Бурно М. - Страх
Природа ? всегда стихия. Ее защита нередко превращается в свою противоположность.
Все на свете диалектически противоречиво в нашем человеческом естественно-научном размышлении. Лишь мы сами сознанием-знанием-пониманием способны поправить и в себе самих несовершенство Природы. Для этого и важно знать закономерности своего, свойственного своей природе, переживания в опасности, особенности своей душевной защиты, неразрывно связанные с биологическими сдвигами в нашем организме.
Эти особенности возможно достаточно глубоко-подробно понять-прочувствовать, изучая в жизни и по книгам характеры, известные в науке душевно-телесные типы людей.
В сущности, физиономия нашей жизненной защиты, являющая себя в побеге от врага (в широчайшем смысле ? побеге порою сложно-психологическом, философском) или нападении на него (так же широко понимаемом); есть физиономия нашего типа, нашего (обычно врожденного в своей основе) сложного душевно-телесного способа существования.
Это все, конечно же, естественно-научный подход к страху, к жизни вообще. Другие известные подходы ? психоаналитический, экзистенциальный, религиозный. И еще есть подходы.
Каждый выбирает свое, созвучное своему характеру, и проникается своим пониманием Природы, Космоса, Человечества, себя самого в этой жизни, своей дорогой, своим смыслом существования во Вселенной и на Земле.
Поначалу, дабы лучше понимать себя в мире, важно хотя бы знать: страх мой (как природно-нутряной и душевный, общечеловеческий сигнал опасности) легче превращается во мне в ярость или в ужас? В ярости-гневе звучит агрессия, прибавляющая нападательные силы. В ужасе звучит-кричит капитуляция, дефензивность (пассивная оборонительность), упадок сил, опускаются бессильно руки и слабеют колени перед грубой агрессией. Ярость, как известно, работает на ином биологическом горючем, нежели страх и ужас (см.
Введение в психофизиологию Дж. Хэссета в переводе с англ. ? М.: Мир, 1981, с. 70). Можно, конечно, пытаться воспитывать в себе посильное переплавление своего страха в ярость, но Природа всегда ограничивает наши желания-возможности нашим природно-наследственным складом.
Ей нужны и несмелые ? для разнообразных духовных, чувствительных, неагрессивных дел, отношений, сохраняющих в целости Человечество. Так, не способный к полноценной волчьей ярости-агрессивности человек-олень, в отличие от человека-волка, оказывается нередко способным к творчески одухотворенной красоте мысли и переживания, нравственно соединяющей людей в их чувствах для справедливой жизни вместе.
Человеческая слабость-дефензивность имеет, таким образом, свою психологическую, философскую гармонию-силу ? как и благородная агрессивность, защищая эту слабость, земную справедливость от безнравственности.
Не только острый, но и хронический более или менее мягкий беспредметный страх, возникающий вне психологически понятной опасности, как и мучительный страх, причиненный событиями, ? серьезный повод обратиться к психотерапевту. Есть сегодня немало лекарств и психотерапевтических приемов для существенной помощи страдающим страхами.
Привожу здесь из своей практики примеры именно таких, как правило, депрессивных, страхов, с которыми необходимо обратиться за советом и помощью к психотерапевту. Это пациенты, которых лечил или только консультировал в разные годы.
И., 47 лет, женщина-юрист. То и дело усиливается, нарастает обычно беспредметная, беспричинная напряженность-угнетенность в душе.
С нею нередко уживается безразличие-равнодушие. Порою охватывает острый страх перед будущим: словно что-то ужасное может случиться в семье или на службе.
Мучает чувство острой неполноценности, неуверенности в себе, ? при том, что понимает: нет для этого оснований. Одновременно боится толпы и испытывает сильный страх перед ограниченностью помещений. Среди большого количества людей (в метро, на многолюдной площади и т. п.) делается остро страшно (до растерянности), что не выберется из этой толпы. Колотится и колет сердце, прошибает пот.
Страх охватывает ее даже тогда, когда рядом кто-то из близких, на кого можно опереться. Нет понятной зависимости от обстановки, которая могла бы побуждать к страху.
Так, нет страха, когда одна в своей маленькой комнате, но накатился ужас, когда, гуляя в парке, вдруг увидела забор (ограниченность).
