Восемнадцатый день допроса
У меня, Дмитрич, да и у каждого из Никитовских и Кривошеевских по девять хранителей будет у каждого. Мои Андрюши заботу имеют, чтобы со мной смерти случайной не вышло или еще какой оказии. Но даже случись так, что не смогут хранители тебе подмогу оказать, неужто ты думу имеешь, что кто-то из рода нашего подсоблять мне будет?
Никогда этого не случится, потому как все необходимое дано тебе родом твоим и боле никто о тебе персонально не печется. Сгинул ты никто не обрадуется, но и никто не закручинится, а выжить смог в минуту тяжкую, сдюжил так ведь и тогда никто открытку проздравительную не шлет и поклон уважительный не бьет Мы целое единое есть и в то же время каждый сам по отдельности будет, так заповедовано, так наказано, таковы Законы наши Ты только не подумай, что я могу вот так запросто людьми лихими в переулке убитым быть, иль, положим, под машину грузовую попасть насмерть Это я так, для слова красного сказал, чтоб ты, Сергей Дмитрич, меня уразумел лучше, но только не бывать такому в жизни нашей. Сами мы в царство мертвое уход делаем, когда время нужное настает, и никому другому вместо нашего не сделать смерть семю Кривошеевскому
Следователь (прищурившись): А что, Андрей Николаевич, скажешь ты мне, если сообщу я, что бумага одна на тебя из Москвы прислана, где приказ имеется расстрелять тебя в ближайшие дни за преднамеренное убийство с отягчающими обстоятельствами? А?
Стоменов: Так нет у тебя такой бумаги, Сергей Дмитрич, и не будет никогда.
Следователь (задумчиво): Верно говоришь, такой бумаги нету Но ведь прийти может...
Стоменов: Не придет, Дмитрич, как я это знаю, так и тебе это известным будет А потому меня не испытывай понапрасну, потому как сердце у меня крепкое да уверенное, а хранитель всегда или рядом, или придет по моему желанию. Судьбы будущные я многих знаю наперед, а уж свою и подавно, да в превеликих точностях.
Только семя третьеколенное Кривошеевское или другое чье редкое, случайное, которое на пути к Магии Силы Смертной находится, сгинуть может, потому как не удержит, не сдюжит. Но если удержит и Магом станет только своею собственной смертью умрет и никакой другой
Восемнадцатый день допроса
Стоменов: С вами, такими учеными, да начитанными больно ой как не просто разговор весть. Говорю я тебе, Сергей Дмитрич, многое, а сам чую если б ты вовсе не понимал, о чем толкую я, то и ладно, да вот только ты на свой манер все разумеваешь.
Разъяснять мне скушно, да и горя не будет, если ты так и не уразумеешь ничего Мы, Кривошеевского рода, не спорщиками будем, как многий люд ученый, а умельцами хошь узнать если, то я поведаю, а твое своим сменять надобности не имею.
Ты вот со мной чего речи уважительные ведешь, а? Знаю, Сергей Дмитрич, знаю В секретах предполагаемых нужду имеешь великую. Про шапку невидимку говорил я? Говорил. Как хвори многие одолеть говорил?
Говорил. Как Силу Великую обрести сказывал? Сказывал Но только я многое уже сказал, а тебе все мнится что вот-вот, еще чуточку и я, глядишь, какой- никакой, а секрет тебе перескажу.
Но говорю многое поведано, да малое принято.
Нешто мне Никола, ты думаешь, сказывал, как до деревни своей добраться, когда в лес меня отвел, ослепил на время да и покинул? Как от зверя отбиться, как ориентир сообразить, как с голоду и жажды не помереть? Ничего из того не было сказано, а только бросил он меня в лесу а я ему благодарен остался, потому как выжил и науку великую поимел Ишь, как у людев все просто выходит: ты сказывай, а я исполню в точности.
