Жаботинский Л. - СТАЛЬ И СЕРДЦЕ
От автора.
Как вы стали таким?..
Как добились?..
Как достигли?..
Сколько таких вопросов приходилось мне слышать в Москве и Киеве, Берлине и Софии, Токио и Монреале, Тегеране и Мехико всюду, где случалось соревноваться и просто бывать!
Ну, что ты ответишь? Приходится коротко.
Так, мол, и так, тренируюсь, соблюдаю режим, не пью, не курю вот и... А слушатели, особенно молодежь, недовольны. Им кухню раскрой.
А как ее в разговоре раскроешь? Разве расскажешь вот так, сразу обо всех тревогах и колебаниях, поисках и находках, о работе, подобной, говоря словами Маяковского, добыче радия в грамм добыча, в год труды? О технике железной игры, непрестанно прогрессирующей, как и каждая техника на свете.
И, главное, о людях, без которых ты никогда бы не стал тем, кто ты есть, воспитателях, товарищах, друзьях...
Вот ты поднимаешься на помост и останавливаешься, словно в глубокой задумчивости, расслабив все мускулы, перед отливающей сталью и никелем штангой. А они, друзья твои
твой тренер и соратники по спорту, взволнованно следят за каждым твоим движением. Их сердца бьются в унисон с твоим, и как же учащается это биение если бы кто измерил! в тот момент, когда могучим усилием ты поднимаешь снаряд вверх!
Вот об этом бы рассказать! О твоем коллективе, о главных людях в твоей жизни!.. Мне повезло на хороших людей, с которыми сводила меня судьба на жизненном и спортивном пути. А путь этот был вовсе не сплошным подъемом в гору, как это может показаться тем, кто знает лишь цифры поднятых килограммов.
Как говорят на Украине: в жизни, как на долгой ниве, всякое случалось и блуждания проселками, и ошибки, и разочарования. И если мне удалось выйти на правильный путь и сказать свое слово в железной игре, то с тем большей благодарностью вспоминаю я теперь этих хороших людей и
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
Друзьям юности своей и славному коллективу Харьковского тракторного завода, который дал мне путевку в жизнь и большой спорт, посвящаю я эту книгу. Это, конечно, не мемуары. В тридцать лет, пожалуй, еще слишком рано обращаться к этому жанру, подводить какие-то итоги. Просто мне хотелось рассказать о том, как я стал сильным, как шел к цели, о своих товарищах-тяжелоатлетах, о памятных состязаниях и победах, встречах и впечатлениях.
И если это повествование поможет тебе, юный друг, найти путь на помост, полюбить мой трудный и привлекательный вид спорта, предостережет от каких-нибудь ошибок, я буду искренне рад.
Итак, будем знакомы!
"Тарас Бульба"и его сыновья
А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!.. Развертывается страница за страницей трогательная и веселая, героическая и печальная история храброго Тараса Бульбы и его сынов и невозможно оторваться от нее. С другой стороны стола Володька тоже прилип к книге кажется, о Дон Кихоте и лишь время от времени подтягивает поближе керосиновую лампу.
А я ее назад, к себе...
Поздняя ночь. Спит Успенка.
Мать уже несколько раз тормошила нас за плечи: время в постель.
Сейчас. Вот еще одну страничку! досадливо отмахиваемся мы и снова погружаемся в чтение. Но вот слышен голос отца:
Володька! Ленька! Сколько вам говорить? гремит он. Была команда отбой!..
Нас словно ветром сдувает из-за стола. Хотя отец нас никогда не бьет, но знаем: с ним шутки плохи.
Да и пора спать ведь утром в школу! Но я еще долго не могу заснуть.
Все думаю о мужественных и сильных запорожцах. Вот ведь люди были! А Тарас какой!.. Чем-то, право, похож на него наш отец.
И усы такие же, как на картинке, хоть он еще и молодой. И воевал тоже здорово. И сыновей двое (только я, конечно, не буду, как тот Андрий!), и силы не занимать.
Правда, биться на кулачках ему не приходилось, но как сойдутся в воскресенье на лужок недавние солдаты и начнут от нечего делать бороться против отца никто не устоит. Председатель колхоза прямо расплывается от удовольствия:
Да ты у нас, Иван Филиппович, просто чемпион!..
