Долговая западня
В промышленно развитых странах средний уровень тарифов составляет 8%, а в развивающихся 21%. Таким образом, более 70% таможенных пошлин, которые приходится платить потребителям из развивающихся стран, установлены другими развивающимися странами15.
В этом заключается главная причина, по которой на долю развивающихся стран, производящих лишь четверть общемирового ВВП, приходится 40% общей суммы всех таможенных выплат в мире. Одно из величайших преимуществ, которые может дать странам третьего мира свободная торговля, состоит в отмене импортных тарифов, поскольку их ставки порой в несколько раз превышают стоимость самого товара.
Те, кто считает, что, поддерживая тарифы, они делают доброе дело для развивающихся стран, просто не понимают, что на деле они помогают лишь немногочисленной группе бизнесменов и правителей в государствах третьего мирапричем в ущерб основной массе потребителей и развитию их экономики в целом.
Если мы, жители богатых стран, действительно верим в свободную торговлю, нам следует упразднить собственные тарифы и квоты, не требуя взамен уступок от других. Препятствовать развитию бедных стран аморально. Кроме того, от либерализации импорта выиграем мы самидаже в том случае, если другие государства не захотят импортировать наши товары. Однако все это не означает, что странам третьего мира следует защищать национальную промышленность тарифными барьерами.
Напротив, лучшее, что они могут сделать для собственных граждан, это тоже отменить тарифы. Позиция тех, кто советует сохранить тарифы, представляет собой вывернутый наизнанку, зеркальный образ традиционного протекционизма,но отражение в зеркале не выглядит привлекательнее оригинала.
Долговая западня
В ходе дискуссий о глобализации мы слышим немало резкой критики в адрес международных экономических институтов. Чаще всего ее объектом становятся Всемирный банк (ВБ), координирующий усилия международного сообщества в целях долгосрочного развития стран третьего мира, и Международный валютный фонд (МВФ), функцией которого являются рекомендации и помощь финансовым органам отдельных государств, особенно в моменты кризисов.
Критики утверждают, что эти структуры занимаются выбиванием у развивающихся стран долгов развитым странам и вынуждают их осуществлять радикальные либеральные реформы, приводящие лишь к усилению нищеты. Левые и религиозные организации разных стран мира требуют демократизации ВБ и МВФ, а также списания долгов развивающихся государств.
Под демократизацией они подразумевают предоставление всем странам равного количества голосов в этих институтах (в настоящее время голоса распределяются в зависимости от размера взносов). Подобное требование может показаться справедливым, но обе организации в основном занимаются оказанием помощи в целях развития, и государства, решившие направлять средства на эти цели через МВФ и ВБ, считают, что вправе определять, как именно будут потрачены их собственные деньги.
Если все страны получат одинаковое количество голосов при распределении этих средств, государства вроде США просто выйдут из названных организаций и найдут другие каналы оказания помощи. Это будет означать конец МВФ и ВБ, что, конечно, поставит последнюю точку в спорах вокруг их деятельности, но отнюдь не тем способом, как хотело бы большинство критиков.
Конечно, послужной список МВФ и ВБ отнюдь не безупречен: они допускали ошибки, непростительные с точки зрения любого либерала. Вполне заслуживает критики как то, что они не одно десятилетие выступали за создание в развивающихся странах плановой экономики, так и участие ВБ в финансировании программ стерилизации населения, сопровождавшихся серьезными нарушениями прав людей, которых эти меры затрагивали. То же самое можно сказать о поощрении масштабных проектов например, по строительству плотин, сопровождавшихся принудительным переселением тысяч людей. Но противники глобализации очень редко подвергают критике такого рода действия.
Их гнев вызывают рекомендации МВФ и ВБ относительно снижения инфляции и сбалансированности бюджетов. Однако подобные требования в адрес развивающихся стран представляют собой не просто указания сверху. Они являются условием предоставления кредитов государствам, остро нуждающимся в средствах и оказавшимся на грани банкротства.
