И снова бой!..
Я чувствую, как постепенно овладевает мною предстартовая лихорадка. Плохо, но ничего не могу с собой поделать. Алексей Сидорович замечает мое состояние.
Он не говорит ни слова, лишь кладет мне на плечо свою широкую ладонь. В этом молчаливом жесте и успокоение, и заверение: все в порядке.
Ты можешь, ты сделаешь!
Занимают свои места почтенные судьи. Садится за стол апелляционное жюри.
Вижу много знакомых лиц президент Всемирной федерации Кларенс Джонсон, вицепрезиденты Константин Васильевич Назаров, Бруно Нюберг, Жан Дам, генеральный секретарь Оскар Стейт.
Размещаются близ штанги ассистенты. Началось!
Первым из ведущего квартета выходит на помост Гарри Губнер. Дебютант Олимпиады, он до этого несколько лет выступал в моем излюбленном толкании ядра.
Штанга была для Губнера лишь вспомогательным видом спорта. Но, даже еще не занимаясь тяжелой атлетикой всерьез, Губнер выжимал 180 килограммов и набирал сумму 500.
Что-то покажет он сегодня!?
Губнер заметно волнуется. Ответственная задача поддержать довольно-таки пошатнувшийся престиж команды США давит на него, пожалуй, не меньше, чем вес.
Выжать больше 175 килограммов Губнеру не удается, а это значит, что его шансы на призовое место катастрофически уменьшаются.
Медленно и тяжеловато выходит на помост Норберт Шеманский. Вероятно, в последний раз испытывает ветеран свою все еще громадную силу, в последний раз посягает на звание сильнейшего в мире, которое так и не посчастливилось добыть ему.
Норберт приглаживает русые, уже поредевшие волосы, и кладет руки на гриф. Вес штанги 180 килограммов.
Шеманский берет снаряд на грудь и начинает жать. Тяжело, слишком тяжело идет вверх штанга и, не дойдя до зенита, падает на помост.
Ну, вот и мои первый подход.
Ни пуха ни пера! слегка подталкивает меня в спину Алексей Сидорович.
Как много людей в этом зале! Перед такой многолюдной аудиторией мне доводилось выступать разве что этим летом в Киеве...
Но ведь там были родные стены... Да что об этом думать?!
Давай!..
Ах, как легко пошли у меня эти 180 килограммов! Как бы там дальше ни сложился жим, а стартовая площадка уже есть.
И неплохая!
Второй подход Норберта Шеманского. И снова вспыхивает сплошной красный свет на судейском светофоре. Это уже очень серьезно. Угроза нуля нависает над американским атлетом...
Словно как-то сразу сгорбившись, сходит Шеманский с помоста. Я вижу за кулисами, как дергается рот у Боба Гофмана, как он что-то сердито говорит своему фавориту.
Лишь в третьем подходе покоряется Шеманскому начальный вес.
Теперь только выходит на помост Юрий Власов. Для его первого подхода заказаны 187,5 килограмма.
Юрий привычным, известным сотням тысяч людей движением поправляет очки и без особенного напряжения берет вес.
Моя очередь. Я подхожу к тому же весу.
Надо делать все, что делает Юрий. Иначе нельзя...
Есть!
Власов просит прибавить еще 5 килограммов.
Блестяще!
У меня есть еще один подход. Взять, непременно взять!
Ох, и какая ж она тяжелая, эта штанга! Столько я еще никогда не поднимал.
А сейчас надо!
Кажется, уже все силы потратил на то, чтобы взять снаряд на грудь... А где ж взять их, чтобы выпрямить руки с ним?
Отчаянным усилием пробую сделать это и... бросаю штангу на помост.
Ничего, ничего, успокаивает меня Медведев. Твое еще впереди!
Слабое утешение. Ведь Юрий заказывает 197,5 вес мирового рекорда. А если заказал, значит, возьмет.
Он никогда не зарывается, не тратит напрасно сил, необходимых ему для последующих движений.
И вот уже громоподобно бьет в ладоши переполненный зал. Только что тут родился новый мировой рекорд, а Власов кланяется, сжимая над головой могучие руки, и благодарит зрителей.
Теперь он опережает на 10 килограммов меня и на 17,5 Шеманского. Смогу ли я преодолеть такое отставание?
