Религия, как противовес массовому сознанию
Как социальная единица, личность утрачивает свою индивидуальность и становится простой абстрактной статистической величиной. Она может играть только роль легко заменяемой и совершенно незначительной детали.
Если на нее смотреть со стороны и рационально, то именно этим она и является, и с этой точки зрения совершенно абсурдными будут рассуждения о ценности или значении индивида. И в самом деле, вряд ли можно себе представить, как у человека может быть индивидуальная достойная жизнь, если истинность прямо противоположного утверждения ясна, как божий день.
Если смотреть на индивида с этой точки зрения, то его значение действительно уменьшается, и любой, кто захочет оспорить это положение, быстро обнаружит нехватку аргументов. Тот факт, что индивид ощущает себя самого или членов своей семьи, или близких друзей значительными личностями, только подчеркивает несколько комичную субъективность его ощущений. Ибо, что значат несколько людей по сравнению с десятью тысячами или сотней тысяч, не говоря уже о миллионе? Мне вспоминается глубокомысленное высказывание одного моего приятеля, с которым мы застряли в огромной толпе.
Он тогда неожиданно воскликнул: Вот тебе самое надежное основание для неверия в бессмертие: вся эта куча народу хочет быть бессмертной!
Чем больше толпа, тем ничтожнее индивид. И если индивида переполнит ощущение собственной незначительности и бессилия, и он почувствует, что его жизнь утратила смысл - который, в конце концов, не тождественен благосостоянию общества и высокому уровню жизни -значит он уже близок к тому, чтобы стать рабом Государства и, сам того не желая и не подозревая, его горячим приверженцем. Человеку, взгляд которого обращен только во внешний мир, и который съеживается при виде больших батальонов, нечего противопоставить той информации, которую ему сообщают его органы чувств и его разум. Именно это сейчас и происходит: мы все заворожено преклоняемся перед статистическими истинами и большими числами; нам ежедневно сообщают о ничтожности и тщетности индивидуальной личности, если она не представлена и не персонифицирована какой-либо массовой организацией.
И наоборот, те персонажи, которые с важным видом расхаживают по мировой сцене и голоса которых доносятся до всех и каждого, некритически мыслящей публике представляются вознесенными наверх на волне какого-нибудь массового движения или общественного мнения. Поэтому толпа либо аплодирует им, либо проклинает.
Поскольку здесь доминирующую роль играет массовое мышление, то нет уверенности в том, выражают ли эти люди свое мнение, за которое они несут персональную ответственность, или же они являются всего лишь рупором, выражающим мнение коллектива.
В таких условиях вряд ли можно удивляться тому, что индивиду все труднее сформировать мнение о самом себе, и что ответственность стала максимально коллективной, то есть индивид снял ее с себя и делегировал коллективу. Таким образом, индивид все больше и больше становится функцией общества, которое, в свою очередь, узурпирует функции носителя реальной жизни, хотя, на самом деле, общество есть ни что иное, как абстрактная идея, вроде идеи Государства. Обе эти идеи овеществлены то есть стали автономными.
Государство, в особенности, стало полуодушевленным существом, от которого все всего ждут. На самом же деле, оно - это всего лишь камуфляж для тех индивидов, которые знают, как им манипулировать.
Так что конституционное Государство сползает в примитивную форму общества - форму коммунизма первобытного племени, где каждый является субъектом автократического правления вождя или олигархии.
Религия, как противовес массовому сознанию
Чтобы дать полную волю этой фикции суверенного Государства - иными словами, прихотям манипулирующих ею вождей - все социополитические течения, движущиеся в этом направлении, неизменно пытаются выбить почву из под ног религии. Ибо, чтобы превратить индивида в клеточку Государства, необходимо сделать так, чтобы он полагался только на государство и ни на что другое. Смысл религии заключается в том, что человек полагается на иррациональные факты и подчиняется им.
Эти факты не относятся впрямую к социальным и физическим условиям; в гораздо большей степени они касаются психической позиции индивида.
Но занять какую-либо позицию по отношению к внешним условиям можно только в том случае, если за пределами этих условий существует некая контрольная точка. Религия предоставляет (или претендует на это) такую точку, тем самым давая индивиду возможность высказывать суждение и принимать решение. Она создает резерв против реальной и неотвратимой силы обстоятельств, перед которой беззащитен любой человек, живущий только во внешнем мире и не имеющий никакой другой почвы под ногами, кроме тротуара.