Подобно всем кредиторам, МВФ и ВБ хотят получить своиденьги обратно, а потому настаивают на проведении реформ, позволяющих стране-должнику выйти из кризиса и в конечном итоге вернуть средства, предоставленные в виде займов. Такой подход нельзя считать в корне неверным, а упомянутые рекомендации (их называют программами структурных преобразований) зачастую носят весьма здравый характер: речь идет о ликвидации бюджетного дефицита, снижении уровня инфляции, поощрении конкуренции, либерализации рынков, борьбе с коррупцией и установлении верховенства закона, а также о сокращении военных расходов в пользу инвестиций в образование и здравоохранение.
Большое внимание уделяется также усилению прозрачности госуправления, устранению закулисных махинаций и кумовства в отношениях между правящей элитой и экономическими субъектами.
В ряде случаев, однако, рекомендации ВБ и МВФ сыграли явно деструктивную роль к примеру, в ходе азиатского финансового кризиса. Самой резкой критики заслуживают их требования потуже затянуть пояса, адресованные странам, уже вступавшим в полосу глубокой экономической депрессии. Так, в сентябре 1997 года МВФ вынудил власти Таиланда увеличить налоги, в результате чего кризис в этой стране достиг опасных масштабов. В некоторых случаях МВФ рекомендовал государствам сохранять завышенный курс национальной валюты, провоцируя тем самым спекулятивные операции на финансовом рынке.
Кроме того, постоянное предоставление антикризисных кредитных пакетов способно побудить инвесторов и правительства к чересчур рискованным действиям, придавая им уверенность в том, что, даже если они перейдут все границы, как это случилось в России в 1998 году, МВФ придет на помощь. Любому стороннику либеральных идей ситуация, когда налогоплательщикам приходится оплачивать ошибки спекулянтов, представляется просто абсурдной. В конце концов, один из основополагающих принципов капиталистического строя заключается в том, что инвесторы-неудачники сами расплачиваются за свои неверные решения.
Другие критики отмечают, что МВФ в принципе чересчур увлекается микроменеджментом, вместо того чтобы давать рекомендации общего характера. Используя в качестве козыря обещания помощи на многие миллионы долларов, бюрократы Фонда пытаются, по сути, играть роль новых колонизаторов, осуществляя дистанционное управлениеполитикой других стран.
Конечно, мы абсолютно справедливо требуем от правителей государств третьего мира предоставления их гражданам основополагающих демократических прав и свобод, однако стремление контролировать их политический курс в деталяхнечто совсем иное.
Главный урок, который можно извлечь из двадцатилетнего опыта рекомендаций МВФ и ВБ, заключается в том, что их реальное влияние на политику стран, получающих помощь, крайне незначительно. Многим правительствам, столкнувшимся с серьезным кризисом, кредиты МВФ и ВБ дают последний шанс избежать подлинных, радикальных экономических реформ. Чтобы получить в свое распоряжение громадные суммы денег, властям страны достаточно пообещать провести реформы. После этого они начинают рискованную двойную игру, осуществляя реформы по минимуму, только чтобы удовлетворить эмиссаров МВФ.
Так, бывший российский министр финансов Борис Федоров задним числом пришел к выводу, что займы МВФ привели лишь к затягиванию либеральных реформ, которые правительству пришлось бы осуществить в отсутствие этих средств. Вместо проведения разумного экономического курса его коллеги сочли, что патриотичнее будет сначала набрать как можно больше кредитов, а затем начать переговоры об их списании.
[25 миллиардов долларов, которые МВФ и ВБ одолжили России в 1990-х годах] в значительной мере способствовали затягиванию перехода к последовательной экономической стратегии и лишали власти стимулов к внесению болезненных, но необходимых изменений в экономическую политику... Сегодня российская политическая элита твердо убеждена, что Россия будет регулярно получать финансовую помощь от международных организаций независимо от характера ее экономической политики ( АндрейИлларионов, либеральный экономист, в 2000-2005 годах советник президента Владимира Путина по экономическим вопросам)16.