А ты пойди, как в сказке, туда не знаю куда, да еще найди кое-что тогда или Магом сделаешься, или разум утеряешь, или сгинешь вовсе (следователь барабанит пальцами по столу). Есть карты одни для гаданиев так вот, там первая карточка будет Маг, а последняя дурак (имеются в виду карты ТАРОТ. Примечание автора) Ты, Сергей Дмитрич, не серчай, я тебе не для того это говорю, чтоб обиду тебе сделать, а лишь потому, чтоб слово мое проком тебе было, а не обузой
Когда удерж я познавал голодом, сна лишение надобное, слово вслух не проговаривал да сдюживал тяги плотские нет, не о том я думу имел, что, мол, удержусь да и стану Магом великим. Если ты за мыслею этой вслед пойдешь, то, конечно, сдержаться можешь, да только проку от этого будет негусто. Роду же Кривошеевскому да Никитовскому наказано было удерж познавая, Силу в этом найти сумейте Найдешь не найдешь, дело хозяйское, бранить никто не станет, да только старайся все же найти ее. Коли не вышло, сорвался всегда повтор можно сделать, да вот только хуже будет, если удерж имел, но Силу там не обнаружил.
От того и выходит чуешь, Сергей Дмитрич что удерж чаще всего есть цель, а важность вся перетерпеть и не более, но для нас до конца дойти не главное будет, а главное найти пользу великую в процессе ентом.
А посему и получается мается баба весом грузным и голод несет справно, потому как шепнули ей на ушко, дескать поголодаешь, так и похудеешь враз. Только баба эта дни свои удерживает, а сама как грузной была, так и есть
Вот я и ведаю если денькам счет ведешь, ждешь только, когда удерж твой закончится, то и Магом не сделаешься.
Следователь: И впрямь, как в сказке про Поди туда
Стоменов: Когда мне девять лет было, или около того, игрались мы во дворе в полдень, а тут мамка моя приносит нам пирогов печеных с капустою. Каждому из ребят по пирогу вышло. Разобрали мы их, а они горячие больно, руки еще жгут Пока я свой остужал, один из старших свой проглотил да и хвать мой из рук и бежать Я, помню, заревел и за ним погнался, а навстречу мне Никола подвернулся с волком своим.
Волк подле него семенит, пасть щерит, но глаз у него не злой. Никола мне допрос учиняет, пошто, мол, ревешь и чем обижен будешь, ну я ему все и выклал как на духу. Несправедливо, говорю ему, нечестно Федька наш со мной поступил. Думал, он за меня заступится.
А он меня цап! за ухо, да больно так и в лес поволок. Я ору дуром, слезами заливаюсь, да тут он ухо мое отпустил и толкнул меня легонько. Упал я на землю, головой тряхнул, слезы утер гляжу: нос к носу лежу с муравейником огромным. Мураши снуют тыщами туда-сюда, в глазах мельтешат Тут мне Никола и говорит: А ну, Андрюха, кажь мне на муравейник ентот увидеть хочу, где справедливость в ем обитается Посмотрел я на него, потом на муравьев опять поглазел: Дядь Никола, дак это ж мураши!
Ну дак и что ж с того? Справедливость, Андрюха, она или везде, где только можно, или нигде вовсе.
Вот заляг здесь и гляди в оба: как только справедливость учуешь, так беги ко мне в дом, что есть мочи, и докладывай. Растолкуешь мне все, как следует, тады я твою беду поправлю так, как захочешь Ну а коли не найдешь справедливость енту тогда, видать, и нема ее вовсе на белом свете Но все равно доложи.
Сказал да и ушел восвояси, меня одного оставил. Глазел я глазел, как мураши эти, значит, между собой организуются, но так никакой справедливости и не углядел
Следователь (с досадою): Ну и сволочь этот ваш Никола, ты уж извини меня!