Если кроме статистической реальности не существует никакой другой, то тогда сила, авторитет, власть тоже существуют в единственном числе. Значит существует только одно условие, а раз никакого противоположного условия нет, то суждение и решение являются не только излишними, но и невозможными.
Тогда индивид просто не может не стать статистической единицей и, значит, клеточкой Государства или любого другого абстрактного принципа порядка.
Однако, религия говорит о существовании силы, авторитета, власти, противостоящих аналогичным мирским вещам. Доктрина зависимости индивида от Бога предъявляет к нему такие же претензии, как и мирская доктрина. Бывает и такое, что абсолютность этих притязаний отчуждает человека от мира точно так же, как индивид отчуждается от самого себя, когда поддается коллективному мышлению.
Как в первом, так и во втором случае, он может лишиться своей способности высказывать суждение и принимать решение. Религия откровенно стремится к этой цели, если только не приходит к компромиссу с Государством. Если такой компромисс имеет место, то я предпочитаю называть ее уже не религией, а вероисповедованием.
Убеждения являются выражением определенной коллективной веры, в то время, как слово религия выражает субъективную связь с определенными метафизическими, внеземными факторами. Убеждения являются символом веры, предназначенным, главным образом, для мира в целом и потому представляют собой чисто земную вещь, в то время, как смысл и цель религии заключаются в связи индивида с Богом (христианство, иудаизм, ислам) или в движении к спасению и освобождению (буддизм).
Из этого основополагающего факта вытекает вся нравственность, которую, при отсутствии ответственности индивида перед Богом, нельзя было бы назвать иначе, как обычной моралью.
Поскольку компромиссы с мирской действительностью существуют, то вероисповедования считают своим долгом предпринять основательную систематизацию своих взглядов, доктрин и обычаев, и в ходе этого процесса до такой степени овеществляются, что их подлинно религиозный элемент - живая связь и непосредственное сличение с внемирским - вытесняется на задний план. Отдельное вероисповедание измеряет ценность и значимость субъективных религиозных отношений по стандартам традиционной доктрины, и если эти стандарты не особо соблюдаются, как в протестанстве, сразу же начинаются разговоры о ханжестве, сектанстве, эксцентричности и тому подобных вещах, стоит только кому-то заявить, что его ведет воля Божья.
Вероучение соединяется с официальной Церковью или. по крайней мере, они создают общественную организацию, членами которой являются не только истинно верующие, но и огромное количество людей, о которых можно сказать, что они безразличны к религии и связаны с ней только силой привычки. Здесь разница между вероучением и религией становится вполне осязаемой.
Стало быть, следование вероучению не всегда представляет собой религиозное явление, гораздо чаще это явление социальное и, как таковое, не может дать индивиду никакой прочной основы. Чтобы иметь прочную почву под ногами, индивид должен полагаться исключительно на свою связь с силой, не принадлежащей к этому миру. Здесь критерием является не заявления о наличии убеждений, а психологический факт того, что жизнь индивида определяется не только эго и его мнением, или социальными факторами, но в равной, если не большей степени и трансцендентальной силой.
В основе свободы и автономности индивида лежат не этические принципы (какими бы возвышенными они не были) и не убеждения (пусть даже самые твердые), а всего лишь простое эмпирическое осознание, непередаваемое ощущение очень личной, взаимной связи между человеком и внеземной силой, которая действует, как противовес миру и его разуму.
Эта формулировка не понравится ни человеку толпы, ни стороннику коллективной веры. Для первого, политика Государства является главенствующим принципом мышления и действия. Человек толпы видит перед собой только эту цель и признает за индивидом право на существование только в том случае, если последний является клеточкой Государства.
С другой стороны, верующий , хоть и признает, что находится в нравственном и фактическом долгу перед Государством, но придерживается убеждения, что не только человек, но и повелевающее им Государство является подданным Бога, и что в спорных случаях последнее слово остается за Богом, а не за Государством. Поскольку я не расположен высказывать какие-либо метафизические суждения, я оставлю открытым вопрос о том, является ли мир, то есть феноменальный мир человека и, стало быть, природа вообще, противоположностью Богу или нет.