Представление о том, что реформы можно внедрить извне с помощью экономических стимулов, весьма опасно. В большинстве случаев подобные финансовые трансферты лишь поддерживают существование недееспособной системы.
Чтобыпомощь привела к позитивному результату, ее следует оказывать уже после того, как реформы начались. В 1994 году эксперты ВБ проанализировали программы структурных преобразований в 26 странах и выяснили, что лишь в шести случаях они привели к серьезным изменениям в экономической политике. Главная причина заключалась в сопротивлении бюрократии: чиновники не могли или не желали сокращать и оптимизировать государственный аппарат, а также поступаться собственным контролем над экономикой страны.
В некоторых государствах соответствие основным критериям МВФ, например, сбалансированности бюджета, достигалось деструктивными методами: увеличением налогов и тарифов, эмиссией денег или сокращением наиболее важных расходов на образование и медицинупри сохранении на прежнем уровне государственных субсидий, ассигнований на содержание бюрократического аппарата и военные нужды.
Есть и другая проблема: программы структурных преобразований порой настолько сложны, что неэффективный государственный аппарат оказывается не в состоянии их реализовать. Когда аппарат, пронизанный коррупцией, должен обеспечивать соответствие сотне показателей и критериев одновременно, ситуация неизбежно осложняется, особенно если учесть, что власти наряду с этим должны осуществлять и другие меры, предусмотренные программами помощи на двусторонней основе. Поскольку программы структурных реформ нередко сформулированы весьма расплывчато, правительства стран-реципиентов без особого труда тормозят или срывают их выполнение. Подобные нарушения приводят к приостановке финансирования, но стоит политическому руководству страны сделать заявление о том, что дальше все условия будут соблюдаться в точности, как финансовый кран снова открывается. Такая процедура, судя по всему, может повторяться до бесконечности.
Как отмечает один аналитик, осуществление программ структурных преобразований в Африке в течение пятнадцати лет имело результатом лишь минимальное увеличение открытости этих стран для мировой экономики17.
Подобное нежелание стран-реципиентов следовать советам МВФ и ВБ делает несостоятельными распространенные в левых кругах утверждения об ответственности именно этих двух организаций за глубокий кризис, поразивший указанные государства. Следует отметить, что страны, последовавшие рекомендациям международных финансовых организаций, добились намного больших успехов, чем те, которые их проигнорировали. К примеру, в Уганде и Гане, выполнявших требования МВФ и ВБ, темпы экономического роста увеличились, что привело к повышению жизненного уровня.
В других государствах, не пожелавших внедрять программы либерализации, например, в Нигерии, Кении и Зимбабвеэкономическая ситуация по-прежнему остается неблагоприятной: нищета и неравенство приобрели хронический характер и достигли угрожающих масштабов18.
Так что же можно сказать о списании долгов? На мой взгляд, для этого есть немало оснований, но риска не избежать, если подобное решение будет осуществляться неверными методами.
Впрочем, с самого начала следует отметить, что серьезность проблемы в ходе дискуссий преувеличивается. Критики МВФ и ВБ утверждают, что из-за долгового бремени в развивающихся странах ежедневно погибает 20 тысяч человек. Такая цифра получается следующим образом: подсчитывается сумма, которую эти страны должны платить обоим международным институтам в качестве процентов по займам, а затем определяется, сколько человеческих жизней можно было бы спасти на эти деньги.
Но если даже мы допустим такую невероятную вещь, что все выплачиваемые деньги в случае списания долгов пошли бы на лекарства и продовольствие, а не на военные расходы, подобные аргументы не учитывают еще один очевидный факт. Страны-должники ежегодно получают от развитых стран и международных организаций новые кредиты, гранты и помощь, направленную на цели развития, причем их объем намного превышает процентные платежи.