Да оно и немудрено; отец ведь бывший шахтер, солдат бывалый. В армии, рассказывает, и к спорту приобщился.
Борьба, гимнастика... Солнце крутил на перекладине. Поглядеть бы, что это за солнце такое!
Да в нашей Успенке и перекладины порядочной не найдешь! А то б мы с Володькой тоже попробовали. Может, и вышло бы! Да нет, пожалуй, силы маловато.
Вот кабы стать сильным! Как Тарас Бульба или как тот Саша с Уралмаша, про которого позавчера в клубе картину крутили!..
С этими мыслями засыпаю. И до самого рассвета гремит в детском сне Тарас Бульба на танке с шашкой в руках, и врассыпную бегут от него фашисты песи-головцы, как называет их наш дед, Иван Макарович Мигаль.
Дед у нас неродной когда-то взял нашего батьку-сироту за сына. Но нам с Володькой лучшего деда и не надо.
Все хлопцы завидуют мне со старшим братом, что у нас такой дед. Еще и отец с войны не вернулся, а Иван Макарович уже научил нас и плавать, и грибы собирать, и коров пасти, и даже сено скирдовать.
А потом и верхом ездить, в ночное с собою брал. Когда впервые посадил девятилетнего Володьку и меня семилетку на коней, мама и бабушка чуть не плакали:
Да где ж это видано таких на коней сажать? Да они ж поубиваются!..
(Откровенно говоря, слово поубиваются могло в одинаковой мере относиться и к всадникам, и к коням. В разоренных врагом украинских селах в последние годы войны лошади едва самих себя носили.) А дед Иван Макарович лишь усмехается нам:
Э, да что они понимают, те бабы! На то и казак, чтобы с пеленок в седло скок! А ну, давайте, хлопцы-молодцы!
Рысью марш!..
Сам неутомимый труженик, дед приучал и нас постепенно ко всякой работе. И когда доходило до дела до школьных заданий или до каких-нибудь домашних хлопот, Иван Макарович был неумолим; пока все не закончишь, гулять не пойдешь! Вспоминаю, через несколько лет, когда мы уже жили в Харькове и отец привез нас однажды летом погостить в Успенку, дед уже на другой день разбудил нас с Володькой чуть свет:
Ну, довольно святого лентяя праздновать, казаки! В колхозе страда, помочь надо.
Не забыли у себя в городе, как на поле булки растут?..
А когда мы с братом, который в то время уже увлекался гандболом, соорудили на выгоне ворота и начали с сельскими хлопцами гонять мяч с утра до вечера, Иван Макарович, хоть был и не враг спорту, поломал те ворота в щепки, чтобы ничто не отрывало ребят от работы в поле.
Такой-то был наш дед, Иван Макарович Мигаль, один из неисчислимых Мигалей, еще доныне населяющих живописное село Успенку Краснопольского района на Сумщине.
Мой тезка (но не родственник) Леня Мигаль был одним из моих ближайших друзей детских лет. Вместе с ним и другим приятелем Ваней Дячковым ходили мы в лес за грибами, ягодами и орехами, вместе смастерили деревянный самолет, чтобы спустить его с горы.
Полетел он не лучше того медведя с кручи в народной поговорке (бывает, что и медведь летает), хорошо хоть, что без пассажиров! С этими ребятами ходил я зимой на речку кататься на самодельных коньках, и они же вытянули меня, когда я однажды провалился под лед.
А потом повадились мы в кузницу. Вот где было и вправду интересно! Весело позванивали и тяжело ухали молоты, летели искры из горна, и каждый из кузнецов казался мне гоголевским добрым и сильным Вакулой, что самого черта оседлал, К тому же в кузнице было множество различных ненужных кузнецам железок, которые могли пригодиться в нашем ребячьем хозяйстве.
Доныне, бывая в селе, не могу пройти мимо сельской кузницы, чтобы не заглянуть туда, не вдохнуть терпкого запаха раскаленного железа, запаха детства...