Я могу только указать на тот факт, что психологическое противостояние между этими двумя царствами ощущений не только подтверждается в Новом Завете, но и вполне определенно проявляется в наше время в отрицательном отношении диктаторских Государств к религии и в отрицательном отношении Церкви к атеизму и материализму.
Если человек, будучи существом общественным, не может долгое время существовать в отрыве от общества, то и для индивида истинным оправданием его существования и его духовной и нравственной автономности является только внеземной принцип, способный релятивизировать всемогущество внешних факторов. Личность, корни которой не уходят в Бога, не может самостоятельно сопротивляться физическим и нравственным соблазнам этого мира.
Для этого ей нужно внутреннее, трансцендентальное ощущение, которое только и может защитить ее от неизбежного растворения в массе. Обычное интеллектуальное или даже нравственное понимание тупости и нравственной безответственности человека толпы является всего лишь негативным одобрением и не более чем остановкой на пути к растворению индивидуальности.
В этом понимании отсутствует яростная сила религиозной веры, поскольку оно является обычной рациональной вещью. У диктаторского Государства есть одно очень большое преимущество перед буржуазным разумом: вместе с индивидом оно проглатывает и его религиозные силы. Государство занимает место Бога; именно поэтому социалистические диктатуры, если смотреть на них под этим углом зрения, религиозны, а государственное рабство является формой культа. Но религиозная функция не может быть устранена и сфальсифицирована без того, чтобы не дать пиши для тайных сомнений, которые немедленно подавляются, чтобы избежать конфликта с доминирующим стремлением к массовому сознанию.
Результатом, как и всегда в таких случаях, является чрезмерная компенсация в форме фанатизма, который, в свою очередь, используется, как орудие подавления малейших проявлений сопротивления. Независимым суждениям не дают хода, а нравственное решение безжалостно подавляется под предлогом того, что цель оправдывает средства, даже самые гнусные.
Интересы Государства возводятся в ранг веры, вождь или партийный начальник превращается в полубога, на которого не распространяются понятия добра и зла, а его жрецов славят, как героев, мучеников, апостолов, миссионеров. Существует только одна истина и никакой другой. Она священна и неприкосновенна.
Любой, кто думает по-другому, является еретиком, которому, как мы знаем из истории, угрожают всем набором весьма неприятных вещей. Только партийный хозяин, в руках которого находится политическая власть, имеет право толковать государственную доктрину, что он и делает к своей выгоде.
Когда под воздействием массового правления индивид становится единицей общества под определенным номером, а Государство возводится в ранг высшего принципа, то не стоит удивляться тому, что религиозная функция тоже попадает в этот водоворот. Религия, в качестве внимательного наблюдения за определенными невидимыми и неконтролируемыми факторами и принятия их в расчет, является свойственной только человеку инстинктивной позицией, проявления которой можно наблюдать на всем протяжении истории человечества. Ее очевидной целью является сохранение психического равновесия, поскольку естественный человек обладает не менее естественный знанием того факта, что функции его сознания могут в любое время спасовать перед неконтролируемыми событиями, происходящими как внутри, так и снаружи его. По этой причине он всегда заботится о том чтобы соответствующими мерами религиозного характера обезопасить любое трудное решение, которое, скорее всего, будет иметь определенные последствия для него самого и для других людей.
Невидимым силам приносятся жертвы, даются страшные клятвы и отправляются всевозможные торжественные ритуалы. Везде и во все времена существовали rites d'entrée et de sortie (Ритуалы входа и выхода (фр.) - Прим. ред.), на которые рационалисты, неспособные на психологическое прозрение, смотрели, как на магию и суеверие. Но магия, прежде всего, имеет психологический эффект, важность которого не следует недооценивать. Свершение магического действа дает человеку чувство безопасности, которое абсолютно необходимо для претворения в жизнь принятого решения, потому что решение неизбежно является несколько однобоким, а потому совершенно справедливо рассматривается, как риск.
Даже диктатор считает нужным не только сопровождать свои государственные деяния угрозами, но и обставлять их всевозможными торжествами. Духовые оркестры, флаги, знамена, парады и чудовищных размеров демонстрации в принципе ничем не отличаются от церковных процессий, канонад и фейерверков, которыми отпугивают демонов.