Каждый год бедные страны с наиболее высоким уровнем задолженности (таких государств насчитывается 41) получают от Запада вдвое больше, чем выплачивают по долгам. Поэтому обвинения в адрес Запада, что процентные выплаты ежедневно стоят жизни десяткам тысяч граждан развивающихся стран,не более чем абсурдное жонглирование цифрами19.
Тем не менее идея облегчения долгового бремени развивающихся стран в принципе верна. Ее противники говорят: долги надо платить. Это, конечно, правильно, вот только возникает вопросследует ли вынуждать людей платить долги,не ими взятые? Допустим, какой-то диктатор набрал кредитов, чтобы усилить военную машину государства, а заодно и увеличить собственное состояние. Затем в стране происходит политический переворот, диктатора свергают, и новое демократическое правительство оказывается по уши в долговых расписках.
Почему налогоплательщики этой страны должны платить по обязательствам, которые они на себя не брали? Может быть, разумнее, чтобы за собственные ошибки отвечали кредиторы, выдавшие займы неплатежеспособному режиму? Рыночные структуры, наученные горьким опытом, давно уже прекратили кредитовать страны, запутавшиеся в долгах, а политические организации вроде МВФ и ВБ продолжают снабжать их деньгами в случае любого экономического кризиса. Из-за такой щедрости, достойной лучшего применения, многие развивающиеся страны в 1980-х годах угодили в долговую западню.
Большинство из этих государств абсолютно не в состоянии вернуть кредиты, и от того, что они и дальше будут сидеть в долговой яме, не выиграет никто. Внешний долг некоторых стран, например Танзании, вдвое превышает годовой объем экспортных поступлений, а обслуживание задолженности поглощает средства, которые могли пойти на образование.
Поскольку отмена привилегий, сокращение субсидий и госаппарата чреваты политическими рисками, первыми жертвами затягивания поясов, как правило, становятся долгосрочные инвестиции.
Это, впрочем, не означает, что с идеей безоговорочного списания долгов всем странам, выдвигаемой общественными движениями, например, в ходе кампании Юбилей 2000 (Jubilee 2000), следует согласиться. Напротив, такое списание может, по сути, означать косвенное финансирование коррумпированных режимов, которые пустят высвободившиеся средства на закупку оружия и укрепление репрессивного аппарата.
Получится, таким образом, что Запад будет способствовать сохранению диктатура это опять же безнравственно. Чтобы избежать подобного результата, необходимо обусловить списание долгов определенными требованиями в области демократизации и реформ. Другая проблема, связанная с таким списанием, заключается в том, что от него выигрывают не столько самые бедные или демократические государства, сколько страны, набравшие больше всего кредитов. По состоянию на 1997 год они получилипомощи в целях развития, в пересчете на душу населения, вчетверо больше, чем столь же бедные, но не имеющие долгов страны.
К примеру, в пропорции к численности населения объем такой помощи, полученной Берегом Слоновой Кости (Кот-д’Ивуар), в 1276 раз превышает аналогичный показатель для Индии.
Списание долгов уже стало свершившимся фактом: в тех или иных масштабах этот процесс продолжается с 1979 года, когда, после встречи в рамках ЮНКТАД, кредиторы простили 45 странам задолженность на общую сумму в 6 миллиардов долларов. Проблема, однако, заключается в том, что такая политика поощряет страны-реципиенты к новым займам. Освободившись от одних долгов, они тут же набирают новые кредиты. По данным одного исследования, в 1979-1997 годах списание долгов страны в объеме 1% от ВВП приводило к росту ее долгового бремени в среднем на 0,34%.