Стоменов (спокойно): От чего же так, он мне правду показал, а я ее усвоил. Пришел я к нему опосля, а он допрашивает: Ну как, Андрюха, учуял справедливость природную? Учуял, говорю я досадливо, а сам чухаюсь, _ всего покусали мураши треклятые (следователь улыбается). Дает он мне пряник медовый, видно, с ярмарки привезенный, говорит так серьезно: Удержишь, Андрюха, если кус свой, против Федьки устоишь так енто справедливость и есть, а коли не удержишь так тоже справедливость выходит Как же так, дядь Никола, спрашиваю, получается, что кус имею или не имею, а все одно по справедливости?
Только он ничего больше не сказал, а во двор меня вытолкал.
Следователь: Ну как, не отобрал Федька пряник?
Стоменов (блаженно улыбаясь): Не-е-а (помолчав немного). Вроде и не велика наука будет, да только на всю оставшуюся жизнь крепко ее я запомнил.
И вот еще чего сказать тебе желание имею: люди это так, для удобствов своих, магию то на Белую да Черную поделили Магия она магия и есть, не черная, и не белая, и не какая другая. Она ни цвету не имеет, ни добра или зла, а только лишь в силах разницу.
Называющих себя магами много будет, да немногие магами являются И если, по представлениям вашим, маг черный только черное творит ни в жизнь ему более сильным не быть супротив того, кто и белое тоже деет. И белый без черного тоже слабоват будет
Следователь: И здесь выходит, что сила в противоположном?
Стоменов: Сила в противоположном и ты, Сергей Дмитрич, завсегда это помни. Когда инквизитеры эти (инквизиторы. Так в тексте, примечание переводчика) неверных жгли, то и в Силу вошли великую.
Чистая добродетель слабит, хотя многие людишки ей поклоны бьют. Зло исключительное слабит, даже если страх большой вокруг себя сеет. Оттого и дохтора этого, который детишек изводил по нужде необъясненной, не только понять можно, но и в пример показать, как это делается Зря гримасничаешь, Сергей Дмитрич, я верно калякаю, хоть и непросто принять будет науку мою
Кристо Ракшиев (рассказывает, диктофонная запись):
Тринадцатого августа следствие неожиданно объявило перерыв. Мне позвонили домой и сказали, что на ближайшие три дня допрос отменяется. Двое из советских подполковников улетели в Москву Наверное, ожидается какое-то распоряжение Исход просматривался один: Стоменову Кривошееву осталось здравствовать на этом свете считанные дни, а то и часы.
В лучшем случае пребывать в трезвом уме В субботу, двенадцатого августа, полковник был, как обычно, спокоен и невозмутим. Может быть, он не был удовлетворен результатами того, что он делал, но, во всяком случае, живой интерес сохранял. Даже начал делать в маленьком блокнотике какие-то пометки Насторожило меня и то, что их беседы параллельно со мной начали писать на пленку. Громоздкая система, рассчитанная на двадцать часов непрерывной записи, медленно крутила свои бобины.
По завершению сеанса бобину снимал и пломбировал дежурный офицер. Я заволновался это означало только то, что московское следствие избавляется от свидетеля от меня. Воскресный звонок окончательно убедил меня в этом. Дело явно близилось к какой-то развязке.
Я мучительно, раз за разом, прокручивал в голове последние дни допросов, уже перенесенных мною на бумагу, и не находил никакой зацепки Все как обычно, как это происходило изо дня в день. Меня лихорадило, казалось, я полностью утрачиваю даже то смутное понимание происходящего, которое у меня было Однако в полночь мне позвонили снова и попросили прийти в понедельник как обычно.
Я: Послушай, говорю чушь несусветную сразу предупреждаю! Но так выходит, что по загадочным обстоятельствам допрос, на котором ты не должен был присутствовать, не состоялся. Возможно, это не случайно вышло
Кристо (закуривая): Тогда у меня не было таких мыслей. Я упорно держался мнения о том, что первую скрипку играет московский следователь.
Мне казалось, что он один понимает всю суть происходящего, знает конечную цель, к которой ему нужно прийти, и идет, идет своими неведомыми тропами Много позже я подумал о том, что ты говоришь, ОН не хотел терять ни одного дня без меня, ЕГО слушателя. Возможно, принял какое-то решениеОб этом не скажешь по содержанию но, черт подери, посмотри на мои писульки!
