ИЗ «СПАРТАКА» В «СПАРТАК»
Про такие игры обычно говорят: кто забьет, тот и победит. Забить удалось нам.
Автором единственного гола стал Анатолий Ильин. Забил он красиво, хлестким ударом в нижний угол.
Англичане, будто встрепенувшись, обрушили шквал атак на наши ворота. В чем-то нам повезло - мяч дважды попадал в штангу.
Туго пришлось обороне. В центре ее был Костя Крижевский, и сражался он, что называется, насмерть. Навесные передачи шли справа и слева.
Англичане сильны в воздухе, в игре головой - это всем известно. В один из моментов Костя, прыгнув, столкнулся с нападающим головой, упал.
Его долго приводили в чувство.
Замен не полагалось, и он доиграл матч до конца. Идти с поля уже не мог - качало, и ребята его буквально внесли в раздевалку.
А когда он сел, открылась страшная рвота - симптом сильного сотрясения мозга.
Надо сказать, англичане тоже выложились в этом матче. Мы сумели погасить их пыл, измотать. Помню, как одного полузащитника мы втроем взяли в оборот.
Передавали друг другу мяч, не продвигаясь вперед. Англичанин метался между нами, наконец остановился, махнул рукой и пошел прочь.
Предстояла игра в Стокгольме со сборной Швеции. Из Гетеборга мы летели самолетом, хотя, наверное, быстрее можно было бы добраться автобусом. Рейс задержался.
Причину задержки мы не смогли выяснить, но потом все больше убеждались, что она не была случайной, как и отель, в котором разместили нашу команду в столице. Добрались мы до него глубокой ночью. Только легли, как нас разбудили звуки врубовых машин, отбойных молотков - под окнами гостиницы шли ремонтные работы.
Создавалось впечатление, что и без того измученную команду решили взять измором. Спать мы, естественно, уже не могли, а днем, в три часа, предстояла игра.
Перед тренерами встал вопрос: кого ставить на эту встречу? Может быть, резерв? Свежих, хотя и не очень опытных футболистов? Когда Гавриил Дмитриевич Качалин сказал нашим молодым, что им придется играть со сборной Швеции, некоторые побледнели, дрогнули: страшен груз ответственности.
Собрали ветеранов команды -Яшина, Нетто, меня - на тренерский совет. Качалин спросил: «Как состояние?
Устали? Понятно. Но мы все-таки остановились на вас...»
Мы всегда внимали словам Качалина. Сборная наша выступала за честь страны, защищала ее престиж.
Но не только. Мы сражались еще и за своего тренера, ради тренера. Для него стремились выигрывать, биться до последнего. Уверен, это не только мои чувства.
Гавриил Дмитриевич из тех людей, которых уважаешь безмерно, и мука мученическая его огорчить. Неудачи он переживал больше нас всех вместе взятых.
И тем не менее никогда не срывался, не вымещал на ком-то своего настроения.
Каждый футболист для Качалина прежде всего человек и уж потом - спортсмен. Гавриил Дмитриевич способен был без жалости расстаться с хорошим игроком, если он не устраивал его по нравственным соображениям.
И никогда не унижал человека за то, что тот «не тянул». Ухитрялся не задеть ничьего достоинства процедурой расставания.
Не терпел в людях грубости, хамства, зазнайства, высокомерия. Ценил обязательность, прилежное отношение к делу, товарищество.
И дух товарищества был духом сборной, которой он руководил.
Потом я не раз думал, в чем его педагогические секреты? Ничего особенного Качалин, пожалуй, не изобрел.
Все шло от личности, все было органично.
В свободные часы он любил взять в руки гитару или мандолину, любил, чтоб мы расселись вокруг и вместе что-нибудь спели. Но это было отнюдь не запланированное мероприятие.
Знал жен футболистов, умел подойти к ним, расположить к откровенности, поэтому всегда понимал, что кого волнует, что кого тревожит, и влияние на нас имел огромное.
Для меня Гавриил Дмитриевич - образец скромности.
На его семидесятипятилетие собралась старая гвардия - Андрей Петрович Старостин, Яшин, Нетто, Парамонов, Царев, Полунин и я. Скромная квартирка - а мог бы ведь устроиться пороскошней. Но у Качалиных и так хорошо.