В кузнице среди всякого железного лома нашли мы, ребята, и пудовую гирю. Кузнецы нам ее не отдали, но разрешили сколько угодно поднимать пудовик на лужку перед кузницей. И как же мы старались, тянули гирю и правой, и левой рукой, так, что на
другой день все болело от непривычного напряжения! Потом дело пошло легче, хотя выше пупа редко удавалось поднять пудовик.
Это и были мои первые в жизни состязания в поднятии тяжестей, и когда удавалось обойти Леньку или Ваньку в количестве подъемов, чувствовал я такую радость и гордость, словно мировой рекорд установил. Однажды увидел наши тяжелоатлетические упражнения мой отец.
Э, нет, хлопцы, с этой штукой вам, пожалуй, еще рано упражняться, сказал он. Давайте я вам лучше классическую борьбу покажу.
Вот это дело!
И он принялся посвящать нас, десятилетних, в тайны суплесов и двойных нельсонов, и сам был арбитром, когда мы, возясь на лужайке, отчаянно старались прижать друг друга худыми лопатками к теплой земле.
А после поднимал руку победителя и награждал его конфетой или баранкой.
Со временем к тем отцовским урокам и футбольным баталиям на выгоне с тряпичным мячом прибавились школьная гимнастика и легкая атлетика. Физкультура вскоре стала моим любимым предметом, наравне с литературой и рисованием. Рисовать я люблю и поныне, а в детстве буквально не мог увидеть чистого листочка бумаги, чтобы сразу же не изобразить на нем какой-нибудь вишневый садик возле хаты, речку-невеличку с вербами, тополями да еще с девицей Наталкой Полтавкой, идущей за водой.
Порой подобные рисунки появлялись даже на обложках арифметических тетрадей, хоть такая живопись, по правде говоря, не содействовала улучшению моих оценок по этому предмету...
Отец без всякого энтузиазма воспринимал известия о моих математических достижениях, хотя дальше угроз дать мне отведать солдатского ремня дело, к счастью, не заходило. Вообще в семье соблюдалось спокойное, ровное, хотя и требовательное отношение к детям.
Даже когда я, уже в Харькове, во время первого же выезда сломал купленный отцом нам на двоих с братом велосипед, дело обошлось для меня хорошей словесной выволочкой, и не больше.
Но и Володя, и я всегда чувствовали на плече тяжелую и ласковую отцовскую руку, которая вела нас по детству, приучала к труду, оберегала от зла. Еще и теперь так временами хотелось бы в трудную минуту пойти к нему за добрым словом и разумным советом, да вот уже три года как лежит на кладбище шахтер, солдат, кадровый рабочий Харьковского тракторного Иван Филиппович Жаботинский...
Здравствуй, Харьков!
Спортивная биография бывает не только у людей. Имеют ее и города. Причем бывает она довольно изменчивой. Словно покоряясь каким-то своим внутренним законам, перемещаются виды спорта из одного города в другой.
И эта миграция, в конце концов, изменяет удельный вес того или иного города в спортивном балансе республики, а то и всей страны.
Именно так путешествует и большая железная игра. До войны Харьков считался городом легкоатлетов, а Киев всесоюзной столицей штангистов. Именно здесь фабриковал на десятки лет вперед свои выдающиеся рекорды одержимый и упорный Георгий Попов.
Тут высоко взошла звезда 14-кратного абсолютного чемпиона страны и старшего тренера сборной СССР Якова Куценко. Тут расцвели таланты Николая Лапутина, Ефима Хотимского, Александра Донского, молодого Григория Новака и других первоклассных мастеров спорта сильных. Не без оснований утверждали тогда, что тяжелоатлетическая сборная Киева была способна в те годы победоносно состязаться с национальной сборной любой страны.
Даже Египта, с его Кадром эль Туни, Носеиром, Чамсом, и другими тяжелоатлетическими звездами первой величины 3040-х годов. Отгремела война, и, странное дело, Киев с Харьковом словно обменялись своим спортивным амплуа.
Казалось бы, никаких внешних причин к этому не было. В Киеве продолжали жить и работать выдающиеся мастера и тренеры те же Яков Куценко, Георгий Попов, Александр Донской, один из старейших в стране ветеранов тяжелой атлетики Яков Самойлович Шепелянский и другие, а центром железной игры на Украине вдруг стал Харьков, уступив Киеву пальму первенства в легкоатлетическом спорте.