Эти страхи толпы и ограниченности появились впервые в 12 лет, когда попала в тесноту заполненного людьми вагона поезда. Охватил тогда животный ужас без конкретного содержания, и в течение тридцати лет эти страхи мягко, терпимо беспокоили время от времени. В последние годы состояние ухудшилось ? сформировалась клиническая картина, описанная выше.
Последние года два трудно собраться с мыслями, стала рассеянной-забывчивой; неприятная вялость без физической усталости. Сейчас монотонно-тревожна, с застывшим беспомощным взором, без живых вопросов о своем будущем (1975 год).
И., 30 лет, медсестра. Заболела на двадцать втором году жизни, когда студенткой во время экзаменов вынуждена была подрабатывать и сильно утомлялась.
Возник тогда внезапно дикий, животный страх, что случилось что-то жуткое, небывалое, она сходит с ума, умирает, перехватило дух ? будто провалилась куда-то. Через час-другой эта острота сошла, но возникло чувство, будто ее переживания - это не ее переживания. Лишь головой понимала, что это не так.
Ходила как в полусне, в оцепенении. В голове все вертелось, и одна мысль накатывала на другую, не могла сосредоточиться. Постоянная тревожная напряженность, раздражительность с дрожанием рук, сменяющиеся тягостным тоскливым безразличием. Среди всего этого уже девять лет время от времени возникают знакомые страхи с привкусом дикого, животного, с чувством, что внутри все течет, горит, ? но страхи эти уже не такие острые.
В последние месяцы появились навязчивые страхи высоты, при том что студенткой отважно занималась в парашютной секции. Боится сойти с ума и боится покончить с собой (для нее это просто сделать, потому что жить стало невмоготу).
С однотонным страданием рассказывает об этом (1990 год).
И., 31 г., программист. Заболела в возрасте двадцати двух лет ? утром ни с того, ни с сего сделалось дурно в метро, необычно гулко заколотилось сердце, стал душить ком в горле, не хватало воздуха, задыхалась, открылся острый беспредметный дикий страх, какого никогда прежде не было.
Через час-другой стало легче, но в тот же день, к вечеру, на несколько часов снова сделалось очень плохо в том же духе: острый страх, и все не хватало воздуха, хотя и вдыхала в легкие воздух из сада, открыв окно, полной грудью. С тех пор эти расстройства в смягченном, притупленном виде возвращались и возвращались.
Кое-как отвлекалась от них. В 23 года вышла замуж, через год забеременела. На седьмом месяце беременности возник знакомый, почти такой же сильный приступ, с которого 2 года назад все начачось. Все вскоре опять улеглось.
Но когда еще через 3 года забеременела вторым ребенком, уже в первый месяц беременности смягченные прежде болезненные расстройства обострились, стали сгущаться-углубляться. С тех пор уже эта обостренность не проходит: удушье, сердцебиения-перебои (сидишь-сидишь ? и вдруг стукнет).
Все это проникнуто страхом, чаще беспредметным. Занята теперь только здоровьем, забыла мужа, детей.
Уже полгода нет близких отношений с мужем: как полутруп, все боюсь, где вдруг стукнет, где шарахнет, куда тогда бежать. Принесла на консультацию ворох заключений специалистов о том, что все эти ее расстройства ? нервные (1991 год).
В., 17 лет, студентка техникума. Два года назад летом в очереди за огурцами возникла вдруг необычная слабость, заломило затылок, и как-то в глазах все стало сливаться, появился какой-то желтый фон.
Все это было проникнуто необычным острым страхом-ужасом какой-то катастрофы. Продолжалось расстройство минут двадцать и прошло.
Через год, также без понятных причин, вдруг сильно заболел затылок, начало трясти, замерло и тут же заколотилось сердце, охватил знакомый катастрофальный страх-ужас. Приступ этот продолжался минут сорок, и после него уже здоровой себя не чувствовала в тревожном ожидании новых приступов. Приступы приходили каждодневно, в уже смягченном, размытом виде; расплылись постепенно в постоянную душевную тревожную напряженность с непонятным, тягостным ожиданием беды. В глазах расплывается.
В транспорте все еще хуже. Застывше-однотонная, тревожно-напряженная страдалица (1993 год).