Теплый дом, в котором уютно себя чувствуешь. Приветливая, заботливая Антонина Петровна, супруга, обращавшаяся к мужу неизменно ласково - «Гавусик».
Никто из нас не искал, что бы такое сказать, соответствующее случаю, говорили что думали.
Взял слово и Гавриил Дмитриевич:
- Мне повезло, что я работал с такими игроками, и счастлив, что в команде, которая выиграла Олимпиаду и впервые выступила на чемпионате мира, были отличные футболисты и настоящие люди.
Мы рдели от тренерской похвалы, словно вернулись в молодость. Знали, от души сказано.
Однако при всей мягкости Гавриил Дмитриевич «железно» осуществлял свою программу: высокая скорость, высокая физическая подготовка, личная инициатива игроков на поле... Специалисты в то время говорили о нашей сборной как о самой динамичной команде.
Мы способны были проводить матчи от начала до конца в предельном темпе.
Костяк сборной в то время составляли спартаковцы, и Гавриил Дмитриевич ездил со «Спартаком» на зарубежные матчи. Вспоминается встреча с «Фиорентиной» во Флоренции. Игра у нас получилась. Мы вели 4:1 и старались сбавить темп: стояла нестерпимая жара - около 40 градусов.
Через два-три дня предстояла встреча с «Миланом», так почему бы не поберечь силы? Старались подольше подержать мяч, передавая его друг другу. И вдруг слышим с тренерской скамейки голос Качалина:
- Обостряйте игру! Обостряйте!
После финального свистка подошли к нему:
- Гавриил Дмитриевич, игру-то мы уже выиграли, хотели сэкономить силы, а вы нам - «обостряйте»! Зачем?
- Ах вы, негодяи! - рассмеялся Качалин. - Да ведь мне стало жаль итальянцев. Они и так крупно проигрывают, а вы вздумали над ними поиздеваться, оставили без мяча.
Учил уважать и соперников.
Сегодня Качалин - президент клуба «Кожаный мяч». Президент всех футбольных мальчишек.
И лучшего наставника, думаю, не сыщешь.
Он всегда ставил реальные задачи. Не требовал невозможного, как некоторые тренеры, полагающие, что завышенная цель перед игрой взбодрит команду.
Тренер доверял нашему чувству ответственности и не любил, если на установке появлялись начальственные лица и пытались по-своему разговаривать с игроками.
И на чемпионате в Швеции нам помогала ровность, трезвость его характера.
- Знаю, что вы устали, но очень надо добиться победы, хотя бы с минимальным счетом, - сказал Качалин перед игрой со шведской сборной.
Тут вмешался один из руководителей делегации, горячий по натуре человек.
- О каком минимальном счете речь? Мы, помнится, громили шведов под Полтавой.
Обязаны разгромить их и сегодня! Вы устали, но постарайтесь.
За эту игру мы вас премируем.
Слова резанули, и Лева Яшин не выдержал:
- Мы приехали играть не за деньги, не за премиальные. Приехали защищать спортивную честь страны и сами понимаем, что должны сделать.
Мы приложили все возможные усилия, но ватные ноги не слушались. Опытные соперники были в лучшей форме.
Все складывалось не в нашу пользу. Ответный гол, который забил Ильин, отменили, отменили неверно, несправедливо.
Мы пытались повернуть судьбу матча - не удалось. Хозяева поля забили еще мяч и победили: 2:0.
Сейчас, по прошествии многих лет, думаю: может быть, и следовало все же сменить нас, опытных игроков, на молодых, задорных? Пять игр за одиннадцать дней, если еще учесть, что тогда не разрешались замены, - это очень много.
После поражения нас отправили домой. Воспитательная мера? Наказание?
К переживаниям из-за неудачи прибавилось чувство обиды и, я бы сказал, унижения. Уверен, негоже так поступать - проиграли, и нечего вам делать на чемпионате.
А тогда тем более, ведь телевидение в те времена еще не достигло таких высот, как сегодня. Мы не увидели ни полуфинальных, ни финальных матчей. Они стали бы огромной школой, и пребывание на чемпионате в качестве наблюдателей окупилось бы с лихвой.
Но... Мы быстро собрали вещи и отправились в аэропорт.
Самолет приземлился в Великих Луках. Долго ждали погоды. На душе тяжко.