Более того, заимствованные средства используются нецелесообразно, а отсрочки выплат не способствуют изменению экономического курса. Напротив, выясняется, что государства-должники проводят менее разумную экономическую политику и осуществляют меньше долгосрочных реформ, чем другие бедные страны. Напрашивается печальный вывод: эти страны вместо оптимизации расходов нередко предпочитают брать новые долги, рассчитывая, что рано или поздно их все равно спишут, и оттягивают либеральные реформы, дожидаясь момента, когда смогут обменять их на наиболее выгодные условия списания задолженности.
К сентябрю 1996 года, когда ВБ и МВФ выступили с инициативой, конечным результатом которой должно стать списание долгов 41 государству с высоким уровнем задолженности, подобная политика продолжалась уже почти двадцать лет20.
Все эти постоянные списания свидетельствуют о неэффективности такого подхода к вопросу о долгах стран третьего мира. Результативной могла стать другая стратегия одноразовое прощение долгов бедным странам с реформаторскими правительствами в сочетании с недвусмысленным заявлением о том, что больше этот шаг повторяться не будет. На практике это должно означать прекращение дальнейшего кредитования после списания прежней задолженности; любое заимствование впредь может осуществляться только на международном финансовом рынкеу инвесторов, готовыхидти на риск и полагающих, что сумеют вернуть свои деньги.
Похоже, однако, что МВФ и ВБ, заявляя об освобождении 22 стран от двух третей задолженности, не придерживались подобной стратегии. Конечно, списание сопровождалось рядом условий, в частности об активизации борьбы с коррупцией и увеличении ассигнований на образование и здравоохранение.
Однако этот шаг не означает отказа от выдачи новых кредитов: в результате задолженность будет снова накапливаться и лет через десять ее придется списывать вновь.
С начала 1960-х годов африканские страны получили в виде помощи, направленной на цели развития, в шестъ раз больше средств, чем после окончания Второй мировой войны США предоставили Европе в рамках Плана Маршалла. При разумном расходовании этих денег Африка сегодня по уровню жизни уже сравнялась бы с Западом. Однако, как показывают исследования по данному вопросу, результаты предоставления этой помощи оказались обескураживающими. Во многих странах она сыграла чисто деструктивную роль, реально препятствуя экономическому росту. По словам выдающегося экономиста Питера Бауэра, эксперта но проблемам международного развития, такая помощь часто оборачивается передачей денег бедняков из богатых стран богачам из бедных стран.
Причина заключается в том, что эти деньги создают ложные стимулы. Развитие торговли побуждает бедные государства увеличивать производство и поощрять новые идеи. Однако вместо этого бедным странам предоставляют финансовую помощь, причем она поступает в распоряжение правителей, которые своими действиями не развивают экономику, а лишь усугубляют нищету, поскольку чем хуже показатели страны, тем больше помощи она получает.
Деньги передаются государству и политическому руководству и в силу этого стимулируют не столько производство и экспорт, сколько расширение полномочий бюрократии. В результате усиливаются позиции центральной власти, что позволяет ей эксплуатировать периферию, губить сельское хозяйство и нарождающуюся промышленность. Во многих случаях помощь, предоставленная на цели развития, помогала коррумпированным диктаторам удерживать власть (правители вроде Мо-буту, Мугабе, Маркоса и Сухарто сколотили многомиллиардные состояния в то самое время, когда экономическая ситуация в их странах неуклонно ухудшалась). Помощь, не обусловленная осуществлением демократизации и реформ, превращается в финансирование диктатуры и стагнации. Впрочем, некоторые данные свидетельствуют о том, что такая помощь действительно может способствовать экономическому развитию в тех случаях, когда страны-реципиенты по собственной воле проводят разумный экономический курс, обеспечивают права собственности, открытость рынка, осуществляют стабильную бюджетную и монетарную политику.
Правда, такие страны в действительности не особенно нуждаются в помощи. А вероятность того, что благодаря этим деньгам бюрократы станут правильно определять политический курс и принимать мудрые решения, представляется незначительной21.