В начале 50-х годов полным голосом заявил о себе могучий Федор Осыпа атлет большого таланта, не нашедший, однако, пути к мировым высотам. На XVI Олимпийских играх поднялся на высшую ступень пьедестала почета белокурый харьковский парень Игорь Рыбак ныне опытный спортивный врач, руководитель областного врачебнофизкультурного диспансера. Немного позднее уверенно завоевали звание чемпионов Европы еще два харьковчанина Марк Рудман и Хасан Яглы-Оглы.
Хорошим штангистом стал и младший брат Хасана Михаил.
И вместе с этими именами всегда звучало имя настойчивого искателя и воспитателя спортивных талантов, ныне заслуженного тренера СССР Михаила Петровича Светличного.
Забегая немного вперед, замечу, что в последние годы тяжелая атлетика на Украине нашла себе новую столицу. Ею стал Луганск. В шахтерском крае вообще всегда любили и уважали сильных людей, но такого созвездия талантов, какое теперь имеет Луганск, тут никогда еще не собиралось. Достаточно вспомнить, что во время соревнований на IV юбилейной Спартакиаде народов Советского Союза в Москве взошли на пьедестал почета четверо луганчан Николай Варава, Александр Кидяев, Юрий Яблонский и Георгий Дяченко все из спортивного клуба Заря тепловозостроительного завода имени Октябрьской революции.
Причем трое последних из воспитанников этого богатырского гнезда уже набирают в сумме классического троеборья более 500 килограммов.
500 килограммов!.. Теперь этот огромный вес, разложенный на три движения жим, рывок и толчок, уже не производит на широкие круги любителей железной игры особенного впечатления: слишком уж часто звучит такая цифра на соревнованиях крупного масштаба! В мире есть, пожалуй, уже с полсотни атлетов, показывающих такой результат.
На той же IV юбилейной Спартакиаде первым перешел этот заветный рубеж даже полутяжеловес прекрасный эстонский штангист Ян Тальтс.
Но все это теперь. А два десятка лет назад, когда паренек из Успенки Ленька Жаботинский, крепко держась за отцовскую руку, впервые шел улицами Харькова и пялил глаза на небоскреб 30-х годов здание Госпрома, площадь Тевелева, памятник Шевченко и другие чудеса большого города, никто ни в Харькове, ни в Москве, ни за границей еще и не помышлял о полутонном весе. Для советских тяжелоатлетов объектом штурма были 450 килограммов.
Ведь всесоюзный рекорд Якова Куценко равнялся в то время лишь 447,5 килограмма. Где-то неподалеку от этой суммы находился и тогдашний рекорд мира для тяжеловесов.
А впрочем, вся эта тяжелоатлетическая арифметика в ту пору не слишком волновала меня. Думал я тогда, впервые шагая по улицам Харькова, лишь о том, как буду жить тут без Успенки, без леса и речки, без сельских друзей и бабусиных вареников?
Что ждет меня в этой новой, незнакомой жизни?
И вот уже троллейбус несет нас с отцом все дальше и дальше, мимо каких-то серых громад, заводских труб, бесконечных кирпичных оград...
Ну, а это уже и наш ХТЗ, сказал наконец батько, указывая на высокие и длинные корпуса. Видел в Успенке трактора? Так тут их и производят.
На этом заводе я работаю. Тут неподалеку и жить будем...
...Недавно я снова побывал в гостях у матери. Поговорили всласть, полакомился борщом, который Ефросинья Даниловна готовит так, что ни в Париже, ни в Токио, ни в Мехико не едал ничего вкуснее. Медленно прошелся по знакомым с детства улицам поселка ХТЗ, пошуршал золотистой листвою в парке имени Маяковского, постоял задумчиво перед зданием родной 80-й школы. Долго предаваться раздумьям не дали сразу же узнали и окружили шумливые школьники...
Пошел дальше. Вот и старый клуб ХТЗ, где почти одновременно с началом школьной учебы начал я посещать художественную студию.
Вот и ты, мой первый стадион, и ты, маленький спортивный зал, где шестнадцать лет назад робко остановился на пороге, не смея войти в это волшебное царство силы...