Начинается второй акт богатырского поединка. Гарри Губнер тут уже не более как статист: слишком сильно отстал он, чтобы рассчитывать на призовое место!
Шеманский осторожно начинает со 155. Еще два раза прибавляют ассистенты по два 2,5килограммовых блина, и американец покидает помост с результатом 165.
Я беру 160. Начальный вес Власова 162,5.
Он быстро подходит к штанге, делает подсед и, не успев выпрямиться, бросает снаряд за спину и падает сам...
Как один человек, ахнул огромный зал. Юрий поднимается, идет за кулисы и успокаивающим движением руки останавливает метнувшихся ему навстречу товарищей: все будет в порядке.
Я заказываю для второй попытки 167,5 и фиксирую этот вес. Второй подход Власова.
Снова залегает в зале настороженная тишина. И снова неудача!
Зрители взволнованы. Я вижу, как тревожно переглядываются Воробьев и тренер Власова Сурен Богдасаров.
Еще один такой срыв и Юрий потеряет все!..
А он внешне все так же спокоен. Разве что немного чаще поправляет очки и немного дольше, чем обычно, натирает ладони магнезией.
Вот Власов снова на помосте, снова наклоняется к снаряду. Ну наконец-то!
Итак, я все-таки отыграл 5 килограммов. А быть может, удастся и вовсе ликвидировать разрыв? Ведь у меня есть еще один подход...
И как-никак рывок это ведь мое коронное упражнение!
Алексей Сидорович одобрительно кивает головой: давай!
На штанге 172,5. Стоит взять их и я вновь мировой рекордсмен.
А, черт побери!.. Тяжелое падение неподнятого снаряда, и я, раздосадованный, спешу за кулисы.
Теперь, как обычно, все решит толчок... Но что это?
Никто не готовит штангу к последнему движению, а Юрий, обменявшись несколькими словами с Богдасаровым, снова выходит на сцену.
Значит, четвертый подход. Неужто после того, как едва покорились ему 162,5 килограмма, он замахнется на мировой рекорд?
Сделает то, что сейчас не удалось мне?
Смелость всегда импонирует зрителям. И авансом летят аплодисменты навстречу Юрию.
Что ж, он из тех, кто всегда отрабатывает авансы.
Короткое, напряженное мгновение... Кажется, одно сердце бьется сейчас в груди у тысяч людей...
Взял!
И тишина раскалывается рукоплесканиями и криками на всех языках. Но нам слышнее всего приветствия Мо-ло-дец!, летящие с трибуны, где сидят советские туристы.
Мне, неудачнику, остается утешаться лишь тем, что рекордный результат в зачетную сумму не входит.
Толчок. Уже несколько часов продолжаются соревнования.
Пока не дойдет очередь до лидеров, можно немного отдохнуть и собраться с мыслями, рассыпанными, как магнезия в вазах, которым придана форма цветов. Один из журналистов довольно образно написал, что из этих цветов на зеленом ковре, напоминающем травяной покров, словно черпают волшебную силу руки атлетов.
Улегшись на кушетку и накрывшись легким одеялом, я думаю о родном доме, о Рае, Русике. Они давно уже спят в этот поздний под нашими широтами час.
А утром радио принесет им весть о результатах этого трудного и долгого поединка. Порадует или огорчит? Э, да что там загадывать!..
Кто-то из наших ребят вчера напомнил смешной афоризм бравого солдата Швейка: Пусть будет, как будет, потому что как-нибудь да будет, и никогда еще не было, чтоб как-нибудь да не было! Нечего сказать, хорошенькое утешение! Нет, не улежать мне на этой жесткой кушетке. Я встаю и делаю несколько разминочных упражнений со средним весом.
Надо собраться. Настает мой час!..
Уже закончил свое выступление Гарри Губнер. Уже Норберт Шеманский взял в последнем подходе 192,5 килограмма, набрав сумму 537,5. Давно ли такая сумма была пределом мечтаний?
А теперь с нею больше чем на бронзу нечего и рассчитывать.
Итак, золото уже безусловно будет нашим, советским. То, что запланировал для нас с Юрием Аркадий Никитич Воробьев, вырабатывая тактику командной борьбы в нашей весовой категории, осуществлено.
