От сознавания к Просветлению
Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляют их искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения здоровье и благополучие определяется как то, что могло бы быть, а нездоровье и неблагополучие - как то, что есть -симптом.
Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается, и часто не удается.
К счастью, есть другой путь соединения того, что есть и того, что могло бы быть - убедить то, что могло бы быть соответствовать тому, что есть. Это значит понять (но не только интелектуально), что то, что есть, вполне О'кей такое, какое оно есть: это и есть Просветление.
Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении столь же полно, как и в изменении, хотя здесь оно окрашено не успехом, а более мирным и удовлетворенным чувством возвращения домой. С точки зрения Просветления, совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть, нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - в сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем какие они есть.
Давайте применим эти представления к человеку, весящему 180 фунтов, - это человек за 50, который весил лишние 30 фунтов всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам табличку роста и веса, в которой 150 фунтов веса рассматривают, как оптимальный вес для мужчины его роста, он цитирует врачей, утверждающих, что лишний вес опасен для сердца и внутренних органов. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 150 фунтов, хотя удовлетворение этим омрачалось бы постоянным беспокойством, как бы не вернулся лишний вес, заботой о диете и пр. С точки зрения Просветления продолжающиеся старания уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье.
Человек может с тем же основанием посмотреть на таблицу веса и роста, найти рост, соответствущий его весу и стараться вырасти. Это человек 180 фунтов веса, обладавший некоторой системой иллюзий, и эта система иллюзий ведет к хроническому чувству вины, самопорицанию, негативному образу себя, что и составляет его проблему.
Прежде, чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на момент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, у которого тоже была проблема с весом. Его рост был около 165 см, а весил он 240 фунтов, проблема состояла в том, что ему нужно было добавить еще 10 фунтов, чтобы иметь оптимальный вес для выступления в своей категории. Вес в 250 фунтов имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить каким-то органам и вызвать лишнее напряжение для сердца, но его жизнь в целом лучше при 250 фунтах, чем при том весе, который должен быть в соответствии с медицинскими таблицами, если бы он когда-иибудь достиг последнего, он бы был разбит, вместо того, чтобы быть богатым и знаменитым.
Ясно, что лишний вес правилен для него, точнее даже сказать (вспоминая истории про мирового судью) 150 фунтов совсем не лишний вес с точки зрения его жизни; с точки зрения того, что для него важно, 250 фунтов - правильный вес.
Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весящему 180 фунтов, с той разницей, что соображения, по которым его вес 180 фунтов правилен для него, не столь явны и понятны, как в случае борца-спортсмена. Существуют какие-то неизвестные преимущества 180 фунтов или/и какие-то неизвестные недостатки 150 фунтов, неизвестные преимущества могут быть чем угодно - хотя бы нежеланием уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять здесь в том, что, приняв во внимание все в целом, 180 фунтов - правильный вес, а его постоянное самопонукание к похудению - патология.
Что касается медицинских карт-таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному среднему человеку. Более того, если только он переживет свое совершенство при 180 фунтах, он может быть увидит все неизвестные ему выгоды этого веса. Сознавая эти выгоды, он, может быть, постепенно, без всякого самопонукания, найдет другие способы достижения их и, воспользовавшись ими, он может и сбросит вес (а может и не сбросит).
В любом случае чувство вины и самопонукания исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.
Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это положение.
1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек, в той области жизни, в которой он просветлен, не уступает чему-то, не позитивно относится к чему-то, не убеждается в том, что нечто о'кей. Он радостно и с ощущением окончательной истины принимает и приветствует свой до того отвергавшийся симптом как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от принятия сквозь зубы.
Нетрудно видеть, когда клиент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на свете.
2. Каждый постоянно меняется, в том числе и просветленные люди. Изменение, которое противопоставлялось Просветлению, это произвольное, заранее запланированное, целенаправленное и, как правило, требующее усилий изменение, а не те спонтанные изменения, которые постоянно со всеми происходят.
В действительности, как упоминалось, спонтанные изменения произойдут с теми, кто избавился от самопонукания и старания и больше сознает полноту своей природы. Вместе с тем, точка зрения Просветления - это не один из трюков, чтобы достигнуть парадоксального изменения.