Валентин Бубукин все пытался нас встряхнуть. Самому невесело, а так шутил и балагурил, что и мы не могли не улыбаться.
Учитывая ту ситуацию, в которой оказалась наша сборная перед выездом в Швецию, можно с уверенностью сказать: не потеряй мы трех ведущих игроков, на равных могли бы сразиться со всеми соперниками, кроме бразильской сборной. Она действительно была па несколько голов выше - блистала звездами, современной тактикой, ставшей для всех откровением.
И тем не менее мы попали в восьмерку сильнейших команд мира. Получили высокую оценку специалистов прессы. В газетах писали, что русские могут гордиться своей командой, она достойно представила на мировом параде футбол своей страны.
Может, не так уж и плохо для дебюта?
Но наше спортивное начальство не склонно было трезво и спокойно разбираться в случившемся. Всегда легче принимать волевые решения, выносить выговоры, рубить головы. Так уже было после Олимпиады в Хельсинки, когда разжаловали в «рядовые» выдающегося тренера Бориса Андреевича Аркадьева.
Короче, на нас рассердились. Хоть времена переменились и страна преодолевала тяжелые последствия культа личности во всех сферах жизни, стиль управления спортом оставался прежним.
Дров из-за него ломалось немало, и успехам он явно не способствовал.
А ведь дебют советской сборной на чемпионате мира был очень важен для развития всего нашего футбола. Ни одно состязание - ни Олимпиада, ни чемпионат Европы, ни ответственные клубные встречи - не идет в сравнение с чемпионатом мира. В нем принимают участие действительно лучшие команды планеты.
Накопленное за четыре года мастерство, тактический багаж - все выставляется на всемирное обозрение. Но борьба за достойное место на таком вернисаже требует освоения достижений мировой футбольной науки, мастерства, высочайшего напряжения, концентрации сил, всей воли.
Семь чемпионатов отшумело с той поры, и советская сборная еще пять раз участвовала в финалах мировых первенств. Не раз она повторяла результат 1958 года - попадала в восьмерку сильнейших, поднималась и ступенькой выше - в 1966 году, в Англии, оказалась в числе четырех ведущих сборных команд; и если бы не явное невезение... Что ж, на ответственном испытании все может случиться. Иногда не хватало мастерства для достижения желанной цели, иногда уводили от нее досадные оплошности и ошибки.
И всегда оставалось одно -работа. Работа и надежда.
Футбольные часы быстро отсчитают очередные четыре года - что ждет впереди?
ИЗ «СПАРТАКА» В «СПАРТАК»
Осенью 1959 года, сразу же после возвращения из Колумбии, где я повесил бутсы на гвоздик, Николай Петрович предложил мне: «А что, если ты станешь тренером нашей команды?» Тренерство, конечно, входило в мои жизненные планы, но прийти сразу в такой клуб, как «Спартак», не мечтал.
Стать наставником Нетто, Ильина, Исаева, наставником товарищей, с которыми только что был на равных -возможно ли? «Я тебе помогу, - сказал Старостин, заметив мое смятение. - Да и ребята к тебе хорошо относятся...»
Что там греха таить, игроки зачастую критикуют своих тренеров, и между собой и в открытую. Правда, мы, спартаковцы, та плеяда, в которой играл я, критиканством не отличались.
Знали одно: выкладываться на тренировках, выходя на поле, показывать игру. Строго спрашивали друг с друга.
У нас конфликтов с тренерами почти не возникало. Несогласия по тактике игры были, и футболисты тут высказывали свое мнение. Но это не портило наших отношений с Николаем Алексеевичем Гуляевым, которого мне предстояло сменить. Мы уважали его за трудолюбие, преданность делу.
А как все сложится у меня?
Случалось, меня спрашивали: легче было бы, если б стал тренером другой команды? Скорее всего нет. А впрочем, не знаю.
Я был рад, что, не успев уйти из родной команды, снова в нее возвращаюсь - не мыслил себя без «Спартака», вне «Спартака».
Игроки встретили новость о моем назначении по-доброму. Я сказал им: был вашим товарищем, им остаюсь, но с сегодняшнего дня я еще и тренер, прошу об этом помнить.
Признаете вы меня в новой роли или нет - дело времени, а сейчас начнем работать.