Они стали другими! Я стал писать без рывков, выдавать большие объемы! (бьет кулаком по столу). Чертов мудак!
Он крутил всеми нами, крутил как хотел! Травочки ему заваривают! Водичку морозят! (срывается на крик).
Мемуары пишут! Что он сделал со всеми нами, а? Скажи мне!
Скажи мне ты, писака!..
Я: Кристо! Кристо!
Успокойся!..
Кристо (закрывает лицо руками и так сидит молча некоторое время, я тушу тлеющую сигарету в пепельнице, затем он, тихо): Прости Не знаю, что на меня находит иногда Раньше я тешился тем, что показывал миру фигу в кармане. Теперь же я проклинаю этот мир, я захлебываюсь в воплях своей ненависти, которую я на него изливаю Я не знаю, что со мной
Я: Мир не так уж плох
Кристо (отнимает руки от лица, искоса смотрит на меня): Да?.. (закуривает): А какой он, этот твой мир? У меня два мира тот, который у меня был, и тот, что ОН мне показал Я не знаю, какой из этих миров правильный.
И это меня убивает, убивает, Вит, понимаешь?..
Двадцатый день допроса, понедельник, 14 августа 1978 года
Стоменов: Одним из самого важного будет, Сергей Дмитрич, даже не мир этот, но то воззрение, с каким ты на мир этот смотришь. Потому как мир един, а воззрениев этих неисчислимые количества будут.
Когда тебе делают больно ты начинаешь считать, что обустройство мира крайне несправедливо и жестоко нет, не по отношению к тебе, а вообще, само по себе А когда тебе ничего, то и миром окружающим удовлетворяешься. Но на земле происходящее не может быть таковым, как это ощущается тебе в минуту настоящую. Это всего лишь чувствование твое в какую то малую секунду, и оно не имеет к миру земному никакого правдоподобного отношения
Послушай теперь меня, Дмитрич, ты все еще ждешь, что ответ я тебе дам с объяснениями, пошто девчонку эту жизни лишил. Я чую, что ты меня слушаешь, я чую, что ты меня слышишь иногда но только иногда, а то и реже будет. Что еще сказать, если сказано уже?..
Ни тебе, ни другим некоторым эта мысля покоя не дает ведь мудер мужик, воистину мудер и говорит справно, но девку, девку-то зачем, а!? А ведь ведал я уже, Сергей Дмитрич Слухай еще разок, коли не почуял.
Не могем умереть мы смертию своею, вот так запросто, как человечишко обычный смерть заполучает. Время подходит, а смерти не предвидится: ни случай досадный жизнь не оборвет, ни хворь внезапная.
Уходить во время наказанное надобно, а как уход сделать верный? Дак проводник тогда нужен в царство иное, в царство мертвое, в царство смертное. И если жизни человечишку какого лишишь с умыслом намеренным, особенно, магическими средствами попользовавшись и станет душа умершего этого проводником тебе в Мертвое царство.
Руку тебе протянет да и с собой уведет покойно, неотвратимо. Девчуха эта для того жизни лишена была, потому как уход мне предстоит скорый, Николой наказанный да Хранителями моими верными
Следователь (глухо): Значит, собрался все же помирать, Андрей Николаевич?
Стоменов: Я про девку сказ веду. Али интерес потерял? Впрочем, понял иль не понял дело твое, мне без интересности Как говорю тебе тысячи и тысячи мировоззрениев будет всяческих, и спор иметь за истинность свою только зазря жизнь свою истратить, пустою ее сделать.
Оттого и не переубеждаю я тебя ни в чем: хранитель сказывал говори, вот я и разговор с тобой веду. Помнишь, что говорил: имею пряник, дак это справедливость, а не имею тоже справедливость выходит.
Убил девку я от миру не убыло, а сохранил бы жизнь ее дак в мире тоже не прибавится. Если это уразумеешь, Сергей Дмитрич, остальное тоже вместишь в мере полной.