Клиент, обретший Просветление, безразличен: он доволен и изменением и его отсутствием.
3. Несколько раз я употребил фразу встать за выбором клиента, нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я лирически восторгаюсь, нахожу по существу хорошее в чем-то, поощряю самые неожиданные жизненные выборы.
В действительности же в контексте людям всегда понятно, что я не всегда серьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных действий. Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо.
Я лишь прибавляю вес тому, что они выстраивают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное сознавание смутные фантазии, которые они учитывают, не разглядывая их слишком пристально.
Я не забочусь о том, что люди делают. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают (что бы они ни делали), увеличивало их жизненность. Однако, любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность - это мои представления, которые могут только увеличить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез.
Чего бы ни просил клиент, я обращаюсь с ним, как с королем в своей Вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности в его жизни.
4. Хотя точка зрения Просветления может быть пригодна и к постоянной, длительной работе, она особенно хороша в непродолжительной, кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Просветление приходит короткими интенсивными вспышками, за которыми следуют периоды действия и консолидации сами по себе, затем, когда человек готов к большему, вновь приходит Просветление.
Поскольку эта глава посвящена точке зрения Просветления, может показаться, что я считаю, что она лучше, чем подход к терапии с точки зрения изменения. Это не так: для каждой из этих точек зрения есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей, каковы они есть. Терапевт, владеющий обеими точками зрения и не привязанный к одной более, чем к другой, будет столь хорошо делать свою работу, как только это возможно. Каждый аргумент клиента относительно того, как трудно изменение, становится аргументом для принятия, чем более невыносимым клиент находит то, что есть, тем больше энергии в работе изменения терапевт может от него ждать.
Основное правило для терапевта, владевшего обеими точками зрения, таково: любое чувство неэффективного напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить точку зрения, когда третье да, но... следует за третьим почему бы вам не... - может быть, пора сказать: знаете, вы правы, похоже, что это невозможно, давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в реальности.
В этой главе представлена точка зрения, которая, хотя она выросла на практике гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма соответствующей просветлению. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека, некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его целиком, если сам он этого не переживает, то лишь только потому, что он принимает некоторую узкую, нецелостную позицию, основывающуюся на интериоризированной внешней точке зрения, оценке.
Были предложены способы восполнить в клиентах целостность подхода Если только клиент сможет пережить совершенство того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как патология, его жизнь немедленно начнет спонтанно нормализовываться, она будет становиться такой хорошей, как это возможно, так быстро, как это возможно, и теми способами, как нельзя было бы предвидеть с патологической точки зрения.
Существенной чертой завершения с точки зрения Просветления является то, что клиент - в некоторой области своей жизни -действительно отбрасывает все негативные самооценки и внезапно чувствует себя о'кей в том виде, каков он есть (иногда возникает вспышка - предположение, что он, может быть полностью о'кей, но более реально понимание относится к определенной области жизни). В любом случае, в той мере, в какой это положение имеет место, отпадает потребность в защите себя или в проективном контр-нападении на других посредством изолирующих оценок реальности. Человек, которого не судят, не должен судить.
Когда негативная самооценка убывает, уменьшаются препятствия к переживанию глубокого контакта с другими и увеличивается способность к транс-персональным переживаниям. Когда я действительно о'кей, я могу видеть все другое и всех других тоже о'кей.
Глава 9. От сознавания к Просветлению.
С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отличало ее от различных форм динамической психиатрии. Моменты, которые я лучше всего помню из разных времен Лос-Анжелеса и Исалены, обладали качествами мирного благорасположенного опыта, сколь бы не было подчас болезненным содержание, и это отличалось от других моих опытов в терапии, сколь бы эффективными они не были.
Сам Фриц Перлс, ощущая это отличие, начал в середине 60-х употреблять термин минисатори, стараясь схватить это ощущение. Однако, его язык и разговоры все же продолжали вращаться вокруг патологии и моста.
В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные препятствия к осознаванию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапия первого и второго поколения (включая меня самого в большей степени, чем мне хотелось бы думать) это часто оставалось занятием (но не для самого Фрица!).