И как-то получилось, что я почти сразу стал Никитой Павловичем. Многие, правда, и раньше звали меня «Палыч»: были моложе. Только Игорь Нетто не мог переключиться, я остался для него Никитой, и во время тренировок обращался ко мне только по имени.
Ни в чем себе не изменял. Но форма обращения - дело, как говорится, десятое.
Невольно оглядывался на тренеров, с которыми мне довелось работать, видел их уже по-новому, старался разобраться в стиле их отношений с игроками.
Вот близкий мне человек - Горохов. Он не был у нас старшим тренером. Может быть, ему не хватало для этого эрудиции, образования, умения разговаривать с руководством, отстаивать свою точку зрения.
Но он -незаменимый второй тренер. А это как бы самостоятельная специальность в тренерском деле. Для игроков Владимир Иванович был и отцом родным, и заботливой нянькой, у которой дитя никогда не останется без призора. Непременно сам накачает мячи, протрет их влажной тряпочкой, потом вазелином, чтоб блестели, сам оттащит связку мячей на поле, хотя это не входило в его обязанности.
Не считал черновую работу зазорной.
Невысокий, крепкий. В команде его прозвали Карасиком - за сходство с одним из героев фильма «Вратарь».
Работать готов был сутками, с утра до темна.
На следующий день после игры мы отправлялись в Сандуновские или Центральные бани. Баня входила в комплекс восстановительных мероприятий, и Владимир Иванович лично парил всю команду, каждого обхлопывал веником.
Нужно было помассировать - массировал.
Абрам Христофорович Дангулов - полная ему противоположность. Человек высокой культуры, педант.
Почти со всеми на «вы». По натуре довольно замкнут. С игроками одинаково ровные отношения.
Правда, о некоторых ребятах проявлял особую заботу. Иногда самым неожиданным образом. Как-то в Тарасовке долго и задумчиво смотрел на Володю Агапова.
Володя пришел к нам пареньком щупленьким, и Дангулов давал ему особые упражнения, чтобы он набирался силы, наращивал мышцы. И тут тренер, наверное, оценивал, пошли ли впрок его заботы. Вдруг решительно направился к яме около стадиона и исчез в ней.
Через некоторое время показался с огромным автомобильным колесом; Агапов, разгадав тренерский замысел, тотчас кинулся к краю поля и залег в траву - спрятался. Абрам Христофорович растерянно озирался:
- Володя, Володя! Где Володька?
Пришлось Володе обнаружить себя. Дангулов подошел к нему и сказал со своим характерным южным «г»:
- Агапов, поработайте на силу.
Наши тренеры хорошо дополняли друг друга. Горохов обращался с игроками почти как с равными. Ему было всего тридцать шесть лет, и только нам, двадцати-двадцатипятилетним, он мог казаться уже немолодым.
Утром вбегал в комнату: «Вставайте, давно невесты у ворот, на зарядку!» - и сбрасывал со всех одеяла.
52
Дангулов же соблюдал дистанцию. Был сдержан, никогда не повышал голоса, хотя в футболе предостаточно ситуаций, которые могут вывести из равновесия любого. Только однажды... Мы тогда проиграли несколько матчей подряд - никак не шел мяч в ворота, и все тут!
Приехали в Киев и потерпели очередное поражение. Абрам Христофорович ходил, ходил по раздевалке и вдруг как двинет ногой фибровый чемоданчик Олега Тимакова под лавку: «Да вы, в конце концов, будете забивать, негодяи?»
Первым, кто гомерически захохотал от не соответствия столь бурной реакции с привычным образом, привычной галантностью нашего тренера, был хозяин чемоданчика. Вслед за ним - мы все. И начали уговаривать Дангулова: «Не волнуйтесь, Абрам Христофорович, прорвет нас, вот увидите».
И действительно, в следующей встрече мы буквально разгромили соперника. Может, в самом деле, именно взрыв тренера возымел действие?
Все бывает в футболе.
Николай Алексеевич Гуляев тоже, пожалуй, из педантов. Любил говорить: «Порядок бьет класс».
Дисциплинированная команда, в действиях которой нет партизанщины, может обыграть команду более высокого уровня. И тренировка у Гуляева всегда начиналась «от печки» - с пробежки, с общеразвивающих упражнений...
А еще я всегда с интересом наблюдал - издали: не довелось работать вместе - за Виктором Александровичем Масловым.