...А вечером пришли старые друзья Юрий Федорович Манченко, Боря Кривошеев, Вася Федулов, и снова, как когда-то, наполнилась тесная мамина комната веселым говором и гитарным перебором. То и дело слышалось тут:
А помнишь?..
Как не помнить! Разве забудутся когда-нибудь дни юности, что прошумели вешними водами здесь, в поселке Харьковского тракторного, друзья давних лет, первая работа, первые тренировки, первые радости и сомнения!
...После тихой и небогатой событиями сельской жизни у меня буквально глаза разбежались. Посудите сами! В Успенке кино раз в неделю, а тут каждый день и в клубе, и в кинотеатрах. А их в Харькове столько, что, пожалуй, за месяц все не обойдешь!
Рядом с кинорекламой яркая афиша цирка.
Прямо на тебя скачут на лихих конях джигиты Кантемировы и подбрасывает огромные гири (раз в десять большие, чем та, успенская) русский богатырь Николай Жеребцов.
Но цирк далеко, в центре города, а стадион ХТЗ он вот здесь, за несколько кварталов. К тому же деньги на цирк у отца не всегда выпросишь, а на стадион он сам посылает:
Уроки сделал? Ну и нечего тебе возле дома околачиваться.
Иди на стадион, погляди, как там другие хлопцы спортом занимаются. Дело хорошее!
Что и говорить! Любо-дорого посмотреть, как стремительно разрывают грудью воздух неудержимые бегуны, как, презирая земное тяготение, взлетает над планкой на уровне второго этажа прыгун с шестом, как от могучего толчка парня далеко летит тяжелое ядро и как точно попадают мячом в кольцо гиганты-баскетболисты...
Вот бы и мне так!.. Но что именно?
Чем заняться? Хорошо бы баскетболом! Вымахал я так, что в классе на уроках физкультуры всегда на правом фланге стою.
А для баскетболиста рост первое дело! А может, лучше за прыжки взяться? Или ядро толкать?..
А то есть еще фехтование. Нет, не такое, как это мы с ребятами на деревянных шпагах деремся, а настоящее. Как в Трех мушкетерах, что я недавно прочитал.
Живет у нас в Харькове такой Петр Антонович Заковорот. Он еще в 1900 году чемпионом мира был. А теперь других фехтованию обучает.
Говорят, есть у него в учениках и такие ребята, как я... Ну, может, немного старше...
А быть может, унаследовать отцовское увлечение классическую борьбу? Нет, пожалуй, лучше всего бокс! Боксер он и борца, и фехтовальщика, и кого хочешь всегда побить может. Идешь вот так себе школьным двором и привяжется к тебе опять тот здоровяк Гришка из седьмого б, а ты ему раз-раз! и готово!
Больше приставать не будет! Нет,
бокс это-таки дело! Только б подрасти скорей, чтоб в секцию приняли!
А пока можно бегом заниматься, в баскетбол играть, ну и, конечно, в футбол...
Выбор спортивного призвания мало чем отличается от выбора профессии. Иной не год, не два блуждает кругом и около, пока не выбьется на свой мигастральный путь.
Особенно если природные данные дают возможность пробовать свои силы во многих видах спорта. Природа не обделила меня ростом, а это уже само по себе чего-то стоило.
Но настоящее начало моего спортивного пути совпало с первыми шагами на пути трудовом. Остались позади восемь классов той же 80-й школы, и на вопрос отца, буду ли учиться дальше, я твердо ответил:
В вечерней. Хочу работать.
Ну, конечно, на ХТЗ!..
И вот, едва сдерживая душевное волнение, впервые вхожу я уже не школьником-экскурсантом, а рабочим-тракторостроителем (пусть и учеником) в проходную прославленного завода... Я и теперь, приезжая в Харьков, неизменно прихожу сюда и всегда с особенной теплотой вспоминаю тот первый раз. Вот и сегодня сидим мы с друзьями в маминой комнатке, тихо звучат струны старенькой гитары, и сами рвутся из сердца слова издавна любимой песни:
Я не хочу судьбу иную,
Мне ни на что не променять Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня...
Вспоминается давний день, первый день в котельно-монтажном цеху. Мне повезло моим учителем стал один из лучших токарей цеха Михаил Владимирович Зобарев.