Только впечатляющая демонстрация мощи Государства порождает коллективное чувство безопасности, которое, в отличие от религиозных шествий, не дает индивиду никакой защиты от его внутренних демонов. Поэтому он все больше и больше будет цепляться за Государство, то есть за массу, тем самым подчиняя себя ей, как психически, так и нравственно, нанося последний штрих на картину своего обезличивания.
Государство, как и Церковь, требует энтузиазма, самопожертвования и любви, и если религия требует или предполагает страх перед Богом, то диктаторское Государство прилагает все усилия к тому, чтобы обеспечить надлежащее количество страха.
Когда рационалист направляет свой основной удар на волшебный эффект ритуала, о котором говорит традиция, то на самом деле он попадает пальцем в небо. Он упускает из виду самое главное - психологический эффект, несмотря на то, что и религия, и государство используют его в своих диаметрально противоположных целях.
Та же самая ситуация обнаруживается и при рассмотрении концепции цели религии и концепции цели государства. Цели религии - освобождение от зла, примирение с Богом, вознаграждение в загробной жизни и так далее - у государства превращаются в земные обещания освобождения от ежедневной заботы о хлебе насущном, справедливого распределения материальных благ, всеобщего процветания в будущем и более короткого рабочего дня.
Тот факт, что до исполнения этих обещаний так же далеко, как до Рая, является всего лишь еще одной аналогией и подчеркивает то, что массы переключены с внеземной цели на чисто мирскую веру, которую они исповедуют с точно таким же - религиозным рвением и фанатизмом, какие свойственны приверженцам противоположной доктрины.
Чтобы не повторяться без нужды, я не буду проводить все параллели между верованиями мирскими и не от мира сего, а удовольствуюсь привлечением внимания читателя к тому факту, что существующая изначально естественная функция, а именно такой является функция религии, не может быть отменена рационалистически мыслящими и так называемыми просвещенными критиками. Они, разумеется, могут представить содержание доктрин веры, как невозможное, и подвергнуть их осмеянию, но при этом они упускают главное и никак не задевают религиозную функцию, которая составляет основу веры. Религия, как осознанное почтение к иррациональным факторам психе и индивидуальной судьбы, проявляется (в дьявольски искаженном виде) в обожествлении Государства и диктатора:
Naturam expellas furca tamen usque recurret (Ты можешь гнать Природу вилами, но она обязательно вернется). Вожди и диктаторы, правильно оценив ситуацию, отчаянно стараются скрыть под толстым слоем грима слишком явную аналогию с обожествлением Цезаря и спрятать свою реальную власть под фикцией Государства, хотя от этого ничего не меняется. (Весной 1956 г., уже после того, как была написана эта статья, в СССР наблюдалась заметная реакция на это достойное сожаления положение вещей. - Прим. К.Г.Юнга.)
Как я уже указал, диктаторское Государство, помимо лишения индивида его прав, также выбивает почву у него из под ног в психическом смысле, разрушая метафизическую основу его существования. Нравственный выбор индивидуальной человеческой сущности больше не принимается во внимание - значение имеет только слепое движение масс, а ложь становится основным принципом политической деятельности.
Государство сделало из этого логичный вывод, о чем молчаливо свидетельствует бытие многих миллионов рабов Государства, полностью лишенных всех прав.
И диктаторское Государство, и организованная религия делают особое ударение на идее коллективизма. Это - основной идеал коммунизма, и его так отчаянно запихивают людям в глотку, что это приводит к результату, прямо противоположному ожидаемому: он дает пищу для раскола и недоверия. Церковь, для которой этот идеал имеет не меньшее значение, представляется мечтой коллектива, а там, где церковная организация явно слаба (например, в протестанстве), обидная нехватка единства заменяется верой в коллективное ощущение или надеждой на него. Не составляет труда увидеть, что коллективизм незаменим при организации масс и, стало быть, является обоюдоострым оружием.
Точно так же, как сумма многих нулей все равно никогда не даст единицу, так и ценность коллектива зависит от духовного и нравственного состояния составляющих его индивидов. Поэтому никак нельзя рассчитывать на то, что воздействие коллектива перевесит мощное влияние окружающей среды - то есть реальные и фундаментальные перемены (как к лучшему, так и к худшему), происходящие в индивидах.