Его чтили и футболисты и тренеры, особенно молодые. К тому времени, как я произнес первую тренерскую речь, он уже успел сотворить «Торпедо»: ведь именно при нем команда заиграла комбинационно, технично.
Потом он перейдет в «Динамо» (Киев), и о команде заговорят не только у нас, но и за рубежом - она одержит ряд громких побед в международных играх.
Маслов знал футбол не по учебникам. Сам когда-то играл за «Торпедо». Не имея специального образования, как большинство тренеров моего поколения, обладал богатейшей тренерской интуицией.
Она проявлялась и в построении учебно-тренировочного процесса, и в выборе тактики игры, в выборе игроков -Стрельцова и Иванова он открыл, - во влиянии на них. Не случайно между собой футболисты звали его «дед». А еще - «профессионал». Тоже точное попадание.
Он и сам любил повторять: «Мы же профессионалы!» Открытый, душевный, очень располагал к себе. И сегодня все, кого он учил, воспитывал, говорят о нем с особой теплотой.
Немного напоминал Горохова заботой о футболистах - тоже как отец родной.
По природе своей Маслов был старшим тренером. Не отличался большой футбольной эрудицией, не знал научных терминов, но настолько тонко понимал футбол, что все мог объяснить простым разговорным языком.
К тому же, будучи волевым, сильным человеком (он и с виду - крепкий дуб), любого мог заставить работать.
Самоучки нередко кичатся, что университетов не кончали, а Виктор Александрович с уважением, я бы даже сказал, с благоговением относился к науке, к знаниям. Учились мы с ним на курсах переподготовки тренеров, сдавали экзамены, и он волновался, как школьница-отличница: покрывался пятнами, все бесконечно у всех переспрашивал.
А он же - Маслов!
В Киеве он получил широкие возможности для комплектования команды. Внес много тактических новинок.
Ввел роль опорного центрального полузащитника, называемого в то время волнорезом, разрабатывал игру без флангов, игру с двумя нападающими, насытил среднюю линию... Его команды всегда отличала высокая игровая дисциплина.
...Большим авторитетом для меня был Михаил Иосифович Якушин. Как тренера знал его по сборной.
Фигура легендарная в футболе и хоккее. «Хитрый Михей» звали его за умение играть умно, изобретательно. Не всякий тренер сразу утвердится во мнении коллег, а Якушину, мне кажется, это удалось.
И вообще ему все удавалось. Как сразу стал одним из самых заметных игроков и в футболе и в хоккее, так сразу же стал и признанным тренером, с которым все считались.
Его команда, московское «Динамо», была командой умной (под стать наставнику) и многие годы, как и ЦДКА, являлась эталоном советского футбола. В сорок пятом году «хитрый Михей» повез известную лишь в нашей стране команду в туманный Альбион, а привез оттуда всемирно знаменитый клуб с засверкавшими на мировом небосводе звездами - Хомич, Бобров, Бесков, Соловьев...
Как загремели их имена!
По характеру Михаил Иосифович полная противоположность мягкому, деликатному Качалину. Голоса, правда, тоже не повысит, но если не выполнишь его требований, так ужалит словом, что думаешь: лучше бы уж накричал.
Хотя в общем-то всегда бывал справедлив.
О якушинском остроумии и язвительности рассказывалось и рассказывается немало баек.
Будучи игроком, не корил партнера за ошибки в передачах, не кричал обычное: «Кому отдал?!», «Куда бьешь?!» Подходил и спокойно делал внушение.
- Сева, - обращался он, например, к Блинкову, - ты и я в одной команде. Мы с тобой в голубой форме. А вот эти, в белой, - наши соперники. Так ты, Севочка, один пас давай голубому, а один - белому.
Договорились?
Лев Яшин рассказывал мне, как однажды в перерыве между таймами в раздевалку вошли большие руководители динамовского ведомства. Михаил Иосифович в это время давал советы футболистам, каждому по очереди, как надо играть во второй половине. Вдруг раздались реплики высоких гостей: «А что с Мудриком?
Почему он слабо играет? Может быть, плохо себя чувствует?»
Не оборачиваясь в сторону начальства, Якушин подошел к Эдуарду Мудрику и серьезно спросил, как он себя чувствует. «Нормально», - ответил тот. Повернувшись к руководящим товарищам и приложив ладони рупором к губам - характерная якушинская манера, - доложил, что Мудрик чувствует себя нормально, и спокойно продолжал установку, а посторонние разговоры тотчас прекратились...
