел такого же бродяги, как я.
- Да я ни на что особенно не гожусь, - сказал он вполне весело. - Немножко механик, сварщик, чуток халтурил с гусеничными машинами Кэтс, задерживаюсь на одном месте чуть дольше, чем нужно, попадаю в переделки. Поэтому я сделал самолет и вот - бродяжничаю.
- Что за гусеничные машины? - я с детства бредил дизельными тракторами.
- Д-8, Д-9, совсем не много, в Огайо.
- Д-9! Такие большие, с дом!
С двойным приводом, они что, правда могут сдвинуть гору?
- Есть гораздо лучшие способы сдвигать горы, - сказал он с улыбкой, которая длилась не более десятой доли секунды.
На минуту я прислонился к нижнему крылу его самолета, наблюдая за ним. Игра света...на него трудно было смотреть вблизи, как если бы его голова была окружена светом, создавая слабый, светящийся серебристый фон вокруг.
- Что-нибудь не так? - спросил он.
- В какие переделки ты попадал?
- О, ничего особенного. Просто мне нравится все время передвигаться, как и тебе.
Я взял свой сэндвич и обошел самолет кругом. Это была машина выпуска 1928 или 1929 года, и нисколько не поцарапанная. Заводы не выпускают такие новенькие и не ставят их на стоянку в поле.
По меньшей мере двадцать слоев краски и лака сверкали как зеркало на деревянных деталях машины. Под кабиной золотыми буквами было написано Старым английским шрифтом: Дом, а на регистрационной карте значилось Д.В.Шимода.
Инструменты были новые, только что из ящика, настоящие летные инструменты 1928 г. Дубовая полированная приборная доска И руль управления, смеситель и опережение вспышки слева. Теперь уже никогда не увидишь опережения вспышки, даже в самых лучших реставрированных антикварных самолетах.
И никаких царапин, ни пятнышка на перкалевой обшивке, ни одного подтека масла на капоте. Ни единой соломинки на полу кабины, как-будто его машина никогда не летала, словно она просто материализовалась на этом месте, через какое-то отклонение во времени, протяженностью в полвека.
Я почувствовал, как от всего этого у меня по шее забегали мурашки.
- Сколько времени ты уже возишь пассажиров? - спросил я у него из-за самолета.
- С месяц, может, недель пять.
Он летал. Пять недель по полям, и, кто бы вы ни были, на вашем самолете появится и грязь, и масло, и солома на полу кабины, хоть что-нибудь да будет.
Но эта машина... ни масла на ветровом стекле, ни пятен от травы на несущих плоскостях, ни насекомых, прилипших к пропеллеру. Летом в Иллинойсе неаозмножно все это ни для какого самолета. Я рассматривал Травл Эйр еще минут пять, а затем вернулся назад и сел на траву под крылом, лицом к летчику.
Мне не было страшно, мне все еще нравился этот парень, но что-то было не так.
- Почему ты не говоришь мне правду?
- Я уже сказал тебе правду, Ричард. - ответил он. Мое имя было написано на моем самолете.
- Человек не может катать пассажиров в своем самолете целый месяц без того, чтобы не замаслить его или хотя бы, друг мой, не запачкаться хоть чуть-чуть. Хоть одно пятнышко на ткани, а? Господи, ну хоть травинку на полу?
Он спокойно улыбнулся мне: Есть вещи, которых ты не знаешь. В тот момент он был странником, человеком с другой планеты.
Я поверил тому, что он говорил, но у меня не было ни какого способа объяснить пребывание этой машины - ювелирной вещицы, чем, по сути, был его самолет, - посреди летного поля.
- Это правда. Но когда-нибудь я их узнаю, все равно узнаю.
И тогда ты сможешь взять мой самолет, Дональд, потому что тогда мне уже не нужно будет летать.
Он посмотрел на меня с интересом, и его черные брови поднялись.
- Да ну? Расскажи мне.
Я был в восторге. Кто-то хотел послушать мои теории.
Долгое время люди не умели летать. Не думаю,что это происходило от того, что они считали это невозможным, поэтому они, конечно, и не научились первому закону аэродинамики.
Мне хочется верить, что где-то существует другой закон: нам не нужны самолеты, чтобы летать, или проходить сквозь стены, или добираться до других планет. Мы можем научиться делать все это без машин и где бы то ни было.
Если захотим.