Нужно было что-то делать, сознавание часто ощущалось заданием, которое может не удасться, если вы не будете выполнять его правильно. Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявляющуюся и в этой новой области.
Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других вещей вокруг.
В 1977 году в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражнение переименование симптома. Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой партнер Джордж Пранский предложил новый способ его использования.
Он брал любое заявление клиента и применял эту тактику. Закончив, он ждал, если клиент говорил что-то еще, он вновь применял эту тактику к новому высказыванию клиента.
Не оставалось делать ничего другого - вопросов, на которые можно было бы отвечать, упражнений, которые нужно было выполнять, и которые могли бы не получиться - только мирно ждать и смотреть, что дальше возникало. Далее следует описание этой процедуры, которое мы с Джорджем давали в статье Гештальт-терапия посредством изменения целостной перспективы.
Бархатный Каток.
Сознавание целительно. В той мере, в какой я сознаю процессы, которые происходят во мне и со мною, они происходят столь хорошо, сколь только могут, это не гарантирует счастья, но создает путь к возможно большему количеству хороших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым большинство гештальтистов не согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля сознавания хороша, то больше сознавания (более глубокое, более полное, более широкое сознавание) - еще лучше.
И большая часть технологии гештальта фокусируется на этом расширении, увеличении сознавания. Направление этого расширения, метафорически говоря - наружу, как правило, к некоторой следующей сознаваемой вещи, к следующему шагу.
В этом стремлении к большему сознаванию есть опасный побочный эффект, особенно в нашей культуре, ориентированной на достижение. Обретение следующего сознавания, вместо того, чтобы просто давать сознаванию происходить, становится сначала целью, потом - ожиданием, потом - нормой, а для некоторых - навязчивой идеей. Начинаются сопоставления: это сознавание не так хорошо как (1) то, которое было у меня недавно, (2) то, которое было у Джо, (3) то, которое должно было бы быть. Следуют оценки.
Может быть, этот (партнер) (эта группа) (этот лидер) (эта форма терапии) не то, что мне в самом деле нужно. Может быть, прости Господи, - со мною не все в порядке, поскольку сознавание, которого я достигаю, хуже нормы.
Тонус группы, в которой разворачивается этот процесс, становится все более тяжелый, и энергия все больше теряется.
Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов и групп, вспомнит времена, когда возникали такого рода процессы с ним или с другими. Это на самом деле побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, но в нашей соревновательной культуре это происходит слишком часто. В эти моменты мы по существу впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему куску, вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, который у нас во рту.
Центральная проблема в обжорстве сознавания состоит в том, что внимание перебегает на что-то следующее, и при этом оно отнимается от полного использования и оценки сознавания того, которое уже наличествует. Полная целительная сила сознавания наличествующего не обретается в этом поспешании за следующим. Однако же в любой данный момент сознавание, которое в нем уже есть, - достаточный кусок, и следующий шаг не состоит в том, чтобы добавить существенное количество.
Исходя из этого понимания, мы начали работу в другом направлении -в расширении сознавания, стремясь к возможности более полно оценить то, что есть, а не достичь большего, метафорически говоря, это можно представить себе как распространение сознавания вверх, а не вперед и дальше. Мы добавляем клиенту не содержание сознаваемого, а лишь смещаем перспективу в наличии того, что он говорит.
Пример начинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.
К.(клиент): Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.
Т. (терапевт): Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без сознавания, вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже предпринимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.
К.: Но ничего из того, что я пробовал, до сих пор не помогло.
Т.: Да, и тем не менее вы не дали нескольким временным неудачам лишить вас острого сознавания проблемы.
К.: Я уже близок к тому, чтобы сдаться.
Т.: Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказывая о нем здесь.
К.: Но это разрушает мою семью!
Т.: Так вами движет не только забота о себе, но и эабота о вашей семье!
К.: То, как я веду себя, иногда не создает впечатления большой любви.
Т.: В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность, что вы их не любите.
Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется нового знания, только другая точка зрения, с которой состояние, о котором говорит клиент, неожиданно начинает выглядеть позитивным, а не негативным. Первым утверждением клиент зачисляет себя в разряд людей, которые слишком много пьют. Имплицитно он сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много.