Такие перемены могут быть только результатом личных отношений между людьми, а не коммунистического или христианского крещения en masse (Целиком, поголовно (фр.) - Прим. ред.), которое никак не задевает внутреннего человека. Поверхностность результатов пропаганды общины доказывают недавние события в Восточной Европе (Это фраза была дописана в 1957 г. Изд.).
Идеал общины является крупным заблуждением, поскольку не принимает в расчет индивидуальное человеческое существо, которое, рано или поздно, заявит о своих правах.
Позиция Запада по вопросу религии
Столкнувшись с таким развитием событий на двадцатом веке существования христианской эры, Западный мир оглядывается на свое наследие - римское право, сокровища иудаистско-христианской этики, корни которых уходят в метафизику, и на концепцию неотъемлемых прав человека. В тревоге он задает себе вопрос: Каким образом можно застопорить это развитие или повернуть его в обратном направлении? Ставить социалистическую диктатуру к позорному столбу, объявлять ее утопией, высмеивать ее экономические принципы, как неразумные - дело бесполезное, потому что, во-первых.
Запад высказывает свои критические замечания самому себе, его аргументы слышны только по его сторону Железного Занавеса, а, во-вторых, вы можете претворить в жизнь любые экономические принципы, которые вам по душе, если вы готовы принести связанные с этим жертвы. Вы можете провести любые милые вашему сердцу социальные и экономические реформы, если, подобно Сталину, вы можете уморить голодом три миллиона крестьян (Реальная цифра гораздо больше - Прим. перев.) и иметь в своем распоряжении несколько миллионов голов бесплатной рабочей силы.
Государству такого рода не страшны никакие социальные или экономические кризисы. Пока сила этого государства не подорвана - то есть, пока в нем имеется дисциплинированная, сытая и готовая выполнять полицейские функции армия - оно может существовать неопределенно долго и может увеличивать свою власть до немыслимых пределов.
Благодаря чрезмерно высокому уровню рождаемости, оно может произвольно наращивать количество бесплатной рабочей силы, чтобы иметь возможность конкурировать со своими соперниками и не зависеть от мирового рынка, который в значительной степени зависит от уровня зарплат. Реальная опасность может прийти только извне, в форме военного нападения.
Но возможность такого развития событий с каждым годом уменьшается, во-первых, потому что постоянно увеличивается военный потенциал диктаторских государств, а во-вторых, потому что Запад не может себе позволить пробудить дремлющий национализм и шовинизм русских и китайцев, предприняв нападение, которое даст результат, прямо противоположный ожидаемому.
Итак, пока что можно говорить только об одной возможности, а именно, о разрушении такого государства изнутри, которое, однако, должно явиться следствием его же внутреннего развития. В настоящее время любое воздействие извне не принесло бы особой пользы, принимая во внимание существущие меры безопасности и опасность националистической реакции. Абсолютистское Государство располагает армией фанатичных миссионеров, которых оно может использовать для осуществления своей внешней политики, а те, в свою очередь, могут рассчитывать на пятую колонну, которая надежно защищена законами и конституциями западных государств.
В добавок к этому, коллективы верующих, обладающие большим влиянием на местах, в значительной степени^ ослабляют способность западных правительств принимать решения, в то время, как Запад не имеет никакой возможности оказать подобное влияние на противоположную сторону, хотя у нас есть основания для предположения о наличии определенного сопротивления в странах Восточного блока. В любой стране имеются гордые и стремящиеся к истине люди, которым ненавистны ложь и тирания, но нельзя сказать, могут ли эти люди оказать решающее влияние на массы в условиях полицейского режима. (Недавние события в Польше и Венгрии показали, что это сопротивление гораздо значительнее, чем это можно было себе представить. Прим.К-Г.Юнга.)
В такой неблагоприятной ситуации люди на Западе вновь и вновь задаются вопросом: Каким образом мы можем справиться с идущей с Востока опасностью? Несмотря на то, что Запад обладает серьезной индустриальной мощью и располагает значительным оборонным потенциалом, мы не можем почивать на лаврах, потому что знаем, что даже горы оружия и самая развитая индустрия в сочетании с относительно высоким уровнем жизни не в состоянии справиться с психической инфекцией, распространяемой религиозным фанатизмом.
К сожалению, Запад пока еще не, осознал того факта, что наши, произносимые с таким энтузиазмом, призывы к высоким идеалам, благоразумию и прочим желательным качествам являются гласом вопиющего в пустыне.