Он едва заметно улыбнулся и кивнул.
- И ты думаешь, ты научишься тому, чего хочешь, если будешь катать пассажиров по три доллара за рейс?
- Единственное обучение, которое имеет смысл, это то, которое я делаю самостоятельно, делая то, что я хочу. Нет и не может быть на земле ни одной души, которая могла бы научить меня большему из того, что я хочу знать, чем мой самолет в небе.
А если бы была такая душа, я бы тут же отправился на розыски этого человека. Его или ее.
Темные глаза были спокойно устремлены на меня.
- Разве ты не веришь, что тобой руководят, если ты действительно хочешь научиться этому?
- Да, мной руководят. А кем нет?
Я всегда чувствовал, что за мной наблюдают, или что-то в этом роде.
- Ты думаешь, что тебя приведут к учителю, который поможет тебе?
- Если не случится так, что этим учителем окажусь я сам, то - да!
- Может, так и случиться, - сказал он.
-Новенький пикап неслышно подъехал к нам по дороге, подняв облако пыли, и остановился. Дверца открылась, и от туда вышли старик и девочка лет десяти.
Было так безветренно, что пыль так и осталась висеть в воздухе.
- Это вы тут катаете? - спросил старик.
Поле нашел Дональд Шимода, поэтому я молчал.
- Да, сэр, - сказал он весело, - сегодня неплохо полетать, правда? Хотите?
- А если бы захотел, вы не станете выкидывать всякие фокусы, делать там кувырк-кувырк? - глаза старика озорно блестели, пока он разглядывал нас, чтобы увидеть, понимаем ли мы его, деревеныцину.
- Захотите - будем, не захотите - не будем.
- Так вы, наверное, дерете за это чертову уйму денег?
- Три доллара наличными за десятиминутный рейс. Это значит тридцать три и три десятых цента в минуту.
Многие говорят, стоит этого.
У меня было странное чувство постороннего, который сидит тут без дела и слушает, как другой выполняет свою работу. Мне понравилась манера, с которой он говорил, все так сдержанно. Я привык к тому, как я рекламировал свои полеты - Люди! Гарантирую вам наверху температуру на десять градусов ниже!
Отправляемся туда, где летают одни только птицы и ангелы! И все это за три доллара, мизерная часть из вашего кошелька или кармана!.., - так что забыл, что можно делать как-то иначе.
Это напряженная работа - летать и катать пассажиров в одиночку. Я привык к этому, но тут было еще и другое: если у меня не будет пассажиров, мне нечего будет есть.
Сейчас, когда я мог бездельничать, а мой обед не зависел от выручки, я мог хоть на раз расслабиться и понаблюдать.
Девочка отошла назад и тоже наблюдала. Белокурая, с карими глазами, с серьезным лицом, она стояла тут, потому что тут был ее дедушка.
Она не хотела летать.
Чаще бывает как раз наоборот: жаждущие летать дети и осторожные взрослые; когда вы зарабатываете себе на жизнь, то у вас вырабатывается чутьё на такие дела, и я то уж знал, что девочка не полетит с нами, сиди мы тут хоть целое лето.
- Кто из вас, джентльмены?... - спросил старик. Шимода налил себе в чашку воды.
- Ричард повезет вас. У меня еще обед.
Или ждите.
- Нет, сэр, я готов прямо сейчас. Мы можем полететь над моей фермой?
- Конечно, - сказал я, - только покажите куда вам хочется полететь,сэр.
Я выгрузил из передней части постель, ящик с инструментами и котелки, помог старику взобраться на пассажирское сидение и застегнул ремень.
- Дон, не подтолкнешь ли меня?
- Эгэ,- держа чашку с водой, он встал у пропеллера. - Что нужно?
- Зажигание и тормоза. Проверни его тихонько.
От толчка он сразу вырвется из рук.
Каждый раз, когда кто-нибудь поворачивал пропеллер Флита, он делал это слишком быстро, -и в то же время по разным непонятным причинам мотор не заводился. Но это человек провернул его так тихоньке.-словно только этим и занимался всю жизнь. Тихо щелкнул магнит, зажигание пошло в цилиндры, и старый мотор заработал совсем легко.
Дональд вернулся к своему самолету, сел и начал разговаривать с девочкой.