В таком сравнении он, естественно, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выражаются тоном голоса, подавленным поведением и пр. Терапевт принимает утверждение факта (пьет слишком много) как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологический включает тех, кто пьет слишком много и не сознает это, меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет слишком много и сознает это. В таком сравнении клиент, разумеется, выглядит гораздо лучше, даже для самого себя.
Дело не в том, что он нуждается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представлена, он может увидеть, что она уже латентно существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения.
Т. е. подчеркивается изменение перспективы, а не оценка, которая служит лишь драматическим способом представить новую точку зрения.
Наше основание состоит в том, что клиент уже осознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения того, о чем идет речь, а мы обращаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в которой то, что он делает, внезапно выглядит о'кей.
Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и переваривать то, что у него уже есть. Этому соответствует тот факт, что в таком диалоге клиент никогда не останется с чем-то, что он должен будет делать: он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, какой он есть: мы лишь хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени.
Разумеется, в молчании, которое последует эа репликой терапевта, нечто придет, может быть, это будет возражение на позитивную перспективу (которе само будет поставлено в надлежащую перспективу, чтобы показать и его совершенство), или новый шаг сознавания, который, поскольку он исходит от пациента, будет оптимальным, наиболее подходящим, не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательства завершается, последнее молчание - обычно порыв добрых чувств клиента, который ощущается во всей комнате, и клиент обнаруживает с удивлением внезапное ощущение спокойности, хотя ничего не произошло в отношени жалобы (как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что произошло весьма многое, но не то, что клиент ожидал).
Часто во время этого процесса переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может заместить первоначальное содержание как центр внимания. Замечательно наблюдать, на какие уловки некоторые люди готовы пойти, лишь бы удержать негативный образ, невозможный перед лицом такого стиля терапии. Одна из таких клиенток, когда ее упорная негативность наконец сдалась, назвала этот процесс Бархатным катком.
Бархатный каток - сравнительно новый метод, и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности. Он, очевидно, полезен с опытными клиентами, особенно с теми, кто попал в тиски жадности сознавания или упорных негативных образах себя. В частности, мы нашли это очень полезной дисциплиной для самих себя.
Пока мы концентрируемся на репликах, которые возвещают позитивность и не оставляют клиенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормотание, негативность и желание делать умные замечания, и такой стиль работы создает прекрасную возможность заставить эти тенденции убраться.
Нетрудно увидеть, как можно соединить этот процесс переоценки с более традиционными активными вмешательствами гештальт-терапии. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергетичному качеству делания классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы больным проводить большими сегментами, посвящая каждый значительный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий, - другому.
Для целей обучения использование лишь одного из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно.
Кроме действия содержания реплик тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем различные методы или обучаем различным методам.
Поначалу мне не приходило в голову, что бархатный каток имеет какое-то отношение к гештальт-терапии, казалось, что он исходит из других оснований. Однако, когда мы уже готовы были опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворенном и хорошем самочувствии, которое появилось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем.
И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о пробуждении от кошмара, я понял, что это ощущение является основным в гештальте и что, несмотря на все отходы в сторону и иные использования, Гештальт по существу был западным подходом к Просветлению.
Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальтистские семинары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, далеко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источником информации, как это часто понимается, собственную жизнь в некоторых отношениях более глубокую и значительную, чем то, с о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывет сны и прорабатывает их. Я часто чувствовал, что жизнь снов спокойно продолжается, не обращая внимание на безумное круговращение поверхностного эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна.
У обезьяны создалась иллюзия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда-сюда (хотя иногда он не слушается). В действительности обезьяна весьма мало может управлять, это немногое также основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась приказывать ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюдательности, что наполовину одурачила саму себя, думая, чю она действительно правит (временами, разумеется, поскольку она нещадно прыгает на спине слона, он замечает ее существование, так, что она действительно оказывает влияние на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение).
Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное сознание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-терапия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения.
Фразы Фрица, вроде дайте управлять ситуации и начинайте танец отрешенности, как и его постоянное презрительное отношение к болтовне (он называл ее птичьим пометом), которую люди пытаются выдать за чувства, его уважение к плодотворной пустоте - все это отражение его прорывов на этот уровень и сопротивления тому, чтобы ограничивать способности Гештальта.