Стараюсь изо всех сил, и вскоре Зобарев говорит, что еще немного, и я смогу уже работать самостоятельно. Станок ДИП-200 освоил неплохо и скорость резания приличная, и детали мне уже доверяют сложные. Точим мы сейчас золотники для вентилей газопровода
это уже работа по третьему разряду... Вот мне уже и присваивают этот разряд...
Нет, мне-таки везет на хороших людей! На меня обратил внимание Юрий Федорович Манченко.
Он мастер и парторг нашего котельно-монтажного, а кроме того, еще и один из лучших спортсменов завода и вот ведь удача! общественный тренер секции боксеров.
Веселый и общительный, Юрий Федорович умеет быть, однако, серьезным и требовательным. В цеху его любят все, а молодые спортсмены те просто души в нем не чают. Еще бы!
Манченко под тридцать, а он продолжает выступать в легкоатлетических соревнованиях метает молот и на ринге отличный боец. Сколько возится со своими боксерами, и где у него только время берется для них?
Да, этот научит, если, конечно, захочет принять в секцию. И я после долгих колебаний
подхожу к Манченко.
А чего ж? мерит он критическим взглядом всю мою нескладную, долговязую фигуру. Шестнадцать лет, говоришь? А вес?
Ого, семьдесят пять Неплохо. Еще немного каши поешь и в тяжелый вес! А он нам во как нужен! А ну-ка покажи руки!
Ничего, силушка, видать, есть. А вот торс и ноги слабоваты.
Ну да это дело наживное, выправим...
Какая радость! Я уже занимаюсь в боксерской секции! Сегодня даже выходил на ринг с Почиваловым. Правда, он килограммов на пятнадцать легче, чем я, но ведь имеет разряд.
Загонял меня Почивалов изрядно, но и я его зацепил правой сверху...
Нет, и вправду все складывается как нельзя лучше.
Вот-вот получу четвертый разряд считай квалифицированный токарь. Комсомольцы поручили стенную газету оформлять, и газета всем нравится.
Со спортом тоже все в порядке. Юрий Федорович доволен. Да и в легкоатлетическом секторе я ведь и туда хожу на днях толкнул ядро за 12 метров.
Это вам тоже не фунт с осьмушкой! Вот только отец донимает: почему вечернюю школу пропускаю? Ну да она от меня не убежит.
Успею еще...
Но вдруг и Юрий Федорович однажды начал стружку снимать. Говорит, бокс боксом, а школу пропускать не смей. Иначе и в секции держать не буду.
Спорт и учеба должны идти вместе. Говорил сердито, глаза колючие ну просто не узнать весельчака Манченко!
Удивительный человек Юрий Федорович! Услышишь вот такой его разговор с каким-нибудь легкомысленным молокососом типа Леньки Жаботинского и никогда не подумаешь, что это тот самый Манченко, который вчера лишь на этом же молокососе верхом ездил. Доныне вспоминает при встрече Юрий Федорович:
Эх, и лихим же ты конем был, Леня! А я ему:
Каков всадник таков и конь!
Дело в том, что в дни моих боксерских университетов Манченко придумал для укрепления ног и торса одно довольно странное на первый взгляд, но эффективное упражнение. Он начал... ездить на мне верхом.
Правда, не рысью, а шагом, но неуклонно 1200 метров три круга по стадиону ежедневно, без прогулов и выходных.
И сейчас еще не могу без смеха вспомнить один эпизод. Завершаем мы с Манченко наш обычный тур де стадион, как вдруг Юрий Федорович наклоняется к своему коню и, лукаво подмигивая карим оком, весело говорит:
А давай-ка, Леня, на улицу выедем.
Ну, я, конечно, рад стараться. Гарцуем по улице, смеемся оба, прохожие тоже усмехаются.
Проезжаем таким манером мимо какого-то высокого, двухметрового забора. И внезапно Манченко как ахнет и ко мне:
Рысью марш!
Я бегом и слышу, как сзади летит нам вдогонку пискливое женское:
А чтоб вам, хулиганы, добра не видать! Понадумали такое людей пугать, нечистый бы вас пугал!..
Случилось так, что за забором, мимо которого мы проходили, какая-то старушка кормила во дворе кур.