В реве мотора и в вихре летящей соломы мой Флит поднялся в воздух на сотни футов (если сейчас мотор откажет мы сядем в пшеницу), пятьсот футов (теперь мы можем повернуть и сесть на выгоне... - тут к западу есть выгон для коров), восемьсот футов. Я выравнивал, следуя туда, куда показывает палец деда, против юго-восточного ветра.
Три минуты лета и мы делаем круг над фермерскими постройками, сараями цвета раскаленного угля, над домом цвета слоновой кости среди зарослей мяты. Огород позади дома, где растет сахарная кукуруза, салат и помидоры.
Человек на переднем сидении смотрел из кабины вниз, когда мы кружили над фермой, в пролет между крыльями и расчалками флита.
На крылечке-яеднами появилась женщина в белом переднике поверх синего платья и помахала нам. Мужчина помахал ей в ответ.
Потом они станут рассказывать, как им хорошо было видно друг друга.
Наконец, он повернулся ко мне и кивнул, показывая, что уже довольно, спасибо, и что мы можем возвращаться.
Я сделал большой круг над городом Феррис, чтобы там знали, что можно совершать полеты, и стал снижаться по спирали, чтобы показать, где это происходит. Когда я пошел на посадку, делая крутой вираж над полем, Тревл Эйр взмыл с земли и сразу же повернул в сторону фермы, над которой мы только что летали.
Когда-то я летал в составе пятерки, и на момент у меня возникло то же напряженное ощущение...один самолет взлетает с пассажирами, в то время как другой приземляется. Мы коснулись земли с небольшим сотрясением и откатились до дальнего конца поля, недалеко от дороги.
Мотор заглох, мужчина отстегнулся от кресла, и я помог ему вылезти. Он достал из комбинезона бумажник и, качая головой, отсчитал долларовые бумажки.
- Вот это поездка, сынок!
- Мы тоже так думаем, неплохой продукт продаем.
- Это все твой друг продает.
- Вот как?
- Вот что я тебе скажу. Твой друг продал бы золу самому дьяволу.
Держу пари, разве не так?
- Почему вы так думаете?
- Из-за девочки, почему же еще. Чтобы моя внучка Сара полетела на самолете!- говоря, он следил за Тревл Эйр, кружащимся над фермой в голубой золотистой дымке воздуха.
Он говорил так, как говорит спокойный человек, заметивший у себя в саду сухую ветку, которая расцвела и покрылась спелыми яблоками. - С самого рождения эта девочка боялась высоты. Вопила. Просто была в ужасе.
Она бы скорее голой рукой схватила шершня, чем залезла бы на дерево. Не полезла бы по лестнице на чердак, даже если бы начался потоп. Девочка чудо как управляется с машинами, да и с животными неплохо, но высота - этого она избегает как чумы!
И вот смотрите, она - летит!
Он продолжал говорить об этом и о разных других случаях. Вспомнил как много лет назад такие же вот бродяги бывало залетали через Грейсберг и Монмут, как и у наших самолетов у них было по два крыла, только те выделывали черт знает что.
Я смотрел, как далекий Тревл Эйр становился все больше, как он по спирали прошел над полем на более крутом вираже, чем сделал бы я, будь у меня на борту девочка, которая боится высоты, скользнул над пшеничным полем, забором, коснулся травы и приземлился на три точки так, что дух захватило. Дональд Шимода, должно быть, уже давно летает. раз он вот так мог посадить Тревл Эйр.
Самолет подкатился и остановился возле нас, для чего не нужно было делать никаких лишних усилий. Пропеллер лихо звякнул и остановился.
И ни одной мертвой мушки на восьмиугольной лопасти.
Я вспрыгнул, чтобы помочь, на плоскость, отцепил у девочки ремень, открыл для нею дверцу передней кабины и показал ей, куда поставить ногу, чтобы не повредить обшивку крыла.
- Как тебе понравилось?
Она даже не слышала, что я сказал.
- Дедушка! Я не боюсь! Мне не было страшно, честно! Дом был как игрушечный, и мамочка помахала мне, а Дон сказал, что я боялась просто потому, что однажды я упала и умерла, и что я больше не должна бояться высоты! Я буду летчиком, дедушка.
У меня будет самолет, и я сама буду водить его и везде летать и катать на своем самолете! Можно?
Шимода улыбнулся мужчине и пожал плечами.
- Это он сказал тебе, что ты будешь летчиком, Сара?