И тренер больше не вмешивается в наши действия. Теперь мы вдвоем, только вдвоем будем разыгрывать золотую и серебряную медали. Чьими ж будут они?..
Медведев заказывает для моего первого подхода 200 килограммов. Я слышу, как диктор объявляет об этом ломаным русским языком. О, это уже что-то новое!
До сих пор все объявления делались только по-японски и по-английски. Хорошая примета!
Начальный вес беру довольно легко. И с такой же легкостью Власов фиксирует 205 килограммов.
Снова пролег меж нами десятикилограммовый рубеж. А Юрий уже готовится ко второму подходу. Старательно и неторопливо натирает магнезией руки, грудь, шею, подошвы ног...
И вот берется за гриф снаряда. Я уже не вижу, что делается на помосте, но вспыхивают аплодисменты в зале, и мне все понятно: взял! Что же делать мне? Подойти к этому же весу и попробовать снова сократить до 5 килограммов дистанцию между мною и Власовым?
А дальше что будет?
А может...
Ну как, справишься? тихо спрашивает Алексей Сидорович, и я понимаю: мы думаем об одном.
Попробую, отвечаю хриплым от волнения голосом, и Медведев просит поставить на штангу 217,5 килограмма.
Вот она, вся тяга земная, которую носил с собой в суме переметной былинный богатырь Микула Селянинович! На что же ты замахиваешься, бедняга?
Ведь такого веса еще никто и никогда в мире не поднимал!
И я не поднимаю. Едва оторвав штангу от помоста, бросаю этот страшный груз и убегаю прочь...
В первых же интервью после окончания Олимпиады кое-кто из слишком проницательных газетчиков говорил мне:
Ну, признайтесь, ведь вы могли взять этот вес во втором подходе? Это была ваша тактика, не так ли? Вы просто хотели усыпить бдительность Власова, заставить его пойти на меньший вес, а уж потом...
О, это было очень предусмотрительно и хитро!..
Если кто-нибудь и теперь думает так, я повторю то, что сказал тогда: чепуха! Ну как можно на соревнованиях такого масштаба и накала терять подход, предпоследний подход, ставить на карту все во имя какой-то глупой тактики?! При такой хитрости легче всего перехитрить самого себя. Да, я был готов взять этот вес, но за время между двумя подходами Власова несколько остыли мышцы, которые и не справились с рекордным весом.
И пока на помосте Юрий Власов совершал свою третью безуспешную попытку, я старательно разминался. Такова правда об этом обросшем тиною выдумок и сплетен эпизоде...
Вот и настает финал почти семичасового акта олимпийской борьбы тяжеловесов. Я остаюсь один на один с непокоренной штангой. Вот лежит она, эта гора металла, готовая вмиг взбунтоваться, едва я попробую стать ее властелином.
А стоит ли пробовать? Стоит ли класть на одну чашу весов 217,5 килограмма стали, чтобы на другую лег почти невесомый кружок олимпийского золота?..
Но если я скажу не стоит, то, значит, к черту все эти девять лет борьбы с металлом! Значит, всю свою сознательную жизнь я гнался за химерой и спорт вообще не мое призвание!
Но все эти мысли пришли ко мне позже, когда все уже было кончено. А тогда, в азарте борьбы, я вряд ли был способен рассуждать так логично и глубокомысленно.
Просто знал: надо взять! А если не попытаюсь, то никогда самому себе этого не прощу!
И я выхожу на помост, совершаю обычный ритуал у жертвенной чаши с магнезией, туже затягиваю пояс, словно солдат перед смотром, и кладу натруженные ладони на еще теплый от рук Юрия гриф. Слышу только напряженное дыхание зала и тихое стрекотание кинокамер.
Р-раз! Штанга уже на груди.
Ну, теперь толкну! Толкну или копейка мне цена!
Копейка, а не золото!..
И я толкаю! Вот уже и выпрямлены вверх руки.
Три секунды!.. Только б удержать!..
Только б...
Я не слышу команды судьи. Горный обвал рукоплесканий обрушивается на меня.
А я еще не верю. Еще держу над головой стальную громадину, словно окаменелый...