Необходимое лекарство
Один из распространенных аргументов противников рыночной экономики заключается в том, что целью производства в рамках этой системы является прибыль, а не удовлетворение потребностей людей. Это означает, к примеру, что фармацевтические компании вкладывают огромные средства в разработку препаратов для борьбы с ожирением, облысением и депрессией проблемами, по поводу которых могут себе позволить волноваться богатые уроженцы Запада, и значительно меньше ресурсов тратят на создание лекарств от тропических болезней вроде малярии или туберкулеза, от которых страдают самые бедные жители планеты.
Причины этой критики вполне понятны. В мире хватает несправедливости только не следует винить в этом капитализм. Не стоит и думать, что в отсутствие капитализма и такого мощного стимула, как прибыль, каждый больной получил бы средство от своих недугов.
Более того, намного меньше людей вообще получили бы медикаменты. Если у граждан зажиточныхстран возникает спрос на лекарства от возникающих у них проблемкоторые, кстати, отнюдь не кажутся мелочью тем, кто от них страдает, то их средства будут потрачены на соответствующие исследования и разработку способов лечения. Капитализм создает для компаний экономические стимулы для разработки лекарств и вакцин а значит, они смогут помочь нам всем. От того, что люди на Западе тратят свои деньги так, а не иначе, хуже никому не становится. Эти средства все равно не пошли бы на разработку препаратов от тропических болезней они просто не достались бы фармацевтическим фирмам.
Кроме того, поскольку свободная торговля и рыночная экономика способствуют повышению благосостояния в бедных странах, потребности и запросы их жителей со временем будут все больше определять направленность научных исследований и производства.
Тот факт, что на Западе все больше болезней поддается лечению, не создает проблем для третьего мира. Напротив, это приносит ему лишь пользуи не только потому, что богатые страны получают возможность направлять больше ресурсов для помощи бедным. Во многих областях развивающиеся страны могут с минимальными затратами, а порой и бесплатно, пользоваться результатами исследований, проведенных на деньги потребителей из богатых стран. Так, корпорация Merck в рамках программы борьбы с онхоцеркозом (речной слепотой) предоставляет бесплатные лекарства одиннадцати африканским государствам.
В результате эти страны сегодня почти полностью покончили с паразитом, от которого ранее страдало около миллиона людей, а тысячи заболевших ежегодно теряли зрение22. Корпорация Monsanto тоже бесплатно позволяет научно-исследовательским организациям и производственным компаниям использовать свою технологию получения золотого рисаразновидно-сти риса, обогащенного железом и бета-каротином (провитамином А): он способен ежегодно спасать жизнь миллиона уроженцев третьего мира, умирающих от болезней, вызванных недостатком витамина А. Целый ряд фармацевтических компаний резко (порой на 95%) снижает цены на реализуемые в бедных странах препараты, замедляющие развитие ВИЧ/СПИДа, при условии сохранения за собой соответствующих патентов, чтобы иметь возможность торговать ими по полной стоимости в богатых государствах.
Фармацевтические компании могут проводить подобные акции, поскольку существуют рынки богатых стран, где потребители в состоянии заплатить за такие препараты более высокую цену,ведь возможности производителя ограничены имеющимися средствами: нельзя только тратить, ничего не зарабатывая. Но именно этого требуют от фармацевтических фирм те, кто упрекает их в нежелании поделиться своими патентами. Они утверждают: если освободить лекарства против ВИЧ/СПИДа от патентных ограничений, их производство станет дешевле и эти препараты окажутся доступными значительно большему числу бедных людей во всем мире. Однако такой способ, расширяя доступ к уже имеющимся лекарствам, резко сократит возможности для разработки новых, поскольку у фармацевтических компаний просто не хватит для этого средств.
На каждый эффективный препарат приходится 20-30 проектов, завершившихся неудачей, а организация производства нового лекарства в промышленных масштабах часто обходится в сотни миллионов долларов. Чтобы финансировать все эти исследования, часть уже имеющихся лекарств необходимо продавать по высоким ценам.