Следователь (после некоторой паузы): Значит бессмысленно все, да?
Стоменов: Фу ты, ну ты! Заговорил чего, а Жизнь проживи для тела и ума своего хорошую, славную, долгую да удовольственную, вот и выйдет и на земле хорошо было, и в Царстве мертвых ладно. А там, в царстве этом, равны все будут, ни чинов, ни богатств, ни наград не имеют но муку или радость вечную каждый сам себе отмеряет еще прижизненно.
Никакого тебе, Сергей Дмитрич, суда и сковород горючих сам ты себе сковорода или сад райский выйдешь. Жизню свою посвятил если стремлениям к братству всеземному то к чему там, среди душ умерших, стремиться будешь, если равны там все будут без всяческого твоего участия? Аль коммунизму вашему?
Аль сатане тайному, которого и глаз никогда не зрел? Тело, дух и Сила твои вот отрады земные Великие, и нет ничего значительнее их на земле этой. Не для мира, Дмитрич, но для тебя, только для тебя одного и никого больше!.. Это не есть смысл по понятиям нашенским, Магам рода Кривошеевского, но по вашим, людским, дело говорю таков смысл и есть А почему не для мира, а для тебя единственно дак, уразумел поди уже нет миру от тебя ни радостев, ни горя.
Живешь ты на свете белом добро али худо ни звездам, что на небе светят, ни жуку, что в куче навозной копошится, ни белке, что по деревьям скачет, без интересу существование твое. Упал в бессилье если подле дома мурашиного вот им и отрада, обглод сделают тебя до последней белой косточки, а если просто рядом прошел то и дела им нет.
Вот и наука вся, Сергей Дмитрич.
Тело свое вожделением страстным ублажай, питайся справно и правильно, храм тела твоего береги, сигарок не ведай и лекарствов, которые разума лишают. Силу имей надежную, верную, стержень внутренний крепкий тогда и суетное многое сгинет навечно, по-пустому печалиться не будешь почем зря Говорить это Магу будущному я не должен сам все постигнет в пути своем, но тебе, Дмитрич, уж не обижайся на старика не стать магом уже Но Силу немалую приобресть сможешь, если вместишь и поймешь для того и ведаю.
Следователь: Стать одиноким эгоистом?
Стоменов: Ишь, словечко вымолвил Сколько еще их знаешь? Тысячу?
Десяток тысяч? Все-то у вас название имеет Пошевелил я правой ногой глядишь, уже и слово новое придумали.
А рукой дрыгнул еще словечко вышло. Скажу я тебе, Дмитрич, вещицу одну важную. Помнишь, про Степана я тебе ведал, который дедом истинному семени Кривошеевскому приходится? (следователь кивает головой). Так вот, уяснил для себя Степан мудрость одну, когда в концлагерях сидел немецких.
Заборов много придумано, которые из слов одних сплетены, того не делай, этого не трожь, не убей, не ходи, очень плохо и много еще других да только всего лишь один забор неодолимый взаправду существует. И знаешь, какой? Да та проволока с колючками, по которой электричество пропущено Только она и есть забор истинный, а все остальное слова пустые, и ничего более
Не думай, Сергей Дмитрич, что если ты слово особое для каждого явления в мире этом придумал, то и мир, значит, понял доподлинно. Детей интересует почему звезды свет дают, вас же как они называются, и если нет еще названиев у них, то придумать их надобно пренепременно.
А то выдумали коммуна, братство У нас, Кривошеевских, с волками лесными уговор имелся вы нас не трогаете, а мы вас. И никакого тебе братства и равенства
Двадцатый день допроса
Следователь: Я вот что спросить хотел у тебя, Андрей Николаевич. Существуют ведь очень распространенные представления о том, что человеческая душа, дух, духовная суть его даже не знаю, как сказать лучше, в общем, происходит перевоплощение духа этого из одной телесности в другую. Но вот тебя я слушаю, и получается обратное.