Все! Сбылось! Покорным, ласковым зверем лежит снаряд у моих ног, а я все еще не понимаю, что произошло, и только улыбаюсь счастливо и растерянно, внимая разноязыким восклицаниям: ура!, банзай!, вива!, хох!.
Да неужто это правда? Неужто я олимпийский чемпион?.. Неужели набрал 572,5 килограмма в сумме?.. Снова и снова сжимаю над головою руки в знак благодарности всем этим милым людям, что так приветствуют меня.
А потом попадаю в переплет и, изрядно помятый, выхожу из объятий товарищей. Подходит Власов, крепко жмет руку:
Поздравляю! Не думал, что ты возьмешь...
Спасибо, Юрий! Спасибо за науку, за пример!
И вот мы уже стоим втроем я, Власов и Шеманский на пьедестале славы. Звучит твой гимн, Родина, и медленно поднимается ввысь наш гордый, победоносный стяг...
Вот оно, счастье!
И снова бой!..
Правду говорят: слава тяжелее штанги! Едва вырвался из окружения репортеров и любителей автографов. Насилу добрался до своего коттеджа, где жили мы втроем с Рудольфом Плюкфельдером и Владимиром Каплуновым.
Утомленный до предела всеми переживаниями этого навеки памятного для меня вечера, свалился на кровать, выжатый как лимон, и проспал почти до полудня.
Разбудили меня ребята, принесшие целый ворох утренних газет, где во всех деталях описывались вчерашние соревнования. Тот, кто не видел поединка Власова и
Жаботинского, не видел Олимпиады, писала одна из них.
Утром первый же визит к моей спасительнице Зое Сергеевне Мироновой. Принес ей все полученные вчера цветы...
Олимпиада финиширует. Последние старты, последние решающие встречи.
И вот уже подводятся итоги двухнедельной напряженной борьбы под олимпийскими кольцами. Не все удалось нашим олимпийцам. Были и досадные проигрыши, и неожиданные потери.
Но и завоевано много. Все сделали что могли, соревнуясь за честь своей Родины, во славу спорта.
И на торжественном вечере, посвященном чествованию наших олимпийцев, среди других чемпионов был вручен и мне значок заслуженного мастера спорта Советского Союза.
И еще одной большой чести был удостоен я в эти дни. На параде закрытия XVIII Олимпийских игр я пронес по дорожке Национального стадиона государственный флаг Страны Советов.
А когда завершили свое шествие знаменосцы, поле стадиона расцвело всеми оттенками радуги. С цветами и флажками в руках на него вступила многотысячная интернациональная колонна. Плечо к плечу шли спортсмены 94 стран, слившись в единый цветистый и радостный поток.
Шли обнявшись вчерашние соперники соперники в спорте, друзья в жизни, объединенные общей идеей мира и дружбы между народами, которой так славно послужила Токийская олимпиада...
Мы прощались с японской столицей. Город, ставший близким каждому из нас, каждому устами своих жителей-тружеников сказал сердечное: Сайонара! (До свидания!).
Сайонара, Токио!.. Сайонара, друг, так гостеприимно принимавший нас в своем доме, так искренне говоривший о своем стремлении побывать в нашей стране, поклониться Ленину!
И вам сайонара, малыши-школьники, с такой сердечностью дарившие нам бумажных журавликов символ счастья и долголетия!
Сайонара, друзья!
Снова несколько часов полета на ТУ-114 и здравствуй, Родина! Уже знакомый Хабаровский аэропорт, и те же люди, которые две с лишним недели назад провожали нас в
далекое путешествие, теперь приветствуют олимпийцев с победой. Чуть ли не весь город собрался здесь, и хабаровский житель Володя Каплунов сияет от радости:
Видишь, как у нас любят спорт! Где еще найдешь таких болельщиков, как хабаровцы!
Вместе с Медведевым, Плюкфельдером, Вахониным переночевали в гостеприимном доме Каплунова, а утром продолжили путь в Москву.
Снова многолюдная встреча в аэропорту. И тут ждала меня самая радостная неожиданность.
Едва ступив с самолета на трап, я увидел в толпе встречающих мою Раю с Русланом на руках.
Москва раскрыла объятия олимпийцам. Навсегда останутся в памяти, в сердце торжественный и сердечный прием в Кремле, беседы с Алексеем Николаевичем Косыгиным, Анастасом Ивановичем Микояном, Родионом Яковлевичем Малиновским.