Но самой удивительной фигурой в тренерском корпусе был Борис Андреевич Аркадьев. Он совершил настоящий переворот, революцию в футболе.
В сороковые-пятидесятые годы не придавали значения таким понятиям, как четкая расстановка игроков, тактическая схема. Другой был конек - игра, построенная на индивидуальности футболистов, на коллективизме, на постоянном движении, маневренности, взаимозаменяемости, смене мест. И все это пошло от Аркадьева -команда ЦДКА демонстрировала такую игру. Если бы любители футбола наблюдали эту команду сейчас, то, наверное, спросили бы: «А кто такой Гринин?
Правый крайний нападающий, правый полузащитник или левый защитник?» Гринина можно было увидеть на разных позициях.
Человек большой эрудиции, интеллигент, прекрасный педагог, Аркадьев внедрил в практику принцип функциональной подготовки футболистов. Делал ставку на способность, готовность игроков поддержать высокую скорость, высокий темп на протяжении всего матча.
Даже команда «Динамо», где собрались высококлассные игроки, команда академичная, элегантная, во многом уступала ЦДКА: армейцы были лучше подготовлены физически, отличались более высокими бойцовскими свойствами. Если положить достоинства двух лучших команд той поры на чаши весов, то возникло бы равновесие.
Можно сказать, что Борис Андреевич определил интеллектуальный подход к футболу: футбол сложен, как математика, его возможности далеко не исчерпаны, здесь нужны постоянный поиск, открытия.
Тренер-мыслитель, тренер-стратег стал во многом примером, эталоном для тренеров последующих поколений. Даже в отношении к неудаче.
Скажем, после поражения иные не спят ночами, Аркадьев же обычно говорил: «Прежде всего берегите центральную нервную систему. Она вам крайне необходима.
Я после проигрыша прихожу домой, отключаю телефон, наполняю ванну теплой водой, беру книгу и полностью забываю о том, что произошло». Каждый ли так сумеет?
Подражать Аркадьеву, копировать его бесполезно. Это высота, до которой можно было лишь тянуться...
Самые разные тренеры делятся все-таки на две категории: демократы и автократы, именуемые в просторечии «диктаторами».
Горохов, Дангулов, к примеру, - демократы. Гавриил Дмитриевич Качалин - тоже.
А вот у Константина Ивановича Бескова явно выраженный авторитарный стиль, стремление воплотить во всем свою волю. У него на тренировках не поспоришь.
Став тренером, я тоже невольно должен был делать выбор. В силу моего характера, да и спартаковских традиций, мне больше импонировали демократичные отношения с игроками. Многое взял и у Качалина, и у Дангулова, и у Горохова.
Но, пожалуй, большему - педагогике, отношениям с людьми, стремлению анализировать любую ситуацию, взвешивать любое свое решение учился у Николая Петровича Старостина, очень мудрого человека.
Не руби сплеча, сначала остынь, сто раз отмерь - его правила. Могу сказать: педагогику учил по Старостину. Он, кстати, тоже от меня не открещивается, считает своим воспитанником. Все годы, что работал с ним рядом, были для меня временем постоянной учебы.
Николай Петрович способен найти хорошее, ценное в любом человеке, и я понимал, глядя на него: без этого нельзя руководить, воспитывать.
Почти пятнадцать лет был я игроком команды мастеров. Вроде бы не новичок в футболе.
Но какой же трудной оказалась новая роль!
От многого, к чему привыкли, приходилось отказываться: футбол шел вперед. И надо было поспевать за ним, заниматься самообразованием.
Как волновался перед матчами! Выйти на поле, оказывается, куда легче, чем остаться на тренерской скамье.
Все проигрываешь вместе с командой - удары по воротам, пасы, передачи, все комбинации. И неизвестно еще, где тратишь больше сил - на поле или у его кромки.
Первые тренерские шаги - постоянные сомнения, раздумья. Закончится тренировка или игра - все садятся в автобус, уезжают. Когда-то и я покидал стадион вместе с ними, после напряжения наступал отдых. Теперь после работы начиналась работа.
Один или со Старостиным и своим помощником до бесконечности анализировал только что прошедшую, пережитую игру.