В случае упразднения системы патентов ни одна фармацевтическая фирма не сможет позволить себе разработку новых препаратов. Не будь патентов, не было бы и спора вокруг цен на лекарства от ВИЧ/СПИДа поскольку эти препараты просто не были бы изобретены.
Вину за то, что борьба с болезнями в бедных странах ведется с недостаточным размахом, следует возлагать не на фармацевтические компании. Развитые государства могли бы, например, принять решение о выплате определенной суммы за каждого ребенка, привитого от малярии, или за каждого больного, получающего лекарства от ВИЧ/СПИДа, как предлагает Джеффри Сакс.
Если предприниматели и неправительственные организации пойдут на такой шаг, у частных корпораций появятся стимулы для разработки соответствующих лекарств и вакцин. Если борьба с болезнями в третьем мире представляет собой политическую задачу, несомненно, было бы логичнее распределить расходы на эти цели между всеми, а не требовать дорогостоящих жертв исключительно от фармацевтических компаний.
К сожалению, выделение средств на политические цели неизбежно зависит от политических соображений. Нагляднее всего это подтверждает деятельность Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) ведомства ООН, финансируемого на деньги налогоплательщиков стран-участниц. Ее задача состоит в том, чтобы делать все возможное для улучшения здоровья всех людей на планете. Существует довольно простой способ решения этой задачи.
По данным самой ВОЗ, 90% людей в возрасте до 44 лет, умирающих от инфекционных заболеваний, становятся жертвами всего шести болезней, среди которых малярия, туберкулез и т.д. Каждый год от них погибает 11 миллионов человек, но жизнь этих людей можно было бы спасти. Кажется логичным, чтобы ВОЗ выступила с инициативой и начала прививать детей и бороться с этими заболеваниями. Организация в состоянии очень быстро решить одну из серьезнейших проблем современного мира если примет соответствующее решение.
Но этого не происходит: в последние годы подобная деятельность не входит в число приоритетных задач ВОЗ. Может быть, причина в нехватке средств?
Вряд ли. По оценкам самой ВОЗ, сохранение всех этих миллионов жизней стоило бы всего от 4 миллионов до 220 миллионов долларов то есть от 0,4 до 20% годового бюджета организации! В то время как дети продолжают умирать от инфекций, ВОЗ выделяет все больше средств из своего ежегодного более чем миллиардного бюджета на проведение конференций и пропагандистских кампаний за использование ремней безопасности или по борьбе с курением.
В богатых странах подобные проблемы считаются актуальными, поэтому, чтобы сохранить финансирование, бюрократы ООН должны уделять им особое внимание23.
На мой взгляд, в этом плане больше надежды на филантропов, чем на политиков. Капитализм вовсе не заставляет людей во всем стремиться к максимальной прибыли: он дает возможность распоряжаться своей собственностью, как они считают нужным, не оглядываясь на политические соображения. Владелец компании Microsoft Билл Гейтс живой символ современного капитализма тратит на борьбу с болезнями в развивающихся странах больше средств, чем все американское государство. Только с ноября 1999 по ноябрь 2000 года в рамках медицинских программ Фонда Билла и Мелинды Гейтс (его величина 23 миллиарда долларов) было выделено 1,44 миллиарда долларов на вакцинацию детей из стран третьего мира от самых распространенных заболеваний и научные исследования по изучению ВИЧ/СПИДа, малярии и туберкулеза. Эта сумма составляет четвертую часть общего объема средств, ассигнуемых промышленно развитыми странами на борьбу с болезнями в третьем мире.
Так что бедняков и больных во всем мире должно только радовать наличие у Билла Гейтса состояния, превышающего 50 миллиардов долларов. Будь в мире несколько таких Гейтсов, они, несомненно, принесли бы жителям развивающихся стран больше пользы, чем все правительства Европы и Всемирная организация здравоохранения, вместе взятые.