В тот вечер министр обороны поздравил меня с офицерским званием...
Через несколько месяцев я снова прошел широким кремлевским подворьем, вместе с другими нашими спортсменами вошел в большой зал и с невыразимым волнением принял из рук Анастаса Ивановича Микояна дорогую награду Родины орден Трудового Красного Знамени.
В те дни, впервые за много лет, я почти не тренировался. Ездил по запорожским заводам, снова и снова рассказывал о всех перипетиях олимпийских баталий, отвечал на бесчисленные вопросы. Да и в квартиру нашу не прекращалось паломничество.
Дом большой, соседей много, и все ведь болели за меня ну как тут откажешься снова и снова вспоминать о поединке с Юрием Власовым, о Валерии Брумеле, Галине Прозуменщиковой, о феноменальном абиссинском марафонце Абебе Бикиле и обо всем прочем!
Давайте уж я расскажу, а Леонид пусть немного передохнет.
Ничего, ничего, смеется Рая. Умел выступать пусть умеет и ответ держать!
Идут и к Руслану (как он подрос, мой мальчик!) все дворовые дети от трех до пятнадцати, и он показывает им отцовские награды, смешные фигурки, подаренные мне токийским учителем, и другие японские сувениры.
Ко мне приехали отец и мать, и вместе с Раиными родителями Николаем Михайловичем и Татьяной Яковлевной мы в тесном семейном кругу отмечаем мою победу. А затем я еду в Харьков.
И вот уже вхожу через знакомую проходную на ХТЗ, иду в свой котельномонтажный и попадаю в объятия Юрия Манченко, Бориса Кривошеева всех моих верных друзей.
Это ж подумать только! разводит руками Михаил Владимирович Зобарев. Ленька Жаботинский олимпийский чемпион!
И добавляет, смеясь: Что значит моя школа!.. Да, это ваша школа, дорогой Михаил Владимирович!
Школа нашего завода, всей нашей советской жизни, которая учит работать, бороться, стремиться к цели!..
В течение нескольких дней встречаюсь с тракторостроителями в цехах во время обеденного перерыва, выступаю в заводском Дворце культуры, в своей школе, институте. В этом году я наконец заканчиваю учебу.
Если удастся сдать как следует государственные экзамены, значит, будет достигнута еще одна цель...
Да, надо работать! Готовиться и к экзаменам, и к предстоящему первенству страны.
А то я уж совсем тренировки забросил! Не успеешь оглянуться, как из чемпиона в аутсайдеры попадешь! Вон Виктор Андреев (он сейчас присоединился к луганской могучей кучке) побил мировой рекорд Власова в жиме взял 198 килограммов. Да и сумма у него такая, что с нею считаться надо, 542,5...
Хватит, хватит бездельничать. За работу!
А я-таки соскучился по ней. По той тяжелой и благословенной работе с металлом, которая каждый раз вгоняет тебя в седьмой пот, но зато ведь и поднимает на седьмое небо, когда ты пожинаешь ее плоды...
Втягиваюсь в обычный ритм тренировок, и к майскому чемпионату СССР подхожу в неплохой форме.
Соревнования происходят в Ереване. Я впервые попадаю в этот южный город, любуюсь его красивыми, своеобразной архитектуры строениями из розового туфа и священной горой армян Араратом, чем-то напоминающей мне недавно виденную Фудзияму.
Ереван город славных тяжелоатлетических традиций. В один из первых дней моего пребывания здесь в двери номера гостиницы постучали:
Войдите!
Вошел большой, могучий человек с седыми висками.
Будем знакомы Амбарцумян!
Так вот он какой, этот легендарный Серго Амбарцумян! Тридцать лет назад это имя гремело по всей стране.
Амбарцумян был сильнейшим советским тяжеловесом, пока не победил его молодой Яков Куценко. Серго расспрашивает о Якове Григорьевиче, о Киеве и Харькове, где у него много добрых друзей. А тут, в Ереване, он и теперь окружен общим почетом.
В народе его называют варпет, что означает мастер. Так величают армяне лишь очень* уважаемых и заслуженных людей.