Как же выходит тогда? В теле Земном толику малую живешь, а в загробном царстве так вечность целую Неправдоподобно получается
Стоменов: Ты вопрошаешь, а я ответ даю. Нравится тебе это аль не нравится досуг твой будет, мне твое своим подменять без надобности, я уже сие говорил как-то.
Если спрашиваешь, то слухай да кумекай, Сергей Дмитрич (после некоторой паузы). Есть людишек неисчислимое множество, что страх перед смертью будущной великий испытывают, но о существовании своем после смерти особо не пекутся.
Они могут веру иметь в Господа бога, в судилище божие иль еще во что-нибудь, по вере своей грех иметь с регулярностью, да и замаливать его в церквях и у людей специальных, которые по греху этому прощение, значит, выдают. Только попомни меня: когда уйдут они, умрут, тело немощное свое покинут обнаружится, что не будет суда божьего над ними, ни рая не будет и ада, но только сладость или муки в них самих уже полностью содержатся.
И если ты по разумениям общепринятым ни единого греха не сотворил нет надежности и тогда, что благостным твое проживание в царстве смертном будет.
Есть люди другие, которые не особо верят ни в богов, ни в чертей, а жизнь земную стремятся прожить наисладчайшим образом. Им более худо выйдет, чем первым, потому как дух свой услаждая миром материальным, обречены они по смерти тоску принимать бесконечную и ничто ее в мире ином утешить не сможет
Есть третьи люди множественные, что отрешенности от всего земного достигают или стремятся к этому. Им, Сергей Дмитрич, много лучше вашего будет, кто за братства планетные борьбу имеет, да коммунизмы строит, ты уж не обидься, что ведаю так (следователь пожимает плечами).
Путь их не лучший на земле нашей, но для послесмертного существования ихнего вполне справным будет. Вполне достойно по такому пути шаг держать
И есть мы, Род Кривошеевский, да и еще имеется людей число невеликое, кто смерти и часа смертного не боится и поклоняется ему, кто готовит себя к существованию благостному в царстве ином. Четверть жизни нашей это удерж разный, духа своего воспитание, к Силе смертной обращение и торжество бестелесное. Все остальное же будет жаждой жизни в мире земном. Это радость телесная будет, здоровье тела и органов твоих, взаимодействие с природой травой и деревами, птицами, зверьем разным Это ясность ума, переживание Силы великой, и то главное, о чем говорил я уже ранее, Невраждебность взаимоотношения с миром окружающим.
Дорогу нашу, Дмитрич, сдюжить смогут очень немногие в полной мере, но даже если стремиться к этому всего лишь, то радость существования своего бессмертную обресть можно. Тело временно смертно, тленно, радостность духа твоего окончания не имеет
Всех тошнее, скажу я тебе, в царстве ином самоубийце выходит. Никакой это не грех, как говорят многие, а только лишь себя повечное наказание.
Самоубивцы толпами по земле нашей ходют, от жизни земной Силы жаждут взять хоть крупицу, да выходит у них это в большой редкости Отрада тому самоубивцу, кто к Магу Смертному в послужение идет, потому как муки его многие гинут тогда бесследно. Но такое, как ты уразуметь можешь, Сергей Дмитрич, бывает каплею в море тех многих, кто жизни себя лишает.
Муки у них бесконечные выходят, а помочь им в силах очень немногим дано И еще скажу помнить надобно, что на земле мы разными можем быть, но Там равны все будем в бестелесности своей. Никто ни над кем власти не имеет, все равны, все одинаковы будут. Если сын за юбкой материнской волочится, то там она ему без надобности будет, если отец за жизнь сына свою жизню пожертвовал, то там и раскается, да поздно выйдет.
И здесь, и там пути очень тонкие выходят, порой друг от друга на глаз торопливый неотличимые. Но когда смерть придет, то и отмер получится ладно выходит, аль тошно.
Всю эту науку вряд ли мне растолковать, Сергей Дмитрич Лучше тебя самого судьбу твою никто не явит в подробностях.