Знакомлюсь с экс-чемпионом мира Рафаэлем Чимишкяном, Рубеном Манукяном и другими известными армянскими тяжелоатлетами. Перед такими знатоками хочется выступить как можно лучше. Я выиграл соревнования с суммой 552,5 килограмма, обойдя на 12,5 Виктора Андреева.
Бронзовым призером стал Станислав Батищев. Этот студент Криворожского горнорудного института прогрессирует от соревнования к соревнованию.
Он и сейчас еще далеко не сказал своего последнего слова в железной игре.
Гостеприимные армяне сердечно приветствуют победителей.
По народному обычаю нам преподносят корзины с цветами и виноградом. Как писал некогда Максим Рыльский:
Цветы и виноград!
Прекрасное с полезным!..
Едва успеваю немного отдохнуть от ереванского первенства, как в двери уже снова стучится муза дальних странствий. И с какой приятной вестью! Мне предлагают ехать в Париж для участия в соревнованиях в честь 60-летия Французской тяжелоатлетической федерации.
Напевая песенку Ива Монтана о Больших Бульварах, укладываю чемодан... И вот уже вижу их воочию, Большие Бульвары, Елисейские поля, Триумфальную арку, Собор Парижской Богоматери и все другие парижские чудеса, о которых столько слышал и читал.
Вместе с моим спутником, мировым рекордсменом в полутяжелом весе волгоградцем Анатолием Калиниченко, с утра до вечера осматриваем чудесный город, долгие часы бродим по залам Лувра, в немом восхищении останавливаемся перед шедеврами мирового искусства.
В федерации Жан Дам представил нас пожилой даме с большими черными, совсем еще молодыми глазами. Это вдова Шарля Ригуло знаменитого французского тяжелоатлета 2030-х годов.
Мадам Ригуло живо интересуется спортивной жизнью в Советском Союзе, расспрашивает о своих давних знакомых Куценко, Шатове, Воробьеве. Да и вообще, где бы мы ни бывали в Париже, нам приходилось без конца рассказывать о нашей стране, нашем спорте.
Во время посещения Сорбоннского университета любознательные студенты заставили нас провести едва ли не целую пресс-конференцию. Разговор вышел далеко за пределы чисто спортивных вопросов и нередко прерывался аплодисментами и восклицаниями:
Вив ля Совьет!
Побывали мы и в Высшей школе физической культуры. Тут разговор с преподавателями и студентами был уже специальный расспрашивали о советской системе физического воспитания, об особенностях наших тренировок. Популярность физкультуры и спорта во Франции огромна.
Недаром ведь именно здесь родилась выдвинутая великим гуманистом Пьером де Кубертэном идея возрождения олимпийских игр.
Уже установилась такая традиция, что советские спортсмены, находясь во Франции, непременно посещают редакцию Юманите. Побывали и мы там, Юманите широко и квалифицированно освещает спортивную жизнь. Кому не известны проводимые каждую весну кроссы Юманите, в которых вот уже столько лет неизменно побеждают советские бегуны! В редакции нам показали старый фотоснимок, на котором изображены наши старшие товарищи Яков Григорьевич Куценко и Аркадий Никитич Воробьев вместе с одним из основателей газеты, выдающимся деятелем коммунистического движения Марселем Кашеном.
Этот снимок сделан в 1950 году. Сфотографировались и мы вместе с сотрудниками редакции на добрую память.
Познакомились мы с еще одной, правда мало кому известной, парижской газетой. Как-то к нам подошел высокий старый человек атлетического вида и отрекомендовался:
Александр Красовский. Спортивный обозреватель Русских новостей.
Мы невольно насторожились: белоэмигрантская газета! Такое знакомство, казалось, не обещало ничего хорошего.
Но это была ошибка. Газета и в самом деле была эмигрантской, но белого в ней ничего не осталось. Давно уже произошло расслоение среди русской эмиграции в Париже, и лишь жалкая кучка престарелых монархистов продолжает питать свои последние дни лютой злобой против Советского Союза.
Абсолютное же большинство бывших белоэмигрантов, не говоря об их детях и внуках, давно смотрит по-новому на нашу страну, восторгается ее великими свершениями, гордится ее всемирной славой, Многие из них в послевоенные годы получили советское подданство.
